logosjournal.rulogosjournal.ru/arch/80/logos-80.pdfEDITOR-IN-CHIEF Valery Anashvili EDITORS: Michail...

Том 25

#2 (104)

2015

Издательство

Института

Гайдара

Москва

EDITOR-IN-CHIEF Valery Anashvili

EDITORS: Michail Maiatsky (Digital Humanities) и Igor Chubarov (Medientheorie)

EDITORIAL BOARD: Alexander Bikbov, Vyacheslav Danilov, Dmitriy Kralechkin, Vitaly Kurennoy (science editor), Inna Kushnaryova, Michail Maiatsky, Yakov Okhonko (executive secretary), Alexander Pavlov, Artem Smirnov, Rouslan Khestanov, Igor Chubarov

EDITORIAL COUNCIL : Petar Bojanić (Belgrade), Georgi Derluguian (New York, Abu-Dhabi), Boris Groys (New York), Gasan Guseynov (Basel), Klaus Held (Wuppertal), Leonid Ionin (Moscow), Boris Kapustin (New Haven), Vladimir Mau (Council Chair, Moscow), Christian Möckel (Berlin), Victor Molchanov (Moscow), Frithjof Rodi (Bochum), Blair Ruble (Washington), Sergey Sinelnikov-Murylev (Moscow), Maxim Viktorov (Moscow), Mikhail Yampolsky (New York), Slavoj Žižek (Lublyana), Sergey Zuev (Moscow)

Executive editor Elena Popova Design and layout Sergey Zinoviev Cover and artwork Vlad Yurashko Editor Artem Morozov Proofreader Lyubov Agadulina

Project manager Kirill Martynov Website editor Egor Sokolov English language editor Olga Zeveleva

E-mail: [email protected] Website: http://www.logosjournal.ru Facebook: https://www.facebook.com/logosjournal Twitter: https://twitter.com/logos_journal

Certificate of registration ПИ № ФС77–46739 of 23.09.2011 Subscription number in the unified catalogue “Pressa Rossii” — 44761

ISSN 0869-5377

All published materials passed review and expert selection procedure

© Gaidar Institute Press, 2015 http://www.iep.ru/

Print run 500 copies

LOGOS. Volume 25, # 2 (104) 2015Philosophical and Literary JournalPUBLISHED S INCE 1991, FREQUENCY—SIX ISSUES PER YEAR

ESTABL ISHER—GAIDAR INST ITUTE FOR ECONOMIC POL ICY

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР Валерий Анашвили

РЕДАКТОРЫ-СОСТАВИТЕЛИ НОМЕРА : Михаил Маяцкий (Digital Humanities), Игорь Чубаров (Medientheorie)

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ : Александр Бикбов, Вячеслав Данилов, Дмитрий Кралечкин, Виталий Куренной (научный редактор), Инна Кушнарева, Михаил Маяцкий, Яков Охонько (ответственный секретарь), Александр Павлов, Артем Смирнов, Руслан Хестанов, Игорь Чубаров

РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ : Петар Боянич (Белград), Максим Викторов (Москва), Борис Гройс (Нью-Йорк), Гасан Гусейнов (Базель), Георгий Дерлугьян (Нью-Йорк, Абу-Даби), Славой Жижек (Любляна), Сергей Зуев (Москва), Леонид Ионин (Москва), Борис Капустин (Нью-Хейвен), Владимир Мау (председатель совета, Москва), Кристиан Меккель (Берлин), Виктор Молчанов (Москва), Фритьоф Роди (Бохум), Блэр Рубл (Вашингтон), Сергей Синельников-Мурылев (Москва), Клаус Хельд (Вупперталь), Михаил Ямпольский (Нью-Йорк)

Выпускающий редактор Елена Попова Дизайн и верстка Сергей Зиновьев Художник Влад Юрашко Редактор Артем Морозов Корректор Любовь Агадулина

Руководитель проектов Кирилл Мартынов Редактор сайта Егор Соколов Редактор английских текстов Ольга Зевелева

E-mail редакции: logosjournal@gmx. com Сайт: http: // www.logosjournal.ru Facebook: https://www.facebook.com/logosjournal Twitter: https://twitter.com/logos_journal

Свидетельство о регистрации ПИ № ФС77–46739 от 23.09.2011 Подписной индекс в Объединенном каталоге «Пресса России» — 44761

ISSN 0869-5377

Публикуемые материалы прошли процедуру рецензирования и экспертного отбора

© Издательство Института Гайдара, 2015 http://www.iep.ru/

Отпечатано в филиале «Чеховский печатный двор» ОАО «Первая образцовая типография». 142300, Московская обл., г. Чехов, ул. Полиграфистов, 1. Тираж 500 экз.

ЛОГОС. Том 25, # 2 (104) 2015Философско-литературный журналИЗДАЕТСЯ С 1991 ГОДА, ВЫХОДИТ 6 РАЗ В ГОД

УЧРЕДИТЕЛЬ — ФОНД «ИНСТИТУТ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ

ИМ. Е. Т. ГАЙДАРА»

i v L O G O S . v O L U M E 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Contents

1 Kirill Martynov. Era of Writers: Text and Writing in New Media

D I G I TA L H U M A N I T I E S

12 God Loves Digits

14 A Conversation with Igor Pilshchikov. Digital Humanities: is This Something New, Or Have We Been Doing it All Along?

37 Susan Hockey. The History of Humanities Computing

66 Lev Manovich. Media visualization: visual Techniques for Exploring Large Media Collections

M E D I E N T H E O R I E

92 Media, Media Science and Media Philosophy

106 Max Bense. Spiritual Man and Technology

122 Igor Chubarov. Machine Anthropology: a Belated Manifesto

142 Hans Magnus Enzensberger. Building Blocks for a Theory of the Media

162 Norbert Bolz. Your inside is Out, Your Outside is in: a Mythic World of Electronic Media

173 Friedrich Kittler. Media of Philosophy / Philosophy of Media

189 Lev Manovich. How to Follow Software Users

I N T E L L E C T U A L B I O G RA P H I E S

219 A Conversation with Renata Salecl. The Future isn’t Too Rosy

C R I T I C S

224 Alexey Appolonov. Heidegger’s Unexpected Journey in Russia

232 Artem Rondarev. Dissolving in Everyday Life

237 Vyacheslav Danilov. Out of Frame

243 Tamara Kusimova. inventing the Body: Between Sensuality and Pathology

249 Andrey Lazarev. Yesterday’s Lessons

Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5 v

Содержание

1 Кирилл Мартынов. Век писателей: текст и письмо в новых медиа

D I G I TA L H U M A N I T I E S

12 От редакции. Бог цифру любит

14 Беседа с Игорем Пильщиковым. Digital Humanities — это что-то новое или мы уже давно этим занимаемся?

37 Сьюзан Хоки. История гуманитарного компьютинга

66 Лев Манович. Визуализация медиа: техники изучения больших медиаколлекций

M E D I E N T H E O R I E

92 От редакции. Медиа, медианаука и философия медиа

106 Макс Бензе. Духовный человек и техника

122 Игорь Чубаров. Машинная антропология. Запоздалый манифест

142 Ханс Магнус Энценсбергер. Строительный материал для теории медиа

162 Норберт Больц. Ваше внутреннее вовне и ваше внешнее внутри: мифический мир электронных медиа

173 Фридрих Киттлер. Медиа философии / философия медиа

189 Лев Манович. Как следовать за пользователями программ?

И Н ТЕ ЛЛ Е К Т УА Л Ь Н Ы Е Б И О ГРАФ И И

219 Беседа с Ренатой Салецл. «Будущее не слишком радужно»

К РИ ТИ К А

224 Алексей Апполонов. Неожиданные приключения Хайдеггера в России (Александр Дугин. Мартин Хайдеггер…)

232 Артем Рондарев. Растворение в повседневности (Франко Моретти. Буржуа)

237 Вячеслав Данилов. Out of Frame (Harvey Molotch. Against Security)

243 Тамара Кусимова. Изобретение тела: между чувственностью и патологией (История тела. Т. 2.)

249 Андрей Лазарев. Вчерашние уроки (Jared Diamond. The World Until Yesterday)

Объединенный каталог «Пресса России»

4 4 7 6 1В отделениях связи «Почта России»

ПодПисной индекс

К И Р И Л Л М а Р Т ы Н О В 1

Век писателей: текст и письмо

в новых медиаКирилл Мартынов

Кандидат философских наук, доцент школы философии факультета гуманитарных наук Национального исследовательского уни-верситета «Высшая школа экономики». адрес: 105066, Москва, ул. Старая Басманная, 21/4. E-mail: [email protected].

Ключевые слова: письмо; новые медиа; Маршалл Маклюэн; книгопечатание; Иоганн Гутенберг; автор; текст.

XX век постоянно думал о буду-щем. Поэты, политики и ученые без устали обсуждали образы но-вого мира. Большинство из этих прогнозов, как нам известно се-годня, не сбылись. После оконча-ния холодной войны человечество в целом перестало интересовать-ся покорением космоса. У нас все еще нет лекарства от насморка и, что самое обидное, летающих автомобилей. С другой стороны, человечество создало интернет и невероятно мощные мобильные вычислительные системы. Сцена-рий будущего, воплощенный сего-дня в жизнь, тоже не предсказал почти никто. В середине про-шлого столетия, судя по текстам Хайнлайна или Брэдбери, люди думали, что в полет на космиче-

000052897900000014392400040000116800280000196400013500007300153800007500824148000900825792000600751985340000469501620000621599782100008659185100002372202007000097658001000016864007860000608007110000899002636400008008296900009003221414000000832693000068836524421426475684994184333596988866465345747197109600991242828208292153446489417595254712620220713952273054299605653296027329198749129445567869536851841368029758919332035139058443883061335679799431946136788407922484141530411648915938838879318147321813558669494772119325368894562952744607121464262359593887806853964521717260531906184882709744128817961426151279618704753454703206807693723417322653136215872551172683854374584264584077670916461620988923699118859119498970939209934164721821464242591813

2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ском корабле к другим звездным системам мы возьмем с собой бумажные книги и пластинки. Компьютеры же останутся доро-гими и сложными устройствами, владеть которыми будут госу-дарства, а обслуживать — лишь профессионалы. Можно спорить о том, что считать более «футуристичным»: несостоявшуюся прогулку по Марсу или айфон со всеми знаниями человечества в кармане подростка. Ясно только, что, согласно любимой цита-те великого Джорджа Карлина, будущее уже не то, что прежде1.

Одним из пророков XX века был Маршалл Маклюэн. В 1960-е он сделал несколько важных предсказаний относительно при-роды и динамики медиа. Его работы до сих пор являются обяза-тельным чтением для всех, кто изучает медиатеорию (а среди современных студентов таких много — это могут быть и жур-налисты, и экономисты, и будущие IT-специалисты). Более того, некоторые его мысли стали сегодня общим местом, при-знаком стандартного здравого смысла. Можно не читать Мак-люэна, но быть его единомышленником. В первую очередь это касается его оценок будущего письменности и чтения. Маклю-

1. См.: Карлин Дж. Будущее уже не то, что прежде. М.: Альпина нон-фикшн, 2015.

В статье рассматриваются вопросы, связанные с практиками письма в но-вых медиа. Утверждается, что тексто-вая культура вопреки предсказаниям теоретиков XX века не только не уми-рает, но и, напротив, переживает но-вый расцвет, связанный с переходом от потребления контента по моде-ли массмедиа к практикам письма в интернете. Век писателей — это де-сятилетие цифровых социальных се-тей, в ходе которых человечество писало много больше, чем в любую из предыдущих эпох. Письмо переста-ло быть уделом узких групп профес-сионалов и превратилось в обычный бытовой навык для всех социальных групп, причем в авангарде новой куль-туры письма идут подростки. Школь-ное образование до сих пор не смогло уловить эту тенденцию, и официаль-ная культура никак не связывает тек-

стовые сообщения, которые пишут подростки, с большой литературной традицией как предметом педагогики. В целом консервативный фон культу-ры предполагает, что писателем может выступать лишь фигура, издающаяся в централизованной профессиональ-ной печати, хотя фактическая фигура писателя сегодня представляет собой просто пользователя сети. Смысл поня-тия «графоман» полностью утерян. При этом письмо в новых медиа является не столько инновацией, сколько пре-одолением наследия эпохи массмедиа и возвращением к модели циркуля-ции текстов, известной до изобретения книгопечатания. Центральный тезис статьи состоит в том, что текст остается ключевым форматом медиа будущего: он пригоден для быстрой коммуника-ции и анонимных сообщений. автор не умер, он переехал на Facebook.


эн считал, что вторая половина XX века стала концом эпохи Гутенберга с ее поклонением печатному тексту. На смену тек-сту идут, по его мысли, аудиовизуальные комплексы: звукоза-пись, радио, кино, телевидение. Маклюэн пропагандировал идею (и в этом был как раз подлинным новатором), согласно кото-рой формат медиа не является нейтральным для его содержа-ния. Те смыслы, которые доминировали в мире печатного тек-ста, уходят на второй план в мире визуальных образов. Разного рода алармизм вокруг того, что современные подростки буд-то бы не умеют читать, а планета заражена клиповым мышле-нием и обречена на бескультурье и деградацию, связан как раз с ассимиляцией маклюэновских текстов в массовой культуре.

Маклюэн умер в 1980 году, не дожив трех лет до появления протокола передачи данных TCP/IP, который по сей день оста-ется основным технологическим стандартом интернета. Было бы любопытно посмотреть на реакцию этого культуролога, которо-му показали бы сначала экспоненциальный рост текстовых веб-страниц и форумов, а затем триумф социальных сетей, в первую очередь Twitter, в котором первоначально не было ничего, кроме 140 печатных знаков, то есть текста и только текста.

Другие формы информации, конечно, представлены в интер-нете очень широко — есть социальные сети, в которых домини-руют изображения и видео. Однако в силу ряда причин именно текст по-прежнему остается фундаментом наших новых ме-диа. Сначала это было связано с низкой скоростью работы ран-него интернета. Теперь причиной становится экономичность в создании и потреблении текста. Писать его быстрее, чем сни-мать и редактировать видео, а читать с небольшого карманного устройства удобнее, чем смотреть ролики. Текст оказывается бо-лее универсальной формой передачи информации по сравнению со всеми известными альтернативами. И он имеет все шансы пе-режить эпоху Гутенберга, что, собственно, и произошло на на-ших глазах. Именно текст останется доминирующим медиа бу-дущего, только текст совершенно непривычный нам, выросшим в культуре централизованной печати.

В 2013 году американские подростки отправляли в среднем 2022 текстовых сообщения в месяц, то есть по 67 сообщений еже-дневно2. В эту статистику включены как SMS, так и тексты в со-циальных сетях. Изменения в нашей медийной культуре произо-

2. См. URL: http://www.experian.com/marketing-services/2013-digital-mar-keter-report.html? WT.srch=PR_EMS_DMReport_020813_DMReport.

4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

шли, но оказались совсем не маклюэновскими. Главная револю-ция состоит в том, что мы теперь не только читатели, но и авторы текстов (а также, во вторую очередь, фотографий, фильмов и подкастов). Мы не только знакомимся с публикациями авто-ров, но и ежедневно сами публикуем информацию. Многие из нас могли бы издавать ежегодно несколько книг с собственными ком-ментариями, написанными в интернете (правда, вне своего кон-текста такие заметки, как правило полемические и эмоциональ-ные, мало кому могут быть интересны). Тексты быстро устаре-вают, их объем сокращается до минимума, но они и не думают сходить со сцены. Автор не умер, он просто переехал в Facebook.

Маклюэн и его последователи мыслили в рамках старой моде-ли распространения текстов, характерной для массмедиа. Автор отдает свою рукопись издателю, и тот, если сочтет ее пригодной для печати, включает текст в систему распространения. Выстраи-вается цепочка профессиональных посредников, начиная от ре-дакторов и заканчивая книгопродавцами. Читатель и автор — со-вершенно разные лица, поскольку большинство читателей ни-чего не пишут. Эта же модель была вновь воплощена в великих медиа XX века — радио и телевидении. По мысли социолога Нор-берта Больца, массмедиа порождают небывалое прежде социаль-ное расслоение: несколько десятилетий назад люди поделились на тех, кого показывают в телевизоре, и тех, кто смотрит на них3. Это разделение сохраняется и сегодня, но наша нынешняя ситуа-ция позволяет любому публиковать какой угодно контент (в пер-вую очередь текст) в интернете, минуя всех посредников. Пер-вые десятилетия XXI столетия стали в подлинном смысле эпохой писателей. Осознать это довольно трудно, ведь под писателя-ми мы до сих пор понимаем фигуры, созданные книгопечатани-ем как медиа и индустрией, а не тех, кто фактически что-то пи-шет. Том Стэндидж, автор книги «Писать на стене: первые 2000 лет социальных медиа»4, предлагает в этой связи обратиться к ис-тории. Что будет, если мы сравним нынешнюю интернет-культу-ру не с событиями последних столетий (эрой Гутенберга), но со всей остальной историей цивилизованного человечества? Тогда мы выясним, что письмо без редакторов было скорее правилом, чем исключением. Цивилизация — это прежде всего прямой об-мен и циркуляция рукописных текстов без посредничества масс-

3. См.: Больц Н. Азбука медиа. М.: Европа, 2011. 4. См.: Standage T. Writing on the Wall. Social Media — The First 2000 Years.

N.Y.: Bloomsbury, 2013.


медиа. В контексте римского мира это верно в отношении, напри-мер, писем Цицерона, христианство началось с посланий апостола Павла, а современный мир — с тезисов Лютера. И даже позднее, когда печатный пресс уже был изобретен, многие ключевые идеи распространялись по модели социальных сетей, а не централи-зованной печати. Типичный пример тут — культура памфлетов в эпоху, предшествующую Американской революции5. Во второй половине XVIII века на территории тринадцати колоний были напечатаны тысячи политических текстов, авторами которых были не профессиональные писатели, но юристы, врачи и ферме-ры. Некоторые из памфлетистов оказались в итоге авторами аме-риканской Конституции. Третий президент США, Томас Джеф-ферсон, вообще считал, что полная демократия возможна в том случае, когда у каждого человека есть печатный пресс. Его мечта в определенном смысле сбылась. Правда, всех политических по-следствий этого события мы пока не понимаем и склонны их либо недооценивать, либо, напротив, преувеличивать.

По подсчетам канадского IT-журналиста Клайва Томпсона, человечество сегодня каждый день отправляет 154 миллиарда электронных писем, пишет более 500 миллионов твитов и бо-лее 1 миллиона постов в блогах только на платформе Wordpress6. В Facebook ежедневно появляется более 16 миллиардов слов. Это касается только западных стран, а в Китае параллельно идет своя жизнь: здесь только на местном аналоге Twitter под названием Sina Weibo 100 миллионов обновлений ежедневно. Аналогичные потоки слов генерируют российские социальные сети, такие как «ВКонтакте» или «Одноклассники».

Как оценить такое количество текста в привычных нам еди-ницах классической книжной культуры? Очень грубо можно сказать, что только электронные письма и статусы в социальных сетях без учета блогов и текстовых сообщений дают нам при-мерно 3,6 миллиарда слов ежедневно, что эквивалентно пример-но 36 миллионам томов бумажных книг. Для сравнения: фонды Российской государственной библиотеки насчитывают 18 мил-лионов книг. Разумеется, можно заявить, что бо`льшая часть всего этого объема информации не представляет собой никакой

5. Об этом см., напр., классическое исследование Бернарда Бейлина «Идео-логические истоки Американской революции» (М.: Новое издательство, 2010).

6. См.: Clive Thompson: «A frothing Niagara of words» // National Post. 27.11.2013. URL http://news.nationalpost.com/full-comment/clive-thomp-son-a-frothing-niagara-of-words.

6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ценности. Однако то же верно и в отношении текстов, прошед-ших через редактуру и издательства.

Социальные сети в любом случае лишь один из аспектов на-ступающего века писателей. Есть, скажем, сверхпопулярная и малоизученная история о фанфиках — поражающем воображе-нии массиве текстов, которые создаются пользователями интер-нета по мотивам произведений массовой культуры — от «Игры престолов» до «Анны Карениной». Тот же Клайв Томпсон утвер-ждает, что 325 миллионов слов написано, например, о «Голодных играх», причем каждая история насчитывает в среднем около 14 тысяч слов. 26 тысяч полноценных повестей написано поль-зователями по мотивам «Звездных войн» и 1700 — по мотивам пьес Шекспира. Все это, в свою очередь, комментируется и обсу-ждается, как и популярные телешоу или видео на Youtube. Фан-фики порождают комментарии и фанфики-ответы. Некоторые из последних получают двусмысленный статус. По сути, это са-мостоятельные книги, у которых могут быть сотни тысяч чи-тателей, но которые не могут быть изданы из-за ограничений, связанных с авторскими правами на героев и сюжетные линии. Самый яркий пример — текст «Гарри Поттер и методы рацио-нального мышления», написанный американским специалистом по искусственному интеллекту Элиезером Юдковским7.

До появления интернета большинство окончивших школу не писали ради удовольствия или частного интеллектуального поиска. Авторов такого рода презрительно называли графомана-ми — термин, значение которого в мире Facebook вызывает мно-жество вопросов. До некоторой степени эта проблема оставалась без внимания, ведь мир, в котором никто не пишет, было труднее себе представить именно тем, чья повседневность связана с ана-лизом состояния общества, а работа — с письмом: ученым-социо-логам, философам и журналистам. Для них акт письма и про-цесс оттачивания идей кажутся единым целом, а такое объеди-нение — чем-то само собой разумеющимся. Однако до середины 1990-х годов для обычного человека это было не так. Единствен-ным исключением были белые воротнички, работа которых в те-чение XX века требовала написания все большего количества отчетов. Но самовыражение через текст за пределами рабочего места было чрезвычайно редким явлением. У обычного челове-ка просто не было шансов быть опубликованным и услышанным.

7. См.: Юдковский Э. Гарри Поттер и методы рационального мышления. URL: http://hpmor.ru/.


Сейчас часто ностальгируют о золотом времени, когда люди писали друг другу «настоящие», бумажные письма. Нам кажет-ся, что раньше люди делали это регулярно и гораздо душев-нее, чем сегодня. На самом деле особых причин для ностальгии нет. Даже в викторианской Англии на пике эпистолярной куль-туры каждый житель страны получал в лучшем случае одно письмо в две недели. И даже эту скромную цифру необходимо разбавить многочисленными формальными сообщениями вро-де писем от банков «вы должны нам денег». В США количество писем резко увеличилось после 1845 года, когда услуги почты стали дешевле и доступнее, а переселенцы на Запад остро ну-ждались в коммуникации. Дешевое почтовое сообщение стало мощным фактором, влияющим на стремление людей к самовы-ражению на письме, — так же как сейчас возможность публико-ваться в сети. И все же вовлечен в этот процесс был лишь узкий слой корреспондентов. По нынешним стандартам объем созда-ваемого людьми текста в течение XIX века был очень малень-ким. В книге «Почтовый век» историк Дэвид Хенкин утвержда-ет, что к 1860 году житель США отправлял в среднем лишь 5,15 письма в год8. Для своего времени это был пример активной пе-реписки, тогда как сегодня мы, скорее, сочтем нормой пять пи-сем, отправленных за день. Для Хенкина как исследователя это, среди прочего, связано с некоторым беспокойством о будущем науки, которой от нашей нынешней эпохи достанутся прямо-та-ки океаны текстов о повседневной жизни людей.

В эпоху массмедиа школьное образование во всем мире, включая Россию, ориентировалось скорее на чтение, чем на письмо. Даже несмотря на практику составления сочинений, быть грамотным означает прочитать те или иные произведения, но не написать определенное количество текстов. Исследова-ний, посвященных этой проблеме на русском языке, по-видимо-му, не существует, так что говорить вновь придется о США. Ис-торик английского языка Дэбора Брандт, изучающая культуру письма, характерную для 1980–1990-х годов, указывает на лю-бопытный момент в воспитании детей9. Родители, всеми силами пытавшиеся убедить своих детей в необходимости много читать, чрезвычайно редко заботились о том, чтобы дети регулярно со-

8. См.: Henkin D. M. The Postal Age: The Emergence of Modern Communi-cations in Nineteenth-Century America. Chicago: University of Chicago Press, 2007.

9. См.: Brandt D. The Rise of Writing. Cambridge: Cambridge University Press, 2014.

8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ставляли тексты. Это легко понять, ведь в эпоху до интернета навык письма чаще всего никак не соотносился с повседневной жизнью. Чтение, напротив, представляет собой ежедневный на-вык, который критически важен для осмысления мира. Кроме того, за чтением великих литературных произведений призна-ется моральное значение. Мы все привыкли считать, что, читая, люди становятся лучше.

Интернет положил конец асимметрии чтения и письма. Сего-дня мы живем в цивилизации, которая пишет для удовольствия. Частично расцвет этой культуры отразился на рабочих местах. Вечно переполненные почтовые ящики современных менедже-ров тому свидетельством. Но мы также пишем о вещах, которые нам просто нравятся: о наших увлечениях, о друзьях, искусстве, новостях, спорте и последнем эпизоде любимого сериала. Чте-ние и письмо теперь тесно связаны друг с другом. Люди чита-ют для того, чтобы создавать новые тексты. Мы научились чи-тать с позиции писателя, и мы пишем, обращаясь к другим пи-шущим людям. Возможно, ярче всего это можно наблюдать в том самом еще малоизученном мире фанфиков, где понятия писате-ля и аудитории практически совпадают. Тот факт, что чтение ме-няет наш способ мышления, общеизвестен. Оно не только разви-вает воображение, но и помогает прояснить наши собственные идеи и образы, сравнивая их с прочитанным. Что в этом смыс-ле дает нам письмо? В первую очередь оно делает нашу культу-ру более демократичной и «горизонтальной». В частности, микро-блогинг привел к появлению огромного числа новых публичных авторов, сделав краткость высказывания преимуществом и не-обходимым условием. Позволив людям писать лишь 140 знаков за один раз, Twitter снял с нас проклятие «чистого листа». Любой может придумать как минимум один твит. Facebook спровоциро-вал поток текстов, предоставив людям возможность обращаться к аудитории своих знакомых. Текстовые сообщения предложили более удобную модель общения по сравнению с голосовыми звон-ками (не говоря о дешевизне): они создают асинхронные паузы для того, чтобы собраться с мыслями или дождаться возможно-сти поговорить по телефону вдали от ушей и глаз начальства.

Стэнфордский профессор Андреа Лунсфорд в своей книге «Повседневный писатель» анализирует практики письма, ха-рактерные для различных социальных групп в современных США10. Если вы переживаете из-за того, что современная мо-

10. См.: Lunsford A. S. The Everyday Writer. Boston: Bedford/St.Martin’s, 2007.


лодежь не умеет писать, ее работа может вас несколько успо-коить. В частности, Лунсфорд изучала, как часто американ-ские студенты-первокурсники делали орфографические ошибки в сочинениях за последние 100 лет. Она обнаружила, что это ко-личество остается стабильным. Более того, современные сочи-нения примерно в шесть раз длиннее и имеют более сложную структуру. Авторы студенческих сочинений первых десятиле-тий XX века часто писали эссе по заранее заготовленным те-мам вроде описания «весенних цветов» (российский аналог — «Грачи прилетели»). Начиная с 1980-х годов студенты все чаще обращаются к личным историям. Их современные ровесники, по данным Лунсфорд, стремятся к тому, чтобы представить не-который аргумент и свидетельства, которые могли бы его под-твердить, то есть выполняют более сложную задачу. Что каса-ется сокращений, характерных для интернет-сленга, вроде LOL, то их следов в студенческих эссе почти нет. Другие исследова-ния подтверждают слова Лунсфорд11. Анализ 1,5 миллиона слов подростков из сервисов обмена текстовыми сообщениями пока-зал, что только 3% из них являются сленговыми сокращениями. Многих раздражает письменный английский, который исполь-зуют подростки, но в действительности все не так уж страшно: например, u вместо you используется американскими тиней-джерами лишь в 8,6% случаев. Кроме того, есть исследования, которые показывают, что подростки, которые пишут много тек-стовых сообщений, в целом несколько лучше знают граммати-ку. Похоже, самое страшное, чем грозит нам развитие культу-ры текстовых сообщений, — это усиление уже существовавшей тенденции к тому, чтобы делать официальные тексты, такие как вступительное сочинение на экзамене или годовой отчет фир-мы, менее формальными.

Лунсфорд считает, что мы переживаем революцию в обла-сти грамотности, небывалую со времен Античности. Устное зна-ние в эпоху древних греков формулировалось лицом к лицу, в дебатах с другими людьми. Нынешняя культура онлайн-пись-ма напоминает смешение этой устной традиции с моделью Гу-тенберга. Мы можем более точно формулировать наши мысли на письме, но это происходит в контексте, близком к разгово-ру лицом к лицу, в диалоге. Аудитория реагирует на наши сло-ва немедленно, как только появляется очередной пост, — она со-

11. См.: Tagliamonte S. A., Denis D. Linguistic Ruin? LOL! Instant Messaging and Teen Language // American Speech. 2008. Vol. 83. № 1. P. 3–34.

1 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

глашается, спорит, впадает в истерику или угрожает. Возможно, главное наблюдение здесь может состоять в том, что новая куль-тура публичного мышления динамична, ориентирована на про-цесс и не сводится к набору медийных «атомов» — книг, телепе-редач или заголовков, как это было прежде. Газета публикует статью, ваш френд ссылается на нее в Facebook, а знакомый бло-гер отвечает критическим постом. Все это интересно, но реаль-ная дискуссия часто разворачивается в комментариях к мате-риалам: автор и читатели меняются местами.

Еще один момент связан с тем, что текст, кажется, остает-ся последним пристанищем мечты об анонимности в интернете. Если вы пишите, пользуясь всеми возможными предосторож-ностями вроде сети Tor, сервисов VPN (Virtual Private Network) и системы шифрования PGP (Pretty Good Privacy), вычислить вас очень трудно и дорого. Видео, аудио или даже изображе-ние, выложенное в сеть, скажет о вас намного больше, особенно если за дело возьмутся специалисты. Впрочем, речь совершен-но не обязательно должна идти о слежке со стороны государ-ственных органов. Адепты цензуры по всему миру связывают свои надежды с различными формами самоограничения, накла-дываемыми на пользователей сети по социальным, партийным и корпоративным мотивам. Вы не можете себе позволить слиш-ком многого в своих аккаунтах в социальных сетях, поскольку об этом станет известно как вашим нынешним, так и будущим работодателям, политическим союзникам и сексуальным парт-нерам. На этом феномене уже пытаются сделать деньги соци-альные сети нового типа, которые продают своим пользовате-лям анонимность высказывания. В 2014 году, например, взошла (и быстро закатилась) звезда социальной сети Secret, построен-ной именно на этом принципе. Тенденция очевидна: анонимность в интернете становится товаром, и именно текст будет той упа-ковкой, в которой он будет продаваться.

Интернет мог бы существовать без видео, без звуков и даже без изображений. До сих пор мы видим сеть именно такой, если пользуемся дорогим и нестабильным соединением где-нибудь вдалеке от цивилизации. Но попробуйте открыть страницу, от-фильтровав на ней все символы и буквы, и вы увидите, что без текста мы слепы. Текст действительно освободился от оков Гу-тенберга, он сжат до минимума, однако в ближайшие десятиле-тия люди продолжат, как никогда прежде, много читать и пи-сать. И это очень хорошая новость для нас, людей книги.

К И Р И Л Л М а Р Т ы Н О В 1 1

Era of Writers: Text and Writing in New Media

Kirill Martynov. PhD in Philosophy, Asso-ciate Professor at the School of Philoso-phy of the Faculty of Humanities of the National Research University—Higher School of Economics. Address: 21/4 Staraya Basmannaya str., 105066 Moscow, Russia. E-mail: [email protected].

Keywords: writing, new media, Marshall McLuhan, printing press, Johannes Gutenberg, author, text.

This paper discusses issues related to the practice of writing in new media. Despite predictions made by 20th cen-tury thinkers, text culture is not dying. Rather, it is experiencing a renaissance associated with the transition from con-tent consumption in mass media to the practice of writing on the internet. The age of writers is a decade of digital social networks, during which mankind has pro-duced much more writing than in any of the previous eras. Writing is no longer the skill of a small group of professionals. it has become a regular everyday skill for

all social classes, and teenager stand as the vanguard of the new culture of writ-ing. School education has still not caught up with this trend, and official culture has failed to link texts teenagers produce with the great literary tradition in peda-gogic efforts. in general, a conservative cultural atmosphere creates a situation where that the writer may only be the per-son who has published in the centralized professional press, although the real fig-ure of the writer today is simply a social network user. The meaning of “grapho-maniac” has gotten completely lost. Writ-ing in new media is not so much an innovation as it is the overcoming of a legacy from an era of mass media, and a return to the text circulation model known before the invention of printing. The central thesis of this article is that the text remains a key aspect of the future of media as suitable for fast com-munication and anonymous messages. The author is not dead—the author has moved to Facebook.

References

Bailyn B. Ideologicheskie istoki Ameri-kanskoi revoliutsii [The ideological Ori-gins of the American Revolution], Mos-cow, Novoe izdatel’stvo, 2010.

Bolz N. Azbuka media [Das der Medien], Moscow, Europe, 2011.

Brandt D. The Rise of Writing, Cambridge, Cambridge University Press, 2014.

Carlin G. Budushchee uzhe ne to, chto prezhde [The Future isn’t What it Used to Be], Moscow, Al’pina non-fikshn, 2015.

Clive Thompson: “A frothing Niagara of words”. National Post, November 27, 2013. Available at: http://news. nationalpost.com/full-comment/clive- thompson-a-frothing-niagara-of-words.

Henkin D. M. The Postal Age: The Emer-gence of Modern Communications in Nineteenth-Century America, Chicago, University of Chicago Press, 2007.

Lunsford A. S. The Everyday Writer, Bos-ton, Bedford/St.Martin’s, 2007.

Standage T. Writing on the Wall. Social Media — The First 2000 Years, New York, Bloomsbury, 2013.

Tagliamonte S. A., Denis D. Lingvistic Ruin?! instant Messaging and Teen Language. American Speech, 2008, vol. 83, no. 1, pp. 3–34.

Yudkowsky E. Garri Potter i metody rat-sional’nogo myshleniia [Harry Potter and the Methods of Rationality]. Avail-able at: http://hpmor.ru/.

1 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Бог цифру любит

Автор вынесенных в эпиграф слов, итальянский иезуит Робер-то Буза (1913–2011), подсчитал, что лексический каталог на карточ-ках Index Thomisticus, Индекса к трудам Фомы Аквинского, к ра-боте над которым он приступил в 1949 году, будет весить 500 тонн. Тогда он параллельно стал осваи-вать появляющиеся средства за-писи и машинной обработки (и до-жил до айфона!), сумев уже тогда убедить руководство IBM поддер-жать свой проект. Поэтому он смог оставить результат своих (и асси-стентов) трудов в виде не только 56 томов, но и одного CD-ROM’a, а сам вошел в историю как один из основателей цифровой гумани-таристики.

Начало новой эры заметили не все и не сразу. В лингвистике или археологии запрос на примене-ние информатики витал в воздухе, когда никаких адекватных этому средств еще не было. В других от-раслях гуманитарного знания при-

813558И0ТОГДА0БОГ0В0СВОЕЙ 745БЕЗГРАНИЧНОЙ0БЛАГОДАТИ 2ПОДВЕЛ0ЧЕЛОВЕКА0К0ИЗОБРЕ- ТЕНИЮ0МАГНИТОФОННОЙ0ЛЕНТЫ. 05429960560532960279477217806853964853РОБЕРТО0БУЗА 688365244214264756849941843335969888664653457471971096009912428282082921534464894175952547126202207139522730542996056532960273291987491294455678695368518413680297589193320351390584438830613356797994319461367884079224841415304116489159388388793181473218135586694947721193253688945629527446071214642623595938878068539645217172605319061848827097441288179614261512796187047534547032068076937234173226531362158725511726838543745842645840776709164616209889236991188591194989709392099341647218214642425918130688365244214264756849941843335969888664653457471971096009912428282082921534464894175952547126202207139522730542996056532960273291987491294455678695368518413680297589193320351390584438830613356797994319461367884079224841415304116489159388388793181473218135586694947721193253688945629527446071214642623595938878068539645217172

От редакции

О Т Р Е Д а К Ц И И 1 3

менение машин было не очевидно и наталкивалось на сопротив-ление традиционалистов. Оказалось, что гуманитарии, вопреки репутации оторванных от материи и прозы мира, упорно дер-жатся своей материи — обломков, черепков, бумаги и музеев, ар-хивов, библиотек… важность которых, впрочем, никто и не со-бирался оспаривать. Труднее переубедить тех, кто считает, что применение информатики пагубно для «духа» и «духовности» подобно тому, как Хайдеггер считал пагубным для них исполь-зование печатной машинки. Сегодня преимущества оцифровки для исследования уже никем всерьез не отрицаются.

Digital Humanities представляет огромное и разнообразное поле. Здесь и оцифровка текстов, и их индексирование, и ката-логизация, и проблемы сохранения изначально цифровых ар-тефактов, и информационный поиск с его алгоритмами, и на-вигация в информации, и обработка мегаданных, и создание цифровых библиотек, и формирование метаданных, и такие от-носительно частные проблемы, как машинный перевод или ат-рибуция авторства. В нашем небольшом блоке были затрону-ты или даже упомянуты далеко не все из них. Его задачи более скромны — дать введение в проблематику, в котором читатели Ярхо и Гаспарова, Колмогорова и Манина едва ли нуждаются. Порог между так называемыми точными методами в гумани-таристике и цифровой гуманитаристикой сугубо условный или, если угодно, чисто технологический.

Благодарный hommage Борису Ярхо и вежливую расправу над любителями духовности вы найдете в интервью с Игорем Пильщиковым, горячим сторонником и практиком применения точных методов в филологии. Статья Сьюзан Хоки — полезный очерк полувековой истории, начало которой дал отважный ци-фровой иезуит Роберто Буза. Лев Манович познакомит с важ-ным — визуальным — аспектом работы с мега- и метаданными.

Михаил Маяцкий

1 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Digital Humanities — это что-то новое

или мы уже давно этим занимаемся? Интервью

с Игорем ПильщиковымБеседовал Михаил Маяцкий

Игорь Пильщиков — доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института мировой культуры МГУ им. М. В. Ломоносова, старший научный сотрудник Эстонского гума-нитарного института Таллиннского университе-та, ведущий научный сотрудник Института языкознания РАН, главный редактор Фунда-ментальной электронной библиотеки «Русская литература и фольклор», научный редактор Русской виртуальной библиотеки, соредактор журналов Philologica (1994–2013) и Studia Metrica et Poetica.

Начнем с простого вопроса: когда вы узнали про интернет? Сегодня такой вопрос прозвучит странно, но ведь интернет появился всего 20–25 лет назад.

Интернет появился в 1991 году, а через несколько лет началось бурное развитие русскоязычного сегмента интернета. Я об ин-тернете услышал впервые в Англии в 1992–1993 годах и тут же стал смотреть, а что есть в этой новой среде по интересующим меня славистическим вопросам. Например, я вбил в тогдашний поисковик фамилию Батюшкова, которым я как историк лите-ратуры много занимался и продолжаю заниматься, и обнаружил, что никакой особой литературы о нем в интернете по его состоя-нию на 1993 год не было.

Вы с самого начала воспринимали интернет как место, где можно найти такого рода сведения?

Я рассматривал интернет как место, где можно получать, об-рабатывать и продуцировать какую-то информацию. Я ви-

И Н Т Е Р В ь ю С И Г О Р Е М П И Л ь щ И К О В ы М 1 5

дел в нем тогда некое расширение компьютера. В Англии, куда я приехал в 1991 году, все студенты уже работали на персональ-ных компьютерах, хотя это были и смешные на сегодняшний взгляд модели (с 286-м процессором, с 386-м…). Но тем не менее это были компьютеры! Я был единственным человеком во всем университете, который печатал свои статьи на машинке. Люди с других факультетов приходили посмотреть на меня, потому что с машинкой тогда уже мало кто хотел и умел обращаться. А мой первый компьютер был вообще без жесткого диска. То-гда же, в Англии, я начал использовать компьютер в издатель-ской деятельности. Сначала я участвовал в издании журнала Британского нео-формалистического кружка Essays in Poe tics (как приглашенный редактор одного из разделов). Потом мы вместе с покойным ныне Максимом Шапиром задумали и нача-ли издавать двуязычный русско-английский журнал Philologica, взяв курс на редактирование профессиональных текстов в ком-пьютерной среде, на профессиональную редакционно-издатель-скую обработку. Но тогда, в 1994–1995 годах, еще не было элек-тронных публикаций и электронной текстологии. А уже через три года мой старый друг и соученик по Новосибирскому и Тар-тускому университетам Евгений Горный, один из пионеров рус-ского интернета, задумался о том, как сделать профессиональ-ную филологическую электронную библиотеку. К тому времени уже существовала Библиотека Мошкова, возникшая практиче-ски одновременно с национальной доменной зоной .RU (1994). Максим Мошков создал, по сути, русский аналог проекта «Гу-тенберг» (Project Gutenberg). Это была первая — стихийная — ста-дия дигитализации. Тогда все понимали, что новая среда есть, а содержания в ней никакого нет, и важно ее наполнить каки-ми-то текстами. А уж что мы начнем цифровать раньше — Тол-стого или Достоевского, было абсолютно все равно. Даже была такая идеологическая установка, манифестированная в проекте «Гутенберг»: все равно, какого качества текст, по какому изда-нию, давайте сначала наполним информационное пространство, а потом пользователи сами текст до ума доведут, доправят. Это имело смысл на первом этапе наполнения интернета информа-цией, однако этот этап быстро себя исчерпал (хотя сам по себе процесс стихийной оцифровки бумажных источников не остано-вился и поныне — и, надеюсь, никогда не остановится). Но в кон-це 1990-х годов встал вопрос о создании профессиональных ре-сурсов, планирующих порядок вводимой информации, вид ее представления, цели введения, приоритеты и поэтапную про-

1 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

грамму комплектования. Неслучайно ведь на определенной ста-дии та же Lib.Ru, Библиотека Мошкова, тоже выделила у себя большой подраздел Az.Lib.Ru (он носит название «Lib.ru: Клас-сика»), который устроен уже по принципу профессиональной филологической библиотеки. Там тексты планомерно вычитыва-ются, приводятся в соответствие с печатным изданием, которое они представляют, там появился план публикаций и т. д. Но на первом этапе этого не было, хотя уже на рубеже веков всем ста-ло понятно, что электронная библиотека — наиболее удобный способ представления литературных текстов и разработки ин-струментария для работы с ними. Поскольку электронная биб-лиотека — это не просто некая коллекция текстов, а коллекция, структурированная и пополняемая, она, как и традиционные библиотеки, имеет планы, которые строятся исходя из нужд це-левой аудитории, на которую рассчитана библиотека.

В 1998–1999 годах Горный предложил сделать электронную библиотеку профессионального типа, мы назвали ее «Русская виртуальная библиотека» (РВБ). А еще одним активным участ-ником стал Владимир Литвинов, ныне технический директор РВБ. Почти одновременно с нами стартовал другой филологи-ческий (но не библиотечный) интернет-проект — Ruthenia. Ина-че говоря, настало время «филологического» интернета — фило-логи начали понимать, что им тоже что-то нужно от этой новой среды. Мы открыли библиотеку 1 декабря 1999 года, то есть уже 15 лет назад. Было интервью по радио, и нас услышали коллеги, которые занимались приблизительно тем же самым, но пока вне интернета, на дисках, — это Константин Вигурский и Александр Штольберг, которые тогда работали в Научно-техническом цен-тре «Информрегистр», то есть, так сказать, в «электронной книж-ной палате» РФ. Согласно существующему законодательству, в России книги регистрируются (по крайней мере, до последне-го времени регистрировались) в Книжной палате, а электрон-ные тексты — в «Информрегистре». И вот они, скооперировав-шись с Институтом мировой литературы, еще в середине 1990-х начали делать проект «Русская классика на компакт-дисках». Первым проектом было издание Грибоедова, вторым — Пушкина.

Почему первым стал именно Грибоедов?

Он был выбран как, с одной стороны, абсолютный классик, а с другой — автор небольшого корпуса текстов, и на нем обка-тывались разные методики (в частности, та поисковая систе-


ма, которая потом стала большим «Яндексом», была обкатана, в частности, на Грибоедове). И когда этот проект перерос в про-ект ФЭБ, «историческая» связка между ним и «Яндексом» со-хранилась. Некоторые виды поиска были впервые опробованы в ФЭБ — например, сделанный «Яндексом» по нашему заказу поиск в старой орфографии (когда пользователь формирует за-прос в нынешнем правописании, а результат выдается и в до-реформенном, и в пореформенном). Теперь и большой «Яндекс», а с определенного момента и Google ведут поиск по русским текстам и в дореволюционной, и в современной орфографии. Но я забегаю вперед. После интервью на радио коллеги предло-жили встретиться, и в результате я оказался редактором сразу двух электронных библиотек.

Значит, радио? То есть старые медиа играют свою роль в истории новых?

Ну конечно. Культура ведь едина, и все формы коммуника-ции дополняют друг друга. Коллеги, занимаясь разработкой информационно-поискового инструментария, принципов элек-тронной публикации, принципов подготовки и подачи текстов в электронной среде, услышали, что есть еще такие же чуда-ки, которые занимаются тем же самым. Таким образом, мы дву-мя пересекающимися по составу командами стали делать две библиотеки. Новый сайт открылся 1 июня 2002 года и полу-чил название «Фундаментальная электронная библиотека „Рус-ская литература и фольклор“» (ФЭБ). В этом проекте активное участие, особенно на начальных этапах, принимали институ-ты Российской академии наук — Институт мировой литературы и Пушкинский Дом, но в целом он не привязан жестко ни к кон-кретным институтам, ни к определенным авторам. Мы занима-лись и Пушкиным, и Ломоносовым, и Маяковским, и фолькло-ром, нас интересуют разные вещи, и в зависимости от новых интересов появляются новые участники. Например, для пока не оконченного словаря русского языка XVIII века соучастни-ком стал Институт лингвистических исследований в Петербур-ге, где готовят оригинальное, «бумажное» издание этого словаря.

Какая идея, программа стоят за всем этим?

Мы начали разрабатывать сразу несколько стратегий создания электронных библиотек. Одна стратегия — развитие «вглубь» (как в ФЭБ). Выбираются несколько базовых имен — Пушкин,

1 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Грибоедов, Гоголь, Толстой, Маяковский, Есенин и т. д., и по ним аккумулируется все наиболее важное: все авторитетные из-дания, монографии, статьи, словари… Другой тип развития — экстенсивный (как в РВБ): представить разных авторов если не полным, то репрезентативным корпусом текстов, хотя бы по одному авторитетному изданию для каждого автора. И это тоже дало свои плоды. Ведь когда мы 10 лет назад начали пуб-ликовать на РВБ электронные версии академических и науч-но-популярных изданий русских писателей XVIII века, ника-ких текстов XVIII века в сети еще не было, а теперь они есть и пользуются читательским спросом (удивительный, кстати, факт!). Когда в ФЭБ мы начали публиковать в цифровой форме пушкинскую периодику (с 1903 года до нынешнего времени) — «Пушкин и его современники» под редакцией Модзалевского, «Временник Пушкинской комиссии» довоенный и послевоенный, «Пушкин: исследования и материалы», — всех этих материалов в сети не было, а филологам они нужны ежедневно. Собранные в одном месте, представленные в едином формате, проиндекси-рованные одной поисковой системой, эти материалы заиграли по-новому, превратились в качественно новый инструментарий.

Какие задачи вы ставили перед собой? Какие препятствия возникали?

Нужно было думать и объяснять себе и другим, чтó делать. Даже то, что может показаться очевидным, было вовсе не оче-видно. Возьмем такую простую вещь: нужно ли при представ-лении текста в электронной форме воспроизводить пагинацию исходного печатного издания? С нашей точки зрения, конечно, нужно! Можно делать новые, оригинальные электронные публи-кации, а можно воспроизводить какой-то определенный печат-ный источник, и эти вещи нужно разделять. На стадии проекта «Гутенберг» и раннего Мошкова дело обстояло так: мы не зна-ем, что это за текст и по какому изданию он приводится. Из-дание не идентифицировано. До сих пор главная филологиче-ская болезнь интернета — неидентифицированные тексты. Когда каждый может быть редактором и распространителем, что ж удивляться, что подчас распространяется неизвестно что. Ко-гда вы берете с произвольного сайта текст «Анны Карениной», уверены ли вы, что там нет пропусков, что текст правильный? Да и какой текст «Анны Карениной» или «Войны и мира» считать правильным — вопрос далеко не пустой, и ответ на него не оче-виден. И вот опубликуете вы научную работу по этой теме,


а вас на смех поднимут: «Знаете, а ведь Толстой такого не писал ни в одной из редакций романа!»

Принципы филологически корректного воспроизведения из-дания — это воспроизведение структуры и пагинации издания, это обязательная идентификация, библиографическое описа-ние исходного печатного издания, позволяющее соотнести с ним и таким образом идентифицировать его электронную версию. Все это приходилось объяснять и другим, и самим себе! Я по-мню, как десять лет назад тот же Максим Мошков спрашивал коллег на семинаре в РГБ: зачем нужна страница издания, когда в электронной библиотеке есть полный текст, и если мне нуж-но найти цитату, то я ее тут же нахожу? Ответ, в общем-то, про-стой: а если у вас ссылка не на цитату «Мой дядя самых честных правил…», а «Пушкин, ПСС, т. 6, с. 5», то как вы будете искать?

Вопрос об идентификации — принципиальный. Почему Google Books является не полноценной библиотекой, а «всего лишь» по-лигоном для новых технологий? Об этом много писали амери-канские филологи и библиотековеды. Да потому что, с одной стороны, Google оцифровывает огромное количество текстов, а с другой — уничтожает «поляну»: вместо библиотеки (некоей электронной версии Библиотеки Конгресса или даже Всемир-ной электронной библиотеки) получается гигантская сельская лавка, в которой все перемешано, а книги — неизвестно какие. С самого начала не была подключена команда библиографов. Сначала оцифровщики предполагали, что можно будет иден-тифицировать книги по титульным листам. Это крайне наив-ное представление, потому что в разные эпохи титульные ли-сты организовывались по-разному, да и взять всю информацию с титульного листа невозможно — иногда она находится в дру-гих местах в той же книге, а подчас и в других книгах. Началась путаница и мешанина.

На втором этапе в Google Books стали использовать для иден-тификации библиотечные карточки. Но они делались и делают-ся в разные периоды и в разных странах по-разному, и сведе`ние этих разных описаний воедино — задача небанальная. Резуль-тат: найти конкретное издание или идентифицировать найден-ное издание в Google Books непросто, а иногда невозможно. По-этому огромное количество собственно научных задач на Google Books невыполнимо. И конечно, автоматическое распознавание книг, содержащих тексты на разных языках, крайне затрудне-но. Если книга содержит и кириллицу, и латиницу, вполне воз-можно, она будет распознана вся как кириллица, а части на ла-

2 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

тинице не будут корректно распознаны, или наоборот. Русская дореформенная орфография на разных этапах создания Google Books распознавалась по-разному. До определенного момента старые книги по ошибке распознавались с помощью анализато-ра, настроенного на современное правописание и современный словарь, поэтому робот, скажем, распознавал неизвестное сло-во «сынъ», но не «знал», что оно идентично известному в другом правописании слову «сын». Поэтому, набрав в запросе «сын», сло-во «сынъ» вы не найдете. На втором этапе тексты в старой ор-фографии стали распознавать отдельно. А потом распознавание старой орфографии настроили так же, как это сделано сейчас в «Яндексе», — распознанные тексты представляются пользова-телю в новой орфографии, а на картинке, под которую «подло-жен» текст в новом правописании, виден текст в старой орфо-графии. Для этих книг, набрав в запросе «сын», вы слово «сынъ» найдете. Но в этом массиве вы не сможете отделить книги в ста-рой орфографии от книг в новой, потому что с точки зрения рас-познанного текста они одинаковы.

Результат: десятки тысяч книг распознаны тремя разными способами. Чтобы в одной книге найти слово «сѣнь», вам надо набрать его с ятем, а «сынъ» — с ером, а в другой, аналогичной, — без ятя и без ера. Чтобы что-то всерьез искать, нужно представ-лять себе, как были организованы разные этапы распознавания разных текстов в Google Books, какие могли возникать типич-ные ошибки распознавания, и только тогда оттуда можно будет что-то вытащить. Но для этого нужна работа диггера, а не тра-диционного профессионала-филолога. С другой стороны, тща-тельная вычитка распознанных текстов замедляет процесс оци-фровки в сотни, если не в тысячи раз. Что делать? Все эти вещи требовали рефлексии.

а не возникало ли проблем, связанных не с разными языками, а с разны-ми шрифтами?

Конечно же, возникал и этот вопрос: мы воспроизводим книгу, а нужно ли воспроизводить ее шрифтовые особенности? Возь-мем любую книжку. Казалось бы, какая разница: с засечками шрифт или без засечек? Если он на бумаге с засечками, а у нас будет без засечек, в общем случае ничего не изменится. Но есть огромное количество книг, где шрифт семантизирован и где раз-ными шрифтами набраны разные тексты или фрагменты тек-ста — как, например, в романе Умберто Эко «Маятник Фуко». Зна-


чит, в таких случаях нужно воспроизводить различия. А с какой точностью это воспроизводить? Положим, шрифт с засечками можно противопоставлять шрифту без засечек. А внутри ка-тегории «шрифтов с засечками»? Нужно ли отличать при элек-тронном воспроизведении Garamond от Times? Зависит от того, имеется ли это различие в издании и как оно нагружено — се-мантически? эстетически? И нужно решить, что мы воспроиз-водим — текст? внешний вид издания? Это разные вещи. Глав-ное, что такой упрощенной номенклатурой шрифтов все отнюдь не исчерпывается. Вот есть задача, которая до сих пор не имеет стандартного решения. Немецкий, готический шрифт, фракту-ра, — исторически сложившийся графический вариант латини-цы; это не другой алфавит, а другая гарнитура. Привычный нам вариант латиницы, именуемый «антиква», и фрактура отлича-ются не составом букв, а начертанием.

Кроме некоторых знаков типа умлаута…

Да, умлаут может обозначаться как точками, так и отдельной буквой «е» (ä = ae, ü = ue и т. д., причем иногда «е» располагает-ся не после, а над «а» или «u»), имеются особые лигатуры (слит-ные написания двух букв), но это дела не меняет. Дело в том, что в Юникоде нет специального диапазона, где находились бы го-тические буквы: у них те же самые кодировки, только гарниту-ра другая. Появляется шрифтовая зависимость, то есть в одном шрифте мы не можем воспроизвести разницу между готикой и антиквой, а она иногда нужна. Известно, что немецкие книги могли вплоть до конца Второй мировой войны печататься на вы-бор — готикой или антиквой. И скорописи было тоже две, иногда эта разница семантизировалась. Но допустим, что в таких слу-чаях разница имеет чисто оформительский характер (хотя это не всегда так).

Но вот другой пример. У Пушкина в «Борисе Годунове», в сце-не битвы на равнине, идет разговор на трех языках — по-рус-ски, по-французски и по-немецки. И в оригинальном издании, и в современных академических и научно-массовых изданиях используются три шрифта: для русской речи — кириллица, для французской — антиква, для немецкой — готика. В электронных изданиях без специальной шрифтовой подгрузки воспроизве-сти эту специфику невозможно, и все тексты «Бориса Годуно-ва» в интернете эту особенность теряют. Будем во всем винить технику? Нет, просто нужно понимать, чтó нужно воспроизво-

2 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

дить, а чем можно пожертвовать. Кстати, в переводах «Годуно-ва» на другие языки это соответствие между шрифтами и язы-ками часто теряется. И есть даже научные работы, толкующие, как Пушкин изображает столкновение трех языков, используя только два шрифта.

Как организована взаимосвязь между филологами и программистами? Вы ставите перед ними задачи?

Да, задачи всегда должны ставить те, для кого создается инфор-мационная система. К примеру, поиск в старой орфографии до-ступен сейчас всем пользователям, а до нашего заказа (то есть заказа очень узкой группы людей для очень конкретной цели) такой задачи не стояло. Мы с самого начала наметили цель — аутентичное воспроизведение печатного издания: структуры, пагинации, номенклатуры шрифтов, орфографии. Но при этом какие-то элементы мы все же можем опускать, если примем со-ответствующее решение (ну вот мы, например, не воспроизводим колонтитулы). Но нас постоянно преследовали и будут преследо-вать вопросы: что сохранять, а чем допустимо пожертвовать? На-пример, разбивка на строки в поэзии обязательна, а в прозе она обычно не считается обязательным элементом. Но в некоторых академических изданиях (например, в изданиях Пушкина и Че-хова) комментарии даются к такой-то строке на такой-то страни-це. Если строки не воспроизвести, комментарий повиснет в воз-духе. Это один из тех многочисленных вопросов, которые встают перед специалистом по электронной текстологии.

Иные, но сходные вопросы встают относительно воспроиз-ведения изображений. Конечно, понимание самого принципа аутентичности меняется. В конце 1990-х — начале 2000-х она осуществлялась через «глубокую» разметку (TEI, «глубокий» HTML): это логическая и семантическая разметка текстов, спо-собная одновременно воссоздавать визуальный облик печатно-го издания — создавать представление о нем, близкое к исходно-му. Сейчас тренд другой — совмещение текстового и имиджевого представления: поиск идет по тексту, а результаты отображают-ся на картинку, факсимильно воспроизводящую исходную стра-ницу. Так устроена коллекция Google Books, так устроена ци-фровая коллекция Национальной библиотеки Франции — Gallica. При таком подходе многие проблемы снимаются, но одновремен-но появляются новые, то есть это вовсе не панацея. Возьмем уже обсуждавшуюся проблему поиска русского текста в старой ор-


фографии. Как искать? Нужно, чтобы я набирал слово в старой орфографии и чтобы поиск осуществлялся только в старой ор-фографии? Но пользователь может не знать старой орфографии, и тогда он не сможет корректно сформулировать запрос. Иди знай, как пишется «осѣненнаго»; есть ли там ять и где имен-но? Да и дореформенная орфография существовала в несколь-ких вариантах — все возможные написания сможет перечислить разве что специалист по истории орфографии. Или набирать в одной орфографии, чтобы машина при этом искала в разных? Для этого был придуман алгоритм редукции старой орфографии к новой (он использован в ФЭБ и на большом «Яндексе»). Ста-рая орфография более информативна, чем новая, она отражает этимологию (в заимствованных словах «ф» пишется в соответ-ствии с f и ph, а «ѳ» — в соответствии с th), она различает омо-нимы типа «всѣ — все» (сейчас графическое противопоставление «все — всё» возможно, но не обязательно), «миръ» как отсутствие войны и «міръ» как вселенная (это искусственное графическое различение, давно введенное, притом что эти понятия связаны друг с другом: ср. латинское pax в значении universum).

а у Толстого как? Это какой-то вечный спор…

Толстой колебался. Думал, как назвать роман: «Война и уни-версум», «Война и перемирие»? Напечатал под названием «Вой-на и миръ». А в 1913 году Бирюков издал роман под названием «Война и міръ», а ведь «міръ» — это ведь не только универсум, но и общество. На эту тему есть исследование у Эвелины Ефи-мовны Зайденшнур, крупного текстолога-толстоведа. Максим Шапир много писал о недопустимости модернизации орфогра-фии в научных изданиях. У нас с Николаем Перцовым есть ста-тья в «Вопросах языкознания» за 2011 год о том, почему научные издания классики XIX века должны вернуться к воспроизведе-нию аутентичной орфографии (авторской либо современной ав-тору). Там разбирается в том числе и вопрос с «войной и миром». Почему это важно? Потому хотя бы, что, например, у Маяков-ского поэма называется «Война и міръ» (война и общество) — то есть не так, как в абсолютном большинстве изданий Толстого. А узнать об этом мы можем только из набранного петитом од-нострочного комментария в академическом собрании сочинений.

Игорь, вот вы показали, как важный, необходимый инструментарий пред-лагается сначала немногочисленным специалистам, потом всем гумани-

2 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

тариям, потом взыскательным читателям, а потом и «обычным» читателям-пользователям. Осыпают ли вас коллеги только благодарностями? Какие вообще отношения складываются с цехом? Ощутимо ли противодействие с его стороны? Например, под девизом: «Книжки надо читать, а вы пота-каете тенденции читать с экрана».

Когда все начиналось, приходилось многое выслушивать:

Зачем нам вся эта инженерия? Нужно ходить в архив, чув-ствовать запах старой бумаги. Надо обязательно листать, не доверять никаким копиям, пощупать первое издание…

Ну, я как человек, который достаточно много работает в архи-вах, знаю, как важно и листы потрогать, и на чернила посмо-треть, и первопечатные издания в руках подержать, и не дове-рять никаким копиям, а посмотреть в оригинал и, если возможно, в несколько экземпляров печатного оригинала, ибо всякое бы-вает. Но это одна сторона вопроса. С другой же стороны, по-тратить два-три дня на поиски забытой цитаты в 16-томнике Пушкина — это роскошь недопустимая, и для этого совершенно не нужно нюхать запах корешков, а лучше 16-томник грамотно оцифровать и эту цитату быстро найти. О том, что в данном слу-чае значит «грамотно», мы уже говорили. Ведь можно оцифро-вать и так, что ничего нельзя будет найти, а найдя — идентифи-цировать, и тогда эта оцифровка окажется для профессионала бесполезной. Я бы сказал так: читать или просто перелистывать удобнее бумажное издание, а работать удобнее с электронным.

Не сталкивались ли вы с содержательными, интересными возражениями от коллег?

Вначале возражения всегда шли «от консерватизма»: вот есть некоторые сложившиеся, опробованные и апробированные практики, а эти новые инструменты их уничтожают. На са-мом же деле новые практики не уничтожают старые, а расши-ряют и дополняют их. Потому что никто не только не запреща-ет коллегам идти в архив, но и все, что делается в сфере Digital Humanities, никак не отменяет архивной и традиционной биб-лиотечной работы. Это первое.

Второе. Я до этого только об электронных библиотеках гово-рил, а ведь электронные библиотеки — не единственный способ работы с текстами, в том числе с литературными. Существуют


лингвистические ресурсы. Например, создан Национальный кор-пус русского языка, существуют другие, ранее созданные кор-пусы — Британский, Чешский. Они позволяют исследовать ли-тературные тексты. В них есть специальные подкорпусы — так, существуют русский и чешский поэтические подкорпусы. С их помощью можно работать с формальными лингвопоэтическими параметрами поэтических текстов, там совершенно другие за-дачи, другой инструментарий. Речь не идет о жестком проти-вопоставлении или-или: корпусы или библиотеки. Специалисту требуется и то и другое (а также третье — электронные архи-вы, и четвертое — электронные каталоги, и многое другое). Исто-рически сложилось так, что я больше занимаюсь электронными библиотеками, хотя корпусный подход мне тоже близок и ну-жен. С другой стороны (если взять историю создания русских филологических и лингвистических электронных ресурсов) воз-можны и нередки случаи обмена информацией и компетенцией. Например, поэтические тексты XVIII века были в свое время пе-реданы в Национальный корпус русского языка из РВБ.

Наконец, есть области, для которых этот инструментарий не-достаточен. В последние годы я много говорю и пишу о том, что для авторской лексикографии и истории стиха ни электрон-ные библиотеки, ни языковые корпусы не пригодны. Разумеет-ся, не я один об этом говорю. Действительно, если вы хотите со-здать словарь языка писателя, то важно охватить весь корпус его текстов и дифференцировать его хронологически. А обычное представление текстов в научном или научно-массовом издании (возьмем, например, Жуковского в издании «Библиотеки поэта») таково, что текст дается в последней авторской редакции, а да-тируется годом создания первой редакции. Большое количе-ство слов, которых не было в ранней редакции, появятся в позд-ней, а при таком представлении они окажутся датированы более ранним периодом. В случае Жуковского разрыв этот может со-ставлять 30–35 лет — срок огромный. А 1820–1830-е годы — это годы ломки языка, очень быстрого его изменения. Зафиксиро-вано словосочетание впервые в 1815 или же в 1845 году — разни-ца принципиальна. В корпусе могут быть приведены некоторые разночтения, некоторые редакции. Формального сопоставления между разными редакциями нет нигде. В электронной библио-теке разные редакции есть, но они «есть» так же, как они есть на книжной полке: у вас имеется научное издание, в нем печата-ются некоторые редакции, другие редакции печатаются в виде разночтений, в некоторых изданиях собран более полный кор-

2 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

пус, в других — менее полный, следующее издание содержит поправки к предыдущему и т. д. В электронной библиотеке все это есть в электронном виде, но это все не формализовано. Вы не можете сделать качественный словарь языка писателя, про-сто взяв пять книг с полки. Точно так же вы не сможете сделать его, просто взяв тексты из электронной библиотеки. Но и на ос-нове Национального корпуса вы тоже не сможете создать такой словарь. Требуется новый, специально препарированный кор-пус особого типа.

а в перспективе есть возможность делать новые типы справочных изда-ний? Например, словарь языка поэта по состоянию на такой-то год?

Я хотел бы их делать: хронологически дифференцировать кор-пусы с представлением всех дошедших до нас вариантов произ-ведения, чтобы все редакции и варианты текста были представ-лены в одной общей системе и они были бы идентифицированы и датированы. Тогда у нас появится возможность использовать такие дифференцированные корпусы и для работ по авторской лексикографии, и для работ по истории стиха. Мы будем под-считывать те или иные ритмические формы или языковые кон-струкции по конкретной редакции, точному году, а сейчас это требует дополнительной филологической работы. Мы вынужде-ны предварять профессиональный лингвистический или сти-ховедческий анализ традиционной работой с источниками, по-скольку электронные ресурсы для этого пока не приспособлены. Но появляются новые способы подготовки и представления ин-формации, новые виды разметки, новые инструменты анализа, хранения и поиска информации. Все это дает профессионалу но-вые возможности.

Во-первых, компьютерные средства позволяют ускорить ра-бочий процесс, поскольку автоматизируются рутинные опера-ции. Заполнение карточек с примерами или разметка ритмиче-ских форм (я нарочно беру примеры из разных сфер) занимают очень много времени, а дальше ведь довольно часто приходится все делать вручную заново, поскольку нет общего хранилища, нет общей системы сопоставлений между разными фрагмента-ми данных. Как только у нас появляется такого рода инструмен-тарий, вместо 80% рабочего времени, уходящего на обработку материала, и 20% времени уходящего на его осмысление, мы мо-жем получить обратное соотношение. У нас будет гораздо боль-ше времени на размышления и выводы.


Во-вторых, это масштабирование задач. Оно становится воз-можно благодаря ускорению. Мне очень близок сциентистский пафос, скажем, Бориса Исааковича Ярхо, который боролся с им-прессионизмом в науке, с «безответственным словоупотребле-нием». Давайте, говорил он, посчитаем то, что можно посчитать, а потом будем разбираться с остальным. А когда говорят, что вот такое описание вот такого-то цветочка характерно для та-кого-то автора — это не наука. Наука — это когда мы посмотрим по текстам максимально доступного числа авторов, как именно они описывают цветочек, а дальше мы увидим, отличаются эти описания цветочка у разных авторов или нет. Это уже будет ос-нова для научного исследования, потому что фактов будет много, мы начнем их систематизировать и они будут верифицируемы, а наши выводы — фальсифицируемы. Не любой подсчет явля-ется наукой, но и заявление, что такое-то слово, скажем, у Ба-ратынского звучит свежо и необычно, тоже не является наукой. Иногда оказывается, что оно звучит необычно только для неве-жественного исследователя, а для современников поэта это было вполне стандартное словоупотребление.

То есть в каком-то смысле появилась техническая возможность относи-тельно легко выполнить заветы Ярхо? Или даже: исчезла возможность отговорки, чтобы их не выполнять?

Ярхо своим «точным литературоведением» вообще во многом предвосхитил Digital Humanities. Что касается его методики, то некоторые виды работ (например, анализ прозы) были весь-ма трудоемкими. Сам он называл этот процесс муравьиной ра-ботой. А возражали ему так: зачем советские люди будут про-изводить такое количество разнообразных подсчетов, если еще неизвестно, какой из них пригодится в народном хозяйстве? Сейчас ясно, что эти возражения снимаются хотя бы потому, что многое можно сделать с помощью компьютера и работа зай-мет гораздо меньше времени — ее можно будет сделать в десят-ки, а то и в сотни раз быстрее. И формализованные результаты можно будет использовать в том числе на практике — они не бу-дут оставаться какой-то игрой ума. Ведь и много позже одним из возражений против работ Андрея Анатольевича Зализняка по формальному описанию русского языка было такое: зачем нам формализованное описание русской грамматики? У нас же есть школьная грамматика. Зачем нам знать, что у русского су-ществительного не три парадигмы склонения, а гораздо боль-

2 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ше? Но сегодня нам ясно, что без формализованной граммати-ки никакого поиска с учетом морфологии в интернете просто бы не было. Мы не смогли бы набирать слово в одном падеже и по-лучать в результатах поиска то же слово в других падежах.

Игорь, вы говорили о масштабировании. Почему это важно?

Потому что постановка некоторых вопросов обретает смысл, только если ответ получен на большом материале, чтобы ре-зультат был статистически значим. Определить частотность ка-кого-то параметра в маленьком рассказике под силу девяти-класснику. А сравнить по такому же параметру, скажем, раннего Толстого с поздним — задача и по-настоящему интересная, и раз-решимая только тогда, когда под рукой есть соответствующий инструментарий. И потом, как только появляются ускорение и масштабирование, возникает новая, большая система, а боль-шие системы, как мы знаем, обладают свойством эмерджентно-сти: в них появляются новые, не планировавшиеся при их созда-нии связи, и благодаря этим свойствам появляются возможности постановки новых задач, которые раньше не ставились и кото-рые никому не приходили в голову. Можно это описать как имма-нентный способ развития систем. Это уже вопрос, относящийся не только к «цифровой филологии», но и к философии.

К философии медиа, во всяком случае.

Да. Вот у нас есть электронная среда, а раньше была печат-ная. Она нас меняет или мы ее меняем? Конечно, и то и дру-гое. Возьмите спор Фридриха Киттлера и Маршалла Маклюэна о том, что такое электронная среда: расширение возможностей человека или некая автономная саморазвивающаяся сущность? Это напоминает старый вопрос, занимавший русских формали-стов: что такое литература? Одна из социальных функций че-ловека или же некоторый имманентный процесс? Разумеется, и то и другое. Это и имманентный процесс: попробуйте написать русское стихотворение, чтобы оно было стихотворением и что-бы оно вообще ни на что не опиралось, чтобы в нем не действо-вали законы русского языка, правила русской версификации. Это невозможно, какие-нибудь до вас существовавшие законы в нем обязательно начнут работать. С другой стороны, если бы мы могли это все описать как полностью имманентный процесс, то мы действительно смогли бы запрограммировать следующе-


го «Онегина», составить такую генеративную грамматику, кото-рая могла бы писать гениальные стихи.

Но ведь уже делаются какие-то эксперименты в этом направлении.

Да, у нас есть, условно говоря, генеративная грамматика Тютче-ва. Но попробуйте написать с ее помощью новое стихотворение Тютчева или хотя бы пародию на нее! Используйте какой угод-но алгоритм, хоть в голове его прокручивайте, хоть в машине… Ясно, что можно создать генератор текстов (и множество таких генераторов давно уже создано), но это не значит, что вы созда-дите генератор культурно значимых текстов. Это совсем другое. Пока что роботы умеют писать только центоны — даже не пол-ноценные пародии (хотя некоторые центоны у «автоматическо-го поэта» «Яндекса», который составляет стихи из поисковых за-просов, совершенно замечательные).

Что-то подобное происходит и с медиа. Ясно, что когда куль-тура перешла от рукописи к книге, многое изменилось. Поми-мо элитарной литературы появилась массовая литература, ко-торая при этом оказалась отделенной от фольклора. Появилось огромное количество профессионалов печатного дела — литера-торы, журналисты, газетчики. Вещь зажила по своим законам да еще начала надиктовывать нам наше поведение. Кто-то хо-чет совершить такой поступок, чтобы об этом написали в газете. Кто-то хочет прочесть автобиографию знаменитости. Дети мо-гут захотеть стать космонавтом, журналистом, автором детек-тивов… Ребенку XIV века и в голову бы не пришло стать ни ав-тором детективов, ни космонавтом.

В чем отличие новых медиа от медиа эпохи Гутенберга? Принципиально изменилась ситуация с правом на република-цию. Если для эпохи Гутенберга авторское право — это «копи-райт», право на изготовление копии, то сейчас право на изго-товление копии поставлено под вопрос. Не только потому, что копирование уже не занимает столько времени и сил, как рань-ше, но и потому что изменился его статус. Что такое копирова-ние? Когда я смотрю на экране в удаленном режиме какой-то текст, я его уже фактически копирую. Идея копирайта, как она была сформулирована в 1830-е годы и окончательно кодифици-рована в 1970-е, в течение 1990-х рухнула, стала абсурдом, тор-мозом, бревном на пути к прогрессу — хотя бы потому, что на-рушает право человека на информацию. Из механизма защиты писательского меньшинства она превратилась в авторитарный

3 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

механизм именно из-за изменения среды, а у этой среды есть своя внутренняя логика, независимая от ее субъективного осо-знания. Ведь любое знание не существует как нечто полностью доступное субъективному сознанию. У физики как науки есть своя логика развития, но при этом нет ни одного человека, ко-торый знал бы «всю физику», или института, все члены которо-го в совокупности знали бы «всю физику». Есть то, что Поппер называл objective knowledge — знание, которое превосходит все, что знают отдельные физики. Попперовский подход к знанию — один из способов обозначить то, что` мы сами делаем и что` одно-временно оказывает обратное воздействие на нас. Точно так же любая культурная деятельность оказывает обратное воздей-ствие на деятеля.

Давайте вернемся к вопросу об эмерджентности.

Да, это очень важно: появление новых свойств, которых раньше не было, и возможность постановки новых задач. Например, не-которые модели речевой деятельности раньше не имели прак-тического применения. Если в нашей модели происходит пере-бор каких-то вариантов и теоретически таких вариантов — сотни и тысячи, то без практической возможности быстро перебрать эти тысячи вариантов такая модель остается отвлеченной игрой ума. Но такая модель может стать реальным инструментом по-знания с появлением автомата, который быстро исчисляет эти варианты. Это мы уже видели на примере грамматического сло-варя Зализняка. На следующем этапе мы начинаем моделиро-вать такие процессы, о которых раньше никто не думал, пото-му что раньше их нельзя было смоделировать. Ну, один человек за пятьдесят лет мог бы просчитать тысячу вариантов. Но ка-кой в этом смысл, если для получения результата надо сравнить десять или сто тысяч? Здесь простой переход количества в ка-чество. Некоторый результат появляется только тогда, когда вы сравнили сто тысяч вариантов, а вручную вы можете сделать только тысячу-две.

Значит, сегодня конкретным специалистам — лермонтоведам, тургене-ведам — дан в руки невиданный дотоле в истории науки арсенал средств. Дало ли это неслыханные или просто ощутимые результаты?

Даже если говорить только о русской литературе и только о де-сятке ресурсов — Google Books, РВБ, ФЭБ, Библиотека Мош-


кова, электронная библиотека Пушкинского Дома, библиоте-ка ImWerden, Национальный корпус русского языка, — они уже кардинально изменили филологическую практику. Все ли этим богатством пользуются? Нет, не все. Человек — существо консер-вативное. До него доходит не сразу, а когда доходит, он не сра-зу бросается менять свои привычки. Интересно, что нередко до провинции новшества доходят быстрее, потому что провин-циальному исследователю могут быть недоступны традицион-ные формы библиотечного обслуживания — в его городе может просто не быть достойной «традиционной» библиотеки. То же ка-сается зарубежных коллег — тех, у которых под рукой нет боль-шой славянской библиотеки. А дальше все зависит от установки. Если есть установка на то, чтобы фундировать каждое утвер-ждение конкретными примерами из текстов, тогда вероятно, что появится желание и обработать-посчитать. Но есть и такие «ис-следователи», которым достаточно почесать в затылке и сооб-щить миру, что Пушкин — русский гений.

Так заметен ли всплеск с появлением новых средств в этих областях?

И да и нет. С одной стороны, появились целые новые области зна-ния, новые дисциплины — появилась компьютерная лингвистика, корпусная лингвистика, практикующая совершенно новые под-ходы к работе с языковым материалом. С другой стороны, мно-гое закостенело в своей консервативной нетронутости. То есть существенные результаты, несомненно, есть, но их меньше, чем могло бы быть, потому что представления специалистов в какой-либо области о возможностях автоматизации труда в этой самой области часто сводятся к формуле: «пусть придут и мне дадут». Но жизнь устроена так, что никто не может прийти и дать. Как программист может прийти и дать вам инструмент, если он во-обще не знает, чем вы занимаетесь? А если он попытается себе это представить, то результат будет плачевным. Как в примере с библиографами и инженерами из Google Books: инженеры все продумали, но не учли специфику библиографической работы.

То есть гуманитарий должен уметь сформулировать задачу на понятном программисту языке?

Да, мне кажется, я после многих лет работы в той сфере, кото-рую сейчас начали называть Digital Humanities, стал своего рода специалистом по «переговорам» между филологами и програм-

3 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

мистами. Я помогаю коллегам с двух сторон этого дигитального «фронта» найти взаимопонимание.

а вот практически? Можно отличить статью, написанную коллегой инерт-ным и консервативным, работающим по старинке, от статьи, написанной по результатам машинной обработки большого корпуса?

Это сложный вопрос. Когда речь идет о верифицируемых дан-ных и фальсифицируемых утверждениях (например, «такое-то выражение употреблялось в 1830-х годах крайне редко или, скажем, реже, чем в 1860-е»), то теперь это более-менее легко проверить: человек взял это из головы, из небольшой картоте-ки или посчитал по огромному массиву. Иногда исследователи склонны к неправомерным обобщениям результатов, получен-ных на ограниченном материале.

Но привносит ли электронная обработка данных в статью нечто, что ее сразу отличает от той, которая написана без такой обработки?

Это зависит от ученого. Возьмем пример из историко-литера-турной сферы. Проблема формульности, цитации, интертексту-альности, взаимосвязей между текстами. Установление цитаты в художественном тексте может ведь полностью перевернуть наши представления о нем: либо кардинально изменить его ин-терпретацию, либо бросить новый свет на историю текста. У лю-бителей охотиться за цитатами бывает трудно понять, поль-зовались ли они машинным поиском. Я вот больше половины своих находок такого рода сделал в доинтернетную эпоху. Дру-гое дело, что тогда я мог тратить годы на поиски одной цитаты, а теперь многое могу находить легко и быстро. Но это не зна-чит, что в сети легко все можно найти, об этом мы уже говори-ли. В общем, я думаю, что такого четкого водораздела — между теми, кто пользуется в своих исследованиях современными ин-формационно-поисковыми технологиями, и теми, кто работает «по старинке», — нет, по крайней мере пока.

Трансформируется ли исследовательское поле под влиянием нового ин-струментария?

Конечно. Нерефлективное «знаточество» теряет смысл: ученый, который просто знает много разрозненных фактов, уже не так интересен. С другой стороны, поскольку добывать разрозненные


факты стало легко, а определенную ценность они все-таки имеют, то нередко происходит подмена науки псевдонаукой. Ведь рань-ше огромная коллекция фактов, собранных традиционными ме-тодами, имела больший смысл, потому что благодаря «древесной» структуре знаний факты отбирались человеком исходя из неко-торой общей картины мира: факт — это листик на побеге, который растет на ветке, которая, в свою очередь, растет на большом дере-ве единого дисциплинарного знания. Пусть эти факты разрознен-ные, но это листики одного дерева. При новых подходах имеет-ся возможность сразу же набрать эти листики, не зная, на каких ветках и каком дереве они растут. Но это общая проблематика со-временного знания: данные стало добывать легче, но умение ана-лизировать данные, умение ставить вопросы сходит на нет.

Человек, который вручную отбирает эти листики, отбрасывает случайные совпадения, тогда как при массовой обработке неизбежна погрешность.

Это верно, есть плюсы и минусы, но они общие для разных ви-дов знаний, не только для филологического. Доступность раз-ного рода энциклопедической информации по разным аспектам знания из плюса легко становится минусом, потому что вме-сте с фактом тебе не предоставлен путь к этому факту. Раньше это знание добывалось так: ты вырабатывал методику его полу-чения, и по дороге к факту — от дерева к ветке, от ветки к ли-стику — встречал много интересного. Ну а когда «ствола больше нет», познающему непонятно, как один листик связан с другим. Но даже если это знание какого-то нового типа — скажем, «ри-зомное», а не «древесное», — то у него должны быть свои способы организации и аккумуляции. Иначе знание опять «распадется» на множество мелких фактов и перестает быть знанием.

Хаос, который творился в оцифровке на заре информационной эры, от-части продолжается. Необходимо ли вмешательство государства или ака-демических институтов для регламентации оцифровки, для введения ка-ких-то норм, для запрета хулиганства, пиратства, любительства?

Это большой, сложный, многоаспектный вопрос. Нужно ли под-держивать государственные и профессиональные начинания разного рода? Думаю, что нужно. Но когда государство начинает что-то поддерживать, оно регламентирует. И не всегда эта регла-ментация приносит благо. В России был период, когда, например, создание электронных библиотек поддерживали и государство,

3 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

и научные фонды, государственные и частные. Было много раз-ных инициатив, которые искали и находили себе поддержку. Видимо, рубеж столетий был кратковременным золотым ве-ком для этого направления Digital Humanities. Многое из того, что появилось тогда, продолжает существовать поныне. Но за-тем поддержка крайне сузилась. Так, разработка и создание электронных библиотек до определенного момента считались научной проблемой, а теперь переведены в ранг прикладных, инженерных задач. В результате профессиональные электрон-ные библиотеки оказались практически брошены без системной поддержки. В России, в отличие от западной «цифровой гума-нитаристики», я не вижу поддержки крупномасштабных проек-тов — исключения единичны. Что касается пиратства, то его за-прещать, на мой взгляд, бессмысленно и даже вредно — нужно, как мы уже говорили, менять нормы в сфере авторского права. А любительство запретить и вовсе невозможно — можно только противопоставить аматерству качественный профессионализм.

Какая разница между профессионалом и диггером? Раньше профессио-нал и был диггером…

Да он и сейчас иногда вынужден им быть. Есть же профессиона-лы разного типа. Есть революционеры, а есть собиратели. Есть те, кто совершает прорыв, кому важно наметить новое направ-ление в целом и продвинуться, посылая к черту подробности. А есть те, которые хотят как раз этих подробностей. Видимо, эти два типа профессионалов всегда были и останутся в будущем, как всегда останется значимым куновское противопоставле-ние «научной революции» «нормальной науке». Другое дело, что само по себе нахождение подробностей стало иным, чем рань-ше. Но вместе с тем многие новые методы — это всего лишь но-вая форма старых. Человек, который не владеет методикой по-иска информации в традиционной библиотеке, и в электронной библиотеке мало что найдет.

Мы говорили об автоматизации рутинных процедур, об экономии време-ни. Не происходит ли простого перераспределения: сэкономленное время теперь должно уходить у профессионалов на освоение новых информаци-онно-компьютерных методов?

Иногда происходит. Вот пример из личного опыта. То количе-ство времени, которое я вложил в создание коллекций электрон-


ных текстов по Пушкину и пушкинской эпохе, конечно, верну-лось сторицей, потому что с их помощью я добыл интересные результаты, получение которых без этого инструментария заня-ло бы гораздо больше времени. А ведь кроме этого был создан и дополнительный продукт, которым пользуются не только его создатели, но и другие люди. Традиционный «гутенберговский человек» постоянно что-то забывал и искал заново, а сейчас си-туация однажды найденного и удобно хранящегося решается все-таки гораздо лучше, чем пятьдесят лет назад.

Но сегодняшний человек гораздо хуже все запоминает…

А это уже обратная сторона легкости! Найти легко, но найден-ное уже не помнится.

К тому же запоминаются не только факты и истины, но и ошибки.

Не только запоминаются и сохраняются, но и множатся. Любой ошибочный текст размножается с той же скоростью, что и пра-вильный. Это огромная проблема.

Кто-то работает с ошибками в базах?

В конкретных библиотеках такие специалисты есть. Тексты проверяют, ошибки находят и исправляют. О каких-то ошибках сообщают пользователи. Но в целом корректировка данных — это отдельная (и непростая) задача.

В заключение пара персональных вопросов от члена редколлегии «Лого-са» Игоря Чубарова. Какие изменения в силу этих процессов претерпел художественный перевод?

Как практикующий переводчик, могу сказать, что новых полез-ных инструментов уже создано очень много. Я, например, поль-зуюсь корпусами параллельных текстов — они могут ускорить знакомство с традицией перевода того или иного фрагмента па-мятника. Благодаря электронным библиотекам всегда можно по-смотреть употребительность тех или иных слов и выражений. Например, когда я переводил с итальянского на русский трак-тат о Петрарке поэта-символиста Вячеслава Иванова, я дол-жен был учитывать русские аналоги его итальянских оборотов. Поэтому его следовало переводить не на русский язык «вооб-

3 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ще», а на русский язык Вячеслава Ивановича Иванова. Посколь-ку к тому времени на РВБ уже появилась электронная версия брюссельского собрания сочинений Иванова, я имел возмож-ность найти в его русских сочинениях сходные контексты и вы-брать те синонимы, которые с высокой вероятностью выбрал бы и он. Да и от программ автоматического перевода есть прок, хотя еще десятилетие назад казалось, что большой практической пользы от них не будет, и некоторые специалисты предрекали закат машинного перевода.

Не могли бы вы прокомментировать рефлексию на современные способы хранения, переработки и трансляции данных, например, у Киттлера?

Мне предельно близок пафос Киттлера: изгнать Geist из Geistes-wissenschaften. И не потому что в них нет Geist’a, а потому что Geist должен определяться апофатически. При исследовании продуктов творческой деятельности всегда образуется какой-то «остаток», с которым мы не можем справиться посредством до-ступных научных методов. Но, по-моему, нужно сначала при-менить доступные методы, затем попытаться разработать но-вые и только потом то, что останется, объявить, если захочется, не подлежащим естественно-научному изучению Geist’ом. А ко-гда у нас все Geist, это может означать только одно: людям лень заниматься наукой и они свои вольные фантазии выдают за ре-зультаты исследований. Ярхо, которого мы не раз сегодня вспо-минали, называл таких гуманитариев скорострельными интуи-тивистами и добавлял с сожалением: «Не любят люди работать».

Спасибо вам большое!

С ь ю З а Н Х О К И 3 7

История гуманитарного

компьютинга

Перевод с английского Валерии Гавриленко

по изданию: © Hockey S. The History of Humanities

Computing // A Companion to Digital Humanities / S. Schreib-man, R. Siemens, J. Unsworth

(eds). Oxford: Wiley-Blackwell, 2004. Публикуется с любезного

разрешения автора.

Сьюзан Хоки

Эмерит-профессор библиотечного дела и информационной науки департамента ин-формационных исследований Университет-ского колледжа Лондона (UCL). адрес: Gower Street, London WC1E 6BT, United Kingdom. E-mail: [email protected].

Ключевые слова: автоматическая обработ-ка; методология; дигитализация; кодировка; данные.

автор прослеживает историю компьютери-зации и дигитализации гуманитарного зна-ния за период от 1950 до 1990 года. Она

Вступление

Изучение истории любой меж-дисциплинарной академической сферы ставит ряд базовых вопро-сов. Каковы пределы этой сфе-ры? Пересекается ли она с други-ми смежными областями, которые, может быть, повлияли на ее дея-тельность? Каково ее воздействие на другие, возможно, более тра-диционные дисциплины? Отда-ет ли должным образом отчет о ее деятельности простое хронологи-ческое изложение? Возможны ли отступления от него, которые мог-ли бы навести нас на прежде не-известные возможности? Каждый из этих вопросов мог бы стать ос-нованием для отдельного эссе, но в рамках наличного здесь про-

000000000014264756000000040000000088664653000000071000000012428282000000034460000005952547000000007139000000542996000000000273200000091294000600000068510000000297000190000001390000000830000356000000319400000084000224800000004110000009000388790000003218000000000947721000000688900000000446071200000023590000000068539640000002600000000848827090000000070000000512796180000000000032068076937234173226531362158725511726838543745842645840776709164616209889236991188591194989709392099341647218214642425918138499297080485525401415973529509726826785834553899465111332264163564136314184749086794856867561877792624415408878189380156985392270305595556833104079589277706417688992359344184

3 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

странства и контекста выбранный подход призван представить развитие применения компьютерных систем в гуманитарных науках в хронологическом порядке. В пределах этой задачи я уделю внимание лишь ключевым моментам — серьезным ин-теллектуальным прорывам или тем случаям, когда проделанная в гуманитарном компьютинге работа осваивалась, развивалась или существенно использовалась в других дисциплинах.

Здесь не место обсуждать определение того, что имеется в виду под гуманитарным компьютингом. Достаточно сказать, что нас интересует применение компьютерной обработки дан-ных в исследованиях и преподавании в рамках дисциплин, рас-плывчато определенных как «гуманитарные науки» (humanities), а в британском английском — «искусства» (arts). Программные приложения, работающие с текстовыми источниками, заняли ведущее место в развитии гуманитарного компьютинга, о чем свидетельствуют ключевые публикации в этой сфере. Поэто-му неизбежно, что данное эссе фокусируется на этой области. Здесь также не будут предприниматься попытки дать опре-деление «междисциплинарности», но ясно, что по самой своей природе гуманитарный компьютинг должен был охватить «обе

начинает с новаторской деятельности патера Роберто Буза для приведения трудов Фомы аквинского в автомати-чески читабельную форму и заканчива-ет Инициативой по кодированию текстов (TEI). Статья охватывает огром-ное разнообразие методов и большой круг вопросов, характеризующийся яв-ной склонностью к междисциплинар-ности. По самой своей природе дигитализация гуманитаристики была призвана объединить «две культуры» (Чарльз Сноу), чтобы принести стро-гость и систематические однозначные процедурные методологии, характер-ные для «точной» науки, для решения проблем в области наук гуманитарных, которые до сих пор, как правило, про-двигались с изрядной долей интуитив-ности и случайности. Вершиной достижений за рассматриваемый пе-риод стал TEI, повлиявший на профес-сиональное сообщество в целом.

Дигитализация гуманитаристики может внести существенный вклад в сохране-ние культурного наследия в интернете, что важно не только для академиче-ских пользователей, но и для всех уча-щихся и широкой общественности в целом. Наши инструменты и методы должны помочь исследованию посред-ством оцифровки и кодирования про-цессов, где предстоит найти, как сократить расходы на создание данных без потери научной ценности или функ-циональности. На протяжении всей своей истории дигитализация гумани-тарного знания показала здоровый ап-петит для фантазии и инноваций, продолжая поддерживать высокие академические стандарты. Теперь, ко-гда интернет является доминирующей чертой повседневной жизни, для диги-тализации гуманитаристики сложились возможности, о которых прежде нель-зя было и мечтать.


культуры», ввести свойственные точным наукам жесткие и си-стематичные однозначные процедурные методологии, чтобы об-ратиться к тем проблемам в гуманитарии, которые до сих пор решались инстинктивно.

Истоки: 1949‑й — начало 1970‑х

В отличие от многих других междисциплинарных эксперимен-тов, и дата, и обстоятельства рождения гуманитарного ком-пьютинга тайны не представляют. В 1949 году итальянский иезуитский священник отец Роберто Буза начал то, что даже на сегодняшний день представляется задачей монументальной: создание index verborum, указателя всех слов корпуса текстов Фомы Аквинского и других средневековых философов, насчи-тывающего в целом до одиннадцати миллионов слов средневе-ковой латыни. Буза решил, что какая-то машина могла бы ему помочь, и, услышав о компьютерах, отправился за поддержкой к Томасу Дж. Ватсону в IBM в США1. Помощь должна была ско-ро подоспеть, и Буза взялся за работу. Для проекта все тексты были постепенно перенесены на перфокарты и была разработа-на программа конкордансов. Целью было создание печатных то-мов, первый из которых был опубликован в 1974 году2.

Чисто механическая программа конкордансов, где слова рас-полагаются по алфавиту согласно их графическим формам (по-следовательностям букв), могла бы дать результат за гораздо более короткое время, однако Буза это бы не удовлетворило. Он хотел создать «лемматизированный» индекс, где слова рас-положены по словарным гнездам, а не просто по их формам. Его команда попыталась написать программу, чтобы справить-ся с этой задачей, в результате чего лемматизация всех одинна-дцати миллионов словоупотреблений была полуавтоматически осуществлена людьми, работающими со словоформами, с кото-рыми одна программа не могла справиться. Буза задал для сво-ей работы очень высокие стандарты. Его тома напечатаны изящ-но; ни на каком этапе работы он не пошел на уступки ради того, чтобы ее ускорить. Он продолжает оказывать глубокое влияние на гуманитарный компьютинг своим видением и воображени-

1. Busa R. The Annals of Humanities Computing: The Index Thomisticus // Computers and the Humanities. October 1980. Vol. 14. № 2.

2. Idem. Index Thomisticus: Sancti Thomæ Aquinatis operum indices et con-cordantiæ: In 49 vols. Stuttgart: Frommann-Holzboog, 1974–.

4 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ем, не уступающим многим специалистам нынешнего поколения, воспитанного на интернете. В 1992 году вышел CD-ROM с кор-пусом текстов Аквината, содержащим гипертекстовые функции (cum hypertextibus)3 и сопровождаемым инструкцией на латы-ни, английском и итальянском языках. Отец Буза стал первым лауреатом премии имени Буза, учрежденной в знак признания выдающихся достижений в применении информационных тех-нологий в гуманитарных исследованиях. В 1998 году на своей лекции, приуроченной к вручению премии в Дебрецене, он раз-мышлял о потенциале Всемирной паутины WWW производить мультимедийные научные данные, сопровождаемые изощрен-ным аналитическим инструментарием4.

К 1960-м годам преимущества работы с конкордансами ста-ли очевидны и для других исследователей. Серия из четырех статей Долорес Бертон в журнале «Компьютеры и гуманитар-ные науки» (Computers and the Humanities) в 1981–1982 годах попыталась объединить их, начав с дискуссии 1950-х5. Некото-рые исследователи были независимыми учеными, чьи интересы концентрировались на одной группе текстов или авторов. В Ве-ликобритании Рой Уисби построил ряд конкордансов к ранним средневерхненемецким текстам6. В США конкордансы Стефена Перриша к стихотворениям Мэтью Арнольда и Уильяма Бат-лера Йейтса предварили серию конкордансов, опубликованных издательством Корнельского университета7. В этот же пери-од возникли вычислительные центры при некоторых крупных языковых академиях Европы — главным образом для помощи в составлении словарей. Среди примеров — Trésor de la Langue

3. Thomae Aquinatis Opera Omnia Cum Hypertextibus in CD-ROM / R. Busa (ed.). Milano, 1992.

4. Busa R. Picture a Man… // Literary and Linguistic Computing. 1999. Vol. 14. № 1.

5. Burton D. Automated Concordances and Word Indexes: The Fifties // Com-puters and the Humanities. 1981. Vol. 15. № 1; Idem. Automated Con-cordances and Word Indexes: The Early Sixties and the Early Centers // Computers and the Humanities. 1981. Vol. 15. № 2; Idem. Automated Con-cordances and Word Indexes: The Process, the Programs, and the Prod-ucts // Computers and the Humanities. 1981. Vol. 15. № 3; Idem. Automated Concordances and Word Indexes: Machine Decisions and Editorial Revi-sions // Computers and the Humanities. 1982. Vol. 16. № 4.

6. Wisbey R. The Analysis of Middle High German Texts by Computer: Some Lexicographical Aspects // Transactions of the Philological Society. 1963. Vol. 62. № 1.

7. Parrish S. Problems in the Making of Computer Concordances // Studies in Bibliography. 1962. Vol. 15. № 1.


Française8, основанный в Нанси для создания архива француз-ских художественных текстов, и Институт голландской лекси-кологии в Лейдене9.

Хотя большая часть работы в это время была сосредоточена на построении конкордансов как самоцели, применение новых инструментов начало жить собственной жизнью. Использование количественных подходов в изучении стиля и авторства пред-восхищает компьютерную обработку данных. Например, еще в 1851 году британский математик и логик Август де Морган предложил количественное изучение словаря как способ иссле-дования авторства посланий Павла10, а Томас Корвин Менден-холл в конце XIX века описал свою счетную машину, с помощью которой две женщины подсчитывали количество слов, состоя-щих из двух, трех и т. д. букв у Шекспира, Марло, Бэкона и мно-гих других авторов, пытаясь установить, кто написал Шекспира11. Однако появление компьютеров сделало возможным регистри-ровать частотности слов в гораздо больших количествах и точ-нее, чем это может человек. В 1963 году шотландский священник Эндрю Мортон опубликовал в одной британской газете статью, где утверждал, что по данным компьютера святой Павел написал только четыре послания. Мортон обосновывал свое утверждение подсчетом общеупотребительных слов в греческом тексте с уче-том некоторой элементарной статистики. Он продолжил изуче-ние разных греческих текстов, выпуская статьи и книги, посвя-щенные исследованию частотностей общеупотребительных слов (обычно частиц), а также длины предложений, хотя ему можно возразить, что пунктуация, идентифицирующая предложения, была внесена в греческие тексты современными издателями12.

8. Gorcy G. L’informatique et la mise en œuvre du trésor de la langue fran-çaise (TLF), dictionnaire de la langue du 19e et du 20e siècle (1789–1960) // The Possibilities and Limits of the Computer in Producing and Publish-ing Dictionaries / A. Cappelli, A. Zampolli (eds). Pisa, 1984.

9. De Tollenaere F. The Problem of the Context in Computer-aided Lexi-cography // The Computer and Literary Studies / A. J. Aitken, R. W. Bailey, N. Hamilton-Smith (eds). Edinburgh: Edinburgh University Press, 1973.

10. Lord R. Studies in the History of Probability and Statistics: viii. de Mor-gan and the Statistical Study of Literary Style // Biometrika. 1958. Vol. 45. № 1–2. P. 282.

11. Mendenhall T. C. A Mechanical Solution of a Literary Problem // The Pop-ular Science Monthly. 1901. Vol. 60. № 7.

12. Morton A. The Authorship of the Pauline Epistles: A Scientific Solution. Saskatoon, 1965; Morton A., Winspear A. It’s Greek to the Computer. Mon-treal: Harvest House, 1971.

4 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Считается, что в изучении спорного авторства компьютер был впервые применен Альваром Эллегардом к так называе-мым письмам Юниуса, анонима второй половины XVIII века. Его опубликованное в 1962 году исследование использовало ком-пьютер не для подсчета слов, а для машинных расчетов, позво-ливших Эллегарду получить общую картину словаря исходя из подсчетов вручную13. Вероятно, наиболее авторитетным яв-ляется основанное на применении компьютера исследование ав-торства, также выполненное в начале 1960-х годов. Это работа Мостеллера и Уоллеса, посвященная «Запискам Федералиста», сборнику в поддержку ратификации Конституции США, где ис-следователи пытались установить авторство двадцати спорных статей14. С таким объемом текстов, написанных обоими кандида-тами на авторство на одну ту же тему, исследование имело дело с идеальной ситуацией для компаративной работы. Мостеллер и Уоллес были сначала заинтересованы в статистических ме-тодах, которые применяли, но они сумели продемонстрировать, что автором обсуждаемых записок был, очевидно, Медисон. Их выводы в целом приняты, причем до такой степени, что «Феде-ралист» используется в качестве теста новых методов установ-ления авторства15.

В это время много обсуждались границы технологии. Анали-зируемыми данными были либо тексты, либо числа. Они тща-тельно вносились от руки на перфокарты, при этом каждая кар-та содержала до восьмидесяти знаков или одну линию текста (только заглавными буквами), или на бумажные перфоленты, где строчные буквы, может, и были допустимы, но человек нико-им образом не мог их прочитать. У отца Буза есть свои расска-зы о вагонах перфокарт, транспортируемых по Италии из одно-го центра в другой. Вся обработка данных выполнялась поэтапно, так что пользователь никак не мог увидеть результаты раньше вывода на печать, когда работа была уже завершена. Представ-ление данных на основе набора символов вскоре было признано

13. Ellegеrd A. A Statistical Method for Determining Authorship: The Junius Letters 1769–1772. Gothenburg: Elanders Boktryckeri Aktiebolg, 1962.

14. Mosteller F., Wallace D. Inference and Disputed Authorship: The Federal-ist. Reading, MA: Addison-Wesley, 1964.

15. Holmes D., Forsyth R. The Federalist Revisited: New Directions in Author-ship Attribution // Literary and Linguistic Computing. 1995. Vol. 10. № 2; Tweedie F. J., Singh S., Holmes D. I. Neural Network Applications in Sty-lometry: The Federalist Papers // Computers and the Humanities. 1996. Vol. 30. № 1.


существенной проблемой, которую начали решать только сейчас, с появлением Unicode, хотя и не для любых гуманитарных тек-стов. Были разработаны разные методы изображения прописных и строчных букв на перфокартах, чаще всего введением звез-дочки или похожего символа перед заглавной буквой. Акценты и другие нестандартные символы подвергались схожей процеду-ре, а нелатинские алфавиты были целиком транслитерированы.

Самые объемные массивы данных записывались на магнито-фонную ленту, а это можно делать только сериально. Проматы-вание всей кассеты из конца в конец занимало около четырех минут, так что была написана программа для минимизации ко-личества прокруток кассеты. Произвольный, как на дисках, до-ступ к данным был невозможен. Таким образом, их нужно было записывать сериями. Это было не так проблематично для тексто-вых данных, однако для исторических текстов это могло озна-чать упрощение данных, которые представляли несколько ас-пектов одного объекта (формируя несколько таблиц в техноло-гии реляционной базы данных), сведение их к одному линейному потоку. Этого оказалось достаточно, чтобы отпугнуть историков от участия в проектах, основанных на применении компьютера.

Проблемы репрезентации коснулись далеко не только от-дельных символов. Программам построения конкордансов и по-исковым программам нужно было идентифицировать цитаты по их расположению в тексте. Методы, используемые поиско-выми системами для обычных документов, не подходили, так как обычно они предполагали структуры документов, подоб-ные статьям в журналах, и не могли справиться со структурами, свойственными в поэзии, драме или в тех рукописях, в которых важно размещение по строкам. Предложены были разные мето-ды определения структур документов, но наиболее изощренным оказался метод, используемый программой построения конкор-дансов COCOA16. Смоделированный по формату, созданному По-лом Брэтли для Архива древних шотландских текстов17, COCOA дает возможность пользователю задавать спецификацию струк-туры документа, свойственной определенному набору докумен-тов. Он также позволяет размечать параллельные структуры,

16. Russell D. COCOA — A Word Count and Concordance Generator for Atlas. Chilton, UK: Atlas Computer Laboratory, 1967.

17. Hamilton-Smith N. A Versatile Concordance Program for a Textual Ar-chive // The Computer in Literary and Linguistic Research / R. Wisbey (ed.). Cambridge, MA: Cambridge University Press, 1971.

4 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

делая возможным, например, кодирование системы цитирова-ния для печатной версии параллельно с системой цитирования для рукописного источника текста. COCOA не занимает много памяти, но, кажется, не очень читабелен для человека.

Другая широко применяемая схема для цитаций была бо-лее зависима от формата перфокарт. В этой схеме, часто назы-ваемой фиксированным форматом, каждая строка начиналась с закодированной последовательности символов с информаци-ей о цитате. Каждая единица в пределах цитаты располагалась в специальных колонках параллельно строке, например: назва-ние — в колонках 1–3, номер стиха — в 5–6, а номер строки — в 7–9. Ввод этой информации ускорялся функциями на перфорато-ре, но в то же время она занимала больше места в компьютер-ном файле.

Наследие этих схем цитирования до сих пор может быть об-наружено в электронных текстах, созданных некоторое вре-мя тому назад. Программа COCOA, в частности, имела решаю-щее воздействие: другие схемы были выведены из нее. COCOA не может легко обращаться с разметкой небольших признаков объектов внутри контента, таких как имена, даты и аббревиату-ры, но ее способность работать с параллельными структурами обгоняет в этом почти все современные схемы разметки.

В этот же период впервые сложились возможности коопе-рации через гуманитарный компьютинг для обмена идеями и совместного решения проблем. В 1964 году IBM организовал конференцию в Йорктаун-Хайтс. Последующая публикация «Обработка литературных данных: материалы конференции», изданная Джесс Бессинджер и Стефеном Перришем18, читает-ся почти как текст 1980-х годов, если абстрагироваться от пер-фокарт. В докладах выносят на обсуждение сложные вопросы кодирования рукописных текстов и автоматической сортиров-ки конкордансов, где и варианты написания, и недостаток лем-матизации отмечены как серьезная помеха.

Насколько можно судить, конференция в Йорктаун-Хайтс была уникальным и изолированным событием. Только через шесть лет, в марте 1970 года, в Кембриджском университете Роем Уисби и Майклом Фаррингдоном была организована кон-ференция, задуманная как первая в серии регулярных кон-ференций по литературному и лингвистическому компьютин-

18. Bessinger J., Parrish S. Literary Data Processing Conference Proceedings. White Plains, NY: IBM, 1965.


гу и предшественница того, что станет встречами Ассоциации по литературному и лингвистическому компьютингу / Ассоциа-ции по компьютерам и гуманитарным наукам (ALLC/ACH). Это было поистине международное событие с достойными предста-вителями с обеих сторон Атлантики и из Австралии. Материалы, тщательно подготовленные Уисби19, установили стандарт для последующих публикаций. Ретроспективно внимание на себя обращает акцент на вводе, выводе и программировании, а так-же на лексикографии, текстовом редактировании, преподавании языков и стилистике. Даже в это время вполне осознавалась не-обходимость архивирования и поддержки электронных текстов.

Другой показатель нарождающейся отрасли знаний — осно-вание нового журнала. «Компьютеры и гуманитарные науки» начал выходить под редакцией Йозефа Рабена в 1966 году. Ра-бен с особой энергией пестовал новый журнал, и на протяже-нии нескольких лет, по крайней мере до регулярных конферен-ций и образующихся после них ассоциаций, журнал был главным средством распространения информации о гуманитарном ком-пьютинге. Рабен осознавал необходимость быть в курсе происхо-дящего, и редакция журнала постепенно стала первым местом, куда обращались желающие запустить какой-либо проект. Дру-гие неофициальные бюллетени и журналы также помогали отдельным сообществам, в частности Calculi по компьютерам и классической филологии, издававшийся Стефеном Уэйтом.

На 1960-е приходится и создание центров по использованию компьютеров в гуманитарных науках. В 1963 году Уисби основал Центр литературного и лингвистического компьютинга в Кем-бридже в качестве поддержки своей работы с ранними средне-верхненемецкими текстами. В Тюбингене Вильгельм Отт собрал группу, начавшую разработку серии программ по текстовому анализу, в частности, для создания критических изданий. Про-граммные модули TuStep до сих пор в ходу, они задают очень высокие стандарты научной работы во всех ее фазах — от вво-да данных и сличения текстов до производства всего комплек-са печатных томов.

Для этого раннего периода характерно, что технология часто стесняла работу, если под технологией понимать наборы симво-лов, инструменты ввода/вывода и медленный оборот систем па-кетной обработки данных. Впрочем, исследователи находили,

19. The Computer in Literary and Linguistic Research / R. Wisbey (ed.). Cam-bridge, MA: Cambridge University Press, 1971.

4 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

пусть и неуклюжие, способы решения некоторых из этих про-блем. Что более характерно, выявленные ими ключевые пробле-мы все еще остаются, например необходимость справляться с вариативным написанием, различными вариантами рукопи-сей и лемматизацией.

Консолидация: 1970‑е — середина 1980‑х

Если охарактеризовать этот период одним словом, то им будет «консолидация». Все больше людей применяли методологии, раз-работанные в течение предшествующего периода. Создавалось больше электронных текстов, стартовало все больше проектов, использующих те же приложения. Информация о том, что воз-можно, постепенно распространилась по обычным каналам в ака-демической среде, все больше людей имели дело с компьютера-ми в повседневной жизни, начиная задумываться о том, как ис-пользовать компьютеры для своих исследований и преподавания.

Распространению информации способствовали «Компьютеры и гуманитарные науки» и постоянные конференции. Симпозуим в Кембридже в 1970 году положил начало серии конференций, проводившихся в Великобритании один раз в два года и став-ших главным событием в области гуманитарного компьютин-га. На встречах в Эдинбурге (1972), Кардиффе (1974), Оксфорде (1976), Бирмингеме (1978) и Кембридже (1980) были представле-ны очень высококачественные доклады. Ассоциация по литера-турному и лингвистическому компьютингу (ALLC) образова-лась в результате встречи в Королевском колледже Лондона в 1973 году. С самого начала она трижды в год выпускала свой бюллетень, а также начала организовывать ежегодные встре-чи с приглашенными специалистами и к 1986 году основала жур-нал «Литературный и лингвистический компьютинг» (Literary and Linguistic Computing). К середине 1970-х в Северной Аме-рике началась другая серия конференций под названием «Ме-ждународная конференция по компьютингу в гуманитаристи-ке» (ICCH). Конференции проводились по нечетным годам, чтобы чередоваться со встречами в Великобритании. Британские кон-ференции и ежегодные встречи ALLC начали постепенно объ-единяться. Они продолжали заниматься литературной и лингви-стической обработкой данных с некоторым акцентом на «лингви-стическом», предложив форум для растущего числа европейских исследователей в области, ставшей известной как корпусная лингвистика. ICCH привлекала доклады с более широким тема-


тическим спектром, к примеру о применении компьютеров в пре-подавании письма, о музыке, искусстве и археологии. Ассоциа-ция по компьютерам и гуманитарным наукам (ACH) возникла из этой конференции и была основана в 1978 году.

Требования гуманитарного компьютинга начали признавать-ся и в академических вычислительных центрах. Еще во време-на обработки данных на универсальных ЭВМ нужно было ре-гистрироваться, чтобы воспользоваться любыми вычислитель-ными средствами. А такая регистрация позволяла персоналу академических вычислительных центров определять потребно-сти пользователей и планировать установку стандартного про-граммного обеспечения, которое могло бы использоваться разны-ми людьми. Вторая версия программы построения конкордансов COCOA в Британии была разработана именно с целью установ-ки на разных мейнфреймах20. Программа была распространена по разным вычислительным центрам в середине 1970-х, и многие из них назначали одного человека, ответственного за поддержку. Неудовлетворенность ее пользовательским интерфейсом вме-сте с прекращением поддержки со стороны лаборатории «Атлас», где программа была написана, привели к тому, что финансовые структуры спонсировали разработку новой программы в Окс-фордском университете. Названная Оксфордской программой конкордансов (OCP), она была готова к реализации в 1982 году и вызвала интерес во всем мире у пользователей разных стран21. В это же время появилось и другое пакетное или комплексное программное обеспечение, что значительно снизило стоимость проектов по части средств обеспечения программных разработок.

Потребность в том, чтобы избежать дублирования усилий, тоже привела к объединению в области текстового архивиро-вания и хранения. С появлением пакетного программного обес-печения и в связи с уже неактуальным программированием в больших объемах, в любом проекте подготовка электрон-ных текстов начала занимать большую часть времени. Главным стимулом к созданию Оксфордского текстового архива (ОТА) в 1976 году была потребность удостовериться в том, что закон-ченный исследователем текст не пропадет. ОТА предпринял

20. Berry-Rogghe G., Crawford T. Developing a Machine-independent Concord-ance Program for a Variety of Languages // The Computer and Literary Studies.

21. Hockey S., Marriott I. The Oxford Concordance Project (OCP). Part 1–3 // ALLC Bulletin 7. 1979; Idem. The Oxford Concordance Project (OCP). Part 4 // ALLC Bulletin 8. 1980.

4 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

сохранение электронных текстов и, при условии разрешения депозитора, а также с соответствующими разрешениями отно-сительно авторских прав, делал эти тексты доступными для лю-бого желающего воспользоваться ими в академических целях. Это было началом цифровой библиотеки, хотя изначально ни-кто ее так не называл, и ее персонал должен был еще вырабо-тать свои методы описания и документации материала22. Массив недокументированных данных указал на необходимость выра-ботки общепринятых процедур описания электронных текстов.

Подход ОТА состоял в том, чтобы предложить сервис по со-хранению любых внесенных данных. Ему это удавалось доста-точно длительное время и с помощью очень небольшого бюдже-та, однако сервис не поддерживал создание некоторых текстов. Группы ученых в некоторых дисциплинах скооперировались для создания архива текстов с целью использования его в каче-стве источника исследований. Из них особого внимания достоин Thesaurus Linguae Graecae (TLG), созданный в Калифорнийском университете в Ирвайне и руководимый Теодором Бруннером на протяжении многих лет. Бруннер собрал миллионы долларов на поддержку создания «базы данных» древнегреческих тек-стов, включавшей всех авторов от Гомера до приблизительно 600 г. н. э., — около 70 миллионов слов23. Дополнительная коллек-ция классических латинских текстов была создана позднее Ин-ститутом гуманитарных наук Паккарда, что вместе с TLG дало классическим филологам такой исследовательский ресурс, кото-рому в других дисциплинах долгие годы не было равных. Толь-ко у специалистов по древнеанглийской литературе был доступ к похожему полному, но меньшему корпусу древнеанглийских текстов, составленному для древнеанглийского словаря24.

В этот период было основано еще больше центров по обработ-ке данных в гуманитарных науках. Некоторые из них, как, на-пример, Норвежский вычислительный центр для гуманитарных наук (сегодня HIT) в Бергене, при существенной поддержке го-

22. Proud J. The Oxford Text Archive. L.: British Library R&D Report, 1989. 23. Brunner T. Classics and the Computer: The History of a Relationship // Ac-

cessing Antiquity: The Computerization of Classical Studies / J. Solomon (ed.). Tucson; L.: University of Arizona Press, 1993.

24. Healey A. The Corpus of the Dictionary of Old English: Its Delimitation, Compilation and Application // Fifth Annual Conference of the Universi-ty of Waterloo Centre for the New Oxford English Dictionary (Septem-ber 18–19, 1989, St. Catherine’s College, Oxford). Waterloo, ON: UW Cen-tre for the New OED, 1989.


сударства внедряли широкий спектр прикладных технологий и проектов. Другие, как Центр компьютерного анализа текстов (ССАТ) в Университете Пенсильвании, сосредоточивались более узко на интересах научных и университетских кругов, которые способствовали формированию этих центров. Подобные орга-низмы стали возникать по всему миру, а ученые этих институ-ций в целом пользовались значительной поддержкой.

В этот период были введены университетские курсы, посвя-щенные разным аспектам гуманитарного компьютинга. Одни преподавались персоналом академических вычислительных центров: они концентрировались в основном на технических ас-пектах применения программного обеспечения. Другие преду-сматривали широкий обзор областей приложения. Если курсы читались учеными, то их тематика обычно соответствовала ин-тересам авторов, которые затем привлекали к этим областям и своих студентов. Помимо этого, не прекращалась дискуссия, должны ли студенты изучать программирование. Кто-то счи-тал, что оно заняло место латыни в качестве «ментальной дис-циплины»25. Другие полагали, что оно сложно и отнимает слиш-ком много времени от основной работы в гуманитарных науках. Некоторое время язык обработки строк Снобол был в моде, так как для студентов-гуманитариев он был проще остальных язы-ков программирования, среди которых главным был Фортран.

Были также подвижки в развитии инструментов обработки, в основном в связи с переходом от ленты к хранению на дисках. Файлы больше не нужно было искать в порядке их следования. Какое-то время в ходу были разные способы упорядочивания ма-териала в базах данных, и некоторые из них — весьма эффектив-ные для гуманитарных текстов26, но постепенно возобладала ре-ляционная модель. При вводе в эксплуатацию на мейнфреймах она продемонстрировала лучшую структуру, в которой могли ра-ботать историки и другие имеющие дело с материалом, взятым из источников (не с самими источниками). Однако реляционные методы все еще представляли трудности в репрезентации той ин-формации, которую нужно было вмещать в таблицы. В 1970-е годы были изобретены по меньшей мере два аппаратных устройства для помощи в поиске. Одно было установлено на компьютере Дэ-

25. Hockey S. Workshop on Teaching Computers and the Humanities Cours-es // Literary and Linguistic Computing. 1986. Vol. 1. № 4. P. 228–229.

26. Burnard L. Principles of Database Design // Information Technology in the Humanities / S. Rahtz (ed.). Chichester: Ellis Horwood, 1987.

5 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

вида Пакарда Ibycus, cозданном для работы с TLG и некоторы-ми другими материалами классической филологии27. Другое, кон-тентно-адресуемое хранилище данных (CAFS), работало на бри-танских компьютерах ICL28. Идея переноса обработки данных на хардвер казалась очень заманчивой гуманитариям, имеющим дело с большими массивами данных, но она так и не прижилась в полной мере, возможно, потому, что ее опередило быстрое усо-вершенствование стандартного аппаратного оборудования.

В публикациях этого периода преобладают работы на основе лексических исследований, порожденных программами конкор-дансов. Результаты представляли интерес либо для каких-то ви-дов стилистического анализа, либо для использования в лингви-стике. При различных лексических подсчетах применялась все более сложная математика, из-за чего некоторые, более гумани-тарного склада, участники процесса оставались не у дел. Кроме того, в отношении методологии было мало действительно ново-го или любопытного и, возможно, меньше, чем хотелось бы, кри-тической оценки методологий. Важные тенденции этого перио-да относятся больше к системам обслуживания, разработанным благодаря наличию все большего числа средств распространения (конференции и журналы), а также благодаря признанию необ-ходимости стандартного программного обеспечения, архивирова-ния и хранения текстов. Распространение осуществлялось через бюллетени по гуманитарному компьютингу и намного меньше — через гуманитарные издания широкого профиля. Похоже, мы все еще пребывали на той стадии, когда гуманитарные исследования, осуществляемые с помощью компьютера, не пользовались осо-бым уважением и ученые предпочитали публиковаться там, где их работы имели больший шанс быть принятыми.

Новые тенденции: середина 1980‑х — начало 1990‑х годов

В этот период произошли существенные сдвиги в развитии гу-манитарного компьютинга. Некоторые можно отнести к двум новым техническим решениям — персональному компьютеру и электронной почте. Другие произошли в результате роста экс-

27. The Humanities Computing Yearbook 1989–1990: A Comprehensive Guide to Software and Other Resources / I. Lancashire (ed.). Oxford: Clarendon Press, 1991. P. 204–205.

28. Burnard L. CAFS: A New Solution to an Old Problem // Literary and Lin-guistic Computing. 1987. Vol. 2. № 2.


плуатации технологий и в связи с необходимостью сократить за-траты усилий.

Сначала появилось несколько разных конкурирующих брендов персональных компьютеров. Одни были созданы для игр, другие служили автономными текстовыми редакторами и не могли быть использованы ни для чего другого, третьи пред-назначались для рынка образования, а не для общего пользо-вания. Постепенно персональные компьютеры IBM и модели на основе архитектуры IBM начали доминировать. Компьюте-ры Apple Macintosh также широко применялись, особенно в об-ласти графики.

Персональный компьютер теперь — неотъемлемая часть на-учной жизни, однако во времена своего появления он был зна-чительно дороже, чем сейчас, и его первыми покупателями были энтузиасты и интересующиеся. Первоначальным резуль-татом оказалось то, что больше не требовалось регистрировать-ся в вычислительном центре, чтобы воспользоваться компьюте-ром. Пользователи ПК могли делать что хотели и уже не были ограничены тем, что имелось в доступе прежде.

К концу 1980-х появились три основанные на DOS програм-мы текстового анализа: Word-Cruncher, TACT и MicrOOCP — все с очень хорошей функциональностью. Владельцы ПК могли ра-ботать с ними на дому и, в случае с Word-Cruncher и TACT, по-лучать мгновенные результаты поиска. MicrOOCP была разра-ботана из мэйнфреймовой программы с применением метода пакетного индексирования, а не интерактивного поиска. Одна-ко главным приложением персональных компьютеров было то, что применялось во всех других дисциплинах, а именно обра-ботка текстовых данных. Это привлекло еще больше пользова-телей, которые очень мало знали о других приложениях и были склонны считать, что функции программ текстовой обработки — это все, что компьютеры могли для них сделать.

Apple Macintosh привлек пользователей-гуманитариев по двум причинам. Во-первых, у него задолго до Windows был графический интерфейс. Это означало, что он гораздо удоб-нее с точки зрения отображения нестандартных символов. На-конец-то можно было теперь увидеть на экране древнеанглий-ские, греческие, кириллические символы и почти любой другой алфавит и легко работать с содержащим эти символы текстом. Во-вторых, Macintosh появился с программой, с помощью ко-торой можно было легко создавать примитивные гипертексты. HyperCard предоставил модель карточных файлов со связями

5 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

между ними. Он включал и простой инструмент программиро-вания с возможностью — впервые для ученых-гуманитариев — легко писать компьютерные программы. Вскоре была призна-на польза гипертекста для преподавания и появились разные примеры этого. Один из них — рабочая станция «Беовульф», со-зданная Патриком Коннером29. Он дает текст со ссылками на со-временную английскую версию и различные языковедческие и контекстные примечания. Также первая версия проекта «Пер-сей» была выпущена для последнего пользователя HyperCard.

Создание сети контактов, по крайней мере для электронной почты, первоначально предназначалось для групп программи-стов и исследовательских институтов. К середине 1980-х годов большинство академических компьютерных сервисных центров разработали средства отправления и получения электронной почты вне международных границ. Электронными адресами жадно обменивались на конференции ALLC в Ницце 1985 года; началась эра мгновенной коммуникации. Вскоре электронная почта отправлялась группам пользователей и была установлена программа для электронных групп дискуссий ListServ. Ansax-net, самая старая электронная группа дискуссий в гуманитарии, была разработана Коннером в 1986 году30.

Весной 1987 года на конференции ICCH в Колумбии, Южная Каролина, встретились специалисты, в гуманитарном компью-тинге работающие в основном в сфере поддержки, и сошлись на том, что нужно найти способ поддержания связи на регу-лярной основе. Уиллард МакКарти, в то время работавший в Университете Торонто, взялся за рассмотрение того, что они могли бы предпринять. После конференции он обнаружил су-ществование ListServ, и вскоре появился «Гуманист»31. Первое сообщение было отправлено 7 мая 1987 года. МакКарти взял на себя функцию редактора того, что сам он предпочитает на-зывать «электронным семинаром», и с тех пор, за исключением пропуска в начале 1990-х, когда «Гуманист» издавался Универ-ситетом Брауна, продолжает выступать в этой роли.

«Гуманист» стал чем-то вроде модели электронных групп дискуссий. МакКарти соблюдает отличные стандарты редакти-

29. Conner P. The Beowulf Workstation: One Model of Computer-assisted Lit-erary Pedagogy // Literary and Linguistic Computing. 1991. Vol. 6. № 1.

30. Idem. Networking in the Humanities: Lessons from Ansaxnet // Computers and the Humanities. 1992. Vol. 26. № 3.

31. McCarty W. Humanist: Lessons from a Global Electronic Seminar // Com-puters and the Humanities. 1992. Vol. 26. № 3.


рования, и уровень дискуссии также в целом высокий. Для тех из нас, кто находится в Европе, регулярный утренний рацион из трех–шести дайджестов «Гуманиста» — приятное начало дня. «Гуманист», став главным в поддержке и развитии сообщества, оказал существенный вклад в формирование гуманитарного компьютинга. Его архивы, восходящие к 1987 году, являют собой неисчерпаемый источник сведений касательно тенденций и про-блем этого периода. Он был также взят за образец основателя-ми Linguist List, главного электронного форума по лингвистике.

В этот период обретает печатную форму единственная ши-рокомасштабная попытка составления библиографии проектов, программ и публикаций. Вышли два тома «Ежегодника гумани-тарного компьютинга» (Humanities Computing Yearbook, HCY). Первый, под редакцией Яна Ланкашира и Уилларда МакКарти, вышел в 1988 году и насчитывал около 400 страниц. Второй том, за 1989–1990 годы, — почти 700 страниц и с гораздо лучшим ука-зателем. На протяжении нескольких лет, пока издание не на-чало устаревать, «Ежегодник» был чрезвычайно ценным источ-ником, исполняя ту роль, которую ранее взял на себя журнал «Компьютеры и гуманитарные науки», переставший выходить в начале 1970-х. Подготовка «Ежегодника» была поистине трудо-емким предприятием, и следующие тома не появились. К нача-лу 1990-х сложилось общее мнение, что в будущем база данных онлайн была бы более эффективным ресурсом. Хотя и предпри-нимались разные попытки создать нечто подобное, ничего стоя-щего внимания так и не появилось, а общая картина проектов и публикаций снова оказывается неполной.

В отношении интеллектуальных прорывов на фоне дру-гих событий этого периода одно выделяется особенно. В ноя-бре 1987 года Нэнси Айд с помощью коллег из ACH организо-вала встречу по приглашениям в Колледже Вассара, Пукипси, для обсуждения возможности создания стандартной схемы ко-дирования для гуманитарных электронных текстов32. До сих пор предпринимались разные попытки решить проблему множества различных конфликтующих схем кодирования — ситуация, ко-торую один из участников конференции в Вассаре назвал хао-сом. Настало время действовать. Ученые уставали все больше, тратя время на переформатирование текстов под определенную программу, и испытывали все большую фрустрацию из-за недо-

32. Burnard L. Report of Workshop on Text Encoding Guidelines // Literary and Linguistic Computing. 1988. Vol. 3. № 2.

5 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

статков существующих схем. В 1986 году появилась новая схема кодирования. Стандартный общий язык разметки SGML (Stand-ard Generalized Markup Language), выпущенный ISO, предло-жил такой механизм определения схемы разметки, который мог работать с различными типами текстов, обращаться с метадан-ными и представлять как сложный научный анализ, так и базо-вые структурные элементы документов.

Участники конференции согласовали ряд принципов («Прин-ципы Пукипси») в качестве основы для разработки новой схе-мы кодирования и доверили руководство проектом Комитету управления с представителями от ассоциаций по компьютерам и гуманитарным наукам (ACH), по литературному и лингвисти-ческому компьютингу (ALLC) и по компьютерной лингвистике33. Впоследствии группа собрала свыше миллиона долларов в Се-верной Америке и контролировала разработку «Принципов ко-дирования электронного текста и обмена» Инициативы по коди-рованию текстов (Text Encoding Initiative, TEI). Работа сначала велась в четырех областях, с комитетом при каждой из них. Ре-зультаты затем были объединены двумя редакторами в первый черновой вариант, распространенный в 1990 году для открыто-го комментирования. На следующем этапе к проекту были под-ключены рабочие группы, которые детально исследовали при-менимость этих методов к конкретным областям. Первая полная версия «Принципов» TEI была опубликована в мае 1994 года и распространена в печатном и электронном виде.

Размер, размах и воздействие TEI превзошли все ожидания участников конференции в Вассаре. Это была первая способная заинтересовать ученых систематическая попытка категоризиро-вать и определить все свойства текстов в гуманитаристике. Все-го около 400 тегов кодирования было задано в структуре, легко расширяемой для новых прикладных областей. Задавание тегов в «Принципах» проясняет некоторые вопросы, однако по ходу работы возникли более глубокие интеллектуальные проблемы. Работа в TEI вызвала интерес к теории разметки и к репре-зентации гуманитарного знания в качестве темы как таковой. Публикация «Принципов» TEI совпала с появлением полнотек-стовых цифровых библиотек, так что для проектов цифровых библиотек, которые до сих пор не пересекались с гуманитар-ным компьютингом, оказалось естественным основывать работу на TEI, нежели изобретать схемы разметки с нуля.

33. Text Encoding Initiative (2001), URL: http://www.tei-c.org.


Большая часть работы TEI была сделана с помощью элек-тронной почты с использованием частных и публичных групп дискуссий и через файловый сервер, куда вывешивались чер-новики документов. С самого начала любой, кто работал в груп-пе TEI, должен был регулярно пользоваться электронной поч-той, так что проект стал любопытным примером такого способа работы. Впрочем, участники вскоре поняли, что подводить ито-ги в электронных дискуссиях непросто, но, к счастью, имелись ресурсы и для регулярных личных встреч, с тем чтобы удосто-вериться, что решения действительно выполняются, а предло-жения по разметкам от различных рабочих групп обоснованны.

Как мы видим, помимо важных достижений в использова-нии персональных компьютеров, нетворкинге и TEI в 1970-е годы бурно развивался и гуманитарный компьютинг, вовлекая все больше пользователей и проектов. Некоторые прикладные обла-сти постепенно отделились от обработки данных в гуманитари-стике, развив собственную культуру и способы распространения. «Компьютеры и письмо» оказались темой, довольно быстро себя исчерпавшей. Компьютерная лингвистика развивалась всегда независимо от гуманитарного компьютинга и, несмотря на уси-лия Дона Уокера в оргкомитете TEI, оставалась независимой дис-циплиной. Уокер и Антонио Замполли из Института компьютер-ной лингвистики в Пизе много работали над объединением сооб-ществ гуманитарного компьютинга и компьютерной лингвистики, однако без большого успеха. Как раз когда ученые в гуманитар-ном компьютинге начинали испытывать серьезную потребность в инструментах, разработанных в компьютерной лингвистике (морфологический анализ, синтаксический анализ и лексические базы данных), в компьютерной и корпусной лингвистике велась активная работа по аргументационному анализу и анализу речи. Несмотря на знаковый доклад о взаимодействии между компью-терной лингвистикой и литературным и лингвистическим ком-пьютингом, прочитанный Замполли и его коллегой Николеттой Кальцолари на первой объединенной конференции ACH/ALLC в Торонто в июне 1989 года34, эти два сообщества почти не контак-тировали, и той пользы, какую мог бы извлечь из методик ком-пьютерной лингвистики, гуманитарный компьютинг не извлек.

34. Calzolari N., Zampolli A. Lexical Databases and Textual Corpora: A Trend of Convergence between Computational Linguistics and Literary and Lin-guistic Computing // Research in Humanities Computing / S. Hockey, N. Ide (eds). Oxford, 1991. Vol. 1.

5 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Эра интернета: от начала 1990‑х до наших дней

Одно событие по своему воздействию далеко превзошло лю-бое другое в период 1990-х. Это был приход интернета, а особен-но Всемирной паутины (World Wide Web). Первый графический браузер Mosaic появился на сцене в 1993 году. Отныне использо-вание интернета — жизненно важная часть любой академической деятельности. Поколение студентов выросло с ним и естествен-но воспринимает его как главный источник любой информации.

Изначально специалистам, работающим в долгосрочных про-ектах гуманитарного компьютинга, было сложно осознать воз-можное воздействие сети почти в тех же масштабах, что и Mi-crosoft’а. Работающие с TEI остро почувствовали, что язык ги-пертекстовой разметки HTML (HyperText Markup Language) был слабой системой разметки, навсегда сохранившей все про-блемы с текстовыми редакторами и с основанной на этом виде разметкой. Сеть просматривалась с любопытством, но, скорее, извне. Она была средством поиска каких-то видов информации, а не действительно серьезным инструментом гуманитарных ис-следований, но она стала первой возможностью для тех институ-ций и организаций, которые первыми намерились освоить ком-пьютинг в гуманитарных науках. Они увидели, что сеть являет-ся и превосходным средством для распространения результатов научной работы не только среди коллег, но и среди намного бо-лее широкой аудитории. Возникла новая группа пользователей. С точки зрения производителя, преимущества интернета огром-ны. Формат более не ограничивается форматом печатной книги. Теоретически почти отсутствуют ограничения в объеме, и гипер-текстовые ссылки предоставляют удобный способ работы с при-мечаниями и пр. Публикация может выстраиваться постепен-но, по мере того как и когда ее части готовы к изданию. Ее можно выложить сразу, легко исправлять и обновлять.

С начала до середины 1990-х годов было заявлено множе-ство новых проектов, некоторые из них нашли финансирование и были запущены. В частности, в области научных электрон-ных изданий было несколько встреч и публикаций, посвящен-ных дискуссии о том, на что может быть похожим электронное издание35. Происходило это как раз в то время, когда теоретики редакторского дела работали над текстом как физическим объ-

35. Finneran R. The Literary Text in the Digital Age. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1996; Bornstein G., Tinkle T. The Iconic Page in Ma-


ектом, который они могли бы репрезентировать в цифровых об-разах. За знаменательным исключением работы, проделанной Питером Робинсоном36 и, возможно, еще парой других специа-листов, немногие из этих публикаций увидели свет иначе, чем в виде прототипов или небольших образцов, и ко второй поло-вине десятилетия интерес к этому несколько угас. Было пред-ложено множество творческих идей, но, как только они ока-зывались на стадии, где теория должна перейти в практику, а проекты требовали усердного труда по вводу, текстовой раз-метке и разработке программного обеспечения, внимание пере-носилось на другие вещи.

Велись споры о том, как называть коллекции электрон-ных ресурсов. Многие предпочитали термин «архив» (archive). В частности, так были названы «Архив Блейка» и другие проек-ты в Институте передовых технологий в гуманитарных науках в Университете Вирджинии. «Архив» означал коллекцию мате-риала, где обычно пользователь должен был выбирать метод на-вигации. «Версия» (edition) подразумевает значительную долю научной прибавочной стоимости, поскольку отражает представ-ления одного или более редактора, что может быть осущест-влено благодаря предпочтению определенных методов навига-ции. Язык разметки SGML, в основном в созданных на основе TEI приложениях, был принят как способ снабжения добавоч-ными блоками, на которых могли быть построены маршруты навигации. Однако оставались нерешенными серьезные задачи по проектированию и построению эффективного пользователь-ского интерфейса. И все же основной упор делался на навига-ции, а не на инструментах и методах анализа, которые в про-шлом сформировали в гуманитарном компьютинге основные сферы приложения. На заре появления сети технология распро-странения текстов, размеченных по стандарту SGML, была не-уклюжей и во многих отношениях предоставляла менее удовле-творительный пользовательский интерфейс, чем тот, что может быть выработан неформатированным HTML. Но из-за легкости

nuscript, Print, and Digital Culture. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1998.

36. Geoffrey Chaucer: The Wife of Bath’s Prologue on CD-ROM / P. Robin-son (ed.). Cambridge: Cambridge University Press, 1996; Idem. New Di-rections in Critical Editing // Electronic Text: Investigations in Method and Theory / K. Sutherland (ed.). Oxford: Clarendon Press, 1997; Idem. New Methods of Editing, Exploring and Reading The Canterbury Tales. 1999. URL: http://www.cta.dmu.ac.uk/projects/ctp/desc2.html.

5 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

просмотра этих текстов воздействие многих издательских про-ектов такого рода было существенным. Для большего числа лю-дей идея технологии в гуманитарии стала привычной, хотя это в меньшей мере касалось загрузки материалов в сеть.

Хотя поначалу большинство из издательских проектов были запущены коллективами ученых, вскоре и библиотеки стали обдумывать идею выкладывания содержания свих коллекций в интернет. В США несколько институций создали коллекции электронных текстов и цифровых библиотек в качестве гума-нитарных первоисточников, обычно используя поисковый ме-ханизм OpenText SGML37. Обладая хорошими и быстрыми воз-можностями поиска слов (цепочек), он в то же время позволяет немногим больше, чем справочная система для поиска слов. Дру-гие проекты использовали систему электронных книг DynaText SGML для распространения своих текстов. Это дало возмож-ность более структурированного поиска, однако с не особенно удобным интерфейсом.

Совершенно новая идея электронных публикаций принад-лежит проекту «Орландо», работающему с историей британ-ской женской литературы в университетах Альберты и Гуэльфа. При существенной финансовой помощи новый материал в виде кратких биографий авторов, истории их письма и общих миро-вых событий был создан как совокупность документов стандар-та SGML38. Затем можно было работать над извлечением пор-ций этих документов и преобразованием их в новый материал, например, для того, чтобы генерировать хронологии отдельных периодов или тематик. Этот проект представил собой идею со-вершенно новой формы академического письма, идею, принци-пиально отличную от всего, что было сделано до сих пор. Остает-ся только следить за тем, действительно ли она наберет обороты.

Благодаря интернету стало реально выполнять совместные проекты ранее невозможными способами. Простая возможность участия в составлении одного и того же документа людей, находя-щихся в разных местах, была большим прорывом в более ранних методах работы. В проекте «Орландо» исследователи обеих ин-ституций создают дополнения к архиву документа, который раз-

37. Price-Wilkin J. Using the World Wide Web to Deliver Complex Electronic Documents: Implications for Libraries // The Public-Access Computer Sy-stems Review. 1994. Vol. 5. № 3.

38. Brown S. et al. SGML and the Orlando Project: Descriptive Markup for an Electronic History of Women’s Writing // Computers and the Humanities. 1997. Vol. 31. № 4.


работан на базе web-технологии, в административных целях ис-пользующей элементы разметки SGML. Распространялись также идеи по совместной редакции рукописных источников, при кото-рой специалисты, находясь в разных местах, могли бы добавлять слои примечаний, например для проекта Пирс39 и Codex Lenin-gradensis40. Технические стороны этой идеи достаточно прозрач-ны. Может быть, менее ясно управление проектом: кто контроли-рует или проверяет примечания и как все это можно сохранять.

Внедрение TEI в качестве модели в проектах цифровых биб-лиотек затронуло некоторые любопытные вопросы относитель-но целой философии TEI, задуманной большей частью учеными, которые желали быть возможно более гибкими. Любой тег TEI может быть изменен, теги можно добавлять там, где это уместно. Несколько иная философия преобладает в библиотечно-инфор-мационной науке, где заданным стандартам следуют с большим тщанием, для того чтобы обеспечить читателям легкий поиск книг. К сожалению, большего вклада со стороны библиотечно-ин-формационной науки в то время, когда создавалась TEI, ожидать не приходилось, но проект TEI был запущен задолго до того, как термин «цифровая библиотека» вошел в обиход. Среди библиоте-карей многолетний опыт работы с электронными текстами был редкостью в отличие от сообщества ученых. Тем не менее TEI была взята в качестве модели разработчиками кодированного ар-хивного описания EAD (Encoded Archival Description), возымев-шего очень широкое воздействие в качестве стандарта поисковых вспомогательных средств в архивах и специальных коллекциях.

В начале 1990-х к электронным ресурсам гуманитарных наук добавилось дополнительное измерение — тогда появилась воз-можность подачи мультимедийной информации в виде изобра-жений, аудио и видео. На заре эпохи цифровых изображений было много дискуссий о файловых форматах, цветовой разре-шающей способности, других технических аспектах формиро-вания изображения и гораздо меньше о том, что же люди мо-гут с ними делать помимо просмотра. Безусловно, в доступе к изображениям первоисточников в сети есть множество пре-имуществ, однако специалисты по гуманитарному компьютингу,

39. Neuman M., Keeler M., Kloesel C., Ransdell J., Renear A. The Pilot Project of the Electronic Peirce Consortium (abstract) // ALLC/ACH ‘92 Conference Abstracts and Program. Oxford, 1992.

40. Leningrad Codex Markup Project // Project «EL»: The XML Leningrad Co-dex. 2000. URL: http://www.leningradensis.org/.

6 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

воспитанные на привычке к гибкости текста с возможностью по-иска, опять-таки склонны были рассматривать связанные с изо-бражениями проекты как не совсем их дело, если только, — как в проекте «Беовульф»41, — с изображениями нельзя было рабо-тать и каким-то образом увеличивать их ценность. В настоя-щее время ведется интересная работа по соединению образов с текстом, вплоть до отдельных слов42. Когда большую часть этой работы можно будет выполнять автоматически, перед нами предстанет возможность переосмысления некоторых аспектов изучения рукописей. Потенциал других форм мультимедиа се-годня широко признан, но их применение действительно оправ-данно лишь при высокоскоростном доступе, а будущее состоит в их постепенном сближении с телевидением.

Распространение доступа к электронным ресурсам, поро-жденное сетью, вызвало интерес к другим теоретическим обла-стям в гуманитарном компьютинге. Электронные ресурсы стали отдельной темой исследований: их начала анализировать новая группа ученых, среди которых и люди без большого опыта рабо-ты с техническими аспектами ресурсов. В частности, внушитель-ное количество теоретиков привлекал гипертекст. Это помогло расширить спектр интереса дискуссий о компьютинге в гумани-тарных науках, но в то же время, возможно, повлияло и на фор-мирование превратных представлений о том, что происходит на самом деле при создании и использовании такого ресурса. Снова возникли проблемы с двумя культурами — той, которая ре-сурс создает, и другой, предпочитающей об этом говорить.

Введение академических программ служит обычно еще од-ним подтверждением принятия какой-либо дисциплины более широкой академической средой. В случае гуманитарного ком-пьютинга это начало происходить к концу 1990-х, хотя, навер-ное, любопытно будет отметить, что очень немногие из программ содержали слова «гуманитарный компьютинг» в самом назва-нии. Королевский колледж в Лондоне предлагает студентам-ба-калаврам гуманитарных специальностей дополнительную про-грамму по прикладному компьютингу с набором гуманитарных дисциплин, а его новая магистерская программа при Центре гуманитарного компьютинга также называется «Прикладной

41. Kiernan K. Digital Image Processing and the Beowulf Manuscript // Lite-rary and Linguistic Computing. 1991. Vol. 6. № 1.

42. Zweig R. Lessons from the Palestine Post Project // Literary and Linguistic Computing. 1998. Vol. 13. № 2.


компьютинг». МакМастерский университет в Канаде предла-гает бакалавриат по специальности «мультимедиа». Магистер-ская программа, которую вскоре откроет Университет Вирджи-нии, называется «Цифровые гуманитарные науки» и находится под покровительством программы «Исследования медиа». Уни-верситет Альберты, насколько мне известно, первый открыва-ет программу с «гуманитарным компьютингом» в названии, хотя в Университете Глазго на магистратуре философского факуль-тета специальность «история и компьютинг» существует уже много лет. Поскольку интернет способствовал все более широ-кому применению компьютеров в гуманитарных науках, к про-цессу начали подключаться другие организации, что привело в дальнейшем к некоторым попыткам определить это дисципли-нарное поле или по крайней мере его текущие исследователь-ские задачи. В 1996 году отдел информатики в истории искусств музея Гетти выпустил, на мой взгляд, очень интересную про-грамму исследований сетевого культурного наследия43. В ней во-семь статей, которые охватывают такие области, как цифровые библиотеки, гуманитарные исследования и преподавание. Каж-дая из областей могла бы сформировать отдельную исследова-тельскую программу, однако инициатива не была развита. Тем временем ALLC и ACH продолжали устраивать ежегодные кон-ференции, где преобладали доклады о разметке и других тех-нических вопросах. Попытка выработать план действий и но-вые направления в гуманитарном компьютинге на конференции 2002 года в Германии дала в результате полезный обзор44, одна-ко едва ли новый: к работе, возможно, стоило бы привлечь более широкий круг специалистов. Однако задействовать другие на-учные круги становилось все проблематичнее в эпоху, когда все больше электронных ресурсов гуманитарных наук создавались за пределами сообщества гуманитарного компьютинга.

Заключение

Если нужно выделить самое важное направление гуманитар-ного компьютинга, то, на мой взгляд, это должна быть TEI. Она представляет собой самый существенный интеллектуальный

43. Research Agenda for Networked Cultural Heritage / D. Bearman (ed.). San-ta Monica, CA: Getty Art History Information Program, 1996.

44. Robey D. Introduction: new directions in humanities computing // Literary and Linguistic Computing. 2003. Vol. 18. № 1.

6 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

прорыв среди всего, что было сделано в нашей области. TEI ока-зала воздействие на все сообщество, занимающееся разметкой. Она привлекла внимание лидирующих специалистов SGML в то время, когда разрабатывался расширяемый язык разметки XML, и Майкл Сперберг МакКуин, один из редакторов TEI, был при-глашен в качестве соредактора нового стандарта XML. Сделан-ная в TEI работа по связыванию через гиперссылки послужила основой связывающих механизмов в пределах XML. Во многих отношениях TEI была впереди своего времени, поскольку лишь с быстрым внедрением XML на протяжении последних двух-трех лет потребность в описательной разметке была призна-на более широкими кругами. Между тем выделившаяся из TEI группа теоретиков разметки продолжает ставить актуальные вопросы по репрезентации знания.

До сих пор остаются области, пока еще тщательно не исследо-ванные. Гуманитарный компьютинг может оказать существен-ное влияние на растущий интерес к выкладыванию культурного наследия в интернете — не только для пользователей академи-ческих кругов, но и для занимающихся самообразованием, для широкой аудитории в целом. Инструменты и методы, разрабо-танные в гуманитарном компьютинге, облегчат изучение этого наследия, а внедрение методов компьютерной лингвистики, как показывает проект «Персей»45, может добавить и новые обла-сти работы. Наши инструменты и методы также могут помогать исследованиям, облегчая процессы оцифровки и кодирования там, где нам нужно находить пути снижения затрат на созда-ние данных без потери научного значения или функционально-сти. Благодаря интернету гуманитарный компьютинг привле-кает гораздо более широкую аудиторию, и студенты, которые оканчивают новые предложенные программы, смогут занимать-ся не только наукой, но и электронной издательской деятельно-стью, образовательными технологиями и разработкой мультиме-диа. На протяжении своей истории гуманитарный компьютинг продемонстрировал здоровый аппетит к воображению и инно-вации, продолжая в то же время придерживаться высоких на-учных стандартов. Сейчас, когда интернет является важным элементом повседневности, для гуманитарного компьютинга су-ществует возможность достичь гораздо большего, чем было воз-можно до сих пор.

45. Rydberg-Cox J. Co-occurrence Patterns and Lexical Acquisition in Ancient Greek Texts // Literary and Linguistic Computing. 2000. Vol. 15. № 2.


The History of Humanities Computing

Susan Hockey. Emeritus Professor of Library and information Studies (SLAiS) at the Department of information Studies of the University College London (UCL). Address: Gower Street, London WC1E 6BT, United Kingdom. E-mail: [email protected].

Keywords: computing; methodology; digi-tization; encoding; data.

The author traces the history of the Dig-ital Humanities (humanities comput-ing) from 1950 to 1990. She starts from Roberto Busa’s pioneering endeavour to render the works of Thomas Aquinas automatically treatable, and goes on to look at the Text Encoding initiative (TEi). The article covers a variety of methods and a large range of topics, with a clear interdisciplinary inclination. By its very nature, humanities computing has had to embrace “the two cultures,” to bring in the rigour and the unambiguous, sys-tematic, procedural methodologies char-acteristic of the sciences to address

problems within the humanities that had hitherto been most often treated in an intuitive and serendipitous fashion. The pinnacle of achievement for this period has been the TEi, which has influenced the professional community as a whole. Humanities computing can contribute substantially to the growing interest in putting humanity’s cultural heritage on the internet, not only for academic users, but also for lifelong learners and the gen-eral public. Our tools and techniques can also assist researchers in facilitating the digitization and encoding processes, where ways to reduce the costs of data creation, without loss of scholarly value or functionality, have to be found. Through-out its history, humanities computing has shown a healthy appetite for imagination and innovation, while continuing to main-tain high scholarly standards. Now that the internet is such a dominant feature of everyday life, the opportunity exists for humanities computing to reach out much further than has hitherto been possible.

References

Berry-Rogghe G., Crawford T. Developing a Machine-independent Concordance Program for a variety of Languages. Computer and Literary Studies (eds A. J. Aitken, R. W. Bailey, N. Hamil-ton-Smith), Edinburgh, Edinburgh Uni-versity Press, 1973, pp. 309–316.

Bessinger J., Parrish S. Literary Data Pro-cessing Conference Proceedings, White Plains, New York, iBM, 1965.

Bornstein G., Tinkle T. The Iconic Page in Manuscript, Print, and Digital Culture, Ann Arbor, University of Michigan Press, 1998.

Brown S. et. al. SGML and the Orlando Project: Descriptive Markup for an Electronic History of Women’s Writing. Computers and the Humanities, 1997, vol. 31, no. 4, pp. 272–284.

Brunner T. Classics and the Computer: The History of a Relationship. Access-

ing Antiquity: The Computerization of Classical Studies (ed. J. Solomon), Tuc-son, London, University of Arizona Press, 1993, pp. 10–33.

Burnard L. CAFS: A New Solution to an Old Problem. Literary and Linguistic Computing, 1987, vol. 2, no. 2, pp. 7–12.

Burnard L. Principles of Database Design. Information Technology in the Humani-ties (ed. S. Rahtz), Chichester, Ellis Horwood, 1987, pp. 54–68.

Burnard L. Report of Workshop on Text Encoding Guidelines. Literary and Lin-guistic Computing, vol. 3, no. 2, pp. 131–133.

Burton D. Automated Concordances and Word indexes: Machine Decisions and Editorial Revisions. Computers and the Humanities, 1982, vol. 16, no. 4, pp. 195–208.

6 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Burton D. Automated Concordances and Word indexes: The Early Sixties and the Early Centers. Computers and the Humanities, 1981, vol. 15, no. 2, pp. 83–100.

Burton D. Automated Concordances and Word indexes: The Fifties. Computers and the Humanities, 1981, vol. 15, no. 1, pp. 1–14.

Burton D. Automated Concordances and Word indexes: The Process, the Pro-grams, and the Products. Computers and the Humanities, 1981, vol. 15, no. 3, pp. 139–154.

Busa R. Index Thomisticus: Sancti Thomæ Aquinatis operum indices et concordantiæ: In 49 vols, Stuttgart, Frommann-Holzboog, 1974–.

Busa R. Picture a Man… Literary and Lin-guistic Computing, 1999, vol. 14, no. 1, pp. 5–9.

Busa R. The Annals of Humanities Com-puting: The index Thomisticus. Com-puters and the Humanities, October 1980, vol. 14, no. 2, pp. 83–90.

Calzolari N., Zampolli A. Lexical Data-bases and Textual Corpora: A Trend of Convergence between Computational Linguistics and Literary and Linguistic Computing. Research in Humanities Computing (eds S. Hockey, N. Ide), Oxford, 1991, vol. 1, pp. 273–307.

Conner P. Networking in the Humanities: Lessons from Ansaxnet. Computers and the Humanities, 1992, vol. 26, no. 3, pp. 195–204.

Conner P. The Beowulf Workstation: One Model of Computer-assisted Literary Pedagogy. Literary and Linguistic Com-puting, 1991, vol. 6, no. 1, pp. 50–58.

De Tollenaere F. The Problem of the Con-text in Computer-aided Lexicography. The Computer and Literary Studies (eds A. J. Aitken, R. W. Bailey, N. Hamil-ton-Smith), Edinburgh, Edinburgh Uni-versity Press, 1973, pp. 25–35.

Ellegård A. A Statistical Method for Deter-mining Authorship: The Junius Letters 1769–1772, Gothenburg, Elanders Boktryckeri Aktiebolg, 1962.

Finneran R. The Literary Text in the Digital Age, Ann Arbor, University of Michigan Press, 1996.

Geoffrey Chaucer: The Wife of Bath’s Pro-logue on CD-ROM (ed. P. Robinson), Cambridge, MA, Cambridge University Press, 1996.

Gorcy G. L’informatique et la mise en œuvre du trésor de la langue française (TLF), dictionnaire de la langue du 19e et du 20e siècle (1789–1960). The Possibilities and Limits of the Com-puter in Producing and Publishing Dic-tionaries (eds A. Cappelli, A. Zampolli), Pisa, Giardini, 1984, p. 119–144.

Hamilton-Smith N. A Versatile Concord-ance Program for a Textual Archive. The Computer in Literary and Linguis-tic Research (ed. R. Wisbey), Cam-bridge, MA, Cambridge University Press, 1971, pp. 235–244.

Healey A. The Corpus of the Dictionary of Old English: its Delimitation, Compila-tion and Application. Fifth Annual Con-ference of the University of Waterloo Centre for the New Oxford English Dic-tionary (September 18–19, 1989, St. Catherine’s College, Oxford), Waterloo, ON, UW Centre for the New OED, 1989, pp. 113–124.

Hockey S. The History of Humanities Computing. A Companion to Digital Humanities (eds S. Schreibman, R. Sie-mens, J. Unsworth), Oxford, Wiley-Blackwell, 2004, pp. 3–19.

Hockey S. Workshop on Teaching Com-puters and the Humanities Courses. Literary and Linguistic Computing, 1986, vol. 1, no. 4, pp. 228–229.

Hockey S., Marriott i. The Oxford Concord-ance Project (OCP). Part 1–3. ALLC Bulletin 7, 1979, pp. 35–43, 155–164, 268–275.

Hockey S., Marriott i. The Oxford Concord-ance Project (OCP). Part 4. ALLC Bulle-tin 8, 1980, pp. 28–35.

Holmes D., Forsyth R. The Federalist Revisited: New Directions in Author-ship Attribution. Literary and Linguistic Computing, 1995, vol. 10, no. 2, pp. 111–127.


Kiernan K. Digital image Processing and the Beowulf Manuscript. Literary and Linguistic Computing, 1991, vol. 6, no. 1, pp. 20–27.

Leningrad Codex Markup Project. Project “EL”: The XML Leningrad Codex, 2000. Available at: http://leningradensis.org/.

Lord R. Studies in the History of Probabil-ity and Statistics: viii. de Morgan and the Statistical Study of Literary Style. Biometrika, 1958, vol. 45, no. 1–2, p. 282.

McCarty W. Humanist: Lessons from a Global Electronic Seminar. Computers and the Humanities, 1992, vol. 26, no. 3, pp. 205–222.

Mendenhall T. C. A Mechanical Solution of a Literary Problem. The Popular Sci-ence Monthly, 1901, vol. 60, no. 7, pp. 97–105.

Morton A. The Authorship of the Pauline Epistles: A Scientific Solution, Saska-toon, 1965.

Morton A., Winspear A. It’s Greek to the Computer, Montreal, Harvest House, 1971.

Mosteller F., Wallace D. Inference and Disputed Authorship: The Federalist, Reading, MA, Addison-Wesley, 1964.

Neuman M., Keeler M., Kloesel C., Rans-dell J., Renear A. The Pilot Project of the Electronic Peirce Consortium (abstract). ALLC/ACH ‘92 Conference Abstracts and Program, Oxford, 1992, pp. 25–27.

Parrish S. Problems in the Making of Computer Concordances. Studies in Bibliography, 1962, vol. 15, no. 1, pp. 1–14.

Price-Wilkin J. Using the World Wide Web to Deliver Complex Electronic Docu-ments: implications for Libraries. The Public-Access Computer Systems Review, 1994, vol. 5, no. 3, pp. 5–21.

Proud J. The Oxford Text Archive, London, British Library R&D Report, 1989.

Research Agenda for Networked Cultural Heritage (ed. D. Bearman), Santa Mon-

ica, CA, Getty Art History information Program, 1996.

Robey D. introduction: New Directions in Humanities Computing. Literary and Linguistic Computing, 2003, vol. 18, no. 1, pp. 3–9.

Robinson P. M. W. New Directions in Criti-cal Editing. Electronic Text: Investiga-tions in Method and Theory (ed. K. Sutherland), Oxford, Clarendon Press, 1997, pp. 145–171.

Robinson P. M. W. New Methods of Editing, Exploring and Reading The Canterbury Tales, 1999. Available at: http://cta.dmu.ac.uk/projects/ctp/desc2.html.

Russell D. COCOA—A Word Count and Concordance Generator for Atlas, Chil-ton, UK, Atlas Computer Laboratory, 1967.

Rydberg-Cox J. Co-occurrence Patterns and Lexical Acquisition in Ancient Greek Texts. Literary and Linguistic Computing, 2000, vol. 15, no. 2, pp. 121–129.

The Computer in Literary and Linguistic Research (ed. R. Wisbey), Cambridge, MA, Cambridge University Press, 1971.

The Humanities Computing Yearbook 1989–1990: A Comprehensive Guide to Software and Other Resources (ed. I. Lancashire), Oxford, Clarendon Press, 1991.

Thomae Aquinatis Opera Omnia Cum Hypertextibus in CD-ROM (ed. R. Busa), Milano, 1992.

Tweedie F. J., Singh S., Holmes D. i. Neu-ral Network Applications in Stylometry: The Federalist Papers. Computers and the Humanities, 1996, vol. 30, no. 1, pp. 1–10.

Wisbey R. The Analysis of Middle High German Texts by Computer: Some Lex-icographical Aspects. Transactions of the Philological Society, 1963, vol. 62, no. 1, pp. 28–48.

Zweig R. Lessons from the Palestine Post Project. Literary and Linguistic Com-puting, 1998, vol. 13, no. 2, pp. 89–97.

6 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Визуализация медиа:техники изучения

больших медиаколлекций

Перевод с английского Ксении Майоровой

по изданию: © Mano-vich L. Media Visualization:

Visual Techniques for Ex-ploring Large Media Collec-

tions // Media Studies Fu-tures / K. Gates (ed.). L.; N.Y.: Wiley-Blackwell, 2012. Пуб-

ликуется с любезного разре-шения автора.

Лев Манович

Доктор визуальных и культурных исследова-ний, руководитель лаборатории Software Studies Initiative в Калифорнийском универ-ситете в Сан-Диего (UCSD), профессор Го-родского университета Нью-Йорка. адрес: 365 Fifth Avenue, New York, NY 10016, USA. E-mail: [email protected].

Ключевые слова: визуализация медиа; big data; медиа-коллекции; программное обес-печение; паттерны.

Статья посвящена описанию эффективных инструментов для исследования и анализа непрерывно увеличивающейся в современ-

Введение: как работать с большими массивами медиаданных?

Исследователям начала XXI века доступны небывалые объемы ме-диа — превосходящие их возмож-ности изучить, не говоря уже о том, чтобы просто просмотреть или даже прозондировать. Много численные взаимосвязанные нововведения и разработки 1990–2010-х годов — оцифровка коллекций аналоговых медиаданных, снижение цен и рас-ширение возможностей перенос-ных компьютерных устройств (но-утбуков, планшетов, телефонов, камер и т. д.), рост объемов пользо-вательского контента и социальных медиа, а также глобализация, во-влекающая в производство медиа

000000000088270970000000090000000027961870000000070300000069372341000000013620000005117268000000008426000000767091006000000892300000085911009800000020990000002182006420000001368000000421006475000000184300000088006465300000097100000001002828200000003446000000005254712000000713900000004299605600000027300000009129445500000000800000008029758900000000009058443883061335679799431946136788407922484141530411648915938838879318147321813558669494772119325368894562952744607121464262359593887806853964521717260531906184882709744128817961426151279618704753454703206807693723417322653136215872551172683854374584

борки) — и представить его в различ-ных пространственных конфигурациях, чтобы сделать видимыми паттерны и общую «форму» коллекции. В отли-чиe от привычных практик визуали-зации информации данный подход получил название «визуализация ме-диа». Типичная визуализация инфор-мации предполагает сначала перевод мира в цифры, а затем визуализацию отношений между этими цифрами. Ви-зуализация же медиа представляет со-бой перевод множества изображений в новые, метаизображения, позволяю-щие выявлять паттерны этого множе-ства. Тем самым картинки переводятся в картинки. Концептуально визуали-зация медиа основана на трех опера-циях: изменении точки зрения с целью увидеть всю коллекцию, временно́й и пространственной выборке и пере-картографировании (пересборке вы-бранных элементов медиа в новой конфигурации).

Л Е В М а Н О В И Ч 6 7

по всему миру все больше агентов и институтов, — спровоциро-вали экспоненциальное увеличение количества медиа, одновре-менно сильно облегчив поиск, обмен, распространение, обучение и исследование. Миллионы часов телевизионных программ, уже оцифрованные национальными библиотеками и медиамузеями, миллионы отсканированных газетных страниц XIX и XX веков1, 150 миллиардов снимков веб-страниц начиная с 1996 года2, сот-ни миллиардов видео на YouTube и фотографий на Facebook (со-гласно статистике Facebook на начало 2012 года, его пользовате-ли загружают по 7 миллиардов изображений в месяц) — все эти данные, а также другие многочисленные медиаресурсы ждут того, чтобы за них «взялись».

Как можно на практике воспользоваться преимуществами этого нового масштаба медиа? К примеру, нас интересует то, как телевизионные программы в разных странах используют и кон-текстуализируют выступления политиков и их интервью. Реле-вантные большие медиаколлекции включают 1800 официальных

1. См. URL: http://www.chroniclingamerica.loc.gov. 2. См. URL: http://www.archive.org.

ных медиа визуальной информации и выявления связывающих ее симво-лических паттернов. По наблюдениям автора, существующие методы поис-ка и анализа информации, восходящие к технологиям XX века (интерфей-сы, поисковые системы и принципы создания метаданных), уже не позво-ляют справляться с данной задачей и требуют принципиальной модерни-зации на всех уровнях. Как открыть что-то интересное в огромных мас-сивах медиаколлекций? Как с тол-ком и эффективно просматривать эти коллекции, не имея изначально-го знания о том, что мы хотим найти? В статье описаны визуальные техни-ки исследования больших медиакол-лекций для выполнения этой задачи. Эти техники основаны на одной общей идее: использовать содержание кол-лекции — все изображения, их под-множества (темпоральные выборки) или их части (пространственные вы-

борки) — и представить его в различ-ных пространственных конфигурациях, чтобы сделать видимыми паттерны и общую «форму» коллекции. В отли-чиe от привычных практик визуали-зации информации данный подход получил название «визуализация ме-диа». Типичная визуализация инфор-мации предполагает сначала перевод мира в цифры, а затем визуализацию отношений между этими цифрами. Ви-зуализация же медиа представляет со-бой перевод множества изображений в новые, метаизображения, позволяю-щие выявлять паттерны этого множе-ства. Тем самым картинки переводятся в картинки. Концептуально визуали-зация медиа основана на трех опера-циях: изменении точки зрения с целью увидеть всю коллекцию, временно́й и пространственной выборке и пере-картографировании (пересборке вы-бранных элементов медиа в новой конфигурации).

6 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

видео Барака Обамы из Белого дома, 500 часов президентских выступлений Джорджа Буша, 21 532 часа программ с Al Jazeera English (2007–2011) и 5167 часов телепрограмм DemocracyNow! (2001–2011). В совокупности эти коллекции содержат десятки тысяч часов видео. Мы хотим описать риторические, монтажные и кинематографические стратегии, характерные для каждого массива видео, понять, как разные каналы могут по-разному ис-пользовать одни и те же видео с политиками, определить край-ние случаи и найти кластеры программ с одинаковыми паттер-нами работы с видео. Затруднение банально: как отсмотреть весь этот материал, чтобы начать разработку этих или иных тем?

Такие задачи трудновыполнимы, даже если мы имеем дело с большими коллекциями неподвижных изображений (к приме-ру, 307 тысяч изображений в галерее группы ArtNow на Flickr3, 268 тысяч портфолио профессиональных дизайнеров на coroflot.com, оцифрованные Библиотекой Конгресса 170 тысяч фотогра-фий Администрации по защите фермеров и Управления воен-ной информации за 1935–1944 годы4). Больше не работает основ-ной метод работы с медиаобъектами, всегда помогавший, когда их количество было невелико, просмотреть все изображения и видео, найти паттерны и проинтерпретировать их.

Учитывая размеры многих медиаколлекций, невозможно про-сто просмотреть их содержимое (даже до того, как мы начнем формулировать вопросы с гипотезами и отбирать образцы для более детального анализа). Хотя может оказаться так, что при-чины этого — в ограниченных способностях человека к визу-альному восприятию и обработке информации, я считаю, что на самом деле виной тому распространенные сегодня дизай-ны интерфейса. Популярные веб-интерфейсы для больших ци-фровых медиаколлекций, такие как «список», «галерея», «сет-ка» или «слайд-шоу», не позволяют нам увидеть содержание всей коллекции. Обычно они отображают лишь несколько еди-ниц коллекции одновременно. Этот способ доступа не позволя-ет нам понять «форму» всей коллекции и заметить интересую-щие паттерны.

Большинство медиаколлекций содержат те или иные мета-данные: имена авторов, даты производства, названия программ, форматы изображений или — в случае таких медиасервисов, как Flickr, — даты загрузки, пользовательские подписи и теги, гео-

3. См. URL: http://www.flickr.com/groups/37996597808@N01/. 4. См. URL: http://www.loc.gov/pictures/.


графические данные и прочую информацию5. Будь у нас удоб-ная форма доступа к таким метаданным по всей коллекции (например, электронные таблицы или база данных), это позво-лило бы нам по крайней мере понять распределения контен-та, дат, статистики просмотров и других параметров коллекции. К сожалению, обычно онлайн-галереи и медиасайты не предо-ставляют пользователям доступ к метаданным всей коллекции. Но даже если бы такой доступ предоставлялся, он не смог бы полноценно заменить непосредственный просмотр или чтение самих медиа. Даже самые богатые базы метаданных из доступ-ных сегодня для медиаколлекций не схватывают многие паттер-ны, которые мы легко заметим, непосредственно просматривая видео, разглядывая фотографии или читая текст, то есть изучая сами медиа в противовес их метаданным6.

Против поиска: как искать, не зная, что хочешь найти

Распространенные в XIX и XX веках технологии (к приме-ру, волшебный фонарь, кинопроекторы, микрофильмы, мовио-ла и штеенбек, проигрыватели, аудио- и видеозаписывающие устройства) были созданы таким образом, чтобы давать доступ к отдельным единицам медиа на ограниченных скоростях. Од-новременно шла организация сети распространения медиа: ма-газины аудио- и видеозаписей, библиотеки, телевидение и ра-дио давали доступ лишь к небольшому числу объектов за раз. К примеру, вы не могли смотреть больше некоторого количества телевизионных каналов или взять в библиотеке напрокат больше нескольких видеокассет. Вместе с тем системы иерархической классификации затрудняли просмотр коллекции или навигацию по ней в порядке, не предусмотренном библиотечным каталогом. Двигаясь от полки к полке, вы следовали классификационной си-стеме, основанной на темах, а книги в каждой из рубрик расстав-лялись согласно именам авторов в алфавитном порядке.

Данные системы распространения и классификации выну-ждали исследователей медиа XX века заранее решать, что по-смотреть, послушать или почитать. Обычно исследователь начи-нал, держа в уме какую-то тему — фильмы определенного автора, работы определенного фотографа или категории вроде «Амери-

5. См. URL: http://www.flickr.com/services/api/. 6. Хороший пример разнообразных метаданных медиа: http://www.getty-

images.com/EditorialImages.

7 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

канское экспериментальное кино 1950-х годов» и «Открытки Па-рижа начала XX века». Невозможно было вообразить блуждание по всем когда-либо снятым фильмам и всем когда-либо напеча-танным открыткам. (Один из первых медиапроектов, в которых повествование выстраивается вокруг навигации по медиаархиву, была «История кино» Жана-Люка Годара — в ней использованы фрагменты сотен фильмов.) Популярный в социальных науках объективистский метод работы с масштабными массивами ме-диа — контент-анализ, то есть разметка (тегирование) семантики медиаколлекции силами нескольких человек с помощью пред-заданного терминологического словаря7, также требует от ис-следователя заранее решить, какая информация значима. Ины-ми словами, вместо исследований медиаколлекций без каких бы то ни было предвзятых ожиданий или гипотез — просто «посмо-треть, что там» — исследователь должен был постулировать «что там было», то есть информацию какого толка стоит разыскивать.

К сожалению, сегодняшний стандартный способ доступа к медиа — компьютерный поиск — не позволяет нам покинуть эту парадигму. Поисковый интерфейс представляет собой пустую форму, ожидающую, что вы что-то в ней напечатаете. Прежде чем кликнуть на кнопку поиска, вы должны решить, по каким ключевым словам и фразам будете искать. То есть, хотя поиско-вая система значительно увеличивает скорость получения до-ступа к искомой информации, ее фундаментальная предпосыл-ка (истоки которой мы можем проследить вплоть до 1950 года, когда большинство ученых и не ожидали, насколько огромны-ми станут цифровые коллекции) состоит в том, что вы заранее что-то знаете о коллекции, которую будете изучать.

Иначе говоря: поиск предполагает, что вы хотите найти игол-ку в информационном стоге сена. При этом он не позволяет вам увидеть форму этого стога. Если бы вы могли увидеть ее, это натолкнуло бы вас на какие-то идеи относительно того, что бы еще там стоило поискать помимо той иголки, которую вы дер-жали в голове изначально. Поиск также не показывает, в какой части стога располагаются другие иголки, то есть он не показы-вает, как определенные информационные объекты и подмноже-ства данных относятся к массиву данных в целом. Использовать поисковую систему — это как смотреть на картину пуантилиста

7. Подробнее см.: Stemler S. An overview of content analysis // Practical As-sessment, Research & Evaluation. 2001. Vol. 7. № 17. URL: http://PAREon-line.net/getvn.asp?v=7&n=17.


вблизи и видеть только цветные точки, не имея возможности от-далиться на достаточное для восприятия форм расстояние.

Парадигма гипертекста, определявшая интернет 1990-х годов, точно так же позволяет пользователю перемещаться в сети толь-ко по кем-то заданным ссылкам, а не двигаться в любом направ-лении. Это согласуется с изначальным пониманием гипертекста, которое сформулировал в 1945 году Ванневар Буш: для исследо-вателя это способ прокладывать «тропы» в массивах научной ин-формации, а для других — способ следовать этими тропами.

Мой неформальный обзор крупнейших из доступных сего-дня онлайн институциональных медиаколлекций (europeana.org, archive.org, artstor.com и др.) показывает, что обычно предла-гаемый ими интерфейс сочетает в себе технологию иерархиче-ских категорий XIX века и информационного поиска середины XX века (то есть поиск с помощью метаданных, записанных для определенных медиаданных). Иногда у коллекций есть темати-ческие теги. И категории, и метаданные, и теги были прописаны архивариусами, управляющими коллекциями. Это навязывает данным определенные порядки организации. Когда пользова-тель получает доступ к институциональным медиаколлекциям через их веб-сайты, все, что он в итоге может, — лишь передви-гаться по ограниченному количеству траекторий, заданных так-сономией коллекции и типами метаданных.

Напротив, когда вы наблюдаете нечто непосредственно, сво-ими глазами, то можете смотреть в любую сторону когда вам угодно. Это позволяет вам быстро замечать разнообразие пат-тернов, структур и отношений. К примеру, представьте, как вы сворачиваете за угол и перед вами открывается вид на площадь с прохожими, кафе, машинами, деревьями, рекламными плака-тами, витринами магазинов и прочими элементами. Вы може-те быстро распознать и проследить множество динамически меняющихся паттернов, основываясь на зрительной и семан-тической информации: параллельно движущиеся машины, вы-крашенные в один цвет дома, идущие своей дорогой или бесе-дующие друг с другом люди, необычные лица, выделяющиеся витрины магазинов и т. д.

Нам нужны похожие техники, которые позволят осматривать обширные «медиавселенные» и быстро распознавать все инте-ресные паттерны. Эти техники должны работать со скоростями, во много раз превышающими стандартную скорость воспроиз-ведения (в случае медиа, обладающих временным измерением). В случае неподвижных картинок мне нужно суметь вычленить

7 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

важную информацию из миллиона изображений за то же самое время, которое потребуется для аналогичной операции с одним изображением. Эти техники должны сжимать огромные «медиа-вселенные» в меньшие и обозримые медийные «ландшафты», со-вместимые с человеческими скоростями обработки информации. Вместе с тем они должны сохранить достаточное количество де-талей исходных изображений, видео, аудио и интерактивных опытов, чтобы можно было изучать трудноуловимые паттерны в массивах данных.

Визуализация медиа

Ограничения стандартных интерфейсов в случае онлайн-медиа-коллекций распространяется и на интерфейсы программ для просмотра, каталогизации и редактирования. Эти приложения позволяют пользователям искать и просматривать коллекции изображений и видео, а также отображать множества изобра-жений в формате автоматического слайд-шоу или презента-ции в стиле PowerPoint. Впрочем, их возможности в качестве инструментов исследования весьма ограниченны. Такие при-ложения, как iPhoto, Picasa и Adobe Bridge, а также сайты для обмена изображениями вроде Flickr и Photobusket отображают картинки лишь в нескольких стандартных форматах — обыч-но это двухмерная сетка, линейка или слайд-шоу, а в некото-рых случаях — отображение на карте (фотографии, наложенные на карту мира). Чтобы показать фотографии в новом поряд-ке, пользователю придется потратить время на добавление но-вых метаданных в файл каждой из них. Невозможно автомати-чески упорядочить изображения по их визуальным качествам или семантическим отношениям. И точно так же невозможно со-здавать анимацию, сравнивать коллекции из сотен тысяч изо-бражений или с помощью разнообразных техник визуализации информации исследовать паттерны множеств изображений.

Инструменты для построения графиков и визуализации, ко-торые есть в Google Docs, Excel, Tableau8, manyeyes9 и иных про-граммах для построения графиков, таблиц и работы со статисти-кой, предлагают ряд техник визуализации, предназначенных для выявления паттернов в массивах данных. Однако у указан-ных инструментов тоже есть ограничения. Ключевой принцип

8. См. URL: http://www.tableausoftware.com. 9. См. URL: http://www-958.ibm.com/software/data/cognos/manyeyes.


создания таблиц и визуализации информации состоит в репре-зентации данных с помощью точек, полос, линий и других про-стых графических элементов. Этот принцип не менялся со вре-мен первых статистических графиков начала XIX века вплоть до современных программ интерактивной визуализации, способ-ных работать с большими массивами данных10. Хотя такие ре-презентации и выявляют взаимосвязи в данных, они одновре-менно скрывают от пользователя объекты, стоящие за данны-ми. Если для многих типов данных такой метод приемлем, то в случае изображений и видео его применение проблематич-но. К примеру, свою задачу прекрасно выполняет двумерный то-чечный график, показывающий распределение оценок в груп-пе студентов, причем каждый из них представлен в виде точки. Но тот же точечный график ограниченно применим для репре-зентации смены стилистических паттернов в творчестве худож-ника — у нас нет возможности видеть изображения самих ху-дожественных работ. Начиная с 2008 года наш проект Software Studies Initiative («Инициатива по исследованию программно-го обеспечения») в Калифорнийском университете в Сан- Диего разрабатывал визуальные техники, сочетающие в себе силь-ные стороны приложений для просмотра медиа и приложений для построения графиков и визуализации11. Как и последние, эти техники создают графики для демонстрации взаимосвязей и паттернов в массивах данных. Однако если приложение для со-здания графиков способно отображать данные только в виде то-чек, линий или иных простых графических элементов, то наша программа может показывать имеющиеся в коллекции изобра-жения. Такой подход мы называем визуализацией медиа12.

Типичная визуализация информации предполагает сначала перевод мира в цифры, а затем визуализацию отношений между полученными цифрами. В противоположность этому визуализа-ция медиа представляет собой перевод множества изображений в новое изображение, способное выявить паттерны этого множе-ства. То есть картинки переводятся в картинки.

Визуализацию медиа можно формально определить как созда-ние новых визуальных репрезентаций из визуальных объектов коллекции. В случае коллекции, содержащей отдельные изобра-жения (к примеру, уже упомянутая коллекция фотографий, ко-торая была создана в 1930-е годы Администрацией по защите

10. Manovich L. What Is Visualization? // Visual Studies. 2011. Vol. 26. № 1. P. 36–49. 11. См. URL: http://www.softwarestudies.com. 12. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/5866777772/.

7 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

фермеров и хранится ныне в Библиотеке Конгресса), визуализа-ция медиа показывает все изображения или их части, по-разному упорядоченные в соответствии с метаданными (даты, места, ав-торы), свойствами их содержания (например, наличие лиц) и/или визуальными характеристиками (композиция, направленность линий, контраст, текстуры и прочее). Если мы хотим визуализиро-вать коллекцию видео, то обычно удобнее выбрать ключевые кад-ры, отражающие характеристики и паттерны видео. Такая выбор-ка может осуществляться автоматически по разным критериям: к примеру, резкое изменение цвета, движения, позиции камеры, постановки и других кинематографических аспектов, а также со-держательные изменения — границы кадра и сцены, начало музы-ки или диалога, новые темы в диалогах персонажей и т. д.

Наши техники визуализации медиа можно использовать как независимо, так и в сочетании с цифровой обработкой изобра-жений. Цифровая обработка изображений концептуально схожа с широко используемым в цифровых гуманитарных науках авто-матическим анализом текстов13. Текстовый анализ представляет собой автоматическое создание статистики по разным аспектам содержания каждого из текстов коллекции: частота использова-ния слов, их длина и позиция, длина предложений, частота ис-пользования существительных и глаголов и т. п. Эти статистиче-ские данные (или features, как они называются в компьютерных науках) используются для изучения паттернов в отдельных тек-стах, отношений между текстами, литературными жанрами и т. д.

Аналогичным образом обработку цифровых изображений можно использовать для подсчета статистики по разным визу-альным характеристикам изображений: средняя яркость и на-сыщенность, количество и характеристики форм, количество границ и их направления, ключевые цвета и т. д. Эти характе-ристики можно использовать в похожих исследованиях. К при-меру, в анализе визуальных различий между новостными фото-графиями из разных журналов или из разных стран, изменений визуального стиля фотографа на протяжении его творческого пути или эволюции новостных фотографий в течение XX века. Можно использовать их и для первоначального исследования любой большой коллекции изображений14.

13. См. URL: http://toolingup.stanford.edu/?page_id=981. 14. Этот метод подробно описан в: Idem. How to Compare One Million Im-

ages? // Understanding Digital Humanities / D. Berry (ed.). N.Y.: Palgrave Macmillan, 2012. P. 249–298.


Оставшаяся часть этой статьи будет посвящена техникам ви-зуализации медиа, тоже подходящим для первоначального из-учения любой коллекции медиа, но вместе с тем не требующим цифровой обработки всех изображений. Я представлю основ-ные техники и проиллюстрирую их примерами из разных ти-пов медиа. При использовании этих техник исследователи могут применять разнообразные программные инструменты и техно-логии — писать сценарии для Photoshop, использовать медиа-утилиты с открытым исходным кодом (скажем, ImageMagic15) или писать новый код в Processing16. В своей лаборатории мы используем ImageJ17 — программу для обработки изображений с открытым исходным кодом. Она обычно применяется в био-логических и медицинских исследованиях, астрономии и иных научных областях. Мы написали много специальных макросов, увеличивающих функционал ImageJ, чтобы удовлетворить по-требности исследователей18. Эти макросы позволят вам создать любой из описанных в настоящей статье типов визуализации, а также получить основные визуальные характеристики любо-го количества изображений и видео. Иными словами, эти техни-ки уже сейчас доступны для всех желающих попробовать при-менить их к собственным массивам данных.

Кроме того, вместе с лабораторией Gravity в Calit2 (Кали-форнийский институт телекоммуникации и информационных технологий) мы разработали дополнительную версию наших инструментов для следующего поколения визуальных супер-компьютерных систем вроде HIPerSpace19. В своей нынешней конфигурации она состоит из семидесяти 30-дюймовых мони-торов с разрешением 35 840 × 8000 пикселей. С помощью наше-го приложения мы можем загружать одновременно до 10 тысяч изображений высокого разрешения, а затем в реальном време-ни интерактивно создавать разнообразные медиавизуализации20.

Разработка наших инструментов определялась исследова-тельскими интересами. В течение последних трех лет мы ис-пользовали наше программное обеспечение для анализа и ви-

15. См. URL: http://www.imagemagick.org. 16. См. URL: http://processing.org. 17. См. URL: http://rsbweb.nih.gov/ij/. 18. Вы можете скачать эти макросы и подробные руководства по их эксплуа-

тации на нашем сайте: http://lab.softwarestudies.com/p/software.html. 19. См. URL: http://vis.ucsd.edu/mediawiki/index.php/Research_Projects:_HI-

PerSpace. 20. Видео, иллюстрирующее такое интерактивное изучение коллекций изо-

бражений: http://youtu.be/-YlT1qFhJhk.

7 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

зуализации более чем 20 различных коллекций изображений и видео из ряда областей. Это, к примеру21, миллион страниц манги (японских комиксов)22, 340 тысяч картинок из групп Art-now и GraphicDesign во Flickr, 4553 обложки журнала Time, опубликованные в период с 1923 по 2009 год23, 20 тысяч страниц журналов Science и PopularScience (1872–1922)24, 100 часов запи-сей видеоигр25 и 130 еженедельных обращений президента Ба-рака Обамы (2009–2011)26. Кроме того, настоящее программное обеспечение использовалось студентами и аспирантами Кали-форнийского университета в Сан-Диего на занятиях по медиа и истории искусства. Вдобавок мы сотрудничаем с культурны-ми организациями, заинтересованными в применении наших методов и инструментов к своим медиаколлекциям и массивам данных. Это Библиотека Конгресса, Исследовательский инсти-тут Гетти, Австралийский музей кино, Нидерландский институт звука и изображения, фотоагентство Magnum Photos. Наконец, мы работали с учеными и исследовательскими группами из ка-лифорнийских университетов в Лос-Анджелесе и Сан-Диего, Чикагского университета, Университета Порту в Португалии и Сингапурского национального университета, применявшими эти инструменты к массивам визуальных данных своих дисци-плин — истории искусства, исследований кино и медиа, исследо-ваний танца и регионоведения.

Наше программное обеспечение было разработано для рабо-ты с коллекциями изображений и видео любых размеров. Самое масштабное его применение — это анализ одного миллиона стра-ниц переведенной фанатами манги27. Впрочем, у этих инстру-ментов нет внутренних ограничений, они применимы и к более крупным собраниям.

21. См. URL: http://lab.softwarestudies.com/p/research_14.html. 22. См. URL: http://lab.softwarestudies.com/2010/11/one-million-manga-pages.

html. 23. См. URLs: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4347477551/; http://www.

flickr.com/photos/culturevis/4038907270/. 24. См. URL: http://lab.softwarestudies.com/2010/11/science-and-popular-sci-

ence-magazines.html. 25. См. URLs: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4039126932/; http://www.

flickr.com/photos/culturevis/4038975476/. 26. См. URL: http://lab.softwarestudies.com/2011/09/digging-into-global-news.

html. 27. Douglass J., Huber W., Manovich L. Understanding Scanlation: How to

Read One Million Fan-Translated Manga Pages // Image and Narrative. 2011. Vol. 12. № 1. P. 206–228.


Измерения визуализации медиа

Эта часть статьи посвящена сравнению методов визуализации медиа с другими методами анализа и визуализации данных. Как я уже отметил, визуализацию медиа можно понимать как про-тивоположность статистическим графикам и визуализации ин-формации.

Также визуализацию медиа можно сопоставить с контент-анализом (ручное кодирование медиаколлекций, обычно исполь-зуемое для описания семантики) и методами автоматическо-го медиаанализа, используемыми коммерческими компаниями (видеоподписи, поиск изображения на основе контента, кластер-анализ, распознавание концептов, добыча изображений и видео и др.). В отличие от контент-анализа техники медиавизуализа-ции не требуют затратного по времени создания новых мета-данных о коллекции медиа. В отличие же от автоматических компьютерных методов они не предполагают специальных тех-нических знаний и могут использоваться каждым, кто знаком с основными инструментами цифровых медиа (взять хотя бы QuickTime, iPhoto и Excel).

Метод медиавизуализации основан на том, что коллекции изображений содержат по крайней мере минимальные метадан-ные. Эти метаданные определяют, в каком порядке должны рас-полагаться изображения, и/или группируют их в различные ка-тегории. В случае цифрового видео упорядочивание отдельных кадров встроено в сам формат. В зависимости от жанра мож-но привести другие последовательности более высокого поряд-ка: эпизоды и сцены в повествовании, порядок сюжетов в выпу-ске новостей, еженедельные эпизоды телевизионного сериала.

Есть два взаимодополнительных способа использовать эти уже существующие информационные последовательности. Во-первых, мы можем собрать в коллекцию все изображения в заданной метаданными последовательности. К примеру, в ви-зуализации 4535 обложек журнала Time все изображения упо-рядочены по дате публикации28. Во-вторых, чтобы обнаружить паттерны, которые такой порядок может от нас скрывать, можно расположить изображения в новых последовательностях и маке-тах. Поступая таким образом, мы сознательно идем против кон-венционального понимания массивов культурных изображений,

28. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4038907270/in/set-721 57624959121129/.

7 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

которые зачастую реифицируются метаданными. Такую кон-цептуальную операцию мы называем «перекартографирование». Изменяя принятые способы выстраивания последовательности артефактов медиа и группируя их в категории, мы создаем но-вые «карты» знакомых нам вселенных и ландшафтов медиа.

Кроме того, техники визуализации медиа могут принад-лежать второму концептуальному измерению в зависимости от того, используют ли они все медиа в коллекции или толь-ко выборку. Мы можем делать темпоральную (используя лишь некоторые из доступных изображений) или пространственную (используя только их фрагменты) выборку. Примером первой техники является визуализация 60-минутного документально-го фильма Дзиги Вертова «Одиннадцатый» (1928), в которой ис-пользуется лишь первый кадр каждого из монтажных кадров29. Примером второй техники выборки является срез из 4353 обло-жек журнала Time, в которой используется только однопиксель-ная вертикальная линия с каждой из обложек30.

Третье концептуальное измерение, также помогающее нам отобрать возможные техники медиавизуализации, — это исполь-зуемые ими средства информации. Как я уже объяснял, медиа-визуализация исходит из наличия в коллекции медиа по край-ней мере минимальных метаданных, так что нам не требуется добавление новых метаданных по каждому из объектов коллек-ции. Однако если мы решим добавить такие метаданные (на-пример, теги содержания, созданные путем ручного контент-анализа, ярлыки, разделяющие медиаколлекцию на классы, сгенерированные путем автоматического кластер-анализа, ав-томатически распознаваемые семантические концепты, резуль-таты распознавания лиц и извлеченные путем обработки ци-фровых изображений визуальные характеристики), то вся эта информация тоже может быть использована в визуализации.

На самом деле медиавизуализация представляет собой новый способ работать с этой информацией. Представьте информацию о контенте, которую мы вручную добавили к нашей коллекции обложек Time: к примеру, она делит ее на обложки с портретами конкретных личностей и обложки, иллюстрирующие некоторый концепт или проблему с помощью концептуальной композиции. Как правило, для визуализации такой информации исследова-тель использует техники вроде линейного графика. Однако мы

29. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/3988919869/. 30. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4040690842/.


также можем создать визуализацию с высоким разрешением, которая покажет все обложки и с помощью красных рамок вы-делит обложки, подпадающие под одну из этих категорий31.

Техники визуализации медиа

Далее некоторые из этих различий будут раскрыты подробнее и проиллюстрированы созданными в нашей лаборатории визуа-лизациями. В первом пункте я расскажу о простейшей технике: использование всех изображений коллекции и их упорядочива-ние в последовательности, определенной имеющимися метадан-ными. Второй пункт затронет тему темпоральной и простран-ственной выборки — отображения фрагментов изображений или некоторых изображений из коллекции. Третий пункт будет по-священ операции перекартографирования.

1. Монтаж коллекции

Концептуально и технически самая простая техника — собрать связанные друг с другом визуальные артефакты и показать их сразу, на одной картинке. Коль скоро медиаколлекции всегда сопровождаются такими метаданными, как даты создания или обновления, то, используя эти метаданные, можно организовать показ артефактов32.

Данную технику можно рассматривать как расширение про-стейшей интеллектуальной операции исследований медиа и гу-манитарных наук — сравнения множества связанных объек-тов. Однако если технологии XX века позволяли сопоставлять лишь небольшое количество артефактов за один раз (к приме-ру, стандартный метод чтения лекции по истории искусства со-стоял в использовании двух проекторов для показа и обсужде-ния двух расположенных рядом изображений), то современные приложения для стандартных настольных компьютеров, ноут-буков, нетбуков, планшетов и сетей позволяют одновременно отображать тысячи изображений в формате сетки или плитки. Изображения в таких сетках могут быть упорядочены в соот-ветствии с любыми метаданными из доступных в наличии: год создания, страна, имя автора, размер изображения или дата за-

31. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4347477551/. 32. См. URLs: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4038907270/; http://www.

flickr.com/photos/culturevis/4039126932/; http://www.flickr.com/photos/culturevis/4038975476/.

8 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

грузки. Как уже обсуждалось выше, все распространенные орга-найзеры и редакторы фотографий, включая iPhoto, Picasa, Adobe Photoshop и Apple Aperture, поддерживают эту функцию. Такие сервисы поиска изображений, как Google Image Search, и серви-сы обмена контентом вроде Flickr и Picasa тоже используют сет-ку в качестве интерфейса по умолчанию.

Однако для создания сеток изображений намного удобнее использовать такие программы, как ImageMagic или ImageJ, специально предназначенные для обработки изображений: они предлагают намного больше опций и инструментов управле-ния. В ImageJ специальная команда создания сетки называется «Сделать подборку» (Make Montage)33. Поскольку в лаборатории мы обычно используем именно эту программу, то будем назы-вать подобные сетки изображений подборками. Наш специаль-ный плагин ImageMontage добавляет дополнительные функции, недоступные встроенной в ImageJ команде Make Montage34.

Увеличение числа изображений, которые можно единовре-менно визуально сравнить, влечет за собой качественные изме-нения в самом наблюдении. Возможность отображать тысячи изображений за один раз позволяет наблюдать происходившие со временем постепенные исторические изменения, отличаю-щиеся от других изображения (то есть отклонения), различия в вариативности между разными группами изображений. Кроме того, эта возможность позволяет нам распознать кластеры изо-бражений, имеющих общие характеристики, и сравнивать фор-мы этих кластеров. Иными словами, подборка — это идеальная техника для «исследовательского медиаанализа».

Для пущей эффективности даже такой простой технике может потребоваться некоторая трансформация визуализируемых ме-диа. К примеру, чтобы увидеть сходства, различия и закономер-ности в больших медиаколлекциях, чрезвычайно важно привести все изображения к одному размеру. Мы также считаем, что лучше всего расположить изображения вплотную друг к другу без про-белов (поэтому обычная программа для работы с медиаколлек-циями, оставляющая промежутки при отображении, не подходит для исследования закономерностей в коллекции изображений).

33. См. руководство пользователя ImageJ http://imagej.ru/komandi-meniu- image/komandi-image-stacks.html.

34. См. инструкции по созданию визуализации с помощью монтажа в нашем руководстве: https://docs.google.com/document/d/1gaBVMNa6IyP9J_lX-YHDW3Z_2WMWxsiGnyX_6dQrlAJE/.


Следующий пример иллюстрирует технику монтажа изобра-жений35. Мы уместили все 4535 обложек журнала Time за 1923–2009 годы в одном-единственном изображении с высоким разре-шением. Визуализация раскрывает ряд исторических паттернов, в том числе следующие:

• Инструменты. В 1920-е и 1930-е годы при создании об-ложек Time использовались в основном фотографии. По-сле 1941 года журнал переходит на рисунки. В последние десятилетия фотографии снова начинают преобладать. В 1990-е годы мы видим возникновение современного визу-ального языка, основанного на программных приложениях, который сочетает обработанные фотографии, графические и типографические элементы.

• Цвет vs ч/б. Переход от ранних черно-белых к полноцвет-ным обложкам происходит постепенно, оба типа сосуще-ствуют годами.

• Оттенки. Отдельные «цветовые периоды» опознаются по полосам: зеленый, желтый/коричневый, красный/синий, снова желтый/коричневый, желтый и светлый желтый/си-ний в 2000-х.

• Яркость. Изменения яркости (среднее арифметическое значений по «серой шкале» для всех пикселей для каждой обложки) происходят по тому же циклическому паттерну.

• Контраст и насыщенность. Обе характеристики посте-пенно увеличиваются на протяжении XX века. Однако с конца 1990-х наблюдается обратная тенденция: контраст и насыщенность обложек уменьшаются.

• Содержание. Изначально большинство обложек — это ин-дивидуальные портреты на нейтральном фоне. Со време-нем на фоне портретов начинают появляться композиции, представляющие некоторый концепт. Позже эти две стра-тегии сосуществуют: портреты возвращаются к нейтраль-ному фону, а концепты представляются композициями, ко-торые могут включать в себя как объекты, так и людей, но не конкретных индивидов.

Визуализация также раскрывает важный «метапаттерн»: по-чти все изменения постепенны. Каждая новая коммуникацион-

35. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4038907270/.

8 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ная стратегия вводится медленно, в течение нескольких меся-цев, лет или даже десятилетий.

Техника подборки впервые была применена в таких цифро-вых арт-проектах, как Cinema Redux36 и The Whale Hunt37. Для создания своих подборок художники специально писали код. В каждом случае код использовался с определенным массивом данных и не предполагал использования кем-то еще с иными массивами. Программа ImageJ, однако, позволяет с легкостью монтировать изображения, не требуя написания индивидуаль-ного кода. Мы обнаружили, что эта техника пригодна для из-учения любого массива данных, имеющего временные параме-тры, будь то эпизоды фильма, обложки и страницы журнальных изданий или множество картин, созданных художником в тече-ние всего творчества.

Хоть метод подборки технически самый простой, охаракте-ризовать его теоретически чрезвычайно сложно. Учитывая, что визуализация информации обычно берет невизуальные данные и представляет их визуально, уместно ли говорить о подборке как методе визуализации? При создании подборки мы начина-ем в области визуального и в ней же заканчиваем, то есть мы начинаем с отдельных изображений, собираем их вместе, а за-тем уменьшаем масштаб, чтобы увидеть их все одновременно.

Мы считаем, что этот метод оправданно называть визуализа-цией, если фокусироваться не на изменении характера данных при визуализации информации (от чисел и категорий к изобра-жениям), а на другой ключевой операции: упорядочивании эле-ментов визуализации, позволяющем пользователям с легкостью замечать паттерны, которые иначе заметить сложно. С этой точ-ки зрения подборка — легитимная техника визуализации. Напри-мер, текущий интерфейс Google Books может показывать лишь несколько обложек любого журнала (в том числе Time) за один раз, так что сложно различить исторические паттерны. Однако если мы возьмем все обложки журнала и упорядочим их опреде-ленным образом (приведя к единому размеру и отобразив в пря-моугольной сетке в порядке даты публикации, то есть сделав все одинаковым, чтобы взгляд мог сфокусироваться на улавливании различий), то эти паттерны будет гораздо легче увидеть38.

36. Dawes B. Cinema Redux. 2004. URL: http://www.brendandawes.com/pro-ject/cinema-redux.

37. Harris J. The Whale Hunt. 2007. URL: http://thewhalehunt.org/. 38. Дальнейшее обсуждение отношений между визуализацией медиа и ви-


2. Темпоральная и пространственная выборки

Следующая техника — еще один концептуальный шаг. Вместо отображения всех изображений коллекции мы можем создать выборку, используя некоторую процедуру для отбора их под-множеств и/или их частей. Темпоральная выборка — это отбор подмножества изображений из большего массива изображений. Мы предполагаем, что эта последовательность задана такими метаданными, как номер кадра видео, дата загрузки пользова-тельских изображений на сайте социальных медиа или коли-чество страниц в главе из манги. В таком случае отобранные изображения выстраиваются друг за другом в порядке, опреде-ленном метаданными.

Темпоральная выборка особенно полезна при представле-нии культурных артефактов, процессов и опытов, которые раз-ворачиваются на протяжении значительных периодов време-ни. К примеру, прохождение видеоигры. В режиме «одиночной игры» оно может занять десятки и даже сотни часов. А в случае многопользовательских ролевых онлайн-игр (MMORPG) пользо-ватели могут играть годами. Проведенное в 2005 году Ником Йи исследование выяснило, что игроки MMORPG проводили в иг-ровом мире в среднем 21 час в неделю.

Мы создали две визуализации, суммарно фиксирующие 100 часов игры в Kingdom Hearts (2002, SquareCo., Ltd.) и Kingdom Hearts II (2005, Square-Enix, Inc.)39. Каждая игра была пройдена от начала до конца за несколько сессий. Взятые из всех сессий каждой игры фрагменты видео были собраны в единую цепоч-ку. Затем из цепочек были сделаны выборки до шести кадров в секунду. В результате — 225 тысяч кадров Kingdom Hearts и 133 тысячи кадров Kingdom Hearts II. В визуализациях исполь-зовался каждый десятый кадр из полного набора кадров. Кад-ры были помещены в сетку в порядке развития игры (слева на-право, сверху вниз).

Kingdom Hearts — это франшиза компьютерных игр и иных медиапродуктов, созданная в 2002 году в рамках сотрудниче-ства между токийским издателем видеоигр Square (сейчас это Square-Enix) и The Walt Disney Company. Франшиза включает

зуализацией информации см. в: Manovich L. What Is Visualization? // Visual Studies. 2011. Vol. 26. № 1. P. 36–49.

39. См. URLs: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4039126932/; http://www.flickr.com/photos/culturevis/4038975476/.

8 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

в себя оригинальных персонажей, созданных Square, и путеше-ствие по мирам, представляющим медиапродукты Диснея («Тар-зан», «Алиса в Стране чудес», «Ночь перед Рождеством» и т. д.). В каждом мире есть персонажи диснеевских фильмов. Цветовое и стилистическое оформление миров связано с визуальным сти-лем соответствующих лент. Визуализации раскрывают струк-туру прохождения игры, которое кружит между сюжетной ис-торией и посещением диснеевских миров.

Темпоральная выборка используется в интерфейсе некото-рых медиаколлекций. К примеру, интерфейс Internet Archive40 содержит регулярно сменяющуюся выборку эпизодов из видео-материалов этой коллекции (параметры выборки в них зависят от типа видео). В компьютерных науках многие исследователи работают над резюмированием (summarization) видео: алгорит-мы для автоматического создания компактных репрезентаций видеоконтента, обычно дающие на выходе небольшое количе-ство кадров (Google Scholar по запросу video summarization вы-дает 17 600 статей). Поскольку использование этих алгоритмов требует серьезных технических познаний, мы предлагаем более простые техники, которые можно применять без подобного рода познаний, используя встроенные в программу ImageJ команды.

Пространственная выборка предполагает отбор фрагментов изображений в соответствии с определенной процедурой. Ска-жем, в визуализации обложек Time мы использовали простран-ственную выборку, так как обрезали некоторые картинки, что-бы избавиться от традиционной для журнала красной рамки. Впрочем, как показывает приведенный ниже пример, зачастую более серьезные выборки, оставляющие лишь маленький фраг-мент изображения, могут быть эффективными в раскрытии пат-тернов, которые в полной версии изображения были едва раз-личимы. Вслед за принятой практикой именования подобных визуализаций в медицинских и биологических исследованиях, а также в программе ImageJ назовем такие выборки срезами.

Примером послужит срез из 4535 обложек журнала Time, упорядоченных по дате публикации (с 1923 по 2009 год, слева направо). Каждая вертикальная колонка шириной в один пик-сель получается из одной обложки41. Эта визуализация нагляд-но и в деталях показывает паттерны типографии, использова-ния изображений и композиции. К примеру, мы видим, что слово

40. См. URL: http://www.archive.org. 41. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4040690842/.


Time никогда не располагается в одном и том же месте. Также мы замечаем, что когда журнал перешел от белого простран-ства вокруг иллюстрации к иллюстрациям до краев, то сначала это коснулось верхней части обложки и только потом — нижней. Такого рода паттерны сложно вычленить при полной подборке, демонстрирующей полные обложки42. Другой пример техники среза — наша визуализация 626 часов игры в Kingdom Hearts I43.

Естественно, встает вопрос об отношениях между показанны-ми здесь техниками выборки визуальных медиа и стандартны-ми теориями и практиками выборки в статистике и социальных науках44. Хотя вопрос требует детального анализа, позволим себе один общий комментарий. Статистика занимается осуществле-нием выборки таким образом, чтобы с ее помощью можно было получить надежное знание о большей совокупности. Так как собирать информацию о всей совокупности было непрактично, идея выборки стала основой применения статистики в XX веке.

Создавая медиавизуализации, мы зачастую сталкиваемся с такими же ограничениями. К примеру, в нашей визуализации Kingdom Hearts мы отобрали полные видео прохождения игры с помощью метода систематической выборки. В идеале, если бы программа ImageJ могла создавать подборки с использованием видеокадра, нам бы не пришлось этим заниматься.

Однако, как показывает визуализация обложек Time с помо-щью среза, чтобы раскрыть определенные паттерны, порой луч-ше существенно урезать данные, нежели использовать их в пол-ном объеме. Хотя исторически меняющиеся паттерны в макете обложек (например, расположение и размер слова Time, раз-мер изображений в центре относительно размера всей облож-ки) можно заметить и в подборке из полных изображений, од-нопиксельные колонки из каждой обложки представляют их более наглядно.

Следующие две визуализации иллюстрируют эту идею. В первой45 для репрезентации «Одиннадцатого» Дзиги Верто-ва использована равномерная выборка. Полная репрезента-

42. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4038907270/. 43. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4048161174/in/set-72157

622525209077. Кликните view all sizes и выберите размер original. 44. Крайне полезную дискуссию об основных понятиях выборки, о том, как

она применяется в цифровых гуманитарных науках, см. в: Kenny A. The Computation of Style: An Introduction to Statistics for Students of Literature and Humanities. Oxford: Pergamon Press, 1982.

45. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4052703447/.

8 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ция фильма бесполезна. Вторая визуализация46 ориентируется на семантически и визуально важную сегментацию фильма — последовательность эпизодов. Каждый эпизод представлен пер-вым кадром. Кадры выстроены слева направо и сверху вниз в порядке следования эпизодов фильма. Несмотря на то что в последней визуализации использовано намного меньше кад-ров, чем в первой, она гораздо более содержательна. Можно рас-сматривать ее как воображаемую раскадровку фильма в режи-ме обратного проектирования — реконструированный план его съемки, редактуры и содержания.

3. Перекартографирование

Любую репрезентацию можно понимать как результат операции картографирования, осуществляемой на двух объектах: знаке и означаемой вещи. Математически картографирование — это функция, устанавливающая соответствия между элементами двух областей. Известный пример такого рода картографирова-ния — техники геометрической проекции для создания двумер-ных изображений трехмерных сцен, например изометрическая проекция и перспективная проекция. Другой пример — это двух-мерные карты физических пространств. Можно вспомнить всем известную таксономию знаков философа Чарльза Пирса: иконы, индексы, символы и диаграммы — это различные типы картогра-фирования связей между объектом и репрезентацией.

Культурная теория XX века часто подчеркивала, что куль-турные репрезентации — всегда частичные карты, так как они могут показывать лишь некоторые аспекты объектов. Одна-ко настоящее предположение нужно переосмыслить, учитывая десятки разработанных недавно технологий фиксации данных о физических объектах и возможность обрабатывать большие массивы данных с целью извлечения каких-то характеристик и иной информации. К примеру, Google осуществляет эту опе-рацию несколько раз в день, так как анализирует более трил-лиона веб-ссылок47.

Несмотря на то что любая репрезентация всегда является ре-зультатом картографирования, современные медиатехнологии

46. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/3988919869/. 47. Более подробно см.: Manovich L. Trending: The Promises and the

Challenges of Big Social Data // Debates in Digital Humanities / M. Gold (ed.). Minneapolis, MN: Minnesota University Press, 2012.


(фотография, кино, аудиозапись, факс и копировальная машина, магнитная запись аудио и видео, программы для редактирования медиа, интернет) привели к новой практике культурного карто-графирования — использованию уже существующих медиаар-тефактов и созданию новых значений или новых эстетических эффектов путем выборки и пересборки частей этого артефакта.

Хотя эта стратегия уже использовалась во второй половине XIX века (в фотомонтаже), центральное место в современном ис-кусстве она заняла с 1960-х годов. Она представлена в поп-арте, перемонтажных фильмах, апроприационизме, ремиксах и боль-шой части медиаискусства — от первого перемонтажного филь-ма A Movie (Bruce Conner, 1958) до Technology/Transformation: Wonder Woman (Dara Birnbaum, 1979), 24 Hour Psycho (Douglas Gordon, 1993), The Invisible Shapes of Things Past (Dirk Lüsebrink and Joachim Sauter, 1995), The Top Grossing Film of All Time, 1 × 1 (Jason Salavon, 2000), Shredder (Mark Napier, 1998), Every Shot / Every Episode (Jennifer and Kevin McCoy, 2001), Cinema Redux (Brendan Dawes, 2004), Mass Ornament (Natalie Bookchin, 2009), The Clock (Christian Marclay, 2011) и многих других лент. Если первые попытки перекартографирования осуществлялись вруч-ную и задействовали небольшое количество элементов, то ис-пользование компьютеров позволило художникам автоматиче-ски создавать новые медиарепрезентации из тысяч элементов.

Если исходные медиаартефакты, такие как новостная фо-тография, полнометражный фильм или веб-сайт, понимать как «карту» некоторой «реальности», то арт-проект по пересборке элементов этого артефакта будет «перекартографированием». Значение и эстетический эффект подобных проектов происте-кают из систематической пересборки в новые конфигурации вы-борок из исходных медиа.

Ретроспективно многие из этих арт-проектов можно считать визуализациями медиа. Они исследуют идеологические пат-терны в массмедиа, экспериментируют со способами навигации по медиа и взаимодействия с ними, а также остраняют наше восприятие медиа.

Описанные в этой части техники уже используют ряд техно-логий, освоенных художниками ранее. Однако такие практики, как фотомонтаж, монтаж фильма, выборка, ремиксы и цифровое искусство, содержат множество других стратегий, которые ви-зуализация медиа может присвоить. Как и в случае с проблемой выборки, необходим более детальный анализ отношений между художественными практиками по перекартографированию ме-

8 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

диа и визуализацией медиа как методом изучения в исследова-ниях медиа. Но одно отличие можно легко описать.

Как правило, в своих проектах художники осуществляют вы-борку артефактов медиа, отбирая части, а затем произвольно со-бирая эти части в новом порядке. К примеру, в классической ра-боте видеоарта Technology/Transformation: Wonder Woman Дара Бирнбаум сделала выборку эпизодов телесериала Wonder Wom-an, чтобы выделить некоторые моменты, например превращение женщины в супергероя. Эти короткие клипы затем были много-кратно повторены, чтобы создать новый нарратив. Последова-тельность клипов не совпадала с их последовательностью в са-мом сериале.

В нашем случае нас интересует обнаружение паттернов пол-ных медиаартефактов или их серий. Следовательно, независимо от того, используем ли мы все медиаобъекты (например, подбор-ку обложек Time или подборку Kingdom Hearts) или их выборку (срез обложек Time), обычно мы начинаем с того, что выстраи-ваем их в том же порядке, что и в оригинале. Кроме того, мы скорее начнем с применения метода систематической выборки (например, отбирая каждый второй кадр из коротенького видео либо по кадру из каждого эпизода художественного фильма), чем будем отбирать выборки для поддержки нашего сообщения (передачи нового смысла, выражения своего мнения о работе).

Как уже утверждалось ранее, мы также экспериментиру-ем с новыми правилами выборки и разными пространствен-ными порядками медиаобъектов в визуализациях. Такие про-извольные перекартографирования ближе к художественным практикам агрессивных пересборок медиаматериалов, несмотря на то что наша цель — обнаружение уже имеющихся паттернов, а не производство новых утверждений о мире с помощью выбо-рок медиа. Насколько эта цель осуществима — вопрос открытый. Одно можно точно сказать: наши перекартографирования — это переинтерпретации медиаобъектов, которые принуждают зри-телей обращать внимание на одни паттерны в ущерб другим.

В качестве примера техники перекартографирования возь-мем визуализацию, в которой использованы первый и послед-ний кадры каждого монтажного кадра фильма Дзиги Вертова «Одиннадцатый»48. Каждая колонка представляет монтажный план фильма с помощью его первого (верхний ряд) и последне-

48. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4117658480/. Щелкните view all sizes и выберите размер original.


го (нижний ряд) кадров. Монтажные кадры расположены сле-ва направо в том порядке, в котором они идут в фильме. Для создания этой визуализации я написал код на основе макроса из ImagePlot.

«Вертов» — это неологизм, созданный режиссером, который взял его в качестве своей фамилии в самом начале карьеры. Вертов — от русского глагола «вертеть». «Вертов» может отсы-лать к основному движению, осуществлявшемуся при кино-съемке в 1920-х годах (вращение рукоятки камеры), а также к динамичности изобретенного Вертовым киноязыка: наряду с другими российскими и европейскими художниками, дизайне-рами и фотографами того десятилетия он хотел остранить зна-комую реальность с помощью динамических диагональных ком-позиций и съемки с непривычных ракурсов.

Однако наша визуализация дает совершенно другое пред-ставление о Вертове. Почти каждый монтажный кадр «Один-надцатого» начинается и заканчивается практически одними и теми же композицией и темой. Иными словами, монтажные кадры во многом статичны. Возвращаясь к самому фильму и исследуя эти кадры далее, мы обнаруживаем, что некоторые из них действительно полностью статичны — например, круп-ные планы человеческих лиц, неподвижно смотрящих в раз-ных направлениях. В других монтажных кадрах используется неподвижная камера, фиксирующая в кадре некоторое движе-ние, например работающие станки или занятых делом рабочих. Но при этом все действие остается полностью внутри кадра (то есть предметы и человеческие фигуры не выходят за рам-ку изображения камеры). Разумеется, можно вспомнить, что не-которые монтажные кадры самого известного фильма Верто-ва «Человек с киноаппаратом» (1929) были намеренно сняты как противоположности: в ходе съемки из движущегося автомоби-ля снимавшиеся предметы постоянно выпадали из поля види-мости камеры. Но даже в этом, самом экспериментальном филь-ме Вертова такие кадры составляют очень малую часть фильма.

Заключение

Мы описали визуальные техники исследования больших медиа-коллекций. Эти техники основаны на одной общей идее: исполь-зовать содержание коллекции — все изображения, их подмноже-ства (темпоральные выборки) или их части (пространственные выборки) — и представить его в различных пространственных

9 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

конфигурациях, чтобы сделать видимыми паттерны и общую «форму» коллекции. Чтобы выделить этот подход на фоне при-вычных практик визуализации информации, мы называли его визуализацией медиа.

Мы рассмотрели примеры, демонстрирующие, как визуализа-ция медиа может работать с уже существующими метаданны-ми. Однако если исследователи добавляют новую информацию к коллекции, то и ее в том числе можно использовать для визуа-лизации медиа. К примеру, изображения могут быть выстроены с помощью кодированных вручную или распознаваемых автома-тически характеристик контента либо визуальных характери-стик, извлеченных с помощью обработки цифровых изображе-ний. В случае видео также можно использовать автоматически извлекаемую или кодируемую информацию о техниках монта-жа, компоновке кадра, присутствии человеческих фигур и иных объектов, объеме движения в каждом кадре и т. д.

Концептуально визуализация медиа основана на трех опера-циях: уменьшении масштаба с целью увидеть всю коллекцию (подборка изображений), временной и пространственной выбор-ке и перекартографировании (пересборке выбранных элемен-тов медиа в новой конфигурации). Зачастую требуется много времени и экспериментов, прежде чем с помощью техники пе-рекартографирования будут получены значимые результаты. Первые два метода обычно дают информативные результаты быстрее. Поэтому каждый раз, когда мы собираем или загружа-ем новые массивы медиаданных, следующим шагом мы иссле-дуем их с помощью подборок изображений или создания среза всех изображений коллекции.

Обратимся к определению слова browse из Wiktionary: «Ска-нировать, бегло просматривать в поиске интересующих вещей, особенно не имея предварительного представления о том, что искать». Также релевантно одно из значений слова explora-tion: «путешествовать где-либо в поисках открытия». Как от-крыть что-то интересное в огромных массивах медиаколлекций? Иными словами, как просматривать эти коллекции эффектив-но и с толком, не имея изначального знания о том, что мы хотим найти? Техники визуализации медиа дают нам некоторые базо-вые инструменты для выполнения этой задачи.


Media Visualization: Visual Techniques for Exploring Large Media Collections

Lev Manovich. PhD in visual and Cul-tural Studies, Director of the Software Studies initiative at the University of Cali-fornia, San Diego (UCSD), Professor at The Graduate Center of the City Univer-sity of New York. Address: 365 Fifth Avenue, New York, NY 10016, USA. E-mail: [email protected].

Keywords: media visualization; big data; media collections; software, patterns.

The digitization of historical visual collec-tions and the emergence of user-gener-ated visual content (instagram, YouTube, and many other media sharing sites) cre-ate fascinating opportunities for cultural research, as well as a new problem. How can we work with sets of millions or bil-lions of images and video? How can we discover interesting things in these col-lections, without prior knowledge of what we want to find? The article proposes vis-ualization methods suitable for exploring massive collections of images and vid-eos. it argues that existing mechanisms, such as search engines, are not effec-tive for understanding patterns in a col-

lection, since they only show items that match particular words or tags. it also cri-tiques the exclusive use of verbal meta-data, since it prevents us from seeing visual patterns not described by meta-data. instead, the author proposes to use the actual content of the collection—i. e., all images—and present them in vari-ous spatial layouts sorted in various ways. This allows us to see the patterns and the overall “shape” of a collection. To con-trast this approach to the more familiar practice of data visualization, we have decided to call it “media visualization.” Typical information visualization involves translating the world into numbers and then visualizing relationships between these numbers. in contrast, media vis-ualization involves translating a set of images into a new image that can reveal patterns in the set. in short, pictures are translated into pictures. Conceptu-ally, media visualization is based on three operations: zooming out to see the whole collection (image montage), temporal and spatial sampling (using parts of a col-lection), and remapping (re-arranging the samples of media in new configurations).

References

Dawes B. Cinema Redux, 2004. Available at: http://brendandawes.com/pro-ject/cinema-redux.

Douglass J., Huber W., Manovich L. Understanding Scanlation: How to Read One Million Fan-Translated Manga Pages. Image and Narrative, 2011, vol. 12, no. 1, pp. 206–228.

Harris J. The Whale Hunt, 2007. Available at: http://thewhalehunt.org/.

Kenny A. The Computation of Style: An Introduction to Statistics for Students of Literature and Humanities, Oxford, Pergamon Press, 1982.

Manovich L. How to Compare One Million images? Understanding Digital Human-ities (ed. D. Berry), New York, Palgrave Macmillan, 2012, pp. 249–298.

Manovich L. Media visualization: visual Techniques for Exploring Large Media Collections. Media Studies Futures (ed. K. Gates), London, New York, Wiley-Blackwell, 2012.

Manovich L. Trending: The Promises and the Challenges of Big Social Data. Debates in Digital Humanities (ed. M. Gold), Minneapolis, Minnesota Uni-versity Press, 2012.

Manovich L. What is visualization? Visual Studies, 2011, vol. 26, no. 1, pp. 36–49.

Stemler S. An Overview of Content Anal-ysis. Practical Assessment, Research & Evaluation, 2001, vol. 7, no. 17. Avail-able at: http://PAREonline.net/getvn.asp?v=7&n=17.

9 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Медиа, медианаука

и философия медиа

Широкое распространение куль-турологических, литературовед-ческих и философских исследо-ваний медиа со второй половины XX века было во многом обуслов-лено кризисными процессами в гуманитарных науках, ориенти-ровавшихся с середины 1920-х го-дов на герменевтику, семиоти-ку и структурный анализ. Это было отчасти связано с кризи-сом перепроизводства в гумани-тарной сфере вообще, избыточ-ным предложением специалистов и дефицитом рабочих мест в уни-верситетах Европы и США с се-редины 1960-х годов. Речь шла о новом витке обоснования обще-ственной пользы гуманитарного знания и поиске новых источни-ков финансирования. Обращение к медиаиндустрии оказалось, та-ким образом, сверхдетерминиро-ванным. Так, в 1960-е годы к теме медиальности пришла германи-стика на фоне роста популярно-сти исследований повседневности,

359593887806853964521717262158725511726838543745842645840776709164616209889236991188591194989709392099341647218214642425918130688365244214264756849941843335969888664653457471971096009912428282082921534463054299605653296027329198749129445567869536851841368029758919332035139058443883061335679799431946136788407922484141530411648915938838879318147321813558669494772119325368894562952744607121464262359593887806853964521717262158725511726838543745842645840776709164616209889236991188591194989709392099341647218214642425918130688365244214264756849941843335969888664653457471971096009912428282082921534464894175952547126202207139522730542996056532960273291987491294455678695368518413680297589193320351390584438830613356797994319461367884079224841415304116489159388388793181473218135586694947721193253688945629527446071214642623595938878068539645217172433359698886646534574719710960099124282820829215344648941759525471262022071395227305429960565329602732919874912944556786953685184136802975891933203513905844388306133567979943194613678840792248414153041164891593883887931814732181355866949477211932536889456295274460712146426235959388780

От редакции


популярной массовой литературы, криминальных жанров, кино и т. д. Однако еще в середине 1970-х годов вторжение медиаре-флексии в литературоведение считалось опасной профанацией. Сегодня само литературоведение рассматривается как раздел медиатеории. В 1980-е годы было признано, что общественная функция медиа повлияла на то, что качественные литератур-ные тексты стали частью массовой культуры, начали появлять-ся в газетах и СМИ в целом. Была проблематизирована роль передачи информации и значений из одного текста в другой (экранизация), а предметом теории стал не только литератур-ный текст, но и его репрезентация на театральной сцене, экра-не, в сериалах, на телевидении и т. д. В конце концов исследова-тели пришли к согласию в том, что литературное произведение зависимо от своего носителя, своего посредника и своей среды — от бумажных печатных носителей, радио, кино, спектакля и т. д. Так произошел разворот от литературоведения к медиатеории. Конец 1980-х годов был отмечен расцветом специализирован-ной литературы по теме медиа, а литературоведение и науки о коммуникации методически сблизились на основе эмпириче-ских методов. Ориентация современных гуманитарных иссле-дований на междисциплинарность также была связана с изуче-нием истории медиакоммуникаций. Сегодняшняя медиатеория характеризуется плюральностью и разнонаправленностью, про-ходя под общей рубрикой наук о медиа и культуре.

Термин «медиафилософия» (Medienphilosophie, Media Phi-losophy) впервые встречается в начале 1990-х годов в назва-нии книги Рудольфа Фитца «Медиафилософия. Музыка, язык и письмо у Фридриха Ницше»1. В этом же году Юрген Хабермас использует это выражение в своей книге «Фактичность и цен-ность»2, но еще не в качестве специального термина. Однако уже через два года выходит книга под названием «Визуальные ме-диа: Медиафилософия»3. Обсуждение вопроса о самостоятель-ности медиафилософии как части современного философского дискурса и ее месте среди других гуманитарных наук продол-жается до сих пор4.

1. Fietz R. Medienphilosophie. Musik, Sprache und Schrift bei Friedrich Nietzsche. Würzburg: Königshausen & Neumann, 1992.

2. Habermas J. Faktizität und Geltung. Beiträge zur Diskurstheorie des Rechts und des demokratischen Rechtsstaats. Fr. a. M.: Suhrkamp, 1992.

3. Taylor M., Saarinen E. Imagologies: Media Philosophy. L.; N.Y.: Routledge, 1994.

4. См.: Визинг Л. Шесть ответов на вопрос «Что такое медиафилософия?» /

9 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

* * *Медианаука изучает три важнейшие функции медиа: обработ-ку, хранение и передачу данных, но только последняя обладает привилегированным статусом в рамках позитивистски ориен-тированного подхода к пониманию медиакоммуникации. Одна-ко такое понимание значительно сужает горизонт значений по-нятия «медиа». Георг Кристоф Толен5 справедливо отмечает, что наряду со «слабым» значением медиа как нейтрального, индиф-ферентного к смыслу средства передачи информации от отпра-вителя к получателю «сильное» его значение включает в себя опосредование и посредника, которое его дополняет и расширя-ет. Последнее выходит на передний план еще в эпоху Просвеще-ния и у романтиков (Гердер, Гегель, Новалис, Шлейермахер), ко-гда начинает постепенно раскрываться конститутивная актив-ность медиа6. На границе антропологии, теорий языка и образа, возникает понятие медиа как среды. Познание, обусловленное языком, диктует понимание медиа не только как пассивного ору-дия или инструмента, но и как конститутивной активности «ме-жду» (Dazwischen) или «среды рефлексии» (Reflexionsmedium), обеспечивающих единство разума и медиальности.

Существенный вклад в дальнейшее развитие современной медиатеории внесли такие близкие по взглядам немецкие мыс-лители, как Вальтер Беньямин7, Макс Бензе8, Вилем Флюссер9 и др. Теория медиа Маршалла Маклюэна связывала содержа-ние рассматриваемого медиума, например печати, с исторически ему предшествующим — рукописным письмом, которое, в свою очередь, отсылало к устному слову и требовало учета влияния

Пер. с нем. Д. Колесниковой // Исследовательский центр медиафилосо-фии. URL: http://mediaphilosophy.ru/biblioteca/articles/vizing_mediaphil/.

5. Tholen G. Ch. Medium/Medien // Grundbegriffe der Medientheorie / A. Roesler, B. Stiegler (Hg.). München: Wilhelm Fink, 2005. URL: http://www.xcult.org/texte/tholen/Tho_Medium_VS_3.pdf.

6. Schulte-Sasse J. Medien/medial // Ästhetische Grundbegriffe / K. Barck, M. Fontius, D. Schlenstedt, B. Steinwachs, Fr. Wolfzettel (Hg.). Stuttgart; Weimar: J. B. Metzler, 2002. Bd. 4. S. 1–28.

7. См.: Беньямин В. О языке вообще и о человеческом языке; Произведе-ние искусства в эпоху его технической воспроизводимости; Краткая ис-тория фотографии и др. // Он же. Учение о подобии.

8. См. о нем: Bense M. Philosophie als Forschung / E. Walther, E. Uhl (Hg.). Stuttgart: Internat. Zentrum für Kultur- und Technikforschung, 2010.

9. См. тематический журнал, посвященный изучению наследия Вилема Флюссера: Flusser Studies. Multilingual Journal for Cultural and Media Theory, URL: http://www.flusserstudies.net/.


носителя на смысл передаваемого с его помощью сообщения. И хотя при такой линейной исторической реконструкции в ис-тории медиа обнаруживались нестыковки уже на уровне отно-шений письменности и устности, сам тезис о наличии собствен-ного содержания медиума, несводимого ни к чему внешнему, а отсылающего лишь к предшествующему медиуму, был весьма продуктивен. Да и само мотто Маклюэна «медиум — это сообще-ние» можно было понимать, скорее, как «концептуальную исто-рическую отправную точку сильного варианта значения медиу-ма как опосредования»10.

У Беньямина подобная идея была выражена диалектически, если не сказать противоречиво: медиальное понималось им как «непосредственность духовных сообщений языка»11. «Духовное», по Беньямину, сообщает себя не посредством языка, а им са-мим. В языковом сообщении выражается прежде всего не что-то внешнее языку, а сам язык. Это утверждение только по види-мости тавтологично — «духовная» сущность вещи не является чем-то внешним по отношению к его языковой сущности, хотя и не сводится к последней. Она тождественна ей лишь постоль-ку, поскольку сообщает о себе в языке, то есть сообщаема. Ина-че говоря: язык выражает сообщаемость как таковую, но лишь в той мере, в какой в нем сообщает себя духовная сущность. Именно этот смысл имеет утверждение Беньямина, что «духов-ная сущность» сообщает себя не посредством языка, а в самом языке.

Современные немецкие медиатеоретики рассматривают со-ответствующий поворот к медиальности как эпохальный в кон-тексте изменения способов восприятия, систем коммуникации, картины мира и т. д. К середине 1980-х годов он приобрел ин-ституциональный характер на фоне подъема «новых медиа» и насущности их интеграции со «старыми» в перспективе со-храняющейся проблематичности и несводимости их «сильно-го» и «слабого» понимания. Основной вопрос зародившейся в это время медианауки может быть сформулирован следующим об-разом: какое сообщение являет собой каждый новый медиум и как он трансформирует тем самым набор ценностных ориен-таций человеческой цивилизации, модели социальных отноше-ний, поведение и способы восприятия? Однако ответить на этот вопрос можно лишь путем сравнительного изучения способов

10. См. обзор Георга Кристофа Толена: Tholen G. Ch. Op. cit. 11. Беньямин В. О языке вообще… С. 11.

9 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

записи, архивирования и трансляции данных различными до-ступными сегодня медиа в широком историческом и культур-ном контексте.

* * *

Не существует знака, текста или значения вне и помимо своего медианосителя — поверхности записи и интерфейса взаимодей-ствий видимого и говоримого. Даже эта фраза записана и, сле-довательно, означает нечто и помимо ее номинального смысла. Как и выбитая на камне заповедь «Не убий» означает уже не-что иное в устах Аарона, разъясняющего косноязычие Моисея, в свою очередь переведшего с «божественного» языка на чело-веческий первые фундаментальные идеи истории. Новый смысл приобретают они на папирусе Нэша, свитке Торы, в лютеровой Библии, неокантианской или марксистско-ленинской брошюре по этике или философии права. И тем более различным будет смысл аналогичных сообщений на дисплее айпада думского де-путата, на стене забора, в блоге или посте фэйсбука или твитте-ра. Какова роль медиа в размножении подобных различий, по-зволяющих смыслу соответствующих ценностей одновременно оставаться тем же и иным на протяжении тысячелетий?

Речь идет не только об очевидном влиянии тех или иных но-сителей на смысл несомых ими сообщений, но и об их собствен-ном имманентном значении. В отличие от прикладных Media Studies философию медиа в этом смысле интересует не столь-ко воздействие медиа на мир тел и мир идей (Норберт Больц), сколько те значимые messages, которые являют нам сами новые медианосители (устройства записи и обработки информации, пользовательские программы и т. д.) на уровне их собственного языка — языка научных и технических открытий, имеющих свои концептуальные соответствия в истории военного дела, искус-ства и метафизики. Медиальное в этой логике предстает как не-посредственность языковых сообщений и интерактивная среда, делающая их возможными (Вальтер Беньямин), как «различе-ние», которое производит сегодня все значимые дифференциа-ции и представляет пространство для формообразования (Георг Кристоф Толен).

Галактика Алана Тьюринга, давно поглотившая гутенбер-гову, привела к кардинальным изменениям в социально-поли-тическом и символическом полях, в структурах восприятия и рефлексии, в способах производства образов и знаков, в архи-вации и дистрибуции знания. Норберт Больц в этой связи пишет


не только об овнешнении центральной нервной системы в но-вых медиа12 и переносе сознания в компьютер через электрон-ную симуляцию, но и о понимании самого мозга как электронной сети, контролирующей наши чувства и сознание13.

Чтобы понять, являются ли современные цифровые медиа чем-то принципиально новым в сравнении с предшествующей массмедийной эпохой (газеты, радио, кино и телевидение) или речь идет всего лишь об усложненном количественном отличии, необходима выработка соответствующих предмету методов ана-лиза. Они должны быть релевантны цифровой обработке дан-ных, современным мультимедийным и многофункциональным медиатехнологиям, бурно развивающемуся программному обес-печению, практически неисчерпаемым возможностям интерне-та и социальных сетей. Поэтому в западноевропейской медиа-науке и придают столь большое значение современным методам изучения медиа (наряду с семиологическим и прагматическим конструктивизмом, системной теорией, дискурс-анализом, де-конструкцией и т. д.), позволяющим анализировать этот феномен интегрально — как средство, посредника, среду, промежуток, раз-личающий процесс и т. д. Этот подход предполагает также сопо-ставление возможностей «старых» и «новых» медиа14, что позво-ляет разобраться в ненаблюдаемых источниках самой медиаль-ности и дает импульс дальнейшему развитию медиафилософии и медиакультуры.

* * *

По ряду причин социально-политического, идеологического и коммерческого характера главные акторы отечественного ме-диаполя (медиахолдинги, государственные и частные компа-нии, владеющие ведущими медиабрендами) не заинтересова-ны в серьезной научной саморефлексии15. Отсюда почти полное

12. См. статью Норберта Больца о Маршалле Маклюэне в настоящем номе-ре «Логоса».

13. Ср.: «Свободные мысли являются церебральным программным обеспече-нием, дух — воплощением всевозможных комбинаций данных, а культу-рой зовется игра на клавиатуре мозга» (Computer als Medium / N. Bolz, Fr. Kittler, Ch. Tholen (Hg.) // Bolz N. Einleitung. München: Wilhelm Fink, 1994. S. 9f).

14. Ср.: Kittler Fr. Grammophon—Film—Typewriter. B.: Brinkman und Bose, 1986.

15. Ср., напр.: Вахштайн В., Морозов А., Бикбов А., Бодрунова С. и др. Со-временные медиа: между производством и культурой // Культиватор. 2012. № 4. С. 17–33. URL: http://www.intelros.ru/pdf/Kultivator/2012_4/2.

9 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

отсутствие серьезного запроса на включение в систему высше-го образования, даже журналистского, теории и истории медиа, а тем более медиафилософии. Функционирующие центры и ин-ституты медиа в большей мере ориентированы на обучение тех-ническим навыкам медиапроизводства, управления СМИ, прове-дения государственной медиаполитики, компьютерного дизайна и PR16. Исключение составляют разве что личные «метафизи-ческие» увлечения отдельных научных сотрудников17. На свой страх и риск проблематикой медиатеории систематически сего-дня занимается исследовательский центр медиафилософии при Санкт-Петербургском философском обществе18. В популярной массовой прессе интерес к изучению медиа поддерживает раз-ве что журнал «Искусство кино»19.

По сравнению с западной ситуацией серьезных работ по ме-диатеории в русскоязычной литературе пока немного. Опубли-ковано лишь несколько, преимущественно вторичных, тематиче-ских монографий20. Только в последнее время стали появляться

pdf. См. также первый комплексный выпуск по медиа в русском жур-нальном пространстве: Отечественные записки. 2003. № 4 (13). Тема но-мера: Конец СМИ. URL: http://www.strana-oz.ru/2003/4.

16. См. описание деятельности кафедр отделения журналистики РАНХиГС (URL: http://www.migsu.ranepa.ru/jur/about/divisions) и Департамента медиа НИУ ВШЭ (URL: http://cmd.hse.ru/media/).

17. Cр., напр., направления деятельности кафедры новых медиа и теории коммуникации факультета журналистики МГУ: http://www.journ.msu.ru/about/departments/14/654/ (руководитель — Иван Засурский); отде-ления социокультурных исследований РГГУ: http://culture.rsuh.ru (ру-ководитель — Галина Зверева); программу «Медиакультура» школы культурологии НИУ ВШЭ: http://www.hse.ru/edu/courses/126211507.html (автор — Виктория Чистякова) и магистерскую программу по визуаль-ным исследованиям: http://www.hse.ru/ma/visual/; электронные журна-лы, издаваемые факультетом журналистики МГУ: http://mediascope.ru/; http://mediascope.ru/node/478/ (руководитель — Елена Вартанова).

18. См. URL: http://mediaphilosophy.ru/. 19. См.: Даниил Дондурей: «Телевизор — главный инструмент управления

страной» // Нескучный сад. 31.10.12. URL: http://www.nsad.ru/articles/da-niil-dondurej-televizor-glavnyj-instrument-upravleniya-stranoj; Иван Засурский: «Все знают все про всех» // Искусство кино. Июль 2013. № 7. URL: http://kinoart.ru/archive/2013/07/ivan-zasurskij-vse-znayut-vsjo-pro-vsekh/ и др.

20. Кириллова Н. Медиакультура: От модерна к постмодерну. М.: Академи-ческий проект, 2005; Юдина Е. Н. Медиапространство как культурная и социальная система. М.: Прометей, 2005; Черникова В. Е., Молчано-ва Е. Н., Климова Л. Е. Масс-медиа в культуре информационного об-щества. Ставрополь: Мир данных, 2007; Медиафилософия. Основные проблемы и понятия / Под ред. В. В. Савчука. СПб.: Санкт-Петербург-


оригинальные публикации достаточно высокого уровня21. Немно-гочисленны также и переводы на русский язык зарубежных ис-точников. Изданы две книги Маршалла Маклюэна22, всего одна книга Фридриха Киттлера23, несколько книг Мануэля Кастель-са24 и Поля Вирильо25. К немногочисленным важным источникам относятся «Беседы о масс-медия» Эверетта Дэнниса и Джона Мэррилла26, «За философию фотографии» Вилема Флюссера27, несколько книг Рудольфа Арнхейма28, важные тексты Вальтера Беньямина29, «Реальность масс-медиа» Никласа Лумана30, «Аз-бука Медиа» Норберта Больца31, по одной книге Уильяма Мит-

ское филос. об-во, 2008; Спирин В. А., Попонов М. А. Медиа-философия Маршалла Маклюэна. СПб.: Изд-во СПБГУСЭ, 2009; Фортунатов А. Н. Медиареальность: в плену техногуманизма. Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского госун-та, 2009; Вартанова Е. Л. Теория СМИ. Mass me-dia theory. Актуальные вопросы: В 2 т. М.: Интегрум, 2010; Интернет и интерактивные электронные медиа: В 3 ч. / Под ред. И. И. Засурского, А. О. Алексеевой. М.: МГУ, 2010.

21. См., напр.: Куртов М. К теологии кода. Генезис графического пользо-вательского интерфейса. СПб.: Транслит, 2014; Черных А. И. Ритуалы и мифы медиа. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив; Гнозис, 2015.

22. Маклюэн М. Понимание Медиа: внешние расширения человека / Пер. с англ. В. Г. Николаева. М.: Гиперборея; Кучково поле, 2007; Он же. Га-лактика Гутенберга: становление человека печатающего / Пер. с англ. И. О. Тюриной. М.: Академический проект; Фонд «Мир», 2005. Суще-ствует также отдельный сайт, посвященный Маклюэну и медиатеории, см. URL: http://www.mcluhan.ru/.

23. Киттлер Фр. Оптические медиа: берлинские лекции 1999 года. М.: Ло-гос; Гнозис, 2009.

24. Кастельс М. Галактика Интернет: размышления об Интернете, бизнесе и обществе / Пер. с англ. А. Матвеева; под ред. В. Харитонова. Екатерин-бург: У-Фактория; Изд-во Гуманит. ун-та, 2004; Он же. Информацион-ная эпоха: Экономика, общество и культура / Пер. с англ.; под науч. ред. О. И. Шкаратана. М.: ГУ ВШЭ, 2000.

25. Вирильо П. Информационная бомба: Стратегия обмана / Пер. с фр. И. Окунева. М.: Прагматика культуры; Гнозис, 2002.

26. Дэннис Э., Мэррилл Дж. Беседы о масс-медиа. М.: Рос.-амер. информ. пресс-центр; Вагриус, 1997.

27. Флюссер В. За философию фотографии / Пер. с нем. Г. Хайдаровой. СПб.: СПБГУ, 2008.

28. Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие / Сокр. пер. с англ. В. Н. Самохина. М.: Архитектура-С, 2007.

29. Беньямин В. Учение о подобии. Медиаэстетические произведения. М.: РГГУ, 2012.

30. Луман Н. Реальность масс-медиа / Пер. с нем. А. Ю. Антоновского. М.: Праксис, 2005.

31. Больц Н. Азбука Медиа / Пер. с нем. Л. Ионина, А. Черных. М.: Европа, 2011.

1 0 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

челла32 и Петера Вайбеля33. Из последних значительных из-даний по теме можно назвать сборник «Медиа: между магией и технологией»34 с переводами на русский язык статей Анн-Са-ра Ле Мёр, Марка Б. Н. Хансена, Уильяма Митчелла, Вольфган-га Эрнста, Эркки Хухтамо, Жан-Луи Деотта, Джованни Кар-роццини, Гирта Ловинка, Александра Гэллоуэя, Жака Рансьера. Классические тексты из ранней истории массовых медиа пред-ставляют новые серии издательства Ad Marginem с книгами Бертольта Брехта, Осипа Брика, Зигфрида Кракауэра, Алексан-дра Родченко, Ласло Мохой-Надь, Сьюзан Зонтаг и др. Но мно-гие ключевые работы по медиатеории на русский язык все еще не переведены.

География современных медиаисследований достаточно об-ширна. Среди медиатеоретиков в Германии есть те, кого мож-но назвать если не классиками, то ведущими учеными в этой области; большинство из них преподают в различных универ-ситетах Германии. К ним относятся Норберт Больц, Михаэль Гизеке, Георг Кристоф Толен, Штефан Мюнкер, Лоренц Эн-гель, Дитер Прокоп, Рафаэль Капурро, Майк Зандботе, Вер-нер Фаульстих, Йохен Хёриш, Райнер Лешке, Вольфганг Эрнст, Бернхард Дотцлер, Франк Гартманн, Клаус Пиас, Томас Махо, Хорст Бредекамп и др. Помимо пионеров медиатеории из Кана-ды Гарольда Инниса35 и Маршалла Маклюэна, следует отдель-но иметь в виду американских социологов массмедиа Пола Ла-зарсфельда, Роберта Мертона, Гарольда Лассуэлла и Джорджа Гэллапа. В США также работали такие знаменитости, как Ру-дольф Арнхайм, Эрик Альфред Хэвлок, Нейл Постман, из бо-лее современных — Уильям Митчелл, Лев Манович, Александр Гэллоуэй и др. В первом ряду авторитетов актуальной теории и философии медиа стоят Фридрих Киттлер, Поль Вирильо, Мануэль Кастельс, Жильбер Симондон, Жан Бодрийяр, Жан-Франсуа Лиотар, Борис Гройс, Питер Вайбель, Бруно Латур, Мануэль ДеЛанда и др.

32. Митчелл У. Я++: человек, город, сети / Пер. с англ. Дм. Симановского. М.: Strelka Press, 2012.

33. Вайбель П. Мир — переписываемая программа? М.: Медиаком. 2011; Он же. 10++ программных текстов для возможных миров. M.: Логос; Гно-зис, 2011.

34. Медиа: между магией и технологией / Под ред. Н. Сосны, К. Федоровой. М.; Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2014.

35. Innis H. Empire and Communications. Toronto: Dundurn Press, 1950; Idem. The Bias of Communication. Toronto: University of Toronto Press, 1951.

О Т Р Е Д а К Ц И И 1 0 1

Лишь в последнее время интерес к изучению общегума-нитарного значения медиа в российском обществе начал воз-растать — во многом за счет развития мобильного интернета, активности социальных сетей, роста продаж новых мульти-медийных устройств и т. д. Но поддерживается он преимуще-ственно внеинституционально, за счет отдельных групп энту-зиастов36. На фоне давно и успешно функционирующих учебных и научных центров по изучению медиа на Западе37, а также в Белоруссии и на Украине38 все настоятельнее звучит запрос к профессиональному научному сообществу и министерскому руководству на создание аналогичных образовательных про-грамм и медиаисследовательских центров в России.

* * *

Предлагаемая ниже подборка текстов большей частью пред-ставляет ведущих немецких медиатеоретиков современности — от Макса Бензе и Ханса Магнуса Энцесбергера до Фридриха Киттлера и Норберта Больца, а также различные направле-ния медиаисследований — от археологии медиа и теории машин до Digital Humanities и анализа Software. При их отборе мы ру-ководствовались довольно консервативными просветительски-

36. В качестве удачного примера публичного осмысления влияния совре-менных медиа на повседневную жизнь и образ человека стоит упомя-нуть состоявшийся в декабре 2012 года круглый стол в рамках лекто-рия Политехнического музея «Свобода и творчество после социальных сетей: Киберскептики и кибероптимисты», см. URL: http://youtu.be/ZDS73_h8V8U.

37. Среди наиболее известных можно назвать: Институт культуроло-гии Университета им. Вильгельма фон Гумбольдта (Берлин), http://www.culture.hu-berlin.de/institut; Центр культуртехники им. Гер-мана фон Гельмгольца (HZK) Университета им. Вильгельма фон Гумбольдта (Берлин), http://www.kulturtechnik.hu-berlin.de; Ин-ститут языка и коммуникации (Медианаука) Технического универ-ситета (Берлин), http://www.medienwissenschaft.tu-berlin.de; Центр искусства и медиатехнологий (ZKM) (Карлсруэ), http://www.zkm.de/; Центр ИККМ Университета Баухаус (Веймар); Институт массовых коммуникаций и медиаисследований (IPMZ) Университета Цюриха, http://www.ipmz.uzh.ch/ и др.

38. См., напр., программу «Медиа и коммуникация» Европейского гума-нитарного университета в Вильнюсе: http://www.ehu.lt/ru/academics/bachelor/programs/media-i-kommunikacija-specializacija-massove-kom-munikacii-i-zhurnalistika/; Центр медиакоммуникаций и визуальных ис-следований при Харьковском национальном университете им. В. Н. Ка-разина: http://mediatopos.org/, а также интересный украинский сайт по медиа: http://osvita.mediasapiens.ua/.

1 0 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ми целями, хотя на сегодняшний день проблематика медианауки значительно модернизировалась и усложнилась даже по срав-нению с 2000-ми годами. Но с учетом описанного выше отста-вания и характерной инерции в современных отечественных медиаисследованиях мы посчитали важным хотя бы в самом общем виде прочертить горизонт этой стремительно развиваю-щейся трансдисциплинарной науки.

Разумеется, это лишь капля в море современных Media Stud-ies и Medienwissenschaft (см. список избранной литературы ниже и статью Льва Мановича в настоящем номере «Логоса»). Мы постарались привлечь наиболее знаковые имена и ключе-вые тексты, обозначить актуальные направления современных медиаисследований. «Логос» ведет работу над подготовкой номе-ров по кибернетике, «метафизике» видеоигр, исследований ме-диаискусства, теорий образа и т. д.

Избранная литература

Arnheim, Rudolf. Rundfunk als Hörkunst. München / Wien 1979; Film als Kunst. Frankfurt a. M. 1988.

Balázs, Béla. Der Geist des Films. Frankfurt a. M. 1972.Faulstich, Werner. Radiotheorie. Eine Studie zum Hörspiel The

war of the worlds (1938) von Orson Welles. Tübingen 1981.Brecht, Bertolt. Radio — Eine vorsintflutliche Erfindung? In:

Idem. Gesammelte Werke in 20 Bänden. Bd. 18, Frank-furt a. M. 1967, S. 119–121; Vorschläge für den Intendanten des Rundfunks. In: Idem. Gesammelte Werke in 20 Bän-den. Bd. 18, Frankfurt a. M. 1967, S. 121–123; Der Rundfunk als Kommunikationsapparat. In: Idem. Gesammelte Werke in 20 Bänden. Bd. 18, Frankfurt a. M. 1967, S. 127–134; Über Verwertungen. In: Idem. Gesammelte Werke in 20 Bänden. Bd. 18, Frankfurt a. M. 1967, S. 123–124.

Fietz, Rudolf. Medienphilosophie. Musik, Sprache und Schrift bei Friedrich Nietzsche. Würzburg 1992.

Flusser, Vilém. Lob der Oberflächlichkeit. Für eine Phänome-nologie der Medien. Vilém Flusser Schriften Bd. 1. Ste-fan Bollmann, Edith Flusser (Hg.), 2., durchgesehene Aufl. Mannheim 1995; Kommunikologie. Schriften Bd. 4. Stefan Bollmann, Edith Flusser (Hg.), Mannheim 1996.

Habermas J. Faktizität und Geltung. Beiträge zur Diskurstheorie des Rechts und des demokratischen Rechtsstaats. Frankfurt a. M., 1992; Faktizität und Geltung. Beiträge zur Diskursthe-


orie des Rechts und des demokratischen Rechtsstaats. Frankfurt a. M. 1992.

Handbuch Medienwissenschaft. J. Schröter (Hg.). Metzler 2014.Hörisch, Jochen. Gott, Geld, Medien — Studien zu den Medien,

die die Welt im Innersten zusammenhalten. Frankfurt a. M. 2004; Eine Geschichte der Medien (=Taschenbuchausgabe von Der Sinn und die Sinne — Eine Geschichte der Medien. Frankfurt a. M. 2001). Frankfurt a. M. 2004.

Lazarsfeld, Paul F. Radio and the Printed Page: An Introduction to the Study of Radio and Its Role in the Communication of Ideas. New York 1940.

Lasswell, Harold Dwight. Propaganda Techniques in the World War. New York 1938.

Medien — Computer — Realität. Wirklichkeitsvorstelllungen und Neue Medien. Sybille Krämer (Hg.). Frankfurt a. M. 1998.

Margreiter, Reinhard. Medienphilosophie. Eine Einführung. Ber-lin 2007.

Medienphilosophie. Beiträge zur Klärung eines Begriffs. S. Mün-ker, A. Roesler, M. Sandbothe (Hg.). Frankfurt a. M. 2003.

Manovich, Lev. The Language of New Media. Cambridge 2001.Kittler, Friedrich. Aufschreibesysteme 1800/1900. München 1989;

Grammophon — Film — Typewriter. Berlin 1986.Rheingold, Howard. Tools for Thought. 1986; Virtuelle Gemein-

schaft: Soziale Beziehungen im Zeitalter des Computers. Bonn / Paris / Reading, MA u. a. 1994.

Theorien der Medien: Von der Kulturkritik bis zum Konstrukti-vismus, UVK Verlaggesellschaft mbh S. Weber (Hg.). Kons-tanz 2003.

Turkle, Sherry. Leben im Netz. Identität in Zeiten des Internet. Reinbek bei Hamburg 1998.

Базен, Андре. Что такое кино? М., 1972.Барлоу, Джон Перри. Киберномика: к теории информацион-

ной экономики. http://www.20khvylyn.com/next/economy/cybernomics.html.

Бодрийяр, Жан. Реквием по масс-медиа. К критике политиче-ской экономии знака. М., 2007.

Больц, Норберт. Азбука Медиа. М., 2011.Брехт, Бертольт. Теория радио 1927–1932. М., 2014.Бриггз, Адам; Кобли, Поль. Медиа: Введение. М., 2005.Брик, Осип. О рекламе. М., 2014.Бурдьё, Пьер. О телевидении и журналистике. М., 2002.

1 0 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Вайбель, Петер. Мир — переписываемая программа? М., 2011; 10++ программных текстов для возможных миров. М., 2011.

Вартанова, Елена. Теория СМИ. Mass media theory. Актуаль-ные вопросы: В 2 т. М., 2010.

Вирильо, Поль. Информационная бомба. М., 2001.Гройс, Борис. Под подозрением. Феноменология медиа. М.,

2006.Делёз, Жиль. Кино. М., 2004.Кастельс, Мануэль. Галактика Интернет: размышления

об Интернете, бизнесе и обществе. Екатеринбург, 2004.Кино: Энциклопедический словарь. С. И. Юткевич (ред.).

М., 1987.Кириллова, Наталья. Медиакультура: От модерна к постмо-

дерну. М., 2005.Кракауэр, Зигфрид. Природа фильма: Реабилитация физиче-

ской реальности. М., 1974; Психологическая история не-мецкого кино: От Калигари до Гитлера. М., 1977; Орнамент массы. М., 2014.

Куртов, Михаил. К теологии кода. Генезис графического пользовательского интерфейса. СПб., 2014.

Ланир, Джарон. Вы не гаджет. Манифест. М., 2011.Маклюэн, Маршалл. Галактика Гутенберга; Понимание медиа.

М., 2005.Медиа: между магией и технологией. Н. Сосна, К. Федорова

(ред.). М. ; Екатеринбург, 2014.Мохой-Надь, Ласло. Telehor. М., 2014.Луман, Никлас. Реальность массмедиа. М., 2006.Интернет и интерактивные электронные медиа: В 3 ч. И. И. За-

сурский, А. О. Алексеева (ред.). М., 2010.Киттлер, Фридрих. Оптические медиа. М., 2010.Медиафилософия. Основные проблемы и понятия. В. В. Савчук

(ред.). СПб., 2008.Митчелл, Уильям. Я++: человек, город, сети. М., 2012.Спирин, Вячеслав; Попонов, Михаил. Медиа-философия Мар-

шалла Маклюэна. СПб., 2009.Флюссер, Вилем. За философию фотографии. М., 2010.Фортунатов, Антон. Медиареальность: в плену техногума-

низма. Нижний Новгород, 2009.Черникова, Валентина; Молчанова, Елена; Климова, Людмила.

Масс-медиа в культуре информационного общества. Став-рополь, 2007.


Черных, Алла. Мир современных медиа. М., 2007; Ритуалы и мифы медиа. М.; СПб., 2015.

Ширки, Клэй. Включи мозги. Свободное время в эпоху интер-нета. М., 2012.

Шеннон, Клод. Работы по теории информации и кибернетике. М., 1963.

Шкловский, Виктор. Эйзенштейн. М., 1973.Юдина, Елена. Медиапространство как культурная и социаль-

ная система. М., 2005.

Подготовили Игорь Чубаров и Анна Рябова

1 0 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Духовный человек и техника

Перевод с немецкого Анны Рябовой

по изданию: © Bense M. Über Leibniz. Leibniz und seine Ideologie. Der geis-

tige Mensch und die Tech-nik. Jena: Karl Rauch, 1946.

S. 26–48.

Макс Бензе

(1910–1990). Немецкий философ, культуро-лог, профессор философии и теории науки Штутгартского университета, лидер «штут-гартской школы» информационной эстетики.

Ключевые слова: духовный человек; техни-ческий аппарат; лапласовский демон; дух Платона; учение о предопределении Каль-вина; Лейбниц; часы; счетная машина.

Впервые на русском языке публикуется текст, написанный Максом Бензе еще в 1946 году, который говорит о нем как о па-триархе археологии медиа, одним из первых в послевоенные годы развившем метод ин-тегрального рассмотрения и сравнительного

Далее под духовным я буду пони-мать того человека, который рас-сматривает все преимущественно с позиции интеллекта. А под тех-никой в первом приближении — все, что вызывает этот интеллект из материи к определенной цели, которую интеллект исключитель-но и определяет. В результате это-го наряду с естественным миром возникает новый мир, который накладывается на естественный мир как мир аппаратов (apparativ), оказывает на него воздействие, из-меняет его и в котором все мы те-перь вынуждены жить. Мы будем говорить в дальнейшем о техниче-ском мире именно потому, что мир всегда определяется через множе-

8499297000000000000000003529509720000000000000009465111332200063100000004184749086790006867000000792624415400008189300000085392270305000556830000009589277706000688992000000184310727500044272900000033203513900044388300000007979943190003678994000000367884070004841462500000099411690003384736150000002466190003913184366000000328000000000000000000000000000000000000000000000000000000745966961914713480000000356194961825633417000100900443636277736889700015799431946136788407922484148407922484141530411648915938838879318147321813558669494772119325368894562952744607121464262359593887806853964521717260531906184882709744128817961426151279618704753454703206807693723417322653136215872551172683854374584264584

технофобии. Хотя между лапласов-ским демоном и платоническим духом всегда существует экзистенциальное противоречие, эта экзистенциальная диалектика лишь служит более тон-кой выработке того, чем является на-стоящий человек, который выступает в роли поправки к истории и к любо-му типу общества. Согласно идее Бензе, Платон дополняет Лапласа, а не проти-востоит ему, а физикалистская интер-претация «демона» не противоречит его теологическому обоснованию благода-ря универсальной математической тео-рии, сформулированной Лейбницем, способствовавшей возникновению из-мерительных методов математическо-го описания природы, счетных машин, а в дальнейшем и современных элек-тронных медиа. Бензе прослежива-ет развитие европейской культуры от обладания техникой к техническо-му бытию, предвосхищая аналогичные, но гораздо более поздние интуи-ции современных медиатеоретиков.

М а К С Б Е Н З Е 1 0 7

ство индивидов, к которым применяются некоторые правила и законы. И то правило, тот закон, который применяется нами ко множеству индивидуумов, называемому техническим ми-ром, есть закон совершенства, завершенности, ибо множество индивиду умов возникает только через требование совершен-ства для мира.

Это лежащее в основе постоянного совершенства множество индивидов, которое состоит из аппаратов, машин, инструмен-тов и технических интеллектов и которое мы называем тех-ническим миром, выделяется само по себе тем, что оно состоит из конкретных, реальных индивидов. Это значит, что техниче-ский мир является реальным миром со всеми предикатами, ка-кими можно наделить реальность.

Тот самый интеллект, который занимается специально созда-нием технических индивидов и следующим за этим применени-ем законов (точнее говоря, правил этого мира), в особенности же его усовершенствованием и завершением, мы называем техни-ческим интеллектом и причисляем сюда изобретателей, инже-неров, механиков, ремесленников, а также физиков, химиков

анализа религиозных, культурных и технических феноменов на основе преобладающих в ту или иную эпоху медиатехнологий. Как предтеча ком-пьютерной эры, Бензе размышлял о технических аналогах человеческо-го существования. В отличие от многих своих современников он считал ма-шины чистыми продуктами человече-ского интеллекта, имеющими в своей основе алгоритмы, но вскоре поста-вил этические вопросы, которые не об-суждались в инженерной этике даже десятилетия спустя. В своем исследо-вании он, в частности, демонстрирует сущностное сродство идей Пьера-Симо-на Лапласа и Жана Кальвина на осно-ве принципов часового производства конца XVI века. Бензе убедительно реконструирует интеллектуальную ис-торию Европы через драматическое столкновение «демона» предсказания Лапласа и платоновского «духа» сози-дания, избегая присущей его старше-му современнику Мартину Хайдеггеру

технофобии. Хотя между лапласов-ским демоном и платоническим духом всегда существует экзистенциальное противоречие, эта экзистенциальная диалектика лишь служит более тон-кой выработке того, чем является на-стоящий человек, который выступает в роли поправки к истории и к любо-му типу общества. Согласно идее Бензе, Платон дополняет Лапласа, а не проти-востоит ему, а физикалистская интер-претация «демона» не противоречит его теологическому обоснованию благода-ря универсальной математической тео-рии, сформулированной Лейбницем, способствовавшей возникновению из-мерительных методов математическо-го описания природы, счетных машин, а в дальнейшем и современных элек-тронных медиа. Бензе прослежива-ет развитие европейской культуры от обладания техникой к техническо-му бытию, предвосхищая аналогичные, но гораздо более поздние интуи-ции современных медиатеоретиков.

1 0 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

и математиков. Все они имеют особые функции в этом мире. Все они имеют также и экзистенциальные трудности в отношении этого мира, который создают и где вынуждены существовать. Здесь я говорю о существовании в смысле Кьеркегора, который понимал существование в основном диалектически, несколь-ко расширенно, истолковав его как положение между бытием и небытием, временем и вечностью, жизнью и духом, материей и мышлением, обществом и индивидами.

Таким образом, теперь мы знаем, о чем говорим, рассуждая о техническом интеллекте, техническом мире и его возможном совершенстве.

При окончательном подсчете элементов, сотворивших то, что мы называем духом Запада, и к которому относятся: воспо-минания об античности; платоническая и христианская мета-физика любви; рыцарская мысль трубадуров, Honnête homme1 и джентльменов; рациональный научный идеал, воплощенный в фигурах Паскаля, Декарта и Лейбница; наконец, теологиче-ский протестантизм от Лютера до Кьеркегора — в этом ряду нельзя упустить из виду и тайную метафизику лапласовского демона, который в конце концов полностью признал свое род-ство с рациональным научным идеалом.

Что подразумевается под этим лапласовским демоном? Мы понимаем под ним интеллект, который благодаря предваритель-ному расчету способен рационально овладеть закрытым множе-ством индивидов и событий, называемых совершенным миром, и завершить этот мир посредством факта такого рационально-го овладения. Довольно хорошо известно: Лаплас был убежден в том, что теоретическая физика с ее программой математиче-ского наблюдения природы служит непреходящим воплощени-ем лапласовского демона. Так называемая классическая физика приняла его точку зрения. Однако сегодня мы знаем, что суще-ствует неклассическая физика, показывающая, что совершен-ный мир с непрерывной закрытой причинностью дан нам лишь примерно, в приближении, и что лапласовский демон владе-ет только частью мира. Таким образом, он не находит воплоще-ние в физикалистской теории, а обретает реальную видимость только в совершенном техническом мире, где все попытки ис-кать его на ощупь запечатлены в виде конкретного историче-ского результата.

1. Порядочный человек (нем.), например, по Бальтасару Грасиану. — Прим. пер.

М а К С Б Е Н З Е 1 0 9

Платон вызвал лапласовского демона из области математики. У Кальвина он приобретает теологический образ. Лейбниц воз-вышает его до calculus ratiocinator, а свое имя он получает бла-годаря теоретической физике Лапласа. Очертания, придавае-мые ему Платоном, выражаются в отрывке из «Федра»:

…эту область занимает бесцветная, бесформенная, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души — уму; на нее-то и направлен истинный род знания2.

Здесь вводится дух — ум, который рассматривает мир sub specie aeternitatis. Богатству этой абстракции соответствует теологи-ческая глубина предопределения Кальвина: «Итак, да познаем мы связь всеобщего природного порядка с особым провидени-ем Божьим». Это первое и как бы принципиальное утверждение кальвиновской теории природы. Следующее рассуждение при-водит к более точному анализу:

Конечно, была необходима наука и точная работа, чтобы установить движения, положения, отдаленность и качества небесных тел; но подобно тому, как исследование приблизи-лось к пониманию божественного промысла, так и дух в соот-ветствии с этим должен воспрянуть для созерцания такого великолепия, ибо природа — это все же установленный Богом порядок.

Таким образом, при исследовании природы окольными путями теологии в физику проникает метод предсказаний. Или, наобо-рот, математический метод предопределения Кальвина имеет отчетливый теологический акцент, что означает: предвычисле-ние физика является не чем иным, как познанием божественно-го промысла. Так как в «Установлениях» определенно отсутству-ет случай, то отсутствуют и неизвестные параметры. Поэтому природа должна быть постоянна. Потому Кальвин и говорит не-двусмысленно о «законе постоянства природы» (naturae lex), ко-торый надо всем господствует. Впрочем, господство Бога осуще-ствляется таким образом, что он направляет каждое отдельное событие, но происходит это из его определенного волеизъявле-ния, которое в данной теологической теории природы до неко-торой степени встает на место физикалистского принципа экс-тремума.

2. Платон. Соч.: В 4 т. СПб.: Изд-во СПбГУ; Изд-во Олега Абышко, 2007. Т. 2. С. 187.

1 1 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Если мы не забудем ньютоновское представление (из преди-словия к его труду, положившему начало классической физи-ке) о том, что сущность закона природы — это волеизъявление Бога, как он сотворил мир и предначертал его, то Лейбниц ока-жется современником универсальной математической теории нашего демона, которая допускает одновременно и теологиче-скую, и физикалистскую интерпретацию… а именно в трех ва-риантах, данных Лейбницем. Первый звучит так: Cum deus cal-culat, fit mundus3. Второй происходит из написанного в 1697 году трактата De rerum originatione radicali и характеризуется сле-дующим образом:

Все возможное или то, в чем выражается бытие или возмож-ная действительность, стремится на равных правах к суще-ствованию по мере бытия или действительности или к степени совершенства, которое оно с собой несет; совер-шенство является, по сути, не чем иным, как мерой бытия. Отсюда с наглядностью видно, что среди бесконечно много-численных контекстов и всевозможных рядов существуют такие, через которые наибольшее бытие становится суще-ствованием. А именно — в вещах существует принцип опреде-ления, берущегося исходя из максимума или минимума, в соответствии с которым самое большое воздействие оказы-вается как раз с наименьшими, так сказать, издержками.

И наконец, третий вариант этой демонической идеи взят из зна-менитого сочинения Initia et Specimina Scientiae novae Generalis:

Отсюда видно, что все подчинено в этом необъятном мире мате-матическим законам, то есть происходит бесперебойно; и даже видно, что, если бы кто-то мог иметь достаточно глубокий взгляд во внутренние части вещей и при этом достаточно памя-ти и рассудка, чтобы охватить и просчитать все предметы, он стал бы пророком и увидел бы будущее в настоящем, словно в зеркале. Ибо, как оказалось, и цветы, и даже животные уже в семени содержат свое строение, хотя кое-какие случайности кое-что изменяют; поэтому можно также утверждать, что весь грядущий мир сокрыт и полностью предначертан в настоящем, ибо никакой внешний случай не может сюда вмешаться, так как ничего не лежит за его пределами.

Благодаря Лапласу этот демон получил одновременно и имя, и точное математическое определение.

3. Как рассчитывает Бог, так и делается в мире (лат.). — Прим. пер.

М а К С Б Е Н З Е 1 1 1

Дух, знающий для данного мгновения все силы, оживляющие природу, и подвергающий эти данные математическому анализу, мог бы с помощью одной и той же формулы познать движение самых больших небесных тел и легчайших атомов. Будущее и прошлое стали бы для него современными друг другу.

Широта математической абстракции, которая все еще присут-ствует в этой демонической формуле и в этом мировом уравне-нии, не уступает глубинной серьезности кальвиновского учения о предопределении.

В самом деле, внутренняя взаимосвязь Лапласа и Кальвина очевидна. К примеру, возникновение в Женеве в 1587 году часо-вого производства можно понимать как свидетельство ее каль-винизации, как то обстоятельство, которое благоприятствовало возникновению измерительных методов математического, «за-ранее вычисляющего» описания природы, а уравнение часов — как классическое уравнение Лейбница и последующих деистов. Так же очевиден факт, что их взаимосвязь прослеживается че-рез Лейбница и Паскаля. Лейбниц очень оживленно обсужда-ет предопределение и не чурается его. Паскаль в трогательном письме 1661 года к другу в Клермон отчетливо говорит о том, что одно и то же предсказание одному открывает свет, а другому нет… и эту фразу можно понять, лишь учитывая скрытые влия-ния Кальвина на Паскаля.

Простите нам это небольшое отступление; оно должно было лишь помочь установить духовно-историческую взаимосвязь между Кальвином и Лапласом, которая важна для истории лап-ласовского демона.

Важно указать на то, что из классической эпохи mathesis universalis, века Паскаля, Декарта и Лейбница, то есть пример-но с 1630 по 1750 год, произрастает Просвещение. С точки зре-ния истории духа этот переход не готовит никаких трудностей, однако можно утверждать, что в той мере, в какой в Просвеще-нии подходил к концу классический век математики и mathe-sis universalis, рос интерес к технике. Конечно, эпоха mathesis universalis тоже обладала своим пониманием техники. Эрхардт Вайгель, которого слушал Лейбниц, пытался основать школу механиков, а лейбницевский план академии предполагал своего рода технические мастерские и лаборатории. Однако прежде всего век mathesis universalis подарил нам документ, проливаю-щий свет на внутреннюю взаимосвязь между духом математи-ки и духом техники, как и на обе интерпретации лапласовского демона, а именно знаменитое письмо Паскаля канцлеру Сежье

1 1 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

об изобретении счетной машины (1645). Я хотел бы добавить, что этот документ также дает сведения о качественном разли-чии между платоновским духом созидания и лапласовским де-моном предсказания:

Милостивый Государь, если общественность найдет применение моему открытию, с помощью которого новым и удобным спо-собом решаются все арифметические задачи, то она будет это-му более всего обязана Вашему Высочеству, чем моим скудным усилиям, так как я могу прославиться лишь тем, что пришел к этой идее, в то время как только Вашему почетному пору-чению оно может быть обязано своим воплощением в жизнь. Методы, которыми мы до сих пользовались, были настолько сложными и затратными по времени, что я пришел к идее изо-брести более подходящее и легкое средство, которое помог-ло бы мне при больших вычислениях, с какими я имею дело уже несколько лет; эти вычисления непосредственно связаны с должностями, которыми Вы имели честь наградить моего отца за службу, которую он оказал Его Величеству в Верхней Нор-мандии; итак, при этих исследованиях я употребил все знание, приобретенное благодаря моим склонностям и работе над пер-выми трактатами по математике. После глубоких размышлений я понял, что изобрести такое вспомогательное средство вполне возможно. Познания в геометрии, физике и механике подсказа-ли мне план действий и убедили меня, что работа этой машины будет безошибочной, если мастер сможет создать ее в точности по моему чертежу. Но тут я натолкнулся на новые трудности, настолько же серьезные, как и те, коих я хотел избежать и для преодоления которых искал поддержки. Так как я был не столь искусен в обращении с металлом и молотком, как с пером и компасом, и так как мастера больше понимают в оттачивании своего искусства, чем в науке, на которой оно основано, я был вынужден отказаться от этого предприятия, которое лишь отняло бы у меня много сил и не принесло бы никакого успеха. Но Ваше Высочество, Милостивый Государь, снова воодушеви-ли мое мужество, которое уже начало исчезать, когда оказали мне милость, позволив говорить о простом, предназначавшем-ся моим друзьям чертеже таким образом, что я стал смотреть на это предприятие совсем в другом свете, предпринял новые усилия и взялся за это дело с новыми силами, приданными мне Вашим признанием; я отложил всякую иную работу и думал только о конструировании этой небольшой машины, которую я обещал Вам представить, Милостивый Государь; после чего я довел ее до состояния, в каком она сама по себе, без какой-либо работы духа, была способна решать задачи из всех обла-стей математики, как я и предполагал.

М а К С Б Е Н З Е 1 1 3

Итак, Милостивый Государь, я обязан Вам той маленькой попыткой, так как Вы способствовали ее осуществлению; я так-же ожидаю от Вас благосклонного покровительства. Неизвест-ные открытия всегда встречают больше порицания, чем одобре-ния: изобретателей порицают, потому что не до конца понимают их изобретение, и этот несправедливый, заранее вынесенный приговор лишь усугубляет трудности, с которыми встречает-ся неслыханное: его укоряют за неприменимость и обвиняют в дерзости вместо того, чтобы уважать его вопреки этим труд-ностям. Впрочем, я предполагаю, Милостивый Государь, что среди того множества ученых, которые пробираются к послед-ним тайнам математики, найдутся и те, кто пока что одобря-ет мое безрассудно-отчаянное предприятие, ведь я еще так молод и все-таки отважился со столь небольшими средствами и без проводника, который бы указывал мне дорогу, проложить новую тропу через поле терний. Но я хочу, чтобы меня упре-кали и осуждали, если смогут доказать, что я не вполне сдер-жал обещанное слово; я лишь прошу о благосклонности испы-тать мой труд, а не о том, чтобы его одобряли до того, как о нем узнают. Также я могу сообщить Вашему Высочеству, что я удо-влетворен уже тем, что моя маленькая работа стала возмож-на благодаря одобрению одного из самых прославленных умов этой выдающейся науки — науки, особое преимущество которой состоит лишь в том, что она не обучает тому, чего не доказала.

В 1750 году эпоха mathesis universalis подходит к концу. Появ-ляется новый математический век, который лучше всего мож-но было бы охарактеризовать как век прикладной математики, математического или теоретического овладения природой. Так или иначе, 1750 год является знаковым. Жан-Жак Руссо пишет трактат на тему того, что искусства и науки испортили нравы, где дается отпор не только математике, но и всем прочим на-укам. Д’Аламбер и Дидро выпускают энциклопедию в 1751 году. Д’Аламбер отказывается от аксиоматики и называет математи-ку экспериментальной наукой, не говоря уже о логике. Извест-но, что Д’Аламбер — великий математик, но он также и великий деист, мыслитель-янсенист, человек уравнения часов. Для него существует прежде всего прикладная, а не чистая математика с выходом на математическую организацию Богом природы. По-этому Д’Аламбер — типичный пример для своего века динами-ки и небесной механики. В общем, однако, 1750 год разделяется на два мира не только в духовно-историческом плане, но и в по-литическом. Духовный человек начинает письменно выступать против человека феодального и клерикального. Так он отделяет революционную эпоху от консервативной.

1 1 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Понимание того, что наша культура обладает технической ос-новой, занимает свое место благодаря Дидро, который в «Мыс-лях об истолковании природы» 1754 года впервые указывает на то, что сугубо математическое производство достигло извест-ного завершения. Участие Дидро в энциклопедии проявилось прежде всего в написании тысячекратной серии статей о техни-ке. Биограф Дидро Розенкранц справедливо заметил:

До Дидро никто еще не осознавал технику в ее внутренней взаимосвязи с культурной работой человека вообще и нико-гда не отдавал должного значения техническому работнику.

Как уже было сказано, Паскаль первым отмечает экзистенци-альные трудности, с какими сталкивается изобретатель, но тему культуры и техники нашему западноевропейскому сознанию впервые представляет Дидро. Одновременно он ощущает ог-ромный разрыв между наукой и техникой. Он понимает разницу между представлением действия машины через ее физические принципы и наглядным описанием этой машины исходя из ее технического функционирования в рамках энциклопедии. Та-ким образом, Дидро впервые замечает разницу между физиком и инженером, которую сегодня иногда сводят к фразе о том, что физик знает, как нечто работает, а инженер знает, как это нечто сделать. Дидро попросил изготовить ему очень красивые модели машин для чулочного и филигранного бархатного производства, чтобы изучать их дома; и только на основе такого изучения этот великий писатель смог создать их описание. Именно так Дидро, изучивший взглядом врача классический век математики и фи-лософии математики, изучает подъем нового века, подъем все более совершенствующегося мира машин, то есть, как энцикло-педист и человек Просвещения, он наводит мост от теории лап-ласовского демона, как она представлена в mathesis universalis, к практике лапласовского демона, впервые означающей энци-клопедически понятый мир устройств и машин, а также эконо-мических функций.

Факт основания Политехнической школы в дни революции доказывает, во-первых, насколько прочно математика стано-вится предметом прикладного интереса и, во-вторых, в какой степени под влиянием Дидро отношение к технике выходит на первый план. В то время как энциклопедисты занимаются разрушением привилегий на знание у знати и клириков, По-литехническая школа начинает воспитывать математиков, фи-зиков и инженеров. Монж, Пуассон, Лагранж, Фурье и Коши

М а К С Б Е Н З Е 1 1 5

управляли этой школой или как-то с ней соприкасались. Она яв-ляется местом расцвета прикладной математики. Ни один из на-званных выше ученых не может быть исключен из современной математической, а точнее, теоретической физики. Справедливо сказал Феликс Кляйн:

В действительности, почти всем, что было осуществлено в первые десятилетия XIX века в математике, физике и химии, Франция обязана Политехнической школе — образ-цу высшей технической школы.

Выдуманный дух Лапласа, который, владея уравнением мира, стремился господствовать не только над естественным, но и над техническим миром, занимал в этой школе в то время ключе-вое место.

В ином смысле классический век mathesis universalis осно-вал другой «рассадник» своего духа. Хотя аббатство Пор-Рояль, которое можно здесь припомнить, и являлось оплотом предви-дения и знаменитой логики, будучи янсенистским монастырем, к которому принадлежал и Паскаль, пор-роялисты не осуще-ствили программу новой логики до конца и не основали исто-рической школы. Только эпоха Просвещения, которая также является прикладным веком, применяет выдающиеся универ-сальные взгляды на практике и создает школу, которая идейно порождает новую эпоху. Однако все-таки стоит сказать: между Пор-Роялем и Политехнической школой существует чудесная непрерывность в теоретических и практических взглядах на ма-тематику, характерная для мира эпохи модерна.

Благодаря лапласовскому определению наш демон достига-ет высочайшей степени точности. Мир демона необходимо со-вершенен, потому что его невозможно отразить в мировом урав-нении как-то иначе. И этот совершенный мир лапласовского демона, который содержит в себе именно то, что исследует тео-ретическая или математическая физика, к создателям каковой, безусловно, принадлежит Лаплас, непосредственно относится к техническому миру; категория совершенства, которая в ка-честве принципа замкнутой природной причинности уместна для математического созерцания мира, является также осмыс-ленной для учения о непрерывном совершенствовании техни-ческого мира. Обе категории — совершенствования математиче-ской картины мира и реализации совершенного технического мира — восходят к лапласовскому демону, который все с точ-ностью предопределяет. «И придут крылья», — сказал однажды

1 1 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Леонардо, уверовав в совершенствование технического мира, к представителям первой стадии которого он уже принадле-жал, проиллюстрировав действенность лапласовского демона — хотя бы в своих пророчествах.

«И придут крылья» представляет собой техническое проро-чество; оно возможно, потому что Леонардо втайне знает, что и технический мир подпадает под категорию пророчества, под власть лапласовского демона, который является существен-ной частью нашего созидающего, познающего духа, независи-мо от того, какими этическими предикатами мы его наделяем — добра или зла.

Эта философия различия между «иметь» и «быть», на которой Шарль де Буа построил свои взгляды на вещи и время, превос-ходно выражена в истории поступательного усовершенствова-ния техники. Несомненно, есть явления, которые «имеют техни-ку», а есть феномены, которые «являются техникой». Устрой-ство крыльев стрекозы, само не будучи «техникой», всегда будет «иметь» свою технику; турбина же не «имеет» техники, но «явля-ется» ей без остатка. Так в поступательном усовершенствовании техники присутствует революционный поворот от «обладания» техникой к «бытию» техникой, и я считаю, что цивилизаторский мир, который мы населяем, в этом смысле все сильнее переходит от обладания техникой к бытию техникой. В статьях Дидро для Энциклопедии этот прогресс находит свое первое осознанное вы-ражение. В конечном итоге мы будем существовать в жизненном пространстве, каковое является совершенным техническим бы-тием, и естественно, подобно бытию в природе или бытию в куль-туре, оно также будет иметь свои апории.

Совершенный технический мир — это мир аппаратов. Он вы-ступает, как уже было сказано, в качестве самостоятельного мира наряду с миром природы и культуры. И наступит момент, когда наше наследие будет не только природно-историческим и культурно-историческим, но именно наследием технического прогресса, то есть наследием поступательного технического со-вершенствования. Ибо техника тоже принадлежит к необрати-мым, бесповоротным процессам.

Этот мир аппаратов технической физики, как я сказал, явля-ется только реальным, только объективным, только конкретным. Он подтверждает вторую, самостоятельную возможность вооб-ражения лапласовского демона — наряду с природой. Он похож на твердую, холодную грезу материи; он развоплощается до сво-его истинного образа, но не отказывается от своих законов. Он

М а К С Б Е Н З Е 1 1 7

теряет свой запах, свое тепло, свою жизнь и смерть — и все же не является столь же абстрактным, как платонический мир. Он сам не вызывает к жизни чувствующих, думающих, познающих и понимающих существ, но порождается такими существами. И он заменил безмолвное естественное становление уединенной сухой фантазией о прогрессе.

Техническое совершенствование реализует, таким образом, могущественный процесс «разъестествления» нашего духовно-го бытия — процесс, о коем начинает говорить по меньшей мере Ньютон, которому Гёте в очередной раз в своем величествен-ном природопоклонничестве хотел воспрепятствовать учением о цвете и морфологией. Глубокий страх нашего интеллекта пе-ред техническим совершенствованием является тем же страхом, что и перед идееформирующей абстракцией. Это страх, которым отличается естественное мышление, все еще привязанное к об-разам, — страх перед лапласовским демоном безжалостного со-вершенствования и предвидения.

Подобно любому действительному миру, мир лапласовского демона имеет свои бытийные слои. Иерархия — это примета на-стоящего бытия. Здесь не имеет значения, развиваем ли мы его на основе механики, оптики, термодинамики или электродина-мики. Повсеместно существуют экстремальные принципы, отку-да может быть выведено бытие замкнутого технического мира. Для каждого основоположения можно помыслить о замкнутом техническом мире и аппаративно его завершить, не нарушая принципов этого основоположения. И самостоятельность созда-ваемого таким способом мира можно помыслить так, что для него существует платонический ум или дух, который высказы-вает в математической теории законы, платонически отражаю-щие этот мир. Для каждого лапласовского демона существует платонический дух в качестве поправки. Уравнения теоретиче-ской физики Максвелла образуют для этого парадигму. Рассмо-тренные математически, они являются подтверждением в ка-ком-то смысле платонического духа. Рассмотренные технически, они господствуют над устройствами электротехнического мира. Так, в виде максвелловских уравнений электродинамика имеет математическую и техническую интерпретации, а физика обла-дает одним смыслом для платонического духа и другим — для лапласовского демона.

Также на ступенях технического мира действует онтологи-ческий закон, согласно которому более высокие способы бы-тия одновременно являются в известной степени более слабы-

1 1 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ми. Механические машины более сильны с точки зрения бытия, чем высокоразвитые осцилляторы или циклотроны электроди-намики либо ядерной физики. «Расписания движения электро-нов» «устройств машинного времени» работают на более высокой ступени бытийной чувствительности и зависимости, чем «маят-никовые колебания».

Существует декаданс технических устройств, который про-является в виде избытка чувствительности прочного бытия и через который выражается число известных и бесконечное множество неизвестных параметров, от которых зависит их бы-тие, то есть их функционирование. В более высоком техниче-ском мире решающую роль играют не границы чувствитель-ности и границы нагрузки — функциональные параметры этого мира должны быть исследованы точнее. И здесь мы узнаем ста-рый закон: чем выше совершенствование, тем опаснее функция. На языке естественного бытия: чем совершеннее существование, тем очевиднее «бытие-к-смерти».

Так как техника зависит от лапласовского демона, она будет совершенна только тогда, когда сама станет изображением де-мона. Это глубокий страх нашего интеллекта, который происхо-дит из противоречия между платоническим духом и лапласов-ским демоном. Можно заметить, что для платонического духа «свобода», прежде всего свобода творчества, все еще является осмысленным понятием, тогда как для лапласовского мира по-нятие свободы уже ничего не значит. И только в том смысле, что платонический мир все еще допускает пространство «свобо-ды», которая была утрачена в лапласовском мире непреодоли-мой предопределенности, мы говорим в первом случае о духе, а во втором — о демоне и тотчас не видим при этом этической окраски. Совершенствование демона означает одновременно со-вершенствование низкого — и этому не стоит удивляться, пото-му что каждое поколение становится свидетелем совершенство-вания низкого.

Духовный человек — в той степени, в какой он сегодня выра-жает то, что мы называем платоновским духом, — означает, та-ким образом, неизбежную поправку к миру лапласовского де-мона. То, что является такой выделяющей духовного человека поправкой, — его экзистенциальное положение, его духовная си-туация во времени. Разумеется, отсюда произрастают его вну-тренние и внешние конфликты. Никто не может помешать ему видеть здесь или-или, ему предоставляется выбор между пла-тоновским духом и лапласовским демоном.

М а К С Б Е Н З Е 1 1 9

К условиям существования интеллектуала относится то, что он еще и господствует над миром, где существует, то есть он хо-чет его изменять, быть в нем активным. И вот вопрос одного мгновения: действовать ли ему как платоновский дух или как лапласовский демон? Однако обнаруживается, что более высо-ким техническим миром, то есть техническим миром на более высокой ступени совершенства, овладеть труднее, чем более низким техническим миром. Тем не менее между рассмотрени-ем принципов механики и основ тепловой теории в макрокосме и работой в микрокосме над электромагнитными волнами, эле-ментарными частицами и квантами есть разница. Требуются навыки для того, чтобы взвешивать 1⁄10 миллиграмма вещества на прецизионных весах. Требуется опыт, чтобы настроить теле-скоп на спутник Юпитера. Но для того, чтобы точно настроить генератор сантиметровых волн на приемник, помимо научного терпения, опыта и дара необходим высокий уровень научной ра-боты, и эта работа — не просто терпеливое наблюдение, она сама по себе является научным процессом.

Получается, что физик, который на протяжении лет наблю-дал за спектрами или определял молекулярные веса, может лишь с трудом привыкнуть к высокочастотно-техническим ра-ботам, хотя полностью владеет теорией коммутации и ламп (трубок). Так что овладеть более высокотехничным миром труд-нее — это его примета, это противостояние платонического духа и лапласовского демона. С формированием более высокотех-ничного мира ученый должен стать ученым нового масштаба, так что здесь, по сути, образуется новый тип научного работни-ка, а именно тип par excellence, который одновременно являет-ся и рабом, и господином лапласовского демона. И когда техника погибает, происходит вымирание этого типа. Справедливо заме-тил испанский философ Ортега-и-Гассет, что утрата математи-ческой одаренности у одного поколения оставила бы после себя бóльшие катастрофы, чем землетрясение, что означает, что ду-ховный человек, который видит для себя угрозу в техническом мире, в действительности погибает только от нехватки духов-ности в этом самом мире.

К совершенствованию технического мира относится, есте-ственно, и та практика экономических и социальных процес-сов, которые обязаны своим возникновением теории. В самом деле, возникновению современного социалистического общества предшествует точная теория истории, общества и процессов производства. И не зря эта теория, у которой есть свои вариан-

1 2 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ты, пускает корни в эпоху, когда впервые, как уже было сказано, техника вступает в сферу духовного человека, а именно в эпо-ху просветителей, энциклопедистов, в эпоху Дидро. И получа-ется так, что совершенство этого мира, объединяющее технику и общество, в котором каждый из них имеет свои функции и где производственные отношения точно рационально установлены, находится в том же противоречии с платоническим духом, в ка-ком находятся духовный человек и техника. Оказывается, что в этом совершенном мире, который все отчетливее вырисовы-вается, проблему представляет отнюдь не рабочий, то есть про-летариат, а интеллектуал, который из-за своего платоническо-го ума вновь и вновь избегает лапласовского демонизма в этом совершенном мире.

Теоретически рабочий, то есть социальная проблема, больше не несет с собой трудности. Мы знаем теорию мира, который не-обходимо усовершенствовать, чтобы он имел осмысленный, се-кулярный образ времени. Вот только этот уровень совершенства еще не достигнут и не проведено еще то самое необходимое из-менение мира. Но теории того, как интеллектуал должен суще-ствовать в этом усовершенствованном для рабочего техническом мире, — такой теории у нас нет. Как же могли мы требовать, что-бы интеллектуал был одной из понимаемых в этом мире фигур — в мире, где мы верим в неизменное платоническое убеждение о примате чистой теории, ведь интеллектуал, духовный, твор-ческий человек, принадлежит бесклассовому обществу в отно-шении своего экономического положения, и через чистое суще-ствование в нем все же прорывается то совершенство, которое мы называем прогрессом. Почему?

Потому что между лапласовским демоном и платониче-ским духом всегда существует экзистенциальное противоречие. Но я убежден в том, что эта экзистенциальная диалектика лишь служит более тонкой выработке того, чем является настоящий человек, который выступает в роли поправки к истории и к лю-бому типу общества.

Чем глубже мы принадлежим к миру лапласовского демо-на, — а закон поступательного совершенствования техническо-го мира толкает нас к этому совершенствованию, — то есть чем глубже мы принадлежим к этому миру, тем будет более необ-ходимо для духовного человека создать рациональное оружие. Новой ступени абстракции, новой ступени западноевропейского рационализма не сможет в конечном итоге отказать ни один ду-ховный человек, и эта ступень, поверхность уровня дистанци-

М а К С Б Е Н З Е 1 2 1

Spiritual Man and Technology

Max Bense (1910–1990). German phi-losopher and culturologist, Professor of Philosophy and Theory of Science at the University of Stuttgart, head of the Stutt-gart School of information Aesthetics.

Keywords: spiritual man; technical apparatus; Laplace’s demon; Platonic spirit; Calvin’s doctrine of predestination; Leibniz; clocks; calculating machine.

This essay, written by Max Bense in 1946, is now published in Russian for the first time. The work shows the author as a patriarch of media archaeology, and one of the first thinkers to develop a method of integrally analyzing and comparing religious, cultural and technical phenomena on the basis of those media technologies that dominate in a certain period. As a forerunner of the computer age, Bense thought about the technical counterparts of human existence; unlike many of his contemporaries, he considered machines as pure products of human intelligence, with algorithms at their base, but he soon posed ethical questions, which were not discussed in ethics of technology until decades later. in his research, he refers, among other things, to the principles of clock production in the 16th century, in order to

demonstrate that the ideas offered by Pierre Simon Laplace and Jean Calvin were essentially close. Bense succeeds in reconstructing European intellectual history by dramatically colliding Laplace’s predictive demon with the Platonic creative spirit, but without the technophobia inherent to Heidegger. Although an existential contradiction always remains between Laplace’s demon and the Platonic spirit, it assists in working out a finer idea of what a real person, who plays the role of a correction to history and to any type of society, should be. According to Bense, Plato’s theory is not opposed to the theory of Laplace, but is, instead, quite compatible with it. Also, the way in which the “demon” is theologically founded does not contradict its physicalist interpretation, due to the universal mathematical theory created by Leibniz, which in its turn led to the elaboration of quantitative methods in the natural sciences, to calculating machines and, later, to modern electronic media. Bense traces the development of European culture, from possessing technology to a technological existence, thus anticipating the analogous but much later intuitions of contemporary media theorists.

рует нас от мира, который мы вынуждены населять. Утрачивая навыки, которые дает нам физика, нам не удастся избежать тех-ники. Лапласовский демон служит, таким образом, прекрасным критерием для цветущей или вымирающей способности нашей экзистенции. Это критерий для духовных людей, у кого он либо находит более высокую ступень рациональности, либо утрачи-вает дистанцию в буйстве мистики и иррациональности. Духов-ный человек все же живет, дистанцируясь от вещей, создание дистанции относится к метафизическим силам духовной экзи-стенции. Духовным человеком является тот, кто все еще облада-ет силой дистанцирования от населенного мира. Современен тот, кто дорос до своей эпохи. И эта сила метафизической дистанции и платонического, и демонического происхождения.

1 2 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Машинная антропология Запоздалый

манифест

Статья была ранее опубликована на фран-

цузском языке: Chubarov I. Anthropologie

machinique. Manifeste tardif // Revue philoso-

phique de la France et de l’Étranger. 2014. № 3 (139). P. 377–394.

Игорь Чубаров

Доктор философских наук, старший научный сотрудник Института философии РаН. адрес: 119019, Москва, ул. Волхонка, 14/1, стр. 5. E-mail: [email protected].

Ключевые слова: машинная антропология; концепт простой машины; утипические ма-шины авангарда; философия техники Мар-тина Хайдеггера; машина желания Жиля Делёза и Феликса Гваттари.

В статье разрабатывается особого рода ма-шинная логика, альтернативная традицион-ным онтотеологикам в понимании техники, которая претендует на выражение допре-дикативного опыта человеческой телесно-сти и чувственности, а также социальных

Человек — это машина

Дать слово машине в себе — это прежде всего значит не допу-скать никакой нарциссической рефлексии. (Разве что кроме этой фразы.) Разрешен лишь плаги-ат. Ссылаться на источники сле-дует только в случае неясности заимствуемого. Рефлексивная стратегия претендует на об-наружение или хотя бы поиск «естества» сознания, то есть од-новременно и самосознания, и ре-альности. Но машину не интере-сует ничего помимо того, что она производит сама. А производит

8499297000000000000000003529509720000000000000009465111332200063100000004184749086790006867000000792624415400008189300000085392270305000556830000009589277706000688992000000184310727500044272900000033203513900044388300000007979943190003678994000000367884070004841462500000099411690003384736150000002466190003913184366000000328000000000000000000000000000000000000000000000000000000745966961914713480000000356194961825633417000100900443636277736889700015799431946136788407922484148407922484141530411648915938838879318147321813558669494772119325368894562

ся критике центральный тезис Марти-на Хайдеггера («техника не есть нечто техническое») и его характеристика со-временной техники как постав (das Gestell). В этих формулах неявно пред-полагается, что сущность «техническо-го» известна заранее, однако она пред-ставляет собой у него лишь суррогат технического, антропоморфный образ машины. Другими словами, машину нельзя, предварительно не подменив ее антропологическим двойником, вве-сти в рамки герменевтического кру-га. Она всегда ускользает и при по-пытке прямо указать на нее, наделить сущностью. Машинные образы русско-го левого авангарда рассматривают-ся в заключение статьи в сравнении с аналогичными западными художе-ственными проектами (сюрреализ-мом, дадаизмом) не просто в качестве значимых примеров общей машинной логики, но как проблемный авторе-флексивный материал, позволяющий, в частности, критически отнестись к не-адекватной оценке Делёзом и Гватта-ри русского конструктивизма.

И Г О Р ь Ч У Б а Р О В 1 2 3

она реальность собственного становления. «Естество мысли» — это всего лишь отсрочка ее машинной работы или оболочка, ко-торую можно и прорвать ради нового более привлекательного и удобного интерфейса.

Ошибка «Матрицы» — реальности никогда и нигде не суще-ствовало. Или, наоборот, все реально — даже в бессознательном1. Но единственно доступная нам реальность — это реальность ма-шины. Любые другие ее виды находятся под подозрением беско-нечного удвоения сущностей, пока не обнаружат своего машин-ного происхождения или устройства.

Машина впервые произвела движение, которое не сводит-ся к метафоре «остановки мира»2, а детерриторизует самый

1. Ср.: Гваттари Ф. Машинное бессознательное // Архетип. 1995. № 1. С. 58–65; Он же. Машинное бессознательное. Очерки по шизоанализу // Архе-тип. 1996. № 3–4. С. 95–103.

2. Липавский Л. Исследование ужаса. М.: Ad Marginem, 1993. С. 77 слл.

моделей, понятых как машины. Речь идет о введении и обосновании по-нятия «простой машины», артистиче-ской «машины-игрушки», которая вы-ступает, по мнению автора, первичной по отношению к другим типам машин — социальной мегамашине (Льюис Мам-форд) и собственно полезным техни-ческим устройствам и технологиям. Предпринят анализ трансценденталь-ных условий возможности такой ма-шины и медийных предпосылок самой трансцендентальности как своего рода машинного a priori и первичной симво-лической структуры языка. Тезис о не-эксплицитной машинности традицион-ных образов человека обосновывается на материале истории медиатехни-ки, с привлечением учения о симво-лическом Жака Лакана, медиатео-рий Жильбера Симондона и Фридриха Киттлера. Проведен критический ана-лиз концепции техники Мартина Хай-деггера, желающих машин Жиля Делё-за и Феликса Гваттари и ряда других современных теорий техники (Гераль-да Раунига и др.). В статье подвергает-

ся критике центральный тезис Марти-на Хайдеггера («техника не есть нечто техническое») и его характеристика со-временной техники как постав (das Gestell). В этих формулах неявно пред-полагается, что сущность «техническо-го» известна заранее, однако она пред-ставляет собой у него лишь суррогат технического, антропоморфный образ машины. Другими словами, машину нельзя, предварительно не подменив ее антропологическим двойником, вве-сти в рамки герменевтического кру-га. Она всегда ускользает и при по-пытке прямо указать на нее, наделить сущностью. Машинные образы русско-го левого авангарда рассматривают-ся в заключение статьи в сравнении с аналогичными западными художе-ственными проектами (сюрреализ-мом, дадаизмом) не просто в качестве значимых примеров общей машинной логики, но как проблемный авторе-флексивный материал, позволяющий, в частности, критически отнестись к не-адекватной оценке Делёзом и Гватта-ри русского конструктивизма.

1 2 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Мир, ускользая от великого полдня Хроноса в эоническое вре-мя События. В своей работе она всегда сопротивляется осу-ществлению в настоящем на принудительно приписываемой ей территории, детерриторизуя любые субъективные единства, но обратным движением может быть ретерриторизована сама3. Машина характеризуется оригинальным самодвижением, к ко-торому человек оказался причастен лишь по случаю.

Все внятное, что до сих пор было сказано о человеке, связа-но именно с машинами, которые он изобретал (или, точнее, при рождении которых он присутствовал) и которые постепенно изобретали его самого, причем не столько в роли субъекта или неизаинтересованного наблюдателя, сколько в виде детали бу-дущей машины. Все же невнятное связано с неадекватным по-ниманием, вернее, таким использованием машин, которое отчу-ждает их от человеческого тела или человеческое тело от них (Жильбер Симондон)4.

Если бы было точно известно, что такое машина, любое срав-нение с ней человека и его действий — результатов человече-ской деятельности — было бы упрощением. Но так как природа машины остается до конца неизвестной (тем более что у нее нет никакой «природы»), то объяснение ее через человека относит-ся, скорее, к области антропологического знания. Поэтому мы будем понимать машину как образ или модель, с помощью ко-торых человек стремится познать, вернее, воспроизвести само-го себя в том или ином историческом времени и онтологическом контексте. Мы хотим сказать, что в устройствах простых машин человек в различные исторические эпохи прежде всего пытал-ся узнать самого себя. Здесь уместно замечание Жака Лакана: «Машина воплощает в себе символическую активность челове-ка наиболее радикальным образом»5.

3. Ср. устройство абстрактной машины лицевости — «белая стена — черная дыра»: Делёз Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория; М.: Астрель, 2010. С. 276 слл.; или действие экологической машины «луговой клевер — шмель»: Они же. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. С. 449 слл.

4. Михаил Куртов в предисловии к первому переводу на русский язык «О способе существования технических объектов» Симондона отмеча-ет, что «не техника порабощает и отчуждает человека, а человек своим утилитарным подходом порабощает и отчуждает технику от человече-ского, в результате чего отчуждается сам» (Куртов М. Комментарий // Транслит. 2012. № 9. С. 94–95).

5. Лакан Ж. Семинары. Кн. 2. «Я» в теории Фрейда и в технике психоана-лиза (Семинар. Кн. II. 1954/55). М.: Гнозис, Логос, 2009. С. 109.


«Человек — это машина». Так в первом приближении мож-но было бы сформулировать первичную гипотезу анонсируемой здесь науки — машинной антропологии. Она может дать ключ к пониманию процессов, которые начались в прошедшем уже веке и выразились в продуктах и произведениях современной технической цивилизации и гуманитарной культуры.

Понимание человека в качестве машины, разумеется, не яв-ляется исключительным достоянием современности. Помимо Рене Декарта и Жюльена Офре де Ламетри приходят на ум раз-розненные интуиции религиозных мистиков, изобретения уче-ных-шарлатанов и поделки уличных гениев. Не говоря уже о ма-шинно истолковываемой легенде о Франкенштейне. Но именно современность впервые сформулировала этот тезис не в ме-тафорическом смысле. Проблема сегодня ставится уже не так, будто известный преимущественно из религиозных и научных контекстов «человек» захотел всерьез осознать себя машиной, а так, как если бы сама машина захотела «стать мальчиком» («Искусственный разум» Стенли Кубрика и Стивена Спилбер-га — одна из недавних попыток). Другими словами, современ-ный человек перестает исходить из себя как чего-то реального и само собой разумеющегося, отказывается перепоручать вопрос о том, что он такое, богам, природе или инопланетянам.

Поэтому машинная антропология не спрашивает, что такое человек, она задает вопрос «Что такое машина?», который толь-ко и способен указать на вытесненное в первом вопросе травма-тическое событие. Таким образом, речь не идет о какой-то изо-щренной версии философии техники. Ибо мы заранее не знаем, что такое машина, в том смысле, что не берем за основу квази-индивидуальность соответствующей вещи. Никакой предпони-мательной процедуры, никакой антропологической или техни-цистской объективации. Мы держимся лишь оборачиваемого тождества «человек — машина».

Но это же абсурд?! Пожалуй. Однако не будем спешить с его поэтологическим алиби. Посмотрим, чем это утверждение аб-сурднее понимания человека как природного существа, обще-ственного животного или образа-подобия Божия на концепту-альном уровне. И дело здесь не только в том, что мы не можем ничего знать до конца ни о природе, ни о Боге, ни об обществе, а в том, что в основаниях соответствующих типов знания мы без труда обнаружим уже предвзятого антропоса и вынуждены будем повторить все тот же риторический (или истерический) вопрос. Мы не пытаемся ввиду неизбежного антропоцентризма

1 2 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

нашей мысли свести все к отрицательному, циническому аргу-менту, что если, мол, все бессмысленно, то почему бы не изобре-сти очередной спекулятивный конструкт, столь же бессмыслен-ный, как и предыдущие. Напротив, речь идет об элементарной арифметике: «смысл смысла — bon sens = nonsens». Усматри-вая смысл человека в машине, мы пытаемся избежать ловушки здравого смысла — сводить все к лишенной всякого смысла ба-нальности. В таком случае подобная постановка вопроса отли-чается от известных из истории культуры машинных метафор принятием всерьез обстоятельств, в которых фактически жи-вет современный человек, — тотальной машинизации мира, его сознания, тела и даже желания.

Речь, таким образом, идет о смене генеральной стратегии в исследованиях техники — необходимо преодолеть идеологию подчинения машин человеческой воле и сознанию, подобно тому как новоевропейская наука подчиняла себе природные объек-ты, и обратиться к медиаисследованиям как анализу отноше-ний равноправных машин, каковыми сегодня выступают чело-век и компьютер.

Машина как интерпретативный концепт

Обращение к машине в послевоенной философии XX века (Мар-тин Хайдеггер, Жак Лакан, Андре Леруа-Гуран, Мишель Фуко, Жильбер Симондон, Жиль Делёз и Феликс Гваттари, Льюис Мамфорд, Жан Бодрийяр, Поль Вирильо, Фридрих Киттлер и др.) было обусловлено нехваткой классических интерпрета-тивных средств для понимания нерепрезентативных моделей субъективности, с которыми философы столкнулись прежде всего на территории современного искусства — ряда авангард-ных литературных, художественных и кинематографических проектов XX века (Альфред Жарри, Раймон Руссель, Курт Швиттерс, Ман Рэй, Дзига Вертов, Андрей Платонов и др.).

Интерес к теме машины берет начало в беспомощности тра-диционных объяснительных и описательных методов (от фено-менологии до структурного анализа) в попытках логической ре-конструкции ее единичности. Машина определяется в них (если не упоминать откровенно мистические подходы) из поставлен-ных человеком самому себе целей в процессе самовоспроиз-водства как инструмент для удовлетворения связанных с этим воспроизводством потребностей. Но потребности, как и выра-жаемые ими интересы и цели, машины не изобретают. Изо-


бретенная машина, скорее, используется в связи с этими по-требностями, будучи изначально независимой по отношению к дальнейшему применению. Скорее уж потребности появляют-ся вследствие возникновения возможностей по их удовлетворе-нию, предоставляемых каждой новой машиной.

Машине нельзя придавать a priori форму индивидуально-го существования — сложная техническая машина не является целым своих частей, не субстантивируется на основе какой-то имманентной ей сущности, а отсылает к коллективному, груп-повому бессознательному, механизмам производства желания, получая индивидуальную форму лишь a posteriori, в результа-те вторичной миметической проекции. Открытие в современной философии принципиально неутилизируемой общественным производством «простой» машины и экспликация элементарных машинных принципов, отличных от традиционных логических моделей, позволили найти основания и язык для реконструкции производимых в упомянутых опытах способов субъективации.

Машина как имманентный интерпретативный концепт себя самой, а не внешний пониманию предмет-вещь тем не менее не сводится к понятию самой себя, а выступает открытой струк-турой понимания, разомкнутой на свой предмет. В этом смысле она может претендовать на роль универсального семиотическо-го ключа, вечно искомого философского камня, выступавшего в истории метафизики под псевдонимами «абсолют», «субстан-ция», «бытие», «разум», «сознание», «материя» и т. д., в котором различия формы и содержания, мыслимого и представляемого, означающего и означаемого, знака и значения, существующего и сущностного приобрели бы статус становящегося бесконечно-го тождества.

Наряду с «Богом», «миром» и «человеком» машина входит в универсальный семиозис последним полюсом метафизической четверицы, ибо вещи его никогда по сути не занимали, среза-ясь ножницами оппозиций означаемое–означающее, знак–зна-чение, то есть находясь на пересечении линий семиотического натяжения. Они привлекались всегда лишь ad hoc, в качестве неудачных примеров или иллюстраций предвзятых идей, и не-изменно вываливались из протянутых к ним рук (башмаки Ван Гога в интерпретации Хайдеггера). Машина в этом плане тожде-ственна собственному смыслу. Однако это не смысл анамнеза, представления, фантазма или проекции. Повторяя (но не имити-руя) его устройство, сама машина не может быть исчерпывающе определена ни в формально-логической, ни в феноменологиче-

1 2 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ской, ни в герменевтической, ни в психоаналитической перспек-тиве, предполагая собственную логику, о которой пойдет речь ниже. Наш замысел состоит в наброске альтернативной онтотео-логике модели понимания, в которой мог бы выражаться допре-дикативный опыт переживаний человеческого тела как машины.

Вступая в поле универсального означивания, машина детер-риторизует упомянутую четверичную структуру, перетягивая на себя и поглощая все разнообразие парадоксов, протянувших-ся от естественного человека и человека «Богом-рожденного» до человека-машины, сконцентрированных прежде на других ее полюсах. При этом характеризующие машину тождество про-изводства и продукта, работа в сломанном состоянии, принци-пиальная неутилитарность, непроизводительность (при сохра-нении функциональности) вообще отменяют универсалистские претензии структуралистской семиотики, отсылая мысль к не-значащим знакам — чистым интенсивностям желания (Жиль Де-лёз и Феликс Гваттари).

Машина — это не постав

Хайдеггеровский приговор современной технике — постав (das Gestell)6 — разделяет с отвергнутыми им инструменталь-ным и антропологическим подходами платоническую иллю-зию: «сущность техники не есть нечто техническое» (мы пока не уточняем здесь различие техники и машины). Но в этой гип-нотической формуле неявно предполагается, что сущность «тех-нического» известна заранее. Кристиан Кассунг отмечает:

Перед нами очевидный дуализм: сущность техники (постав) противопоставляется конкретно-техническому (предметам, наносам, станинам…) — техника тогда становится чем-то неопре-делимым и тем самым угрожающим. Если составные части и скрепы машины не имеют ничего общего с самой машиной, но лишь вхолостую воспроизводят опредмечивание машины, то можно говорить об одержимости машины самой собой7.

Но машина вообще не поддается классической процедуре выяв-ления сущности в силу непрерывного смещения ее простран-

6. См. эссе «Вопрос о технике», «Время картины мира», «Наука и осмысле-ние», «Вещь», «Поворот» в сборнике: Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993.

7. См.: Кассунг К. Аппарат — это не постав // Логос. 2010. № 1 (74). С. 165.


ственно-временной рамки. Хайдеггер вроде бы об этом и пишет, когда вводит фигуру постава как особого мирового хронотопа, берущего на себя в современности функцию «выведения пота-енного в открытость». Но в том-то и дело, что машина ранее уже была размещена им в объективном пространстве (топос) и вре-мени (хронос) подобно произведенным вещам (рассматриваемым к тому же как ставшие, а не становящиеся), представляя про-стой пример «состоящего в наличии» и «подручного».

Хайдеггер совершает ошибку, когда, подчинив событие ло-гике произведения как взаимодействия четырех видов пово-да (переименованных четырех аристотелевских причин), в пер-спективе «становящегося в истину» бытия, уступает его место «истине» (пусть истолкованной не как «правильность представ-ления», а как «несокрытость»). Ибо такое «становление» способ-но только имитировать настоящее событие, требуя для своего мнимого осуществления мифологической четверицы неба и зем-ли, божественного и смертного, разом воспроизводящей все тра-диционные метафизические предпосылки. В результате вещи и машины уравниваются для него в неподвижном «событии» мировости — ландшафтной галлюцинации шварцвальдского он-тотеолога. Но можно парадоксально заявить, что машина, дабы существовать, не нуждается в хайдеггеровском бытии, не улав-ливается «вотостью» (Da) и не сводится к примерам подручно-го и наличного.

Отдельные технические машины не являются простыми при-мерами технического, представляя собой «форму идеального», то есть находятся в исключительных отношениях с особыми со-бытиями, вызвавшими их к жизни. В горизонте этих событий можно попытаться описать машину из нее самой, вовсе не зада-ваясь праздными вопросами об утилитарной цели и трансцен-дентной сущности техники. Ибо отнюдь не потребности задают этот горизонт, они лишь вторичным образом к нему пристраи-ваются, чтобы затем бессознательно (мифология) или созна-тельно (наука) воссоздавать условия его заданности. В резуль-тате они неизбежно забывают само событие рождения (перво)машины, замаскированное работой некоего первичного машин-ного устройства («абстрактной машины»), производящего дру-гие машины и продуцирующего разнообразные субъективации8.

8. Ср.: «…сущностным определение технического объекта не является ути-литарность: он есть то, что осуществляет заданную операцию, выпол-няет определенную функцию по заданной схеме» (Симондон Ж. О спо-

1 3 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

В этом смысле машина изначальнее образа ее «поставленно-сти» в новоевропейской науке и картине мира (мире как кар-тине). Она также первичнее новоевропейского субъекта, коль скоро производит его самого и тот суррогат ошельмованной ан-тропоморфной машины, который Хайдеггеру было вольно назы-вать поставом. Другими словами, машину нельзя ввести в рам-ки герменевтического круга, предварительно не подменив ее антропологическим суррогатом; она всегда ускользает и при попытке прямо указать на нее. Поэтому герменевтика должна быть дисквалифицирована как метод интерпретации кода ма-шины, ибо она основывается на предварительной фетишизации истолковываемых понятий. Машина у Хайдеггера функциони-рует как фетиш, как миметический образ вызвавшего ее к жиз-ни события. Но сама машина ничему не уподобляется, при-останавливая квазинатуральный мимесис, а человек обретает благодаря ей новые формы существования, претерпевая станов-ление в андроидов или репликантов9.

Машинная манифестация желания (Делёз и Гваттари)

(Шизо)аналитическое понимание машины описывает ее как со-вмещение гетерогенных серий, не связанных природно фрагмен-тов реального, которые в результате некоего случайного события впервые находят друг в друге, как себе ином, выражение чего-то, чем не являлись порознь. В таком смысле машина принципиаль-но не тавтологична, не совпадает сама с собой. Это не организм, не представление и не фантазматическая проекция потребности, а, скорее, непредсказуемый эффект встречи разнородных явле-ний, принцип связи гетерогенного, задающий способ становле-ния новых единичностей и коллективностей. Причем машина об-ладает самодвижением и способностью развиваться, подключать к себе все новые детали и аппараты10.

собе существования технических объектов // Транслит. 2012. № 9. С. 99). Согласно Куртову, техническому объекту отводится у Симондона опре-деленная роль или способ существования в троякой системе ансамбль–индивид–деталь. Человек занимается техническим ансамблем как ди-рижер или совершенствует технические детали, чем способствует размножению технической жизни. Роль индивида переходит от него к самому техническому объекту, поскольку человек — это не индивид, а перманентная индивидуация. Поэтому Симондон также пишет, что самопознание возможно только как самоиндивидуация.

9. Ср.: Bolz N. Das Gestell. München: Wilhelm Fink, 2012. 10. Актуальный венский философ Геральд Рауниг приводит определения


В простейшем случае совмещаемых в машине серий может быть всего две, но с сохранением возможности подсоединения других серий. В качестве примера возьмем одно из первых ма-шинных устройств — пружинную ловушку. Первоначально со-пряженные в ней серии — пластичности и гибкости дерева, сги-бающей его стихии или силы и практики охоты — постепенно совершенствовались, заменяясь и дополняясь новыми, более экономичными и технологичными, так что из случайно расщеп-ленного (например, молнией или ветром) ствола, невольно пле-нившего пробегавшего мимо зайца, она в результате долгого исторического мимесиса этого события и ряда усовершенствова-ний превратилась в известную охотничью (и не только) принад-лежность. В алгоритм сборки так понятой машины всегда впле-тен человек, но не столько в качестве сознания, базирующегося на чувственном созерцании, памяти и представлении, сколько в качестве желающего тела. В нашем примере это случайный свидетель квазиприродной драмы, аффективно затронутый чу-десным событием, но постепенно инвестировавший в нее ути-литарный общественный интерес. Говорят, что «машина не в си-лах повторить опыт живого индивида», не способна обеспечить полезный результат и противостоять автоматизации без ма-шиниста, человека, что обратная связь с машиной предполага-ет «управление ее человеческим разумом»11. Делёз и Гваттари (далее Д. — Г.) смотрят на это дело иначе: разве живой индивид в одиночку распоряжается своей репродуктивной системой?12

Витрувия («Машина — это непрерывное сопряжение материальных со-ставляющих, обладающее максимальной мощностью для перемещения тяжестей») и Вольфа («Машина — это составленное из частей изделие, движение которого основано на способе сопряжения частей»). Он отме-чает, что к машине, понятой как сопряжение ранее обособленных ча-стей, можно только присоединять дополнительные агрегаты, однако в нее нельзя привносить никаких делений. Ибо взаимодействие частей машины обеспечено простым сцеплением частей, без каких-либо раз-рывов, «глубинным полифоническим созвучием», негармоничной «ком-позицией без композитора», а не какой-либо универсалией, субстан-цией или Богом. См.: Рауниг Г. Абстрактные машины // Логос. 2010. № 1 (74). С. 207–208.

11. Ср.: Подорога В. А. Homo ex machina. Авангард и его машины. Эстетика новой формы // Логос. 2010. № 1 (74). С. 22–50.

12. Ср.: «Каждый из нас вышел из бесконечно малых микроскопических анималькул, тождество которых радикально отличено от нашего и ко-торые составляют часть нашей собственной репродуктивной системы; почему же нам не являться частью репродуктивной системы машин…» (Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип. С. 449).

1 3 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

В детерриторизованной художественной машине позиция ма-шиниста, согласно Д. — Г., представляет собой ее наиболее детер-риторизованную часть13.

Итак, связь разнородных серий в машине не является ни естественно полагаемой, ни предумышленной человечески-ми целями. Речь идет «о представлении системы, элементы ко-торой связаны между собой именно отсутствием всякой связи»14. По словам Пьера Оже, «машина появляется, как только появля-ется коммуникация двух реально различных порций внешнего мира в возможной, хотя и менее вероятной системе»15.

Подвесив органопроекцию и технологическую версию проис-хождения машин, Д. — Г. вслед за Сэмюэлем Батлером оспори-ли виталистское и механицистское понимание, соответственно, природных и технических систем. Включенность осы в репро-дуктивную систему орхидеи, по Д. — Г., говорит о том, что у ор-хидеи нет единичного центра репродуктивной активности, что не мешает функционировать ее системе репродукции благода-ря схватыванию кодом осы репродуктивного кода орхидеи, ко-торая, в свою очередь, перехватывает самца осы, сохраняя в сво-ем цветке фрагмент кода осы-самки.

То же можно сказать и о технических машинах. Было бы аб-сурдным предполагать, будто паровая машина порождена дру-гой паровой машиной. Ее появление также никак не вытекает из законов термодинамики, которым она начинает подчиняться только после своего «изобретения», да и сами эти законы стали достоянием науки уже после возникновения подобных простых машин. Каждая часть паровой машины возникла из разнород-ных серий ее специфических производителей, обретя затем спо-собность порождать новые машины и саму возможность есте-ственно-научного истолкования16.

Вопрос, который поставили Д. — Г. в результате развенча-ния органической цельности природных систем и структурно-го единства технических машин, касался их истолкования как двух состояний некоей абстрактной «желающей» машины, обра-зующей своего рода бессознательное мира природы и техники:

Настоящее различие проходит не между машиной и живым, витализмом и механицизмом, а между двумя состояниями

13. Там же. С. 621. 14. По словам Сержа Леклера. Цит. по: Там же. С. 620. 15. Там же. С. 609. 16. Там же. С. 449.


машины, которые также оказываются двумя состояниями живого. <…> Существует взаимопроникновение, прямая ком-муникация между молекулярными феноменами и сингуляр-ностями живого… — область неразличимости микрофизического и биологического, из-за которой живого в машине не меньше, чем машинного в живом17.

Но коммуникация органических и технических машин и их об-щая бессознательная основа еще не объясняют появление прин-ципиально новых машинных принципов и сочетаний. Поэтому, пытаясь прояснить неметафоричность концепта машины в при-менении к человеку, Д. — Г. различали органическую, социаль-ную, «общественную техническую машину» и собственно маши-ну творческую, художественную или желающую. Отношение между этими видами машин не предполагает общего рода, ка-кой-то машинной субстанции и жесткой субординации. Речь идет о «заселении» технических машин желающими, о «консти-туировании желающей машины в лоне технической». Но в то же время сами технические машины «являются лишь конгломера-тами желающих машин в исторически определенных моляр-ных условиях»18.

В отличие от отношений системы «орган–орудие», пара «же-лание–машина», согласно Д. — Г., опосредована неким «машинным типом» — машинирующей социальной инстанцией, не служащей непосредственному удовлетворению потребности, а опосредуе-мой желанием других. Превращение орудия в машину в этом плане они довольно убедительно продемонстрировали на ряде исторических примеров (превращение оружия гоплитов в эле-мент греческой машины войны — фаланги).

Но тем самым все еще не проясняется статус машин, суще-ствовавших и до их «завладевания» машинным типом. Класси-ческий пример такой машины являет та же паровая машина Герона, целую эпоху функционировавшая как бесполезная иг-рушка, пока не была вновь открыта для промышленного исполь-зования в новых социальных условиях. Данный пример показы-вает, что паровая машина и до своей поздней технологической социальной адаптации обладала несводимой машинной струк-турой, то есть совмещала характеристики желающей и техни-

17. Там же. С. 450. 18. Там же. С. 623–624. Ср.: «Желающие машины, с одной стороны, и орга-

нические, технические и общественные машины, с другой, — это одни и те же машины в определенных условиях» (Там же. С. 453).

1 3 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ческой машин. Это вовсе не значит, что социальные инвестиции не имели места при появлении первой паровой машины, однако они не носили исключительно технологического, научного или «извращенного» характера. Я намекаю здесь на первичность же-лающей = технической машины как машины нечеловеческой, то есть в буквальном смысле на машинный — не антропоморфный — характер желания.

Генеалогическая цепочка запуска машин могла бы выглядеть следующим образом:

1. Открытие первичного машинного принципа вследствие слу-чайного события.

2. Нетехнологическое использование машины в виде игруш-ки, визуального развлечения.

3. Перехват социальной мегамашиной машинного принципа. 4. Появление общественной технической машины, выполняю-

щей в новых социальных условиях полезные функции. 5a. Эстетизация и автоматизация технической машины вместе

с последующим альянсом полученного машинного образа с автоматической моделью машинной власти.

5b. Открытие новых машинных принципов, способных разо-рвать установившуюся систему «машина–власть».

Поясним. Еще в середине 1950-х годов Жак Лакан обратил вни-мание, что до появления энергетических машин (в том числе па-ровой) понятия энергии не существовало. При этом не то чтобы не существовало самой энергии, просто деспотической социаль-ной машине, сколь бы машинной она сама ни была (ср. «мегама-шину» Л. Мамфорда), был неизвестен принцип зависимости ме-жду полезной работой и питанием рабов19. Это говорит о том, что машинирующая социальная инстанция не способна маши-нировать орудия и машины-игрушки безотносительно к откры-тым независимо от нее машинным принципам. Она может ма-шинировать их только согласно доступному и имманентному ей

19. Ср.: «И только когда появились машины, люди заметили, что им нужно питание. Больше того — что за ними нужен уход. А почему? Да потому, что они изнашиваются. Рабы тоже, но об этом как-то не задумывались, считая старение и смерть делом вполне естественным. А спустя еще некоторое время было обнаружено — факт, о котором тоже раньше ни-когда не задумывались, — что живые существа содержат и поддержи-вают себя сами, другими словами, что они представляют собой кибер-нетические автоматы» (Лакан Ж. Указ. соч. С. 109).


самой машинному принципу. К примеру, тиранической мегама-шине в Древнем Египте было доступно только преобразование физической энергии в механическую, но не был известен прин-цип преобразования в механическую энергию энергии тепловой. Поэтому рабы умирали тысячами, а пирамиды строились деся-тилетиями (хотя и были успешно возведены).

Но для того, чтобы социальная машина могла практически использовать открытые независимо от нее технические прин-ципы, она должна была вначале перенять их для собственного устройства. Что и произошло в эпоху буржуазных революций благодаря интеграции в социальную машину принципа маятни-ковых часов и той же паровой машины. Демократический прин-цип нового государственного устройства коррелировал здесь с кинематическими и энергетическими принципами. Далее име-ла место внешняя миметическая эстетизация машины, закреп-ление перенятого у нее государством кода в синхроническом срезе управления и автоматическом режиме контроля. Пробле-ма состояла в том, что при капитализме демократический ма-шинный принцип был только объявлен, а если и применялся, то ограниченным классом буржуазии (подобно тому как ранее его применение ограничивалось свободными гражданами греческо-го полиса). Искусство в данных условиях было вынуждено ис-кать новые машинные принципы на теле уже работающей про-тив нее системы формализованной машинной идеологии20. При этом желающая машина продолжала работу на социальном теле капитала в сфере представления — индивидуального и семейно-го фантазмов.

* * *

Согласно Д. — Г., человек причастен машине в той мере, в какой ее язык отвечает устройству его собственного желания — струк-туре бессознательного, организованного, однако не по психоана-литическому, а по шизо-сценарию, в котором задействованы об-щественные темы: проблемы власти, подавления, революции. Верно, что в структуру желания всегда инкорпорирован Другой со своим собственным желанием и аффектами (это, кстати, по-

20. Поэтому, кстати, Д. — Г. писали, что «„дружеская революция“ желания должна осуществиться не во имя относительно простых и малых ма-шин, а во имя самой машинной инновации, которую всеми силами по-давляют капиталистические и коммунистические общества…» (Де-лёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип. С. 626).

1 3 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ясняет машинность желающей машины и ее связь с бессозна-тельным). Но вопрос в том, как разрешается возникающий та-ким образом конфликт желаний. Желание как желание Другого в психоанализе неудовлетворимо и чревато травмами, сопря-жено с экзистенциальными рисками. Парадокс желающих ма-шин состоит в том, что они работают одновременно и на реак-цию, и на высвобождение «революционного бессознательного». Эдипальная проекция, отправляющаяся от запрета на инцест и страха кастрации, продолжает инвестировать общественное поле в автоматическом режиме, усугубляя соответствующее по-давление вытеснением (причем даже при установлении коллек-тивных форм собственности на средства производства).

Известно, что Д. — Г. подвергли жесткой критике фрейдов-ский психоанализ как способ натуралистического и утилитарно-го истолкования машин желания (как, впрочем, и марксистскую идею противоречия производительных сил и производствен-ных отношений)21. Также они атаковали лакановское понима-ние бессознательного, которое исходит из опосредования жела-ния запретом (инцест, отцеубийство, кастрация), понимаемого пускай и в символическом порядке, однако запертого под но-минальным домашним арестом. Шизоаналитическое (машин-ное) понимание бессознательного обосновывает отношение «че-ловек–машина» не на органологическом принципе подавления, предрешающем захват человеком природного мира и господство в мире общественном (как условие по умолчанию), а на принци-пе «рекуррентной коммуникации». Соответствующая установка предполагает программирование желания, «по существу своему структурированное вне эдиповой проблематики»22. Это, в част-ности, означает, что желание в открытой машинной структуре, прописанной на «теле без органов» данного общества, не должно больше «захотеть матери» и отцеубийства не только в смысле имени, но и в смысле тела. Речь идет о продумывании альтер-нативной модели символического, которой соответствовало бы и альтернативное общественное устройство23.

21. Ср.: «…машину… необходимо мыслить в непосредственном отношении к общественному телу, а не по отношению к биологическому человече-скому организму» (Там же. С. 628).

22. Ср.: Там же. С. 611. 23. Геральд Рауниг считает, что в социальном поле подобный (демократи-

ческий) тип сопряжения общественных сил может функционировать «помимо государственного аппарата» (Рауниг Г. Указ. соч. С. 208). Ср. также нашу книгу: Чубаров И. М. Коллективная чувственность: тео-


Освобождение «революционного» желания, по Д. — Г., пред-полагает сложный процесс (шизо)анализа группового, коллек-тивного бессознательного, в котором желание также есть же-лание Другого, но как его исполнение, а не как бесплодные или разрушительные зависть и соперничество по поводу его объек-тов и субъектов. Шизоанализ задумался над тем, как возможно неидеологическое исследование коллективных (не юнгианского типа) проекций желания и идеологически не инструментализо-ванных групповых фантазмов24.

Другой вопрос, способны ли были Д. — Г. выполнить подоб-ное задание в условиях «данного общества» — буржуазно-демо-кратической Франции 1960–1970-х годов? Мы отдаем себе от-чет в том, что предложенная интерпретация имеет в дискурсе Д. — Г. известные ограничения25. Но то, что они пытались осу-ществлять свою аналитическую программу на территории ис-кусства, а не через риторику «новых философов», сталинистов и прочих политических провокаторов и социал-предателей, яв-ляется их непреходящим достоинством. Авангардное искусство является настоящей мастерской подобных поисков и их при-вилегированным материалом. Ведь именно художник первона-чально открывает новую машинную модель-игрушку или аван-гардный технический прием, который затем может захватить машинные элементы общественных отношений, технику и са-мого человека. Более того, он становится художником в процес-се этого открытия.

Художественные машины авангарда

Итак, в современности мы встречаемся с машинами по преиму-ществу в литературе и искусстве. Век первичных технических открытий завершился. Но в результате невозможные и неути-литарные желающие машины (притом, что в другом, а именно

рии и практики левого авангарда. М.: Издательский дом Высшей шко-лы экономики, 2014.

24. Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип. С. 619, 635. 25. Например, в понятии «зародышевого имплекса», соотношения элемен-

тов производства и антипроизводства на полном теле капитализма или оценки русского комавангарда. Рауниг также отмечает, что централь-ные характеристики абстрактной машины — диффузность, виртуоз-ность и монструозность — являются продуктивными составляющими современного «когнитивного капитализма» (Рауниг Г. Указ. соч. С. 211–215).

1 3 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

в коммуникативном, смысле они более реальны и полезны, чем современные социальные и технические машины) оказались за-перты в автономном художественном представлении, словно в гетто. Как следствие, теория машин Д. — Г., релевантная этим фантастическим, утопическим и художественным машинам, но-сит по большей части программный и манифестационный ха-рактер. Проблема состоит в том, что, по словам Д. — Г.,

…желающие машины не находятся в нашей голове, в нашем воображении, они находятся в самих общественных и тех-нических машинах26.

Но когда мы понимаем, с какими именно общественными маши-нами соотносятся данные желающие машины, мы вспоминаем о том, что желание это хочет и собственного подавления, как бы «шизоаналитически» оно ни истолковывалось.

В этой связи Д. — Г. подмечают реакционные тенденции даже в самом авангардном искусстве, указывая на издержки сюрреа-лизма, итальянского футуризма и… советского конструктивизма, отдавая предпочтение дадаизму и образцам анархического ма-шинного искусства: Курт Швиттерс, Ман Рэй, Марсель Дюшан, Жан Тэнгели, Руб Голдберг, Франсис Пикабия, Антонен Арто, Сэмюэл Беккет и др. Для последних машинность была не забо-той внешнего уподобления, представления или фантазии, а вну-тренним устройством самих авангардных произведений.

Машинизация как прием состояла прежде всего в диссоциа-ции стереотипов восприятия и достижения функционирования реально различных («связанных отсутствием связи») деталей в открытой структуре произведения. Главной характеристикой таких машин выступало тождество производства и продукта, то есть их непроизводительность. А центральным приемом создания подобных упрощенных желающих машин являлся метод повто-рения (рекурренции) одних и тех же машинных функций-дей-ствий, но с некоторым смещением, предполагающим возможность подключения все новых машин. Например, когда одна из дета-лей машины не является функциональной по отношению к пре-дыдущей, но связана с последующей — и так (в идеале) до беско-нечности (пример «машин» Тэнгели27). Основанная на различаю-щем повторе поэтика не сводится к привычному тропированию (метафоре и метонимии), предполагая иную организацию бессо-

26. Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип. С. 623. 27. Там же. С. 621–622.


знательного, а именно почти утраченную в современной культуре практику неосознаваемых уподоблений. Они и составляли собой гетерогенные детали анархической авангардной машины.

Но все привлекаемые Д. — Г. примеры западного авангардно-го искусства едва ли способны исчерпывающе выразить «ши-зоидные» требования их проекта, если, конечно, не подключать дополнительную «дружескую» фантазию. Для того чтобы обес-печить сегодня доступ к групповому бессознательному и воз-можность освобождения революционного желания, авангардные произведения искусства должны быть как минимум способны-ми как-то проецироваться на социальное поле и иметь соответ-ствия в общественной технике, причем так, чтобы желание при этом не подавлялось. Разумеется, об этом сегодня можно гово-рить только в иллокутивном модусе пожелания или призыва. В большей степени они обладают такой возможностью разве что в рамках индивидуальных проектов и, как правило, ограничива-ются приватным и неизбежно относительным (если не иллюзор-ным) освобождением самих авангардных художников.

Тем актуальнее становится для нас опыт русского лево-го авангарда и конструктивизма, который Д. — Г. не оцени-ли по достоинству — между прочим, с чужих слов (Льва Троц-кого). В частности, они не учли потенциал машинных утопий 1920-х годов в Советской России — Алексей Гастев, Алексей Ган, Николай Тарабукин, Борис Арватов, Осип Брик, Борис Кушнер, Александр Родченко, Дзига Вертов, Андрей Платонов, Варвара Степанова, Любовь Попова и др. Центральная идея производ-ственного искусства и конструктивизма, представленная этими авторами, состояла в том, что машина должна не только выра-жать структуру желания, но и иметь возможность изменять ее. Поэтому произведения производственного искусства не боялись двигаться к тождеству «красоты» и «пользы», целесообразности и художественности, которые как раз и являются условиями из-менения отношений людей к труду, вещам, собственности и те-лам других людей.

Во всяком случае русский комфутуризм не сводился к «вы-ражению пресловутой организации партии как демократиче-ского централизма» (как бы ни относиться к «башне Татлина») и запиранию «анархистских элементов в партийную машину, ко-торая их уничтожает»28. Хотя и верно, что партия постепенно

28. Ср. что пишут об этом Д.— Г. в самом конце статьи-приложения к « Анти-Эдипу»: Там же. С. 633–634.

1 4 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

подчинила коммунистические элементы авангарда бюрократи-ческим и государственно-капиталистическим автоматам ценою его уничтожения. Сами же художники-авангардисты предпола-гали открытие в художественных машинах новой реальности отношений, коммунистическую расшифровку действительно-сти, соотнесение открытых машинных принципов с элемента-ми общественного поля, чувственностью новых людей, коллек-тивной телесностью и т. д. Архив авангарда обладает на сегодня в этом плане колоссальным теоретическим и художественным потенциалом, достигнув до сих пор не опознанных и не учтен-ных западными критическими мыслителями практических ре-зультатов29.

Нам сегодня чрезвычайно сложно находить в социальном бы-тии опору авангардным проектам, но, сознавая транзитивный характер самого авангарда, мы можем по крайней мере ориен-тироваться на открытие в нем принципов свободных отношений для настоящего, практикуя их по возможности в собственном общении, групповом творчестве и личном философском дискур-се, ориентированном на угнетенных.

29. См. подробнее нашу монографию: Чубаров И. М. Указ. соч.

Machine Anthropology: a Belated Manifesto

Igor Chubarov. Doctor of Philosophy, Researcher at the institute of Philosophy at the Russian Academy of Sciences. Address: 14/1 Volkhonka str., Bldg. 5, 119019 Moscow, Russia. E-mail: [email protected].

Keywords: a machine notion; machine Utopias of the Avant-guard; Martin Heide-gger’s philosophy of the technics; desir-ing machines by Gilles Deleuze and Félix Guattari.

The task of this article consists of devel-oping a sui generis machine logic, one that might become an alternative to the traditional onto-theo-logics. This new logic claims that the pre-predicative experience of human corporeality and sensibility, along with social models, could be expressed as a machine. And it provides justifications for the notions of

“simple machine” or the artistic “toy-ma-

chine,” which are primary to the other types of machines, as well as the social megamachine (Lewis Mumford), and smart technologies. This article deals with the transcendental conditions of the emergence of such a machine, and the media preconditions of transcendence itself, which are treated as the machine’s a priori and as a symbolic language struc-ture. A thesis regarding the nonexplicit machinic character of traditional human images is based on the history of media technologies, Lacan’s symbolic order, and the media theory of Gilbert Simon-don and Friedrich Kittler. On the other hand, Heidegger’s theory of technology, the “desiring-machines” of Gilles Deleuze and Félix Guattari, and media theory by Gerald Raunig were thoroughly scrutinized. Heidegger’s key arguments, that “the essence of technology is itself nothing technological,” as well as his


characterization of modern technology as Gestell (das Gestell), are criticized. These arguments provide an implicit assumption that the essence of “technol-ogy” is known in advance. Nevertheless, this essence is represented as no more than the ersatz of something technologi-cal, or as an anthropomorphous image of the machine. Thus, the machine cannot be placed into the hermeneutic circle without being replaced by its anthropo-logical twin. it always slips away from any attempt to either to point to it or define it.

The last part of the article considers mechanic images of the Russian Avant-garde, in comparison with western artis-tic projects of the time (surrealism, dadaism). However, such comparison does not lead to a simple demonstration of a common machine logic, but brings with it the crucial point of its problematic and autoreflexivity, which provides us with an understanding of the inadequate evaluation of Russian constructivism made by Gilles Deleuze and Félix Guat-tari.

References

Bolz N. Das Gestell, München, Wilhelm Fink, 2012.

Chubarov i. Anthropologie machinique. Manifeste tardif. Revue philosophique de la France et de l’Étranger, 2014, no. 3 (139), pp. 377–394.

Chubarov i. Kollektivnaia chuvstvennost’: teorii i praktiki levogo avangarda [Col-lective Sensibility: Theory and Practice of the Left Avant-garde], Moscow, HSE, 2014.

Deleuze G., Guattari F. Anti-Edip: Kapital-izm i shizofreniia [L’Anti-Oedipe: Capi-talisme et Schizophrénie], Yekaterinburg, U-Faktoriia, 2007.

Deleuze G., Guattari F. Tysiacha plato: Kapitalizm i shizofreniia [Mille Pla-teaux: Capitalisme et Schizophrénie], Yekaterinburg, Moscow, U-Faktoriia, Astrel’, 2010.

Guattari F. Mashinnoe bessoznatel’noe [L’inconscient machinique]. Arkhetip [Archetype], 1995, no. 1, pp. 58–65.

Guattari F. Mashinnoe bessoznatel’noe. Ocherki po shizoanalizu [L’inconscient machinique. Essais de schizo-ana-lyse]. Arkhetip [Archetype], 1996, no. 3–4, pp. 95–103.

Heidegger M. Vremia i bytie [Zeit und Sein], Moscow, Respublika, 1993.

Kassung C. Apparat—eto ne postav [Ein Apparat ist kein Gestell]. Logos. Filo-sofsko-literaturnyi zhurnal [Logos.

Philosophical and Literary Journal], 2010, no. 1 (74), pp. 164–172.

Kurtov M. Kommentarii [A Commentary]. Translit, 2012, no. 9, pp. 94–95.

Lacan J. Seminary. Kn. 2. “Ia” v teorii Freida i v tekhnike psikhoanaliza (Seminar. Kn. II. 1954/55) [Sémi-naires. Livre ii. Le Moi dans la théorie de Freud et dans la technique de la psychanalyse, 1954–1955], Moscow, Gnozis, Logos, 2009.

Lipavsky L. Issledovanie uzhasa [investi-gation of Horror], Moscow, Ad Mar-ginem, 1993.

Podoroga v. Homo ex machina. Avangard i ego mashiny. Estetika novoi formy [Homo ex machina. Avant-garde and its Machines. Aesthetics of a New Form]. Logos. Filosofsko-literaturnyi zhurnal [Logos. Philosophical and Lit-erary Journal], 2010, no. 1 (74), pp. 22–50.

Raunig G. Abstraktnye mashiny [Abstract Machines]. Logos. Filosofsko-liter-aturnyi zhurnal [Logos. Philosophical and Literary Journal], 2010, no. 1 (74), pp. 207–215.

Simondon G. O sposobe sushchestvova-niia tekhnicheskikh ob”ektov [Du mode d’existence des objets tech-niques]. Translit, 2012, no. 9, pp. 96–105.

1 4 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Строительный материал для теории медиа

Перевод с немецкого Анны Рябовой

по изданию: © Enzensberg-er H. M. Baukasten zu ein-

er Theorie der Medien // Idem. Palaver. Politische

Überlegungen (1967–1973). Fr. a. M.: Suhrkamp,

1974. S. 91–128. Публикуется с любезного

разрешения автора.

Ханс Магнус Энценсбергер

Немецкий поэт, писатель, переводчик и об-щественный деятель левого толка, инициа-тор и редактор ряда известных журнальных и издательских проектов.

Ключевые слова: индустрия сознания; элек-тронные массмедиа; социалистическая тео-рия медиа; обратная связь; интерактивность; манипуляция; сетевые способы публичности; самоорганизация.

Классический текст известного левого ме-диатеоретика, ярко выраженного медиа-оптимиста Ханса Магнуса Энцесбергера, давшего импульс знаменитой полеми-ке с Жаном Бодрийяром о политическом измерении массмедиа, позволяет по-нять, насколько критика последним квази-

1

Благодаря развитию электрон-ных медиа индустрия сознания (die Bewusstseinsindustrie) ста-новится движущей силой соци-ально-экономического развития позднеиндустриальных обществ. Она проникает во все новые сек-торы производства, берет на себя все больше функций управления и контроля и определяет стан-дарт господствующей технологии.

1. Брехт Б. Теория радио // Он же. О литературе. М.: Художественная литература, 1988. С. 98.

86ЕСЛИ0ЖЕ0ВЫ0СЧИТАЕТЕ0ЭТО 84УТОПИЕЙ,0ПРОШУ0ВАС0ЗАДУ- 539МАТЬСЯ0НАД0ТЕМ,0ПОЧЕМУ 6889865629527ЭТО0УТОПИЧНО. 6883652442142647568499418 89198970941БЕРТОЛЬТ0БРЕХТ. 5653276236420ТЕОРИЯ0РАДИО1

4333596988866465345747197109600991242828208292153446489417595254712620220713952273054299605653296027329198749129445567869536851841368029758919332035139058443883061335679799431946136788407922484141530411648915938838879318147321813558669494772119325368894562952744607121464262359593887806853964521717260531906184882709744128817961426151279618704753454703206807693723417322653136215872551172683854374584264584077670916461620988923699118859119498970939209934164721821464242591813

соответствующие близкие идеи Бер-тольта Брехта и Вальтера Беньямина. автор пишет о мобилизующей силе со-временных медиа и призывает социа-листические движения обзаводиться собственными медиаресурсами. Имен-но за тезис о возможности эмансипа-ции новых медиа за счет изменения субъекта их собственности текст Эн-цесбергера и был в основном под-вергнут критике Жаном Бодрийяром. Энцесбергер видит проблему в «ре-прессивном использовании медиа» (централизованно управляемыми программами с одним отправителем и многими получателями, которые де-лают потребителей пассивными и де-политизированными). Специалисты производят контент, но он контроли-руется владельцем или бюрократи-ей. «Освободительное использование средств массовой информации», на-против, делало бы каждого получателя отправителем. Благодаря устранению технических барьеров массы могли бы быть мобилизованы для участия в по-литической жизни.

Х а Н С М а Г Н У С Э Н Ц Е Н С Б Е Р Г Е Р 1 4 3

Вместо нормативных определений приведем здесь непол-ный список изобретений, которые появились в течение послед-них двадцати лет: спутниковая связь, цветное, кабельное и кас-сетное телевидение, магнитная видеозапись, видеомагнитофон, видеофон, стереофония, лазерная техника, электростатический метод копирования, высокоскоростной электронный принтер, верстальные станки и обучающие машины, микрофиша с элек-тронным доступом, беспроводная печать, компьютер с интерак-тивным многопользовательским режимом работы (time-sharing computer), базы данных. Перечисленные медиа устанавливают между собой и с более ранними медиа, такими как печать, ра-дио, кино, телевидение, телеграф, радар и т. д., все новые связи. Все они соединяются на наших глазах в универсальную систему.

Однако всеобщий конфликт между производительными си-лами и производственными отношениями обостряется именно там, где те оказываются наиболее развиты. Напротив, затяж-ные структурные кризисы по типу кризиса в угледобывающей

марксистской медиатеории зависима от центральных положений своего viz-a-viz. Именно Энцесбергер характери-зовал классические массовые медиа (прежде всего кино и телевидение) как однонаправленные и закрытые, исклю-чающие возможность обратной свя-зи или сводящие связь с аудиторией к минимуму. Однако, по мнению Эн-цесбергера, сама медиатехника в этом не виновата. Он рассматривает ста-новление универсальной капитали-стической медиасистемы, сочетающей классические и новые электронные медиа, и называет ее индустрией со-знания, подобно «культуриндустрии» Теодора адорно и Макса Хоркхаймера. автор критикует используемые в ле-вой критике буржуазных медиа идеи тотального контроля, цензуры и ма-нипуляции за односторонность, ука-зывая на наличие в новых медиа имманентного эмансипаторного по-тенциала. В тексте ставится проблема открытой медиакоммуникации в кон-тексте изменения способов производ-ства и форм собственности, развивая

соответствующие близкие идеи Бер-тольта Брехта и Вальтера Беньямина. автор пишет о мобилизующей силе со-временных медиа и призывает социа-листические движения обзаводиться собственными медиаресурсами. Имен-но за тезис о возможности эмансипа-ции новых медиа за счет изменения субъекта их собственности текст Эн-цесбергера и был в основном под-вергнут критике Жаном Бодрийяром. Энцесбергер видит проблему в «ре-прессивном использовании медиа» (централизованно управляемыми программами с одним отправителем и многими получателями, которые де-лают потребителей пассивными и де-политизированными). Специалисты производят контент, но он контроли-руется владельцем или бюрократи-ей. «Освободительное использование средств массовой информации», на-против, делало бы каждого получателя отправителем. Благодаря устранению технических барьеров массы могли бы быть мобилизованы для участия в по-литической жизни.

1 4 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

промышленности принципиально разрешимы в рамках системы путем простой ликвидации задолженности, в связи с чем опи-рающаяся на них революционная стратегия была бы недально-видной.

Монополистический капитализм развивает индустрию созна-ния стремительнее и глубже, чем другие отрасли производства; вместе с тем он должен ее обуздать. Социалистическая теория медиа должна будет поработать над этим противоречием. Нуж-но показать, что в рамках заданных производственных отноше-ний возникает неразрешимое, быстро растущее расхождение потенциально взрывных сил. Такая теория должна «отвечать определенным прогностическим требованиям»2.

«Критической» инвентаризации status quo недостаточно. Су-ществует опасность недооценки, умаления конфликтов, нара-стающих в сфере медиа, в их профсоюзной или либеральной интерпретации — например, в качестве обычных трудовых кон-фликтов или оппозиции интересов определенных групп (дирек-торов/редакторов, издателей/авторов, монополии и «средних» предпринимателей, учреждений общественного сектора и част-ных капиталистических предприятий и т. д.). Такое понимание весьма ограниченно и застревает в тактических дискуссиях.

Марксистской теории медиа пока что не существует. Поэтому нет и пригодной стратегии для этой области. Неуверенность, ко-лебания между страхом и обреченностью — вот что характери-зует отношение левых социалистов к новым производительным силам индустрии сознания. Двойственность этой позиции всего лишь отражает амбивалентность самих медиа, существующих без своего господина. Устранить эту неопределенность можно было бы, лишь высвободив скрытые в новой производительной силе эмансипационные возможности — возможности, которые капитализм, как и советский ревизионизм, должен саботиро-вать, потому что они поставили бы под угрозу господство обе-их этих систем.

2

Известной тайной электронных медиа, решающим политиче-ским моментом, который до сих пор, будучи подавленным или искаженным, ждал своего часа, является их мобилизующая сила.

2. Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспро-изводимости. М.: Медиум, 1996. С. 16.


Когда я говорю мобилизовать, я имею в виду мобилизовать. В стране, которая на собственной шкуре испытала фашизм (и сталинизм), до сих пор — или вновь — необходимо объяснять, что значит делать людей более подвижными, чем они есть: сво-бодными, как танцоры; с присутствием духа, как у футболистов; ошеломляющими, как партизаны. Тот, кто видит в массах лишь объект политики, не сможет их мобилизовать. Он их лишь рас-средоточит. Посылка неподвижна, ее можно посылать туда-сю-да. Демонстрации, колонны, парады мобилизуют людей. Пропа-ганда, которая не освобождает, а парализует самостоятельность, подчиняется той же схеме. Она приводит к деполитизации.

Медиа впервые в истории дают массам возможность участ-вовать в общественном и обобществленном производственном процессе, практические средства которого находятся в руках самих масс. Подобное их использование привело бы коммуни-кативные средства, до сих пор незаслуженно несшие это имя, к самим себе. В нынешнем виде такие системы, как телевидение или кинематография, не способствуют коммуникации, а препят-ствуют ей. Они не допускают ни малейшего взаимодействия ме-жду отправителем и приемником: выражаясь технически, они сводят обратную связь к возможному системно-теоретическо-му минимуму.

Это положение вещей, однако, не обосновано технически. Как раз наоборот: электронная техника не знает принципиально-го противоречия между отправителем и приемником. Любое транзисторное радио является по своему строению одновре-менно и потенциальным отправителем; через обратную связь оно может оказывать воздействие на другие приемники. Транс-формация простого средства распределения в средство ком-муникации — не техническая проблема. Этой трансформации сознательно препятствуют — по тем или иным политическим причинам. Техническое разделение отправителя и приемни-ка отражает общественное разделение труда между произво-дителями и потребителями, которое приобретает особенное по-литическое звучание в индустрии сознания. В конечном счете основа данного технического разделения — фундаментальное противоречие между господствующими и угнетаемыми класса-ми (то есть между монополистическим капиталом или монопо-листической бюрократией, с одной стороны, и зависимыми мас-сами — с другой).

Структурная аналогия прослеживается и в деталях. Предло-жению программы передач на радио соответствует политиче-

1 4 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ское предложение авторитарных партий во власти. Маргиналь-ные различия программы действий в обоих случаях создают видимость конкурентного отношения, не существующего в клю-чевых вопросах. Минимальная активность избирателя/зрителя: как и при парламентских выборах в двухпартийной системе, об-ратная связь сводится к индексным показателям. «Волеизъяв-ление» сводится к ответу, полученному исключительно от трех-значного коммутационного процесса: 1) программа; 2) программа; 3) выключение питания (воздержание от голосования).

Радиовещание надо превратить из распределительного аппа-рата в аппарат коммуникативный. Радиовещание может стать великолепнейшим из всех мыслимых коммуникатив-ных аппаратов общественной жизни, небывалой системой каналов, то есть оно может стать таким, если сумеет не толь-ко передавать, но и принимать, следовательно, если сумеет сделать слушателя не только слушающим, но и говорящим и не изолировать его, а завязать с ним отношения. <…> Неосуществимые при этом общественном порядке, осуще-ствимые при другом, эти предложения, являющиеся лишь естественным выводом из технического развития, служат пропаганде и формированию этого другого порядка3.

3

Ужасающая картина монолитной индустрии сознания Джорджа Оруэлла свидетельствует о недиалектическом и устаревшем понимании медиа. Возможность тотального контроля над таки-ми системами через центральную инстанцию — дело прошло-го, а не будущего. Так, с помощью теории систем — дисциплины буржуазной науки (с имманентными системе категориями) — можно доказать, что если коммуникативное взаимодействие (или, выражаясь технологически, коммутационная сеть) превы-шает некоторый критический размер, то она более не поддается контролю из единого центра. Она может быть лишь статистиче-ски просчитана. Эта принципиальная «неплотность» стохастиче-ских систем позволяет, однако, проводить вероятностные рас-четы, основанные на выборочных проверках и экстраполяциях; конечно, полная проверка потребовала бы экрана большего, чем сама система. Контроль над всеми телефонными разговорами, например, предполагает устройство, которое будет на порядок

3. Брехт Б. Указ. соч. С. 97, 101.


объемнее и сложнее, чем уже существующие телекоммуникаци-онные устройства. Цензурная инстанция, которая широко раз-вернула бы свою работу, с необходимостью стала бы самой зна-чительной отраслью промышленности в обществе.

Однако контроль над системой, основанный на приблизитель-ных величинах, предлагает с точки зрения тех, кто владеет этой системой, далеко не совершенное руководство по ее самоуправ-лению. Такой контроль предполагает высокую степень внутрен-ней стабильности. Когда хрупкое равновесие нарушается, осно-ванное на статистике кризисное управление перестает работать. Фактор помех может вмешиваться в проницаемые узлы сопря-жения медиа и стремительно развиваться и усиливаться бла-годаря резонансу. Находящийся под угрозой режим прибегает в таких случаях (если он еще дееспособен) к насилию, полицей-ским или военным мерам.

Чрезвычайное положение служит, таким образом, единствен-ной альтернативой проницаемости индустрии сознания. Но оно не может сохраняться в долгосрочной перспективе. Позднеин-дустриальные общества завязаны на беспрепятственном об-мене информацией: «объективные необходимости», на которые беспрерывно ссылаются контролеры, обращаются тем самым против них. Любая попытка подавить случайные факторы, лю-бое сужение поперечного сечения потока и любая деформация информационной структуры приводят со временем к чему-то вроде эмболии.

Электронные медиа не только интенсивно уплотнили инфор-мационную сеть, но и экстенсивно ее расширили. Уже войны эфиров в 1950-е годы показали, что национальный суверенитет в коммуникационной сфере обречен на вымирание. Дальнейшее развитие спутников полностью положит ему конец. Информа-ционные карантины, прописанные фашизмом и сталинизмом, возможны сегодня только ценой сознательного промышленно-го регресса.

Вот пример. Советской бюрократии, самой крупной и наибо-лее сложной во всем мире, пришлось почти повсеместно отка-заться от элементарного средства организации работы — копиро-вального аппарата, потому что он превращал каждого работника в потенциального печатника. Скрытый здесь политический риск, возможность проницаемых мест в информационной сети учи-тывались только на самом высоком уровне — на открытых уз-лах коммуникации между политической, военной и научной областями. Очевидно, что советское общество должно было за-

1 4 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

платить огромную цену за угнетение собственных производ-ственных сил: громоздкостью, дезинформацией, непроизводи-тельными расходами. Этот процесс, кстати, имеет соответствие на капиталистическом Западе, хотя и в меньшей степени. Тех-нически наиболее передовой электростатический копироваль-ный аппарат, который работает с обычной бумагой, вне зави-симости или контроля со стороны поставщиков, принадлежит монополии (Xerox); он в основном сдается в аренду, а не прода-ется. Уже в сами расходы заложена озабоченность тем, чтобы аппарат не попал не в те руки. Аппарат появляется как будто сам собой там, где сосредоточена экономическая и политиче-ская власть. Политический контроль над ним идет рука об руку с максимизацией прибыли производителя аппарата. В отличие от советского способа и исходя из вышеизложенного, однако, этот контроль не является всеобъемлющим.

Таким образом, проблема цензуры переходит в новую ис-торическую стадию. Борьба за свободу прессы и мнения была до сих пор в основном объектом обсуждений в рамках буржуаз-ного класса. Для масс свобода выражения мнений была фикци-ей, так как массы с самого начала держали подальше от средств производства — прежде всего от прессы, а тем самым и от либе-ральной общественности. Сегодня цензура находится в опасно-сти из-за производительных сил индустрии сознания, которые уже и сами отчасти выступают против господствующих про-изводственных отношений. Противоречие между возможным и действительным обострится еще раньше, чем последние бу-дут ниспровергнуты.

4

Новые левые 1960-х годов свели развитие медиа к одному-един-ственному понятию — понятию манипуляции. Изначально оно обладало большой эвристической силой и позволило осуще-ствить ряд конкретных аналитических исследований, но сего-дня оно рискует стать лишь модным лозунгом, который в себе больше скрывает, чем объясняет, и поэтому сам требует анализа.

Манипуляционный тезис левых является по сути оборони-тельным и в результате может привести к пораженчеству. В ос-нове перехода к обороне лежит субъективное переживание бес-силия. Объективно этому соответствует совершенно верное осознание того, что ключевые средства производства находят-ся в руках противника. Однако довольно-таки наивно было бы


относиться к этой ситуации с моральным возмущением. Как правило, разговор о манипуляции начинается с жалобных но-ток сетования и завершается идеалистическими ожиданиями: как будто бы классовый враг когда-либо сам придерживался выдвигаемых им благородных лозунгов. Либеральная наивная вера в то, что в политических и общественных вопросах суще-ствует какая-то чистая неманипулируемая правда, похоже, ока-зывается особенно значимой для социалистических левых: она является главной невысказанной предпосылкой к тезису о ма-нипуляции.

Этот тезис не приводит в движение никакие силы ускорения. Социалистическая перспектива, не подразумевающая посяга-тельство на существующие отношения собственности, ограни-ченна. Экспроприация издательства «Шпрингер» является же-лаемой целью, но было бы хорошо знать, в пользу кого должны отчуждаться медиа. Партии? После всех испытаний, к которым привело это решение, данная альтернатива не является жиз-неспособной. Возможно, неслучайно и то, что левые до сих пор не провели анализ манипуляционных взаимоотношений в со-циалистических странах.

Тезис о манипуляции может также служить самоутвержде-нию. Демонизация противника позволяет скрыть слабости и бу-дущие недостатки собственной агитации. Если вместо мобили-зации масс агитация ведет к самоизоляции, то ее осечка будет целиком приписана всевластию медиа.

Теория репрессивной толерантности также проникла в дис-куссию о медиа у левых; с особым вниманием рассмотренная ее автором, она даже стала, будучи недиалектически сокращен-ной, средством распространения безразличия. Там, где концерн по изготовлению офисной техники зазывает на работу молодых менеджеров по продажам портретом Че Гевары и подписью We would have hired him4, соблазн отступить огромен. Но страх при-косновения к дерьму — это роскошь, которую, к примеру, может себе позволить не без последствий канализационный работник.

Электронные массмедиа кладут конец любой чистоте, они принципиально «грязны». Это относится к их производитель-ной силе. По своей структуре они являются антисектантскими; вот еще одна причина того, почему левые, не желая пересмо-треть свои традиции, не могут начать с ними работать. Стрем-ление к отчетливо определяемой «линии» и подавлению «откло-

4. Мы бы его наняли (англ.). — Прим. пер.

1 5 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

нений» является анахронизмом и служит только обеспечению собственной безопасности. Оно ослабляет собственную позицию через иррациональные чистки, исключения и фракционирова-ния вместо ее укрепления с помощью рациональной дискуссии.

Сопротивления и страхи усиливаются рядом культурных факторов, которые действуют по большей части бессознательно и объясняются социальной историей сегодняшних левых дви-жений, а именно их буржуазной классовой подосновой. Часто медиа понимаются как представляющее опасность всевластие именно из-за их прогрессивных возможностей — из-за того, что они впервые ставят под вопрос буржуазную культуру и тем са-мым привилегии буржуазной интеллигенции, делая это гораздо радикальнее всякой самокритики, на которую способна буржуа-зия. Во враждебном отношении новых левых к медиа, похоже, в прогрессивном обличье возвращаются старые буржуазные страхи, такие как страх перед «массовым человеком» и носталь-гия по доиндустриальным состояниям.

Уже в самом начале студенческих мятежей — «Движение за свободу слова» в Беркли — компьютер был главным объ-ектом агрессии. Интерес к третьему миру не всегда свободен от враждебных цивилизации мотивов из запасов консерватив-ной культурной критики. Для парижского мая 1968 года особен-но характерным было обращение к древним формам производ-ства. Вместо того чтобы агитировать работников современной офсетной печатью, студенты печатали свои плакаты на ручных прессах Школы изящных искусств. Поэтические лозунги рисо-вались от руки. Шаблоны способствовали бы их массовому рас-пространению, но они оскорбили бы творческое воображение со-здателей. Стратегически верное нападение на самые передовые средства коммуникации не состоялось: повстанцами был занят не центр радиовещания, а богатый традициями театр «Одеон».

Оборотной стороной страха прикосновения к медиа служит их притягательность для левых движений в крупных городах-метрополиях. С одной стороны, вместо того чтобы обратиться к противоречию между современным состоянием медиа и их революционным потенциалом, товарищи склоняются к уста-ревшим формам коммуникации и эзотерической кустарщине. С другой стороны, они не могут избежать программы и эстетики индустрии сознания. Это приводит (с субъективной точки зре-ния) к разрыву между пуритански понятой политической прак-тикой и частной сферой «свободы», а с объективной — к разделе-нию на политически активные и субкультурные группы.


В Западной Европе социалистическое движение обращает-ся к аудитории единомышленников в основном со страниц, экс-клюзивных по языку, содержанию и форме журналов. Данная корреспонденция и бюллетени предполагают структуру под-писчиков и единомышленников, которая соответствует исто-рическому положению дел где-то в 1900-х годах; ее формиро-вание по образцу «Искры» очевидно. Вероятно, ее создатели слушают The Rolling Stones, смотрят на вторжения и забастов-ки на экране и ходят в кино на вестерны или на Годара. Только в своем качестве создателей они не принимают этого во внима-ние, а в их анализе весь сектор медиа сжимается до размеров одного ключевого слова «манипуляция». Любое продвижение на данном поле заранее подозревается в намерении интеграции. Такое подозрение не безосновательно. Однако оно может скры-вать собственную двойственность и неопределенность. Страх быть поглощенным системой является признаком слабости; он подразумевает то, что капитализм может справиться с любым противоречием — убеждение, легко опровержимое исторически, да и теоретически несостоятельное.

Когда социалистическое движение умаляет новые произво-дительные силы индустрии сознания и отбрасывает работу над медиа в субкультуру, тогда возникает circulus vitiosus. Анде-граунд воспринимает технические и эстетические возможно-сти диска, магнитной записи, видеокамеры и т. д. все более ясно и систематически исследует эту местность. Однако он не распо-лагает собственной политической перспективой и поэтому, как правило, без сопротивления сдается коммерции. Политически активные группы относятся к каждому такому случаю с самодо-вольным злорадством. Процесс забывания — это следствие, в ко-тором обе стороны являются проигравшими. Из враждебного отношения левых к медиа, как и из деполитизации контркуль-туры, пользу извлекает единственно и исключительно капитал.

5

Манипуляция (в немецком языке — ручной или искусный прием) означает целенаправленное техническое вмешательство в налич-ный материал. Если речь идет об общественном непосредствен-но актуальном вмешательстве, то манипуляция является поли-тическим актом. Именно это происходит в индустрии сознания.

Любое использование медиа, таким образом, предполагает манипуляцию. Самые элементарные процессы медиального про-

1 5 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

изводства — от выбора самого средства коммуникации через за-пись, нарезку, синхронизацию, дубляж, микширование до рас-пространения — являются вмешательством в данный материал. Не существует неманипулируемого письма, съемки или отправ-ки. Поэтому вопрос не в том, манипулируются ли медиа или нет, а в том, кто ими манипулирует. Революционный проект дол-жен привести не к исчезновению манипуляторов, а, наоборот, к тому, чтобы сделать манипулятором каждого. Любой техниче-ский ручной прием потенциально опасен. Но манипуляция ме-диа должна сопровождаться не старыми или новыми формами цензуры, а лишь прямым общественным контролем, то есть осу-ществляться активизировавшимися массами.

Необходимым, но недостаточным условием этого являет-ся ликвидация капиталистических отношений собственности. По сей день не хватает исторических примеров самоуправляе-мого и массового процесса обучения, обеспечиваемого электрон-ными медиа. Страх коммунистов перед освобождением этого по-тенциала, перед мобилизующими возможностями медиа, перед взаимодействием свободных производителей представляет со-бой одну из главных причин того, что даже в социалистических странах продолжает господствовать старая буржуазная куль-тура, во многом производная и замаскированная, но структур-но бесспорная.

Для исторического объяснения такого положения дел можно привести тот факт, что индустрия сознания в России периода Ок-тябрьской революции чрезвычайно отставала. Производитель-ные силы с тех пор невероятно выросли, но производственные отношения были искусственно и зачастую насильственно закон-сервированы. Как и прежде, примитивная управляемая пресса, книга и театр остаются центральными медиа в Советском Сою-зе. Радио, кино и телевидение в своих проявлениях политически сдержанны. Такие иностранные радиостанции, как «Би-би-си», «Голос Америки» и «Немецкая волна», находят в связи с этим не только аудиторию, но и почти не ограниченную веру. Важ-ную роль играют такие архаичные медиа, как рукописный спи-сок и устно передаваемый стих.

6

Новые медиа по структуре эгалитарны. Через простой процесс переключения программ каждый может в них участвовать; сами программы являются нематериальными и могут воспроизво-


диться любым способом. Стало быть, электронные медиа про-тивостоят таким более старым медиа, как книга или станковая живопись, эксклюзивный классовый характер которых очеви-ден. Телевизионные программы для привилегированных групп (closed-circuit TV) технически вряд ли возможны и структурно абсурдны. Новые медиа имеют тенденцию к устранению всех образовательных привилегий и тем самым культурной монопо-лии буржуазной интеллигенции. Вот одна из причин недоволь-ства мнимой элиты индустрией сознания. Это духовность, кото-рую они защищают от «обезличивания» и «омассовления». Чем скорее они от нее откажутся — тем лучше.

7

Новые медиа ориентированы на действие, а не на созерцание, на мгновение, а не на традицию. Их отношение ко времени со-вершенно противоположно буржуазной культуре, которая хочет владеть длительностью, желательно вечностью. Медиа не про-изводят объекты, которые сберегаются и продаются с аукцио-на. Они упраздняют «духовную собственность» и ликвидируют «наследие», то есть привязанную к определенному классу пере-дачу нематериального капитала.

Однако это вовсе не значит, будто они лишены истории или ведут к исчезновению исторического сознания. Наоборот, они впервые позволяют зафиксировать исторический материал так, чтобы он всегда мог быть актуальным. Предоставляя этот ис-торический материал для актуальных целей, они дают понять каждому пользователю, что историография всегда есть манипу-ляция. Но память, которую они держат наготове, закрепляется не за кастой ученых. Она принадлежит обществу. Накопленная информация общедоступна, и этот доступ столь же мгновенен, как снимок. Достаточно сравнить модель частной библиотеки с моделью обобществленного устройства для хранения инфор-мации, чтобы увидеть структурное различие двух систем.

8

Медиаустройства нельзя рассматривать как простые средства потребления. Они по своему принципу одновременно являются средствами производства, а именно социализированными сред-ствами производства, так как находятся в руках масс. Электрон-ным медиа чужд конфликт между производителями и потреби-

1 5 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

телями; данный конфликт, скорее, утверждается искусственно с помощью экономических и административных механизмов.

Одним из ранних примеров такого положения дел может слу-жить различие между телеграфом и телефоном. В то время как телеграф до сих пор находится в руках бюрократического ап-парата, который может заархивировать и перепроверить каж-дый посланный текст, телефон напрямую доступен каждому пользователю. Благодаря конференц-связи телефон открыва-ет коллективный доступ к разговору даже для территориально отдаленных групп. Беспроводные звуковые и визуальные сред-ства коммуникации, напротив, подвергаются до сего дня госу-дарственной регламентации (закон о телекоммуникационном оборудовании). Принимая во внимание развитие техники, бла-годаря которому появился местный и международный радио-телефон, а к телевидению подключаются все новые диапазоны (даже в диапазоне гигагерц в одной местности возможна беспре-пятственная передача большого количества программ, не говоря уже о возможностях кабельного и спутникового телевидения), действующие законы о контроле эфира являются анахронизмом. Они напоминают об эпохе, когда использование печатного стан-ка ограничивалось привилегией императора. Социалистические движения должны включиться в борьбу за собственные часто-ты и в ближайшем будущем построить собственные передатчи-ки и ретрансляционные станции.

9

Из вышеперечисленных структурных свойств новых медиа следует то, что ни один из господствующих сегодня режимов не может сдержать свои обещания. Только свободное социали-стическое общество в силах активизировать новые медиа. Эту гипотезу подтверждает еще одна, пожалуй, ключевая черта пе-редовых медиа — их коллективная структура.

Ибо точка зрения, согласно которой с помощью медиа каж-дый в будущем сможет стать производителем, так и останется аполитичной и ограниченной, если производство будет основано на индивидуальной кустарщине. Работа в области медиа может быть индивидуальной только в той степени, в которой она оста-ется общественно и эстетически неактуальной. Примером здесь могут быть фотографии с последнего отпуска.

Именно на это, естественно, посягнули господствующие ры-ночные механизмы. Такие устройства, как мини- и узкопле-


ночная видеокамера, магнитофон, которые фактически уже давно находятся в руках масс, продемонстрировали, что оди-ночка, пока он остается изолированным, может стать с их по-мощью только любителем, но не производителем. Даже столь мощное средство производства, как коротковолновый пере-датчик, было таким способом усмирено и превратилось в ру-ках рассредоточенных радиолюбителей в безобидную и бес-следную «организацию досуга». Программа, которую создает изолированный от других любитель, всегда останется лишь некачественной и устаревшей копией того, что он и так полу-чит. Частное медиапроизводство является не чем иным, как концессионной надомной работой. Оно остается лишь уступкой даже в случае публикации. Для этого владельцы медиа разра-ботали собственные программы и рубрики, которые, как пра-вило, называются «демократический форум» или как-то в этом роде. Там, в углу, читатель (слушатель, зритель) «берет сло-во», которое, естественно, при желании может быть вырезано. Как и в практике демоскопии, его опрашивают исключитель-но для того, чтобы он утвердил собственную независимость. Речь идет об управляемом цикле, при котором обратная связь уже включена в расчет. Термин «концессия» здесь также мож-но употребить в другом, а именно в экономическом смысле: си-стема старается сделать каждого участника концессионером монополии, развивающим свои фильмы и крутящим свои лен-ты. Самодеятельность, которую позволяет реализовать, к при-меру, видеоаппаратура, должна быть пресечена уже в зароды-ше. Конечно, эти тенденции структурно устойчивы, и новые производительные силы не столько позволяют, сколько требу-ют их изменения.

Профессиональные производители медиа, как правило, злоб-но комментируют жалкие, беспомощные, зачастую унизитель-ные результаты этого концессионного производства. К вреду, причиняемому массам, также относится торжествующее пре-зрение к тому факту, что массы якобы не понимают, как пра-вильно использовать медиа. То, что разыгрывается в теле-визионных шоу вроде шоу Куленкампфа, должно послужить доказательством того, что медиа вообще не способны к собствен-ной артикуляции.

Это не только противоречит результатам новейших психоло-гических и педагогических исследований, но также легко объ-яснимо как оборонительная реакция: «одаренные» просто за-щищают свои привилегии. Речь идет о культурном аналоге тех

1 5 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

известных политических суждений, что якобы «слабоумный» рабочий класс не способен к какому-либо самоопределению.

Как ни странно, мнение о том, что массы никогда не могли управлять собой, можно также услышать из уст людей, считаю-щих себя социалистами. В лучшем случае речь здесь идет о тех экономистах, которые под социализмом понимают лишь нацио-нализацию.

10

Напротив, каждая социалистическая медиастратегия должна стремиться устранить обособленность отдельных участников об-щественного процесса обучения и производства, что невозможно без самоорганизации участников. Это и есть политическое ядро вопроса о медиа. По данному вопросу расходятся взгляды со-циалистов, поздних либералов и технократов. Тот, кто говорит об освобождении благодаря одному хорошо структурированно-му технологическому устройству или системе устройств, обре-чен на сомнительную веру в прогресс. Тот, кто воображает, буд-то медиа обретут свободу естественным образом, если каждый из нас будет прилежно отсылать и принимать информацию, по-падает в ловушку либерализма, который под современной ма-ской рекламирует поблекшее представление о предустановлен-ной гармонии социальных интересов.

Развеять эти иллюзии призвано утверждение о том, что пра-вильное использование медиа требует и разрешает организа-цию. Любое производство, которое делает своим объектом ин-тересы производителей, предполагает коллективный способ производства. Оно уже само по себе — форма самоорганизации общественных потребностей. Магнитофоны, видео- и узкопле-ночные камеры уже сегодня находятся в большом объеме в рас-поряжении наемных работников. Нужно задать вопрос о том, почему эти средства производства не появляются в массовом порядке на рабочих местах, в школах, в служебных кабинетах чиновников и вообще во всех общественных конфликтных си-туациях. Создавая агрессивные формы собственной публично-сти (Öffentlichkeit), массы могли бы завладеть своим повседнев-ным опытом и извлечь из него более значимые уроки.

Гражданское общество, само собой, защищается от таких перспектив правовыми мерами. Оно опирается на внутреннее законодательство, деловую и служебную тайну. Когда тайные службы проникают в дома и вторгаются в самые интимные раз-


говоры, общество приводит в оправдание трогательные довери-тельные отношения и проявляет нежную заботу о защите част-ной жизни, в которой уже ничего не является частным, кроме интересов эксплуататоров. Только коллективные организован-ные действия могут разрушить эти бумажные стены.

Коммуникационные сети, построенные для этих целей, могут помимо своей основной функции представлять интересные по-литические организационные модели. В социалистических дви-жениях диалектика дисциплины и спонтанности, централизма и децентрализации, авторитарного руководства и антиавтори-тарной дезинтеграции уже давно достигла мертвой точки. Ука-зания по поводу того, как преодолеть это состояние, могут дать сетевые коммуникационные модели, основанные на принципе взаимодействия: массовая газета, написанная своими читателя-ми и распределенная среди них, видеосеть политически актив-ных групп и т. д.

Радикальнее любого хорошего плана, упорнее экзистенциаль-ного побега из собственного класса медиа, пришедшие к самим себе, разрушают частные способы производства буржуазной ин-теллигенции. Их индивидуализм можно ликвидировать посред-ством продуктивных обучающих и рабочих процессов так, что-бы он перерос из нравственно обоснованного (что, как и раньше, означает «индивидуального») отступничества в качественно но-вое политическое самосознание и поведение.

11

Широко распространенный тезис гласит, что сегодняшний ка-питализм живет эксплуатацией ложных потребностей. В луч-шем случае это лишь часть правды. Результаты исследований популярных американских социологов типа Вэнса Паккарда5

5. Вэнс Паккард (1914–1996) — американский журналист, социальный кри-тик и автор. Работал репортером и писателем в Associated Press, The American Magazine, Collier’s. В 1957 году опубликовал книгу «Тайные манипуляторы» (The Hidden Persuaders), ставшую бестселлером и ра-зошедшуюся в более чем 1 миллион экземпляров. В этой книге автор анализирует использование в рекламе мотивации потребителя и дру-гих психологических техник, в том числе долговую психологию и под-сознательные тактики с целью манипуляции ожиданий и увеличения желания покупки товаров, в особенности в послевоенную эпоху в Аме-рике. Он выделил восемь «насущных потребностей», которые, как обе-щают рекламщики, могут осуществить эти продукты. Согласно Пак-карду, эти нужды настолько сильны, что люди вынуждены покупать

1 5 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

небесполезны, но ограниченны. Их тезисы об оживлении спро-са за счет рекламы и искусственного выхода из употребления не могут адекватно объяснить гипнотическую тягу наемных рабочих к массовому потреблению. Гипотеза о «терроре по-требления» сталкивается с предрассудками считающей себя просвещенной буржуазии об интегрированном, ставшем мелко-буржуазным и коррумпированным пролетариате. Притягатель-ная сила массового потребления основана, однако, не на навя-зывании ложных потребностей, а на искажении и эксплуатации вполне реальных и законных потребностей, без которых пара-зитарный процесс рекламы потерпел бы крах. Социалистиче-ское движение должно не разоблачать эти потребности, а вос-принимать их всерьез, исследовать и использовать политически.

Это также верно в отношении индустрии сознания. Электрон-ные медиа обязаны своей неуязвимостью не какой-то хитрости, а элементарной силе глубоких социальных потребностей, кото-рые даже в извращенном состоянии пробиваются сквозь медиа.

Интересы масс остаются тем временем довольно-таки неиз-веданным полем хотя бы потому, что они никому не интересны, да и исторически новы. Конечно, они выходят далеко за преде-лы целей, которые преследует традиционное рабочее движение. Как и в сфере производства, где индустрия товаров и индустрия сознания все больше проникают друг в друга, материальные и нематериальные факторы субъективно, с точки зрения по-требностей, тесно переплетены между собой. При этом за ними тянутся старые психосоциальные мотивы (социальный престиж, идентификационный образец), но появляются также и новые мощные, утопичные мотивы. С материалистической точки зре-ния ни те ни другие не должны быть скрыты.

Анри Лефевр предложил понятие «спектакль» (spectacle) для обозначения современной концепции массового потребления. Товары и витрины, дорожное движение и реклама, универмаг и мир сигналов, новости и упаковка, архитектура и медиапро-дукция образуют совокупность, постоянную инсценировку, ко-торая господствует не только в публичных городских центрах, но и в частных интерьерах. Лозунг «Жить красивее!» делает даже обыденные предметы реквизитом этого общего фестива-ля, где фетишный характер товаров абсолютно противополо-

товары, чтобы удостовериться в этом. Книга также исследует манипу-лятивные техники продвижения политиков на выборах и вопросы мо-ральности использования таких техник. — Прим. пер.


жен их потребительской стоимости. Головокружение, возникаю-щее от этих праздников, является и остается головокружением в пределах существующего общества.

Тем не менее в нем содержится и кое-что другое. Потребление как спектакль сулит исчезновение дефицита. Обманные, жесто-кие и непристойные шествия праздника происходят оттого, что о реальном выполнении этого обещания не может быть и речи. Пока господствует дефицит, потребительская стоимость остается ключевой категорией, которая может быть ликвидирована толь-ко мошенническим путем. Однако мошенничество в таких раз-мерах мыслимо, лишь когда оно основано на массовой потребно-сти. Эта утопичная потребность существует: стремление к новой экологии, к обособлению окружающей среды, к эстетике, не огра-ниченной сферой «художественной красоты». Данные желания не являются внутренними правилами игры капиталистической системы — по крайней мере, не в первую очередь. Они коренят-ся в физиологии и не могут быть подавлены. Экспозиция потреб-ления — это пародийное предвосхищение утопической ситуации.

Обещания медиа показывают ту же амбивалентность. Они отвечают на массовую потребность в нематериальном разнооб-разии и мобильности (которая ищет своего материального осу-ществления во владении частным автомобилем и в туризме) и эксплуатируют ее. Такими же мощными и однозначно эман-сипационными являются и другие коллективные желания, кото-рые зачастую раньше распознаются и правильнее оцениваются капиталом, чем его противниками, — конечно, лишь для того, что-бы ими овладеть и лишить взрывной силы: потребность участия в общественном процессе локального, национального и между-народного масштаба; потребность в новых формах взаимодей-ствия, в избавлении от невежества и незрелости; потребность в самоопределении. «Присутствовать везде!» — один из наиболее успешных лозунгов индустрии сознания. «Читательский парла-мент» газеты «Бильд» — прямая демократия, направленная про-тив интересов демоса (demos). «Свободное пространство» и «сво-бодное время» — понятия, которые схватывают дополнительные потребности масс и одновременно нейтрализуют их.

Соответственно, медиа проницаемы для утопических исто-рий. Пример: история того молодого итало-американца, который угнал пассажирский самолет в Калифорнии, чтобы добрать-ся домой в Рим, была без сопротивления принята реакционной массовой прессой и, несомненно, правильно понята ее читателя-ми. Идентификация основана на необходимости, которая стала

1 6 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

всеобщей: никто не понимает, почему такие путешествия пред-писаны лишь политикам, крупным чиновникам и бизнесменам. Под таким же углом можно проанализировать роль поп-звезды, где причудливо смешиваются авторитарные и освободительные моменты. Возможно, немаловажно то, что бит-музыка предлага-ется в качестве идентификационной модели не индивидуумам, а группам. В производстве The Rolling Stones (и в способе произ-водства) часто выходит наружу утопичное содержание.

Такие мероприятия, как Вудсток, концерты в Гайд-парке, на острове Уайт и в Альтамонде (Калифорния), развивают мо-билизующую силу, о которой политические левые могут толь-ко мечтать.

Совершенно ясно, что индустрия сознания при существую-щих общественных формах не может избавиться от потребно-стей, какими она живет и которые она должна возбуждать, — только в иллюзорных игровых формах. И дело здесь не в том, чтобы принять на слово их обещания, а в том, чтобы поймать их на слове и показать, что они могут осуществиться лишь в ходе культурной революции. Социалисты и социалистические прави-тельства, удваивающие разочарование масс, неправильно объ-ясняя их потребности, делают себя сообщниками системы, ко-торую взялись побороть.

12. Резюме

Репрессивное использование медиа

Эмансипационное использование медиа

· Управляемая из центра программа

· Децентрализованная программа

· Один отправитель, много приемников

· Каждый приемник является потенциальным отправителем

· Иммобилизация изолирован-ных индивидов

· Мобилизация масс

· Пассивное состояние потре-бителя

· Интерактивность участниковОбратная связь

· Процесс деполитизации · Политический процесс обучения

· Производство с помощью специалистов

· Коллективное производство

· Контроль через собственни-ков или бюрократов

· Общественный контроль через самоорганизацию


Building Blocks for a Theory of the Media

Hans Magnus Enzensberger. German poet, writer, translator, and public figure. Initiated several well-known publishing and editorial projects.

Keywords: consciousness industry; elec-tronic mass media; socialistic media the-ory; feedback; interactivity; manipulation; network forms of publicity; self-organiza-tion.

This classic text, by the well-known, left-wing media theorist and explicit media optimist Hans Magnus Enzensberger, which led to a famous debate with Jean Baudrillard on the political dimension of mass media, reveals the extent to which the author’s critique of quasi-Marxist media theory depends on the key state-ments of his own vis-a-vis. Enzensberger characterized classical mass media, foremost cinema and television, as one-way and closed, without possibility of feedback, so that any contact with the audience is minimal. However, in his opinion, media technology itself is not to blame. He examines how the universal capitalist media system, which combines classical and new electronic media, has come into being, and terms it “the con-sciousness industry,” similarly to the

“culture industry” of Theodor Adorno and Max Horkheimer. The author considers

the ideas of total control, censorship, and manipulation used by left-wing crit-ics of bourgeois media to be extremely narrow, and indicates that there is imma-nent emancipating potential in new media. The problem of open media com-munication is raised, in the context of changing modes of production and forms of ownership, with the author developing ideas close to those of Bertolt Brecht and Walter Benjamin. Enzensberger writes about the mobilizing power of modern media and urges the socialist move-ments to develop their own media resources. Thus, he states that that it is possible to emancipate new media by changing the subject who owns them. This is the point to which Jean Baudrillard is mainly opposed. Enzensberger dis-cerns a problem in the repressive use of media (by centrally guided programs, with one addresser and many address-ees, which makes users passive and depoliticized). Experts produce content; however, it is controlled by the owner or by the bureaucracy. “The liberating use of media,” on the contrary, could make an addresser out of every addressee. Due to the elimination of technical barriers, masses could be mobilized toward politi-cal participation.

References

Benjamin W. Proizvedenie iskusstva v epokhu ego tekhnicheskoi vosproiz-vodimosti [Kunstwerk im Zeitalter seiner technischen Reproduzier-barkeit], Moscow, Medium, 1996.

Brecht B. Teoriia radio [Radiotheorie]. O literature [Schriften zur Literatur],

Moscow, Hudozhestvennaja literatura, 1988, pp. 91–101.

Enzensberger H. M. Baukasten zu einer Theorie der Medien. Palaver. Poli-tische Überlegungen (1967–1973), Frankfurt am Main, Suhrkamp, 1974, pp. 91–128.

1 6 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Ваше внутреннее вовне и ваше

внешнее внутриМифический мир

электронных медиа

Перевод с немецкого Игоря Чубарова

и Ирины Градинари по изданию: © Bolz N. Your

inside is out and your out-side is in — die mythische

Welt der elektronischen Me-dien // Mediendämmerung. Zur Archäologie der Medi-

en / P. Klier, J.-L. Evard (Hg). B.: Tiamat, 1989. S. 81–89.

Публикуется с любезного разрешения автора.

Норберт Больц

Доктор наук, профессор медиаиссле-дований, директор Института языка и коммуникации Берлинского техниче-ского университета. адрес: Straße des 17. Juni 135, 10623 Berlin, Germany. E-mail: [email protected].

Ключевые слова: Маклюэн; действую-щая метафора; технологические рас-ширения нервной системы; тактильность всеприсутствия; техниче-ски Реальное; мифология медиа.

Ранний текст Больца (1989) пред-ставляет такую ключевую для истории медианауки фигуру, как Маршалл Мак-люэн. Больц рассматривает причины нашей поглощенности современными средствами массовой коммуникации

За два года до «Грамматоло-гии», изобличившей западный дух забвения письма, и «Нега-тивной диалектики», заклей-мившей общественную объ-ективность того же духа как тотальную связь заблуждений, появилась одна книга, кото-рая с беззаботным позитивиз-мом заглянула в прекрасный новый мир медиа. Ее тезис со-держался (а это так у всех хо-роших книг) в названии, бу-дучи помещенным в него как в некую скорлупу, — «Понима-ние медиа: внешние расши-

42600008490000000000098886646534000000000000000000000820829210000008941759500000000022071300000305429960565000000032919000012944556786953000000036800005891933203513900000000006000567979943194613600000002248414153041164891500000000031751982480000000000000000082264627519800000000000000016693826215997000000000000000001991123722027170181470000000006694947721193253688945000000006071214642623595938878000000005210002605319061848820000000080000000061512796187000000000000000000037234173226000000000000000000838543745840000000700000000616209889236000000091190000000392099341000000004649417900000000000000000002897906406468180000000009977332527

ства и времени, заставив нас отбро-сить старые формы приспособления и ускорения, а скорость церебральных сигналов задает меру электронным информационным процессам. Со-гласно Больцу, медиа просто перево-дят прошлый опыт на новые носители, но именно поэтому новые медиа все-гда привлекательны, так как обеспечи-вают счастье узнавания собственного опыта в новой форме материала. Из-вестную Маклюэнову формулу «меди-ум — это сообщение» Больц называет фельетонической и предлагает, вслед за Фридрихом Киттлером, понимать ее как открытие смысла предыдущего ме-диа в последующем. Нашу повседнев-ность в мифическом мире новых медиа Больц предлагает рассматривать как войну другими средствами — электрон-ную битву информации и образов. На-чиная с электронного расширения центральной нервной системы в новых медиа, на аренах военных действий речь идет о некоем мысленном созда-нии и разрушении образа (mental im-age-making-and-breaking).

Н О Р Б Е Р Т Б О Л ь Ц 1 6 3

рения человека»1. Актуальность Маршалла Маклюэна прояв-ляется в развертывании этого названия.

Основная функция любого медиума — хранить и передавать информацию, при этом сохранение обеспечивает доступ к ней; так медиа оснащают нас искусственным восприятием. Каж-дый медиум формирует человеческие действия, поскольку он, подобно метафоре, преобразует опыт: «Все средства коммуни-кации, будучи способными переводить опыт в новые формы, являются действующими метафорами»2. Тот факт, что мы по-стоянно слушаем радио и нам так трудно выключить телеви-зор, — наше фанатичное пользование новыми медиа — истолко-вывается Маклюэном через объективированное удовольствие от использования чувств (Sinnengebrauch).

1. Здесь и далее цит. по: Маклюэн М. Понимание медиа: внешние расши-рения человека. М.: Кучково поле, 2003.

2. Там же. С. 69.

(телевидением и т. д.). Полагая вслед за Маклюэном, что наше внутреннее находится вовне, а наше внешнее вну-три, Больц исходит из знаменитого те-зиса канадского медиатеоретика, что все технологии представляют собой расширение тела (Physis). Тогда но-вые медиа представляют собой овне-шнение нашей самости, производя, как это усмотрел уже Вальтер Бень-ямин, коллективную хирургию соци-ального тела. Больц понимает медиа как расширение центральной нервной системы, а ее саму как электронную сеть, синтезирующую и координирую-щую наши органы чувств. Подобные процессы происходили в другую ис-торическую эпоху в мифологическом сознании. Мир современных медиа по-добен мифу мгновенностью (instan-tan) и одновременностью процессов вместо их последовательности (se-quentiell), обусловлен конфигурациями вместо линейных связей и предпола-гает распознавание паттернов (pattern recognition) вместо классификаций. Электронные расширения самости преодолели ограничения простран-

ства и времени, заставив нас отбро-сить старые формы приспособления и ускорения, а скорость церебральных сигналов задает меру электронным информационным процессам. Со-гласно Больцу, медиа просто перево-дят прошлый опыт на новые носители, но именно поэтому новые медиа все-гда привлекательны, так как обеспечи-вают счастье узнавания собственного опыта в новой форме материала. Из-вестную Маклюэнову формулу «меди-ум — это сообщение» Больц называет фельетонической и предлагает, вслед за Фридрихом Киттлером, понимать ее как открытие смысла предыдущего ме-диа в последующем. Нашу повседнев-ность в мифическом мире новых медиа Больц предлагает рассматривать как войну другими средствами — электрон-ную битву информации и образов. На-чиная с электронного расширения центральной нервной системы в новых медиа, на аренах военных действий речь идет о некоем мысленном созда-нии и разрушении образа (mental im-age-making-and-breaking).

1 6 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Медиа обеспечивают счастье узнавания собственного опыта в новой форме материала. Всякий перевод опыта в некий новый медиум приносит playback (воспроизведение) прежних осозна-ний (Gewärtigkeit3) и переводит внешний мир в структуру наше-го собственного бытия. Маклюэн говорит здесь о «возбуждении от перевода» (excitement of translation), и мы слышим его вели-колепную интонацию (O-Ton):

Сообщения в прессе, на которые все люди в первую очередь обращают внимание, — это сообщения о том, о чем они уже зна-ют. Если нам довелось быть свидетелями какого-то события, будь то бейсбольный матч, крах фондовой биржи или снеж-ная буря, мы прежде всего обращаемся к сообщению об этом событии. Почему? Ответ на этот вопрос имеет решающее зна-чение для понимания средств коммуникации. Почему ребен-ку нравится без умолку, пусть даже и сбивчиво, болтать о том, как он провел день? Почему мы предпочитаем романы и кино-фильмы об известных событиях и персонажах? Потому что для разумных существ заново видеть или узнавать свой опыт в новой материальной форме — высшая радость в жизни. Опыт, переведенный в новое средство коммуникации, дарит чарую-щее возвращение прежнего переживания, в самом буквальном смысле. Пресса повторяет то возбуждение, которое мы полу-чаем от работы своего ума, а посредством работы своего ума мы можем переводить внешний мир в ткань нашего собствен-ного бытия. Этим возбуждением от перевода как раз и объ-ясняется, почему люди совершенно естественным образом желают все время пользоваться своими чувствами. Те внеш-ние расширения чувств и способностей, которые мы называем средствами коммуникации, мы используем так же постоянно, как глаза и уши, и притом исходя из тех же самых мотивов4.

Будущий директор Института культуры и техники в Торонто натолкнулся, будучи студентом в Кэмбридже, на электрофи-зиологические исследования Кита Лукаса и Эдгара Дугласа Эд-риана, расшифровавших код, с помощью которого передается информация по центральной нервной системе живых существ. Данная нейропсихологическая парадигма стала для Маклюэ-на, как и для Фрейда, конститутивной для развития его теории.

Электронные средства коммуникации мы и называем тем подспудным технологическим расширением нашей централь-

3. Обратить внимание на что-либо, познать, осознать что-либо в настоя-щий момент (нем.). — Прим. пер.

4. Там же. С. 240–241.


ной нервной системы, начавшимся с середины XIX века; исход-ная точка — 1844 год:

В тот же самый год… когда на первой американской теле-графной линии люди играли в шахматы и лотереи, Сёрен Кьеркегор опубликовал «Понятие страха». Началась Эпоха Тревоги. Ибо с появлением телеграфа человек приступил к тому овнешнению, или расширению наружу своей цен-тральной нервной системы, которое приближается ныне к стадии расширения сознания с помощью спутникового вещания. Вынести свои нервы вовне и поместить свои физи-ческие органы внутрь нервной системы, или мозга, значит инициировать если уж не понятие, то во всяком случае ситуацию страха5.

Ваше внутреннее — вовне, ваше внешнее — внутри. Об этом овне-шнении центральной нервной системы и соответствующем ото-бражении органов тела в мозгу и пойдет речь. Но прежде зафик-сируем одно из важнейших дифференциаций понятия средств коммуникации: различие между горячими и холодными медиа. Горячие медиа с высокой точностью расширяют отдельный ор-ган чувств, то есть посредством изобилия данных они создают состояние насыщения — Маклюэн говорит в этом случае о «вы-сокой определенности» (high definition). Поэтому такие средства коммуникации, как фотография или радио, требуют малого уча-стия и рецептивного дополнения. Холодные же медиа, такие как телефон или карикатура, наоборот, поставляют органам чувств мало данных и потому требуют усиленного рецептивного уча-стия. «Если средство коммуникации обладает низкой определен-ностью, то участие становится высоким. Видимо, именно поэто-му влюбленные любят перешептываться»6.

В этом контексте обретает хороший, а именно антигерме-невтический, смысл пресловутая фельетонная формула «ме-диум и есть месседж» (the medium is the message). Содержа-нием одного медиума всегда является другой медиум. И это один из важнейших эффектов содержания — отвлечь от медиу-ма, чем объясняются обманы восприятия, которые именуют-ся литературной критикой. Эффекты средства коммуникации абсолютно независимы от его программы. Тем самым Маклю-эн создает противоположный полюс к качественным анали-зам контекста (content analysis): эффективный контроль над

5. Там же. С. 287. 6. Там же. С. 365.

1 6 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

средствами коммуникации должен начинаться за пределами их программ — с термостатической формы количественного рас-пределения «медийных осадков» (media fallout)7. Маклюэн, ко-нечно же, интересуется массажем масс через месседж медиу-ма. Если все технологии представляют собой расширение тела (Physis), то новые медиа как овнешнение нашей самости произ-водят коллективную хирургию социального тела (как это уже усмотрел и Вальтер Беньямин).

Электроника — это расширение нашей центральной нервной системы, которую, в свою очередь, саму можно понять как элек-тронную сеть, координирующую наши органы чувств. Таким об-разом, мы можем определить оба основополагающих процесса, формирующих лицо постисторического мира: во-первых, овнеш-нение центральной нервной системы в новых средствах комму-никации и, во-вторых, перенос сознания в компьютер посред-ством электронных симуляций.

Языки — это заикающиеся расширения наших пяти чувств, которым свойственны разные пропорции и волновые длины. Непосредственная симуляция сознания преодолела бы речь в своего рода массивном сверхчувственном восприятии подоб-но тому, как глобальные термостаты могли бы оставить в про-шлом те расширения кожи и тела, которые мы называем домами8.

Я перевел здесь маклюэновское понятие extension как «овнеш-нение» (Entäußerung), чтобы выставить на обозрение решающее упущение: электронные расширения нашего тела (Physis) в ме-диа издавна провоцируют характерное недоразумение — они-де существуют независимо от нас «там вовне».

Электрическая технология напрямую связана с нашими цен-тральными нервными системами, а потому нелепы всякие раз-говоры о том, что «то, чего хочет публика», играет ей на нервах9.

Электронные расширения нашей самости обходят время и про-странство и уже не позволяют вмещать себя в старые формы ускорения, приспособления и апперцепции. Скорость сигналов в центральной нервной системе служит мерой для электрон-

7. Слово fallout употребляется для обозначения прежде всего радиоактив-ных осадков. — Прим. пер.

8. Там же. С. 149. 9. Там же. С. 82.


ных информационных процессов. Так возникает некая тоталь-ность всех охватываемых осознаний (Gewärtigkeit). Подобно миру мифа, мир новых медиа является мгновенным (instantan), а не последовательным (sequentiell); он обусловлен конфигура-циями вместо линейных связей и требует «распознавания пат-тернов» (pattern recognition) вместо классификации.

В «мифическом»10 мире электронной обработки данных давно стала нормой повседневности необходимость справляться с си-туациями информационной перегрузки, когда речь всегда идет о распознавании конфигураций. Поэтому Маклюэн снова и снова заклинает «Низвержение в Мальстрём» Эдгара Аллана По как литературную первосцену нового медиамира: подобно тому как любой может сегодня показать, что он справляется с информа-ционной перегрузкой только через иконическую форму осозна-ния, так и медиатеоретик вместо того, чтобы плыть против пото-ка «электронной обработки данных», моралистически протестуя, должен обратить внимание на спасительные конфигурации.

Иконическое внимание — позиция, соразмерная мифическо-му миру новых медиа. Ибо схемы контура и другие интеграль-ные модели электроники делают возможным мгновенные ин-формационные процессы, которые, собственно, больше не знают даже временнóго дифференциала между действием и реакци-ей. И это мифично.

Миф представляет собой сжатие, или имплозивное свертыва-ние, всякого процесса, и сегодня мгновенная скорость элек-тричества сообщает мифическое измерение даже самому простому промышленному и социальному действию. Мы живем мифически, но продолжаем мыслить фрагментарно и однобоко11.

Так мы мыслим глупее, то есть более философски, чем живем, а живем мифически. Однако наш критический дух — не един-ственное, что препятствует нам внимательно всмотреться в тех-нически Реальное новых медиа. В одном пункте необходимо со-гласиться с культуркритическим сознанием: мир новых медиа покрыт некоей анестезирующей вуалью. И все-таки зачем нар-коз? Мы уже говорили о страхе овнешнения. Кроме того, задача рецепции шока беспредельно возросла благодаря массмедийно-му расширению наших чувств. Подобно тому как индивидуаль-

10. Там же. С. 7. 11. Там же. С. 32.

1 6 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

но-психологическое вытеснение функционирует в качестве за-щитного наркоза психического аппарата, так и массмедиальная рецепция шока требует некоей «системы охлаждения» (cooling system) в качестве цензурирующей инстанции.

Принципиально значимо: при каждой технологической ин-новации анестезируется расширяющаяся благодаря ей зона овнешнения. И как раз это в новых медиа — технологически выставленная напоказ (exponierte) центральная нервная систе-ма — требует защитного наркоза. Отсюда происходит сомнамбу-лизм постистории. Comfortably numb (комфортное оцепенение) — так называется песня из этого мира12.

Вместе с электрической, а равно и любой другой технологией вступает в действие принцип оцепенения. Когда наша цен-тральная нервная система расширяется и ставится под удар, мы вынуждены вводить ее в оцепенение, иначе мы умрем. Таким образом, эпоха тревоги и электрических средств явля-ется также эпохой бессознательного и апатии. Но, что удиви-тельно, это вдобавок еще и эпоха осознания бессознательного. Со стратегическим погружением нашей центральной нервной системы в состояние оцепенения задачи осознания и созна-тельного упорядочения переносятся в физическую жизнь человека, вследствие чего он впервые сознает технологию как расширение своего физического тела. Очевидно, этого не могло случиться раньше, чем электрическая эпоха дала нам средства мгновенного, тотального осознания поля. С появлением такого осознания подсознательная жизнь — как частная, так и социальная — была выведена в поле всеобщего обозрения, и в итоге мы приобрели то «общественное созна-ние», которое представляется нам причиной гнетущего нас чувства вины13.

Итак, когда из благих побуждений людям желают лучших те-левизионных программ, мы имеем дело с полным непониманием технической Реальности новых медиа. Ибо если нас самих фак-тически и могли оглупить американские «сериалы», то это еще не затрагивает решающего обстоятельства: эндогенной анесте-зии людей в мифическом мире новых медиа. Маклюэн говорит здесь, — как всегда, очень емко — о нарциссическом наркозе; че-ловек околдован овнешнением себя самого в другом материале. Электронный наркоз не делает нас трудоспособными, а депотен-

12. Композиция группы Pink Floyd. — Прим. пер. 13. Там же. С. 59.


цирует сознание на каждом уровне сублиминальных осознаний, которые единственно соразмерны нашей непрерывной сопря-женности с медиа. Отсюда также происходит и примат тактиль-ности в гражданской войне технологически вооруженных [орга-нов] чувств. Маклюэн примыкает здесь к эмансипации осязания в программе Баухауза.

«Для осязания все вещи внезапны, противоположны, ориги-нальны, лишни, чужды»14. Следовательно, осязание (touch) озна-чает не первичный контакт с вещами, но жизнь самих вещей в человеческом духе. Если понимать осязание как устанавли-вающую отношения реальность, то электричество, учреждаю-щее отношения как таковые, можно охарактеризовать как из-начально тактильное.

Осязание формирует «взаимодействие чувств» (interplay of senses) и к тому же позволяет понять тактильность как силу перевода опыта одного чувства на языки всех других чувств. По отношению к отстраненному удовольствию от рефлексии (Re-flexionslust) кантовской игры душевных способностей маклюэ-новская синестезия «взаимодействия» (interplay) чувств обра-зует точную антитезу — его sensus communis (общим чувством) служит осязание: touch (прикосновение). А теперь медиатеоре-тическая особенность (Pointe): расширение осязания с макси-мальным «взаимодействием» чувств называется телевидением.

Подобно тому как Hi-Fi придает звуку равномерную и как бы скульптурную осязательность, внушая, что перформанс музы-кантов и инструментов совершается в пространстве самих слу-шателей, так и в телевидении благодаря тому, что крупный план стал нормой, сплошь господствует тактильность всеприсутствия (überall Dabeisein). Маклюэн говорит о «всепоглощающей сей-часности»15 и о «всевовлекающих сенсорных полномочиях теле-визионного образа16». Телевидение создает новый мир с незна-чительной визуальной ориентацией и большой включенностью, даже сопричастностью. Будучи холодным медиумом, оно интен-сивнее подвигает зрителя к участию, и постольку он благодаря «взаимосвязи» должен дополнить то, на что телевизионная кар-тинка с его мозаикой пикселей лишь намекает. В строгой проти-воположности к линейности и перспективности разума Нового времени телевизионная картинка благодаря мозаике являет-

14. Там же. С. 385. 15. Там же. С. 386. 16. Там же. С. 353.

1 7 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ся не трехмерной, а прерывистой и асимметричной. Из многих миллионов пикселей в секунду зритель способен воспринять только ничтожную долю благодаря иконической апперцепции, формируя какой-то образ. Он постоянно принужден сопрягать зоны экрана посредством тактильной сопричастности.

Однако и производство образов телевидения тотально так-тильно, как это подтверждает технический термин scanning- finger. Непрерывное сканирование изображений через телевизи-онную камеру — scanning — дает вместо какого-то изолированно-го аспекта единый иконический профиль.

С появлением телевидения сам зритель становится экраном. Он подвергается бомбардировке световыми импульсами, которую Джеймс Джойс назвал «Атакой Световой Бригады», и эта бомбардировка нашпиговывает «оболочку его души душещипательно-подсознательными осторожными намека-ми». Телевизионный образ с точки зрения заложенных в нем данных имеет низкую визуальную определенность. Телеви-зионный образ не стоп-кадр. И это ни в каком смысле не фотография; это непрестанно формирующийся контур вещей, рисуемый сканирующим лучом. Складывающийся в результате пластичный контур образуется просвечиванием, а не освещением, и сформированный таким способом образ имеет качества скульптуры и иконы, но никак не картины17.

Такие постоянно возвращающиеся слова, как all-inclusive (все-поглощающий), all-involving (всевовлекающий), unique-around space (уникальное обволакивающее пространство), depth partic-ipation (глубинная взаимосвязь) и т. д., указывают, что с телеви-дением мы переступили порог маклюэновского медиакатолициз-ма. Мифический мир новых медиа представляет собой именно католический в многозначительной Галактике Гутенберга спе-циалистов и индивидуалистов, располагающихся под знаком книги (книг). Данную антитезу можно перенести в формулу: те-левизионный образ против фонетического письма.

Такое холодное средство коммуникации, как иероглифиче-ское или идеографическое письмо, очень отличается по своим воздействиям от такого горячего и взрывного посредника, как фонетический алфавит. Алфавит, доведенный до высокой степени абстрактной визуальной интенсивности, превратился в книгопечатание. Печатное слово с присущей ему специа-

17. Там же. С. 358–359.


листской интенсивностью разрывает путы средневековых корпоративных гильдий и монастырей, создавая крайние индивидуалистические образцы предпринимательства и монополии18.

Фонетическое письмо индивидуализирует, разделяет органы чувств и жертвует теми мирами значимости, которые были от-ражены еще в иероглифах и идеограммах. Технология печат-ного слова — типографический принцип однородности, непре-рывности, линейности, воспроизводимости и централизованной организации — стала моделью разума Галактики Гутенберга. По отношению к ее линейному структурированию рациональ-ной жизни телевизионное изображение должно было вызвать невыносимый скандал. Потому-то человек литературный и объ-явил ему войну. Осознавая это, подобно Маклюэну буквально, мы осознаем, что конфронтация медиа служит основой всех войн.

Прежние войны могут рассматриваться теперь как обработка трудных и сопротивляющихся материалов с помощью самой последней технологии, как стремительное обрушивание индустриальных продуктов на вражеский рынок вплоть до его полного социального насыщения. Войну фактически можно рассматривать как процесс достижения равновесия между неравными технологиями…19

Война является ускоренным технологическим изменением, а наша повседневность в мифическом мире новых медиа — электронной битвой информаций и образов. К тому же мож-но было бы сказать: начиная с электронного расширения цен-тральной нервной системы в новых медиа, на аренах военных действий речь идет, собственно, лишь о некоем «ментальном со-творении-и-сокрушении-образов» (mental image- making-and-breaking).

Там, где такие войны становятся кровавыми, рецепция тех-ники терпит неудачу. А так как постоянно существует угроза того, что бескровная война чувств трансформируется в леталь-ную звездную войну, требуется эстетическая система раннего оповещения: художник должен переселиться из башни слоновой кости в диспетчерскую полетов. Там сидит уже в своем кресле «мыслитель-радар» Бенна, воображая антиокружающие миры,

18. Там же. С. 29. 19. Там же. С. 349.

1 7 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Your Inside Is Out, Your Outside Is In: a Mythic World of Electronic Media

Norbert Bolz. PhD, Professor of Media Studies, Head of the institute for Lan-guage and Communication at the Techni-cal University of Berlin. Address: Straße des 17. Juni 135, 10623 Berlin, Germany. E-mail: [email protected].

Keywords: McLuhan; active metaphor; technological extensions of nervous sys-tem; tactility of omnipresence; techni-cally Real; media mythology.

This early text from Bolz introduces a key figure in the history of media science: Marshall McLuhan. Bolz reflects on why we are so obsessed with modern mass media. Like McLuhan, he believes that

“your inside is out, your outside is in,” and refers to a famous statement by the Canadian media theorist, that all tech-nologies are extensions of the body (Phy-sis). Thus, new media should externalize our selves, producing collective surgery of the social body, as Walter Benjamin had already noted in his works. Bolz sees media as an extension of our central nervous system, with the latter itself as a network that synthesizes and coordi-nates our senses. Similar processes took place in the mythological consciousness of a different historical period. The world of modern media is similar to myth, in that the processes here are instantane-ous (instantan) and simultaneous

instead of being sequential (sequentiell). Moreover, the world of media is also predicated on configurations instead of linear relations, and implies pattern rec-ognition instead of classifications. Elec-tronic extensions of self have overcome the restrictions of space and time, thus making us throw away old forms of accommodation and acceleration; now the speed of cerebral signals paces elec-tronic information processes. According to Bolz, media just transmit past experi-ence onto new data carriers, but this is the very reason why new media are so attractive, as we are happy to recognize our own experience in a new material form. Like Friedrich Kittler, Bolz offers another reading for McLuhan’s state-ment that “the medium is the message,” which by itself seems “feuilleton-like”. In Bolz’s view, it actually means that the sense of past media opens in the media following. Bolz also offers that we think of our everyday life, in this mythic world of new media, as of making war using new means, or, better yet, as carrying on an electronic struggle through information and imagery. Starting from the electronic extension of the central nervous system in new media, it is a matter of “mental image-making-and-breaking” on the bat-tlefields.

которые делают возможным такую тренировку восприятия, что технически Реальное новых медиа само становится восприни-маемым — пластическими образами мгновенного мира, в котором сосуществуют органы чувств.

И притом как в мифе.

Ф Р И Д Р И Х К И Т Т Л Е Р 1 7 3

Медиа философии, философия медиа

Перевод с немецкого Ильи Инишева.


Фридрих Киттлер

Фридрих Киттлер (1943–2011). Германист, историк медиа, теоретик электронных ме-диа, многолетний директор Центра культур-техники им. Германа фон Гельмгольца (HZK) Берлинского университета им. Виль-гельма фон Гумбольдта, Берлин.

Ключевые слова: философия медиа; исто-рия медиа; медиатехнические условия фи-лософии; книга; Фома аквинский; Гегель; машина Тьюринга.

Статья самого авторитетного и именитого европейского медиатеоретика современ-ности посвящена проблеме научного стату-

Трудности, с какими сталкивается философия медиа, которую нель-зя счесть абсолютно излишней в нынешних высокотехнологич-ных условиях, восходят, вероятно, к медиа самой философии. Сре-ди так называемых гуманитар-ных наук философия отличается наименьшим интересом к техни-ческим предпосылкам собствен-ного существования. В основании этого упущения лежало и лежит, по всей видимости, понятие о по-

1. Лакан Ж. Психоанализ и кибернети-ка, или О природе языка // Он же. «Я» в теории Фрейда и в технике психоана-лиза. Семинар. Кн. II. 1954/1955. М.: Гно-зис, Логос, 2009. С. 428.

4595254МЫ0ПРЕКРАСНО0ЗНАЕМ, 50КОНЕЧНО,0ЧТО0МАШИНА0ЭТА 29445НЕ0ДУМАЕТ.0ЭТО0МЫ0ЕЕ 8833СДЕЛАЛИ,0И0ДУМАЕТ0ОНА 2ТОЛЬКО0ТО,0ЧТО0ЕЙ0СКАЖУТ. 9НО0ЕСЛИ0НЕ0ДУМАЕТ0МАШИНА, 4ТО0ЯСНО,0ЧТО,0ПРОДЕЛЫВАЯ 64407МЫСЛЕННО0ТУ0ИЛИ0ИНУЮ 2ОПЕРАЦИЮ,0НЕ0ДУМАЕМ0И0МЫ 3САМИ.0ВЕДЬ0МЫ0ПОЛЬЗУЕМСЯ 2135140ДЛЯ0МЫШЛЕНИЯ0ТОЧНО 253688ТЕМИ0ЖЕ0МЕХАНИЗМАМИ, 7172685396452ЧТО0И0МАШИНА.68836524421426475684994184388306133567979ЖАК0ЛАКАН 1

688365244214264756849941843335969888664653457471971096009912428282082921534464894175952547126202207139522730542996056532960273291987491294455678695368518413680297589193320351390584438830613356797994319461367884079224841415304116489159388388793181473218135586694947721193253688945629527446071214642623

1 7 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

нятии, которое не столько производит операции, сколько тре-бует понимания.

Понадобился целый лингвистический поворот, чтобы это по-нятие вновь привести в связь с разговорными языками, на за-бвении каковой основывалась его автаркия. Потребовались долгие дебаты — от Хэвлока до Деррида — об устности и пись-менности, прежде всего у Платона, дабы взглянуть на эти язы-ки и как на исторически изменчивые носители информации. Однако известная со времен Ницше догадка, что литература и философии имеют общие греческие истоки, так и не вылилась в философско-исторические исследования, которые бы обрати-ли внимание на такой медиум, как книга, в его переменчивом техническом оснащении. Поэтому открытым остается вопрос, не следует ли признать единое понятие философии всего лишь омонимом, высокомерно игнорирующим все различия между диалогами, суммами и системами или, выражаясь более техни-ческим языком, между античным свитком, средневековым ко-дексом и современным книгопечатанием.

И все же посредством подобных технических различий мож-но установить, какие аргументы и доказательства, какие цитаты

са философии медиа. Фридрих Киттлер, всегда критиковавший самостоятель-ное значение подобной дисциплины, задается вопросом о ее обоснова-нии как инверсии истории перемен-чивых медиатехнических условий, сделавших ее возможной. Киттлер под-вергает принципиальной критике не-внимание традиционной философии к техническим условиям своего про-исхождения, говоря о том, что понятие общей философии, скорее всего, яв-ляется омонимом, а говорить следует о множестве философий медиа раз-личных эпох и цивилизаций. Он срав-нивает в этом ключе два знаменитых философских сочинения — «Сумму тео-логии» Фомы аквинского и «Феноме-нологию духа» Гегеля, показывая, чем они обязаны современным им медиа на уровне «чисто» философских поло-жений: понимания истины, самой фи-лософской структуры текстов, причем независимо от их самопонимания.

Привлекая целый ряд убедительных примеров из истории религии, фило-софии, науки, языкознания, Киттлер показывает, как история письменно-сти, книгопечатания и т. д. определяет трансформацию философского знания в истории — не только жанры и фор-мы философских тестов, но и их более существенные характеристики, такие как комментаторский или мнемониче-ский характер соответствующих тек-стов. Например, он демонстрирует, как «гегелевская медиатехника заранее практиковала тройственный букваль-ный смысл снятия (Aufheben) задолго до того, как он был открыт в его фи-лософии». Ту же самую логику Киттлер усматривает и в отношении режима знания в условиях современных медиа, в которых оно может и не осознавать-ся, но быть «снятым». Это объясняет, с его точки зрения, разрыв между ме-диафилософией и философией самих медиа.


и документы находились в распоряжении данной эпохи. Прежде чем речь пойдет о транзисторных микросхемах как технических счетных жетонах современности, я бы хотел проиллюстриро-вать сказанное на двух блестящих примерах: «Сумме теологии» и «Феноменологии духа».

1

То, что святой Фома был первым философом, чей автограф до-шел до нас, видимо, имеет мало значения. То, что его письмен-ный стол нуждался в полукруглой выемке, дабы обеспечить перу свободу движения от живота к бумаге, — среди философов факт, скорее всего, еще менее важный.

Однако не следует сомневаться в том, что без той великой ре-формы письма, которую Иван Иллич датировал XII веком2, фи-лософии типа «Суммы теологии» были бы решительно невоз-можны. С появлением пропусков между словами, абзацев между параграфами и заголовков между главами в то время в париж-ских монастырях и кафедральных школах начала складывать-ся совершенно новая организация страницы: она отъединила книги от потока речи и тем самым предоставила возможность для отделения истинного от ложного в старых, лишенных чле-нения книгах.

В соответствии с этим каждая глава «Суммы теологии» пред-ставляет собой вопрос об истине некоего переданного филосо-фией или теологией тезиса. Каждая глава начинается с прону-мерованных цитат, приводящих авторитетные доказательства для данного утверждения, однако в Sed Contra добавляется не менее авторитетная цитата, которая этому тезису противо-речит. Но еще до того, как Фома Аквинский стал разрешать это противоречие в пределах основной части каждой главы и ком-ментировать цитаты на предмет общего им смысла в также пронумерованной заключительной части3, технические пред-посылки его «Суммы» были уже очевидны. Во-первых, все не-

2. Ср.: Illich I. Im Weinberg des Textes. Als das Schriftbild der Moderne ent-stand. Ein Kommentar zu Hugos Didascalicon. Fr. a. M.: C. H. Beck, 1991. S. 110–133. Остается, конечно, сожалеть, что, хотя Иллич демонстриру-ет материальное богатство старинных scriptura continuata Гуго Сен-Викторского, на новшество содержательно и/или по алфавиту струк-турированной книжной страницы он разве что только ссылается.

3. К понятию sensus у Фомы ср. прежде всего: Aquinas Th. Summa theolo-giae. I, I, a. 10.

1 7 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

обходимые рукописи необходимо собрать вокруг стола филосо-фа (что в 1260 году не было чем-то само собой разумеющимся). Во-вторых, каждая из этих рукописей должна быть в виде про-нумерованного кодекса, а не свитка, дабы обеспечить возмож-ность перелистывания страниц и быстрой ориентации в ней. Потому что, как остроумно заметил Алан Тьюринг, основопо-ложник компьютерных технологий,

… на прокручивание при поиске ссылок требуется отдельное время, так что, вне всяких сомнений, следует предпочесть современную организацию текста в книгах, которые можно раскрыть на любой странице4.

Таким образом, «Сумма теологии» представляла собой истори-чески достаточно точно датируемую программу обработки тек-стов: из двух потоков входных данных — теологического потока отцов Церкви и философского потока «Философа», то есть Ари-стотеля, — на выходе получилась христианская философия, вы-смеянная Хайдеггером как «деревянное железо». От нынеш-них программ по обработке текстов, установленных на каждом компьютере, она отличается лишь мелкой деталью. «Сумме» недостает той буквы, которая и не буква вовсе, или, выража-ясь по-гречески, того элемента, в котором философы до Ницше чувствовали себя столь5 комфортно, что они на него не обраща-ли никакого внимания, — кавычек. Как раз потому, что христи-анская философия была далека от того, чтобы позволить себе хотя бы прикоснуться к изречениям Библии, философа или от-цов Церкви, расчленение этих изречений на отдельные синтаг-мы или даже слова составляло проблему. Вместо кавычек, ме-жду которыми со времени Ницше помещались все отдельные слова, а со времен Деррида даже все отдельные буквы крити-куемых текстов, у схоластики было только одно вспомогатель-ное средство, которое, однако, уже само по себе помещало ее текст за пределы классической латыни.

На трудный вопрос об истине переданного традицией выска-зывания о том, что отец и сын составляют единый принцип свя-того духа, святой Фома способен ответить лишь путем извлече-ния отдельного слова «принцип» из взаимосвязи высказывания

4. Turing A. The State of the Art // Idem. Intelligence Service: Ausgewählte Schriften / B. Dotzler, F. Kittler (Hg.). B.: Brinkmann & Bose, 1986. S. 187.

5. Ср.: Blondel E. Les guillemets de Nietzsche: philologie et généalogie // Nietzsche aujourd’hui. P. : Editions Hermann, 1973. T. II. P. 153–182.


и последующего анализа его подстановки, то есть его словес-ных связей. Ответ в таком случае гласит: либо то, что я называю принципом — hoc quod dico principium, — не имеет определенного референта (Bezug), но только запутанный референт, отсылаю-щий одновременно сразу к двум лицам Троицы, либо тот же са-мый ответ оказывается намного короче и удивительней, будучи сформулированным в одной фразе ly principium supponit con-fuse et indistincte pro duabis personis simul6.

Как раз на том месте, где должны были быть кавычки, отсут-ствующие в репертуаре символов, доступных в XIII веке, в са-мом латинском тексте находится инородное тело: просторечный определенный артикль, старофранцузское ly. «И не удивитель-но», — замечает касательно этого авторитетная догматическая история. «Словечко ly, замещающее неизвестный в классиче-ской латыни артикль», пришло «в теологическую аудиторию с парижских улиц и смогло настолько утвердиться, что вытес-нило ломбардское lo»7. Однако, во-первых, принципы вполне об-ходятся без определенного артикля, во-вторых, ly principium означает не «конкретный принцип» (das Prinzip), а hoc quod dico principium, что, в-третьих, вопреки Святому Фоме представля-ет собой не устный акт, а письменный. Следовательно, в-четвер-тых, ly перекочевало не с улиц в аудитории Сорбонны, а из уст просторечных студентов в суммы их учителей. Там оно обосно-вывало, — что было так или иначе в духе номинализма, — техни-ку подстановки или даже экспликации словесной референции (Wortbezug); без этой техники цитирования отдельных слов как таковых, вероятно, обходилась античная философия.

Стало быть, тезис, согласно которому слова представляют со-бой счетные жетоны, зиждется на твердых исторических пред-посылках. Во-первых, он предполагает, что слова вообще могут отделяться от соседствующих с ними слов. С 1150 года, и именно с 1150 года, это стало возможным благодаря пробелам, пришед-шим на смену стародавней scriptura continuata. Во-вторых, он предполагает, что слова могут лишь упоминаться без того, чтобы простое упоминание было уже и их употреблением. С 1220 года такая возможность обеспечивается артиклем, «который еще не встречался на всем протяжении XII столетия» (по словам

6. «…„начало“ подразумевает одновременно два лица, смутно и неразли-ченно» (Aquinas Th. Op. cit. I, 36, a. 4).

7. Landgraf A. M. Dogmengeschichte der Frühscholastik. T. I: Die Gnaden-lehre. Regensburg: Friedrich Pustet, 1952, S. 21–24.

1 7 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Ландграфа)8, а теперь систематически становится объектом зло-употреблений.

Таким образом, Европа практически одновременно импорти-ровала позиционную систему счисления и разработала не менее значимую технику адресации для последовательностей букв. То обстоятельство, что «Сумма теологии» проверяемые ею аргу-менты, во-первых, цитирует в соответствии с книжными глава-ми, во-вторых, нумерует в последовательности их обсуждения и, в-третьих, разлагает на множество цитируемых отдельных слов, едва ли можно проигнорировать как какую-то медиатех-ническую формальность. Куда более вероятно, что оно опреде-ляет ее философскую структуру.

2

Уже только поэтому напрашивается предположение, что медиа-технический переход от рукописного шрифта к книгопечатанию изменил и структуру философских книг. Они, конечно, не пере-стали быть книгами о других книгах и из других книг, однако чтение и письмо уже не совпадают между собой в один и тот же момент за письменным столом. После того как культурная па-мять материализовалась и умножилась в печатных изданиях, процесс письма с необходимостью переходит от комментария к воспоминанию (в гегелевском смысле слова). В этой функции медиатехнические операции письма остаются по большей ча-сти невидимыми, разве что их сохранит счастливая случайность.

В случае Гегеля, которому даже довелось слышать многозна-чительную с мнемотехнической точки зрения фамилию Розен-кранц (Rosenkranz), такая случайность произвела биографию философа, неспроста фигурировавшую в содержании послед-него тома первого собрания сочинений. Непосредственное озна-комление с документами как раз позволило Розенкранцу опи-сать процесс получения образования штутгартским гимназистом Георгом Фридрихом Вильгельмом Гегелем как медиатехнику. В самом начале биографии говорится:

В своем чтении он практиковал следующий подход к изучае-мым текстам. Все, что казалось ему достойным внимания (а что ему таковым не казалось!), он записывал на отдельном листе, обозначавшемся им сверху некоторой общей рубрикой, под которую следовало подвести определенное содержание.

8. Landgraf A. M. Op. cit. S. 21.


Затем по середине верхнего края он писал заглавными буква-ми, нередко готическим шрифтом, ключевое слово статьи. Сами эти листы Гегель располагал по алфавиту и благодаря этому простому приспособлению имел возможность в любой момент воспользоваться своими выписками. При каждом переезде он всегда брал с собой эти инкунабулы своего обра-зования. Часть из них хранится в папках, часть — в раздвиж-ных футлярах, на обратной стороне которых наклеены ориентирующие этикетки9.

Таким образом, начинающий философ задолго до того, как при-ступить к написанию книг, выступает в роли читателя, для ко-торого любое печатное слово незамедлительно превращается в рукописные выдержки.

Переписывание было превосходнейшим средством, которое [Гегель] использовал на протяжении всей его жизни. Трудно представить, сколько всего ему удалось усвоить таким спосо-бом, и с трудом можно понять, как ему удалось найти для этого время, притом что он никогда не отгораживался от общества10.

Но в то время, как в эпоху рукописного текста переписывание было дело монахов-копировщиков, создававших таким спосо-бом книги11, в эпоху книгопечатания оно становится делом гим-назиста, который теперь делает частные выписки и тем самым «усваивает» для своей философии безграничное знание библио-тек. Иначе, нежели в схоластике, гегелевские выписки, эти «ин-кунабулы», то есть первопечатные книги его образования, не со-ставляют пронумерованной последовательности мест или цитат; каждый раз они переводят целую книгу в отдельные листы бу-маги, которые удобно впоследствии перелистывать. Порядок страниц и глав, из которых возникают выписки, исчезает ради его собственного порядка, который Гегель учреждает посред-ством независимой, а именно алфавитной, нумерации.

Рубрики на каждой отдельной странице — это первая ступень, этикетки на каждом собрании выписок — вторая ступень клас-сификации (Subsumtion), обобщающая все особенные содержа-ния в их адреса. Но тем самым гегелевская медиатехника все-гда уже практиковала тройственный буквальный смысл снятия

9. Rosenkranz K. Georg Wilhelm Friedrich Hegel’s Leben. B.: Duncker und Humblot, 1844. S. 12.

10. Ibid. S. 12. 11. См., напр.: Mainberger S. Schriftskepsis: von Philosophen, Mönchen, Buch-

haltern, Kaligraphen. München: Wilhelm Fink, 1995. S. 43–52.

1 8 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

(Aufheben) задолго до того, как он был открыт в его философии. В соответствии с дословным смыслом разобранные на выпис-ки книги уничтожены, согласно смыслу сохранены, а по духу сняты, усвоены или запомнены. Поэтому-то Гегель «при каж-дом переезде» от Штутгарта до Берлина «всегда брал с собой» не сами книги, а выписки из них. В эпоху книгопечатания фило-софам уже попросту не подобает, как уже отмечал Фихте, еще раз «устанавливать» в лекциях или учебниках давно напечатан-ное знание12. Лишь после его тройного снятия знание других мо-жет стать собственным знанием, собственной научной системой, систематическим учебником.

Как раз это и делает, как следует из предисловия, гегелев-ская «Феноменология духа». На вопрос, давший название кни-ге (как появляется знание?), дается ответ, понимающий это появление именно в буквальном значении, связанном с техни-кой книги. Согласно Гегелю, философская книга, говоря кратко, не должна содержать ни математических формул, ни вразуми-тельных таблиц. Конечно, и «Феноменология» организует свои главы и подразделы в нисходящем порядке по латинским за-главным буквам, римским цифрам, латинским строчным буквам и т. д. Однако «живая суть дела» запрещает ей превращать эти рубрики и этикетки в метод. В предисловии сказано:

Результат этого метода приклеивания ко всему небесному и земному, ко всем природным и духовным формам парных определений всеобщей схемы и раскладывания всего по полоч-кам есть не что иное, как ясное, как солнце, сообщение об организме Вселенной, то есть некая таблица, уподобляю-щаяся скелету с наклеенными ярлыками или ряду закрытых ящиков с прикрепленными к ним этикетками в бакалейной лавке, — таблица, столь же понятная, как этот скелет и эти ящики, упустившая или утаившая живую суть дела так же, как в первом случае с костей удалены плоть и кровь, а во вто-ром — такие же мертвые вещи именно и запрятаны в ящиках13.

12. «После того как уже не существует ни одной области науки, по кото-рой не наличествовал бы даже избыток книг, мы все-таки считаем себя обязанными еще раз пропускать всю эту книжную мудрость мира че-рез университеты и как раз то самое, что в напечатанном виде пред-стает взору каждого, позволять пересказывать еще и профессорам» (Fichte J. G. Deducirter Plan einer zu Berlin zu errichtenden höheren Lehranstalt // Sämmtliche Werke. Bd. VIII / I. H. Fichte (Hs.). B.: Veit und comp., 1845. S. 98).

13. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. М.: Наука, 2000. С. 32.


Другими словами, процесс возникновения «Феноменологии духа» столь глубоко сокрыт в ее основании, что она оставляет его на осмеяние читателям. Достаточно только заменить таблицу с наклеенными ярлыками на выписку с тематической рубрика-цией и ящик из бакалейной лавки с прикрепленной к нему эти-кеткой на раздвижные чехлы «с прикрепленными к ним этикет-ками»14, как в самом тексте будет вновь найдена производящая его медиатехника. Гегелевские выписки, едва исполнив свой долг и произведя на свет новую философскую книгу, оказались в ней сняты, потому что, хотя эта книга вносит вклад в обнару-жение исторических проявлений духа, а значит, цитирует, в ней нет и дюжины сносок — и никаких кавычек.

Это исчезновение маркировок, характерных для техники книги, означает для читателей, что им придется самостоятельно раскрыть и реконструировать устройство книги. Схема (Schema), которая, согласно гегелевской изящной игре слов, стала призра-ком, оставляет им лишь такой выбор: «многое… перечитывать несколько раз» до тех пор, пока и от «философских сочинений» не отступит «непонятность», в которой их так часто упрекают15. Потому что лишь в шлейфе обратной связи по имени «повтор-ное чтение» спекулятивные положения вновь обретают те зна-чения, маркирование которых философским автором система-тически уничтожается.

3

Два примера — католического святого и прусского профессора, — вероятно, смогли пояснить, что и философы, абсолютно вне за-висимости от их самопонимания, подчинялись переменчивым медиатехническим условиям. Вполне возможно и даже жела-тельно сделать набросок подобной медиаистории философии, дабы тем самым проложить дорогу ее инверсии, то есть фило-софии медиа. Поставленный Мишелем Фуко вопрос об устрой-стве знания, которое в конкретные эпохи подчинялось всякий раз сменяющимся правилам переводимости, преобразования и соединения, можно было бы переформулировать с техниче-ской позитивностью. В конце этого предприятия, — выражаясь словами Гегеля, и против него — могло бы находиться положение, что философское «познавание не есть орудие нашей деятельно-

14. Там же. 15. Там же. С. 39.

1 8 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

сти, а как бы пассивная среда (Medium), сквозь которую прони-кает к нам свет истины»16.

Однако до тех пор, пока эмпирией данной медиальности была книга, а метафорой — солнечный свет, она не нуждалась в соб-ственной теории. Символическое действие в науке и практике, в философии и математике всегда сводилось к письму. И если это письмо вдобавок выдвигало претензию на философию, то уже в своей медиатехнике оно превосходило устности, высту-павшие у Гегеля в качестве форм духа точно так же, как оно превосходило пергаменты, которые у святого Фомы выступали в качестве учений язычников. Можно было произвольно сохра-нить, переложить и переработать их все лишь потому, что поту-стороннего для книги не существовало.

Ситуация изменилась. Универсальная дискретная машина, как Тьюринг называл свою компьютерную принципиальную схему, сегодня предшествует любому письму и познанию. Из ее необходимой, а именно встроенной (versenkt) в hardware, диф-ференциации данных, адресов и операций еще происходят по-нятия, исходя из которых философии прошлого вообще под-даются анализу в качестве медиатехник. Бумагоделательная машина под названием «книга» (говоря на языке Тьюринга) пре-вратилась в подмножество машин, которые сами пишут и чи-тают. Если книги в отношении слов, из которых они состоят, располагают лишь двумя возможностями (использования и ци-тирования), то биты и байты, из которых созданы программы, функционируют не только как данные или адреса, но и как при-казы. На этом основывается власть, которая старается разыс-кать себе подобную в традиционной письменности.

Пример из кода Intel17: бинарные числа, такие как, например, 11111110, не просто замещают мультипликацию, подобно тому как знак замещает свое значение; они, скорее, едва будучи про-читанными, запускают алгоритм фактической мультипликации. Подобные встроенные императивы делают возможным перене-сение на автоматы всех операций, которые философские кни-ги выполняли некогда в отношении уже данных речей и сочи-нений. От сканера, собирающего данные, через синтаксический анализатор, который их артикулирует, до компилятора, пре-вращающего, наконец, входные данные в подлежащие исполне-

16. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. С. 45. 17. См.: Intel486 Microprocessor Family Programmer’s Reference Journal.

Santa Clara, CA: Intel, 1992. P. 25–218.


нию приказы, — повсюду знаки преобразуются в операции над знаками. На место характерного для техники книги дуализма чтения и письма заступают три шага: «чтение, письмо, выпол-нение»18. Лейбницевская формулировка, согласно которой мыш-ление «означает не что иное, как соединение и замещение букв», становится техническим происшествием (Ereignis).

Вопрос только в том, остается ли еще это техническое проис-шествие мыслимым философски. Конечно, оно поддается описа-нию. Однако оно не может ни комментироваться в книгах, ни быть в них снятым. Универсальная дискретная машина в столь значи-тельной степени и столь просто совпадает с ее «полным описани-ем»19, что истины более высокого порядка касательно ее в прямом смысле слова исключены. Если все технические медиа, задолго до того как удостоиться философии техники, уже в качестве та-ковых имплементировали подмножества теорий (например, фи-зиологию чувств или электромагнетизм), компьютеры продол-жили эту тенденцию до таких пределов, что теория и машина, software и hardware, становятся взаимозаменяемыми. Об это об-стоятельство разбиваются как привычные, так и новые теории, сводящие компьютер к инструменту или человеческому протезу.

В то время как знаменитый молоток из «Бытия и времени» позволял впрячь себя в целостности имения дела с чем-либо, высшая из которых сводилась к тому-ради-чего вот-бытия, ком-пьютерные архитектуры и операционные системы насмехаются над любой подобной финализацией. Они, в конце концов, не для того существуют, чтобы на определенный ввод данных отвечать определенным выводом данных. Они (как и любая система свя-зи в буквальном значении Шеннона) должны быть в состоянии справиться с любым вводом данных. Перед лицом этой нереду-цируемой комплексности возможным теориям, по всей видимо-сти, остается только воспроизвести хайдеггеровскую позднюю самокритику по отношению к своему примеру с молотком, а это значит — исходить из того, что технические операции как тако-вые, а именно «извлечение, переработка, накопление, распреде-ление, преобразование», сами по себе уже представляют собой «виды выведения из потаенности»20.

18. Coy W. Aufbau und Arbeitsweise von Rechenanlagen. Braunschweig-Wies-baden: Vieweg+Teubner, 1992. S. 289.

19. Turing A. Über berechenbare Zahlen mit einer Anwendung auf das Entsc-heidungsproblem // Intelligence Service. S. 30.

20. Хайдеггер М. Вопрос о технике // Он же. Время и бытие. М.: Республика, 1993. С. 227.

1 8 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Философия, которая бы последовала такому предписанию, натолкнулась бы на ту же парадоксальность, с какой встрети-лась современная физика. Она бы нашла в технике свою вто-рую природу. Как разъяснил Петер Миттельштедт (Peter Mit-telstädt), ни один физик-экспериментатор не может больше утверждать, что трансцендентальная апперцепция (как пола-гали некогда во времена зарождения физикализма) синтези-ровала содержания ощущения собственными силами в гипоте-зах или законах. Напротив, все данные физических измерений попадают сначала в интерфейс компьютера, который должен их оцифровать и статистически обработать, прежде чем в игру вступит зрительное восприятие, сводящееся к простому чте-нию чисел. Таким образом, физика становится зависимой пере-менной от машин, которые, хотя и возникли из физики твердого тела подобно кремниевому hardware, моделируют сферу знания всеобъемлющим образом подобно software.

Соответственно, философия, которая всерьез принимает ком-пьютер в качестве универсального медиума, не может уже ис-ходить из того, что познание, методическую оптимизацию ко-торого она собой представляет, располагается принципиально в людях или субъектах. Это комфортное допущение, правда, по-стоянно предоставляло самой философии право последнего сло-ва попросту потому, что она имела в своем распоряжении более комплексную медиатехнику. Однако оно слишком поверхностно с тех пор, как деонтика оказалась вобрана в процедурные языки программирования, такие как С, а логика — в функциональные языки вроде Lisp. Самое позднее со времен появления разработ-чиков программного обеспечения — «прежде чем они начинают говорить о программировании, весьма охотно распространяются на тему взгляда на мир»21 — у философов были все основания пе-ренести свой проверенный аналитический инструментарий для выработки воззрения на эту новую разновидность медиа.

Даже в качестве имплементированного знания hard-ware-архитектуры и software-иерархии не перестают быть кон-тингентными. Во-первых, они принципиально представляют собой временные состояния, которые при попытке устранить ошибки своих предшествующих версий вводят новые ошибки. Во-вторых, их можно протестировать или «верифицировать»

21. Pflüger J. Über die Verschiedenheit des maschinellen Sprachgebrauchs // Computer als Medium / N. Bolz, Fr. Kittler, Ch. Tholen (Hg.). München: 1994. S. 173.


лишь на hardware или software, которые сами поражены ошиб-ками22. Наконец, в-третьих, они, как прежде всего доказыва-ет сорокалетняя история интерфейсов «человек–машина», шаг за шагом эксплуатируют исторические (и уже только поэтому контингентные) модели, которые медиум «книга» навязала тех-никам знания, поиска и упорядочения. Тезис Хайдеггера, соглас-но которому в компьютерной технике метафизика находит за-вершение и смерть23, пожалуй, можно было бы верифицировать этой небольшой медиатеоретической модификацией.

Но метафизика означает также, что эта техника любит скры-ваться. Едва ли по-другому, нежели философии, завуалировав-шие свою медиальность, компьютерная техника принципиально обнаруживает себя как software. Другими словами, она подпи-тывает видимость, будто ее имплементация в hardware абсо-лютно неважна, и уже вследствие этого оказывается на полпу-ти по направлению к философиям искусственного интеллекта. Такое сообщничество, которое однажды должно было бы предо-ставить большую гарантию того, что сущностью техники не яв-ляется нечто техническое, было бы, однако, именно тем, что фи-лософия медиа должна была бы оспорить.

Слова могут быть счетными камнями (Rechensteine), потому что счетные камни занимали место в пространстве и в своей то-пологии оптимизированы в аспекте перемещаемости. Вычис-ления (Kalküle), которые уже с этимологической точки зрения восходят к тем же счетным камешкам (Kalksteinchen), предпо-лагают, таким образом, имплементации, которые хотя и можно заменить другими имплементациями, однако невозможно про-игнорировать. То же самое остается в силе для игральных ко-стей, на каких основывается любое исчисление вероятностей, равно как и для известняка (Kalkstein), из которого изготовле-ны кремниевые функциональные схемы, выполняющие ключе-вую функцию в компьютерных принципиальных схемах. То, что они в равной степени способны опрокидываться, представляет

22. В качестве классического примера разработки Windows NT, ср.: Zacha-ry G. P. Show Stopper! The Breakneck Race to Create Windows NT and the Next Generation at Microsoft. N.Y.; Toronto; Oxford; Singapore; Syd-ney: Free Press, 1994. P. 120–141.

23. Ср.: Heidegger M. La fin de la philosophie et la tâche de la pensee // Kier-kegaard vivant Colloque organise par l’Unesco ä Paris du 21 au 23 avril 1964. P. : Gallimard, 1966. P. 178–181. Хайдеггер говорит даже (в словаре 1960-х годов) о кибернетике, но контекст не оставляет сомнений, что речь идет о вычислительных машинах.

1 8 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

собой материальную, однако непременную предпосылку. Лакан сколь давно, столь и точно констатировал: кибернетика и ком-пьютерная техника своим «появлением в мире» обязаны тому, что бинарный счет стал функционировать «в Реальном и от лю-бой субъективности вполне независимо»24.

Поскольку это положение (вопреки всем мифам о начале компьютерной эпохи) позволяет выявить различия между дво-ичной системой у Лейбница и ламповой схемой у Экклза, а сле-довательно, между философией и техникой, постольку оно спо-собно послужить путеводной нитью в рамках задачи сделать имплементации мыслимыми.

Однако нет и ничего более сложного. Сколь радушно смысл или дух философии вверял себя естественным языкам, столь беспрепятственно вверяет себя software философии формаль-ным языкам, столь же трудным и неизведанным остается вопрос о техническом hardware. Он даже мог бы однажды стать невоз-можным в качестве вопроса, в случае если ныне существующая компьютерная техника оказалась погребенной под ее бесконеч-ными software-иерархиями или замкнутой в них. Но только если он остается открытым, сохраняются виды на иные компьютер-ные архитектуры. Машина Тьюринга способна имитировать лю-бую другую дискретную машину и, следовательно, на основании конвертируемости любого software также и быть ею25. Однако это вовсе не значит, что она способна быть всем, что только воз-можно с математической и физической точек зрения. Так что многое еще предстоит осмыслить.

24. Лакан Ж. Указ. соч. С. 424. 25. См.: Haslacher B. Beyond the Turing Machine // The Universal Turing Ma-

chine. A Half-Century Survey / R. Herker (Hg.). Hamburg, B.: Kammerer & Unverzagt, 1988. S. 417–433.

Media of Philosophy, Philosophy of Media

Friedrich Kittler (1943–2011). German scholar, media historian and electronic media theorist, for many years headed the Helmholtd Center for Cultural Tech-niques (HZK) at Humboldt University, Berlin.

Keywords: media philosophy; media his-tory; media technical conditions of phi-losophy; books; Thomas Aquinas; Hegel; Turing machine.

Friedrich Kittler is referred to as the most authoritative and celebrated contempo-rary European media theorist. This article is devoted to the problem of the scientific status of the media. The author, who always questioned the independent char-acter of this discipline, looks for a way to prove that it is just an inversion of those changeable media conditions that made it possible. Kittler fundamentally criti-


cizes traditional philosophy for its lack of attention to the technical conditions from which it originates. He states that the general notion of philosophy is more likely to be a homonym, while we should speak of many media philosophies of dif-ferent periods and civilizations. in this manner, he compares two famous philo-sophical works, the Summa Theologica by Thomas Aquinas, and the Phenome-nology of Spirit by Hegel, showing the way that their “pure” philosophical state-ments, related to the understanding of truth and the very philosophical structure of texts, are derived from the media of the time, and, what’s more, this does not depend on how they understand them-selves. Kittler gives a variety of examples from the history of religion, philosophy, science, and language studies, in order

to show how the history of writing, book-printing etc., makes philosophical knowledge change through the centuries. The question is not only about the genres and forms of philosophic texts, but also about their more essential features, such as their interpretative or mnemonic char-acter. For example, he demonstrates how

“Hegelian media technology had prac-ticed the threefold literal sense of super-seding (Aufheben), long before it was discovered in his philosophy.” The same logic may be seen in the way knowledge exists in the media conditions of the present day, in that it can be unconscious but “superseded.” in his view, this explains the great divide between media philosophy and the philosophy of the media themselves.

References

Aquinas Th. Summa theologiae, iª q. 1–49 cum commentariis Caietani, Rome, Editio Leonina, 1888.

Blondel E. Les guillemets de Nietzsche: philologie et généalogie. Nietzsche aujourd’hui. Tome II, Paris, Editions Hermann, 1973, pp. 153–182.

Coy W. Aufbau und Arbeitsweise von Rechenanlagen, Braunschweig-Wies-baden, Vieweg+Teubner, 1992.

Fichte J. G. Deducirter Plan einer zu Ber-lin zu errichtenden höheren Lehran-stalt. Sämmtliche Werke. Bd. VIII (Hs. I. H. Fichte), Berlin Veit und Comp., 1845.

Haslacher B. Beyond the Turing Machine. The Universal Turing Machine. A Half-Century Survey (Hg. R. Herker), Hamburg, Berlin, Kammerer & Unver-zagt, 1988, pp. 417–433.

Hegel G. W. F. Fenomenologiia dukha [Die Phänomenologie des Geistes], Mos-cow, Nauka, 2000.

Heidegger M. La fin de la philosophie et la tâche de la pensee. Kierkegaard vivant Colloque organise par l’Unesco ä Paris du 21 au 23 avril 1964, Paris, Gallimard, 1966, pp. 178–181.

Heidegger M. vopros o tekhnike [Die Frage nach der Technik]. Vremia i bytie [Zeit und Sein], Moscow, Respublika, 1993.

illich i. Im Weinberg des Textes. Als das Schriftbild der Moderne entstand. Ein Kommentar zu Hugos Didascalicon, Frankfurt am Main, C. H. Beck, 1991, pp. 110–133.

Intel486 Microprocessor Family Pro-grammer’s Reference Journal, Santa Clara, CA, Intel, 1992.

Lacan J. Psikhoanaliz i kibernetika, ili O prirode iazyka [Psychanalyse et cybernétique, ou de la nature du lan-gage]. Seminary. Kn. 2. “Ia” v teorii Freida i v tekhnike psikhoanaliza (Seminar. Kn. II. 1954/55) [Sémi-naires. Livre ii. Le Moi dans la théorie de Freud et dans la technique de la psychanalyse, 1954–1955], Moscow, Gnozis, Logos, 2009, pp. 417–436.

Landgraf A. M. Dogmengeschichte der Frühscholastik. T. I: Die Gnadenlehre, Regensburg, Friedrich Pustet, 1952.

Mainberger S. Schriftskepsis: von Philos-ophen, Mönchen, Buchhaltern, Kalig-raphen, München, Wilhelm Fink, 1995.

1 8 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Pflüger J. Über die Verschiedenheit des maschinellen Sprachgebrauchs. Com-puter als Medium (Hg. N. Bolz, Fr. Kit-tler, Ch. Tholen), München, 1994, pp. 161–182.

Rosenkranz K. Georg Wilhelm Friedrich Hegel’s Leben, Berlin, Duncker und Humblot, 1844.

Turing A. The State of the Art. Intelligence Service: Ausgewählte Schriften (Hg. B. Dotzler, F. Kittler), Berlin, Brinkmann & Bose, 1986, pp. 183–207.

Turing A. Über berechenbare Zahlen mit einer Anwendung auf das Entschei-dungsproblem. Intelligence Service: Ausgewählte Schriften (Hg. B. Dotzler, F. Kittler), Berlin, Brinkmann & Bose, 1986, pp. 17–60.

Zachary G. P. Show Stopper! The Break-neck Race to Create Windows NT and the Next Generation at Microsoft, New York, Toronto, Oxford, Singapore, Syd-ney, Free Press, 1994.

Л Е В М а Н О В И Ч 1 8 9

Как следовать за пользователями

программ?

Перевод с английского Александра Писарева

по изданию: © Manovich L. How to Follow Software

Users? // SoftwareStudies.com. March 2012. Forth-

coming in Digital Hu-manities Quarterly. URL: http://www.softwarestud-

ies.com/cultural_analyt-ics/Manovich.How_to_Fol-low_Software_Users.doc.


Лев Манович

Доктор визуальных и культурных иссле-дований, руководитель лаборатории Software Studies Initiative в Калифор-нийском университете в Сан-Диего (UCSD), профессор Городского универ-ситета Нью-Йорка. адрес: 365 Fifth Avenue, New York, NY 10016, USA. E-mail: [email protected].

Ключевые слова: big data; программ-ное обеспечение; интерактивная про-цессуальность; открытые исходники программ; критическое исследование кода; культурные паттерны.

«Большие данные» (big data) — это новые медиа 2010-х годов. Подобно предыдущим волнам компьютерных технологий, они изменяют то, что значит знать что-то, и то, как мы про-изводим это знание. Парадигма больших данных вошла в гума-нитарные науки благодаря усилиям Отдела цифровых гуманитарных наук1 в Нацио-нальном эндаументе гумани-тарных наук (Национальное агентство по финансирова-нию гуманитарных исследо-

1. См. URL: http://www.neh.gov/odh/.

0000000000000000000000000011700000000000000000000000000759800000009014554650760000000721400000058646252421381000005442000000761473322808281700000410000008486586124490487000063700000067868571365309940308116000000991333693398175340484370000000000000000000743829474500000000000000000000000402318000000814273699360000000008970000008508745917870000000073700000093398337366100000000096000000031676182874700000000710000007621117749781000000003900000081487914666500000000460000000526499173790000000000000000000000000000000000061670000000000000000000000449192894125624184579332479691675341653010247423432335706646461977401614578751706642982228768794714526128184978754721142996464876368541515467663947856489875222245187981577369836358241534660498482188245942277963

1 9 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ваний)2, который совместно с другими организациями в 2008 году запустил программу «Эффективные вычисления в гуманитар-ных науках», в 2009-м и 2011-м — конкурс «Погружаясь в дан-ные»3, а также благодаря нескольким новаторским проектам от-дельных гуманитарных исследователей и их лабораторий.

В статье The New York Times от 16 ноября 2010 года (в цикле Humanities 2.0) смело заявляется: «Следующий прорыв в язы-ке, истории и искусстве? Данные»4. И хотя оцифровка историче-

2. Digital Humanities Office at National Endowment of Humanities (Nation-al Funding Agency for Humanities Research).

3. Digging into Data Challenge (далее — «Погружаясь в данные») — конкурс международных исследовательских проектов на тему влияния и пер-спектив применения технологий «больших данных» и компьютерного анализа в целом в социальных и гуманитарных науках. Конкурс ор-ганизуется и спонсируется исследовательскими фондами США, Вели-кобритании, Нидерландов и Канады. Победившие проекты получают грантовую поддержку. Всего проведено 3 раунда конкурса: в 2009, 2011 и 2013 годах. — Прим. пер.

4. Foys M. K. Digital Keys for Unlocking the Humanities’ Riches // The New

Статья посвящена проблемам изуче-ния интерактивной культуры. Ком-пьютерные программы и системы (software) заменили разнообразные механические и электрические техно-логии, использовавшиеся в XX веке для создания, хранения, распростра-нения и взаимодействия с артефакта-ми медиальной культуры. Программы стали нашим интерфейсом для ком-муникации с миром, Другими, нашей памятью и нашим воображением — универсальным языком, на котором говорит мир, и его универсальным двигателем. Программное обеспече-ние в ХХI веке является тем же, чем были двигатель внутреннего сгора-ния и электричество в веке XX. Данная статья обобщает некоторые из идей, высказанные автором в недавней кни-ге Software Takes Command (2013) — первой попытке теоретического и исторического осмысления про-граммного обеспечения в сфере медиа и его влияния как на медиапракти-ки, так и на саму сущность медиа. Тема

статьи находится на передовой линии современных медиаисследований, на-правленных на анализ интерактив-ных процессов в пространстве между пользователями и программами. ав-тор обращается к вопросу о том, как парадигмы Digital Humanities и big data могут использоваться для исследова-ния культурной деятельности совре-менных компьютерных пользователей (дизайнеров, геймеров или простых потребителей). В фокусе его внима-ния — не код программ или контент медиафайлов, но сам интерактивный временной опыт пользователей. Це-лью подобных исследований является извлечениe и анализ разных паттер-нов, характеризующих интерактивные процессы. Если традиционная теория описывала структуру текста (semiotics) или восприятие некоего воображае-мого читателя, то сегодня мы можем анализировать конкретные данные о поведении миллионов людей посред-ством программ, взаимодействующих с интерактивными текстами.


ских культурных артефактов вроде бы производит такие данные, представление самой культурной деятельности как данных, ко-торые можно анализировать с помощью компьютера, — это вызов.

До сих пор все проекты с большими массивами данных в об-ласти цифровых гуманитарных наук, о которых я знаю, работали с оцифрованными культурными артефактами из прошлого. Если же применить парадигму больших данных к исследова-нию современных интерактивных программных медиа, то мы столкнемся с рядом интересных теоретических вопросов и вызовов. Что такое «большие данные» в случае интерактив-ных медиа? Каким могло бы быть исследование интерактивно-го временнóго опыта пользователей в отличие от анализа кода программ и контента медиафайлов?

Настоящая статья дает возможные ответы на эти вопро-сы. Они основаны на исследованиях в рамках проекта Software Studies Initiative, который я веду в Калифорнийском универси-тете в Сан-Диего (UCSD) и в Калифорнийском институте теле-коммуникаций и информации (Calit2), а также на результатах нашего текущего проекта, поддержанного грантом Националь-ного научного фонда (NSF), в котором мы анализируем записи взаимодействий большого количества людей с огромным вирту-альным миром Scalable City5.

Проект Software Studies Initiative был запущен в 2007 году для работы в рамках двух взаимосвязанных программ:

1) изучение ПО и его использования в современных обще-ствах с помощью методов гуманитарных и социальных наук и теории новых медиа;

2) исследование культурных содержаний и процессов с помо-щью основанных на ПО методов. Иными словами, ПО яв-ляется для нас и предметом исследования, и интеллекту-альной технологией, которая добавляется к арсеналу других имеющихся гуманитарных методов чтения культуры.

Первая точка зрения — часть повестки «исследований ПО» (Soft-ware Studies) в их обычном понимании6, вторая же относит-

York Times. November 16, 2010. URL: http://www.nytimes.com/2010/11/17/arts/17digital.html.

5. См.: URL: http://www.scalablecity.net/. 6. См. предисловие к книжной серии «Исследования ПО» издательства

MIT Press. URL: http://mitpress.mit.edu/catalog/browse/browse.asp?b-type=6&serid=179.

1 9 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ся к «цифровым гуманитарным наукам» (Digital Humanities)7. Для обозначения последних мы используем отдельный термин — «культурная аналитика», поскольку в понятие «цифровые гума-нитарные науки» ныне включают все виды цифровой работы в гуманитаристике: от кураторства онлайн-коллекций до вычис-лительного анализа и визуализации больших массивов культур-ной информации.

Исследования новых медиа (включая недавно появившиеся в их составе исследования ПО) за двадцать с лишним лет суще-ствования произвели тысячи книг, конференций и десятки ты-сяч статей, в которых были проанализированы многие аспекты интерактивных медиа8. Как бы то ни было, если мы хотим ис-пользовать парадигму больших данных для исследования ин-терактивных медиа, нам нужно теоретически рассмотреть этот тип медиа с дополнительных точек зрения. Такому анализу и посвящена первая часть данной статьи. Вторая же, опираясь на результаты первой, предлагает методологию для исследо-вания интерактивных медиа как «больших массивов данных»9.

Что такое «данные» в интерактивных медиа?

Использование ПО переопределяет большинство социальных и культурных практик и заставляет нас переосмыслить понятия и теории, созданные нами для их описания. Возьмем, к приме-ру, современный «атом» культурного творчества, передачи и па-мяти — «документ»: некое содержание, хранимое в физической форме и поставляемое потребителю с помощью физических ко-пий (книг, фильмов, аудиозаписей) или электронной трансля-ции (телевидения). В программной культуре больше нет быв-ших в ходу в XX веке «документов», «работ», «сообщений» или «записей». Вместо фиксированных документов, чье содержание и смысл можно было определить, изучив их структуру и оглав-

7. About Software Studies // SoftwareStudies.com. May 2007. URL : http://lab.softwarestudies.com/2007/05/about-software-studies-ucsd.html.

8. У одного только издательства MIT Press в категории «новые медиа» сейчас 368 книг. См. URL: http://mitpress.mit.edu/disciplines/new-me-dia-and-digital-humanities.

9. В этой статье я развиваю идеи, которые впервые были озвучены в кон-курсном предложении «Погружаясь в исходно цифровые данные: ме-тоды анализа интерактивных медиа», подготовленном в 2009 году мной, Джереми Дугласом, Мэтью Фуллером и Ольгой Горюновой для конкур-са «Погружаясь в данные». Текст данной статьи основан на введении к книге: Manovich L. Software Takes Command. L.: Continuum, 2013.


ление (типичный для культурного анализа и культурной теории XX века ход, от русского формализма до литературного дарви-низма10), теперь мы взаимодействуем с динамическими «про-граммными процессами».

Я использовал слово «процесс», поскольку переживаемое нами в опыте конструируется посредством ПО в режиме ре-ального времени. Так что независимо от того, исследуем мы динамический веб-сайт, играем в видеоигру или используем приложение на мобильном телефоне, чтобы определить место-нахождение конкретных мест или друзей поблизости, во всех этих случаях мы взаимодействуем не с заранее определенными статичными документами, а с динамическими продуктами вы-числительного процесса, в режиме реального времени происхо-дящего в нашем устройстве и/или на сервере.

Для создания этих процессов компьютерные программы мо-гут использовать различные компоненты: шаблоны дизайна, хранящиеся на локальной машине файлы, медиа из баз данных на сетевом сервере, входной сигнал от мыши, сенсорного экрана, джойстика, наших движущихся тел или иного интерфейса и т. д. Следовательно, хотя какие-то статичные документы и могут использоваться, итоговый опыт медиа, конструируемый ПО, обычно не соответствует никакому статичному докумен-ту, хранящемуся на некоем носителе (media). Другими слова-ми, в противоположность рисункам, литературным трудам, нот-ным записям, фильмам, промышленным схемам или заданиям критик не может просто обратиться к единому «файлу», кото-рый бы вмещал все содержание работы.

Даже в таких, казалось бы, простых случаях, как просмотр документа в формате pdf или открытие фото в медиаплеере, мы уже имеем дело с «программными процессами», ведь имен-но программа задает возможность навигации, редактирования и пересылки документа, а не сам документ. Следовательно, изу-чая pdf- или jpeg-файл так, как в XX веке критики изучали ро-ман, фильм или телевизионную передачу, мы бы узнали кое-что об опыте, получаемом нами при взаимодействии с этим доку-ментом посредством ПО, — что-то, но не все. Этот опыт в равной мере формируется интерфейсом и инструментами программ. Вот почему, если мы хотим осмыслить современные медиа, нам важно изучать инструменты, интерфейсы, допущения, понятия

10. Darwinian literary studies // Wikipedia.org. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/Darwinian_literary_studies.

1 9 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

и историю культуры ПО (Cultural Software), включая теории его изобретателей, которые в 1960–1970-е годы определили боль-шинство этих понятий.

Изменение природы того, что конституирует «медиадоку-мент», ставит под вопрос устоявшиеся культурные теории, за-висящие от этого понятия. Рассмотрим интеллектуальную парадигму, преобладавшую в исследованиях медиа с 1950-х го-дов, — разработанный в рамках исследований коммуникаций взгляд на культуру как «передачу». Исследователи коммуника-ций позаимствовали и применили к массмедиа базовую модель передачи информации, сформулированную Клодом Шенноном в статье 1948 года «Математическая теория связи»11 и опуб-ликованной следом в 1949 году книге12 в соавторстве с Уорре-ном Уивером. В этой парадигме массовая коммуникация (ино-гда и культура в целом) описывалась как процесс коммуникации между авторами, создающими и отправляющими «сообщения», и адресатами (audiences), которые их «получают». Согласно этой парадигме, сообщения не всегда полностью декодируются полу-чателями по техническим (шумы при передаче) или семантиче-ским (непонимание заложенных смыслов) причинам.

Классическая теория коммуникации и индустрия медиа счи-тали эту частичность приема проблемой; другую позицию зани-мал основатель британских культурных исследований Стюарт Холл. В своей влиятельной статье 1980 года «Кодирование/деко-дирование»13 он утверждал, что это позитивный феномен. Холл предположил, что адресат конструирует собственные смыслы на основе получаемой информации. Новые смыслы — скорее ак-тивная переинтерпретация посланных сообщений, нежели след-ствие неудачи коммуникации. Но и классические исследования коммуникации, и культурные исследования неявно принимали как само собой разумеющееся, что сообщение есть нечто завер-шенное и определенное — независимо от того, хранилось ли оно на физическом носителе (к примеру, на магнитной ленте) или создавалось в режиме реального времени отправителем (прямой эфир телевещания). Таким образом, предполагалось, что полу-чатель коммуникации прочитает весь рекламный текст, посмо-

11. Shannon C. E. A Mathematical Theory of Communication // Bell System Technical Journal. 1948. Vol. 27. P. 379–423, 623–656.

12. Shannon C. E., Weaver W. The Mathematical Theory of Communication. Ur-bana, IL: University of Illinois Press, 1949.

13. Hall S. Encoding/decoding // Culture, Media, Language / Centre for Contem-porary Cultural Studies (ed.). L.: Hutchinson, 1980.


трит весь фильм или послушает всю песню и только после это-го верно или неверно проинтерпретирует полученное, припишет ему собственные смыслы, присвоит, перетасует и т. д.

Такое допущение попросту неприменимо к интерактивным программным медиа, хотя оно и ставилось под сомнение уже в связи с появлением в 1999 году цифровой видеозаписи (DVR), которая породила феномен «смещения времени». Интерфейсы обеспечивающих доступ к медиа приложений, таких как веб-браузеры и поисковые машины, архитектура гиперссылок www и интерфейсы онлайновых медиасервисов, предлагающих мно-жество медиаартефактов для игры, предпросмотра и/или поку-пок (Amazon, Google Play, iTunes, Rhapsody, Netflix и т. д.), побу-ждают людей «пролистывать» страницы, быстро перемещаясь между медиа одновременно горизонтально (от одного результа-та поиска к следующему, от одной песни к другой и т. д.) и вер-тикально (по структуре медиаартефактов, к примеру от списка треков музыкального диска к конкретному треку). Кроме того, благодаря им теперь можно легко начинать и заканчивать смо-треть/проигрывать медиа в произвольной точке. Иными слова-ми, «получаемое» пользователем «сообщение» не только активно «конструируется» им (посредством когнитивной интерпретации), но и активно управляется (он определяет, какую информацию и как получать).

Не менее важно и то, что, когда пользователь взаимодейству-ет с приложением, которое предоставляет медиаконтент, этот контент часто не имеет каких-либо определенных, конечных границ. К примеру, пользователь Google Earth каждый раз, ис-пользуя приложение, будет переживать в опыте разную «Зем-лю». Дело в том, что Google мог обновить какие-то спутниковые фотографии или добавить панорамы новых улиц. Кроме того, могли быть добавлены новые трехмерные здания, новые слои и новая информация об уже существующих уровнях. Более того, пользователь в любой момент может загрузить еще гео-пространственную информацию, созданную другими пользова-телями и компаниями, либо выбрав одну из опций в меню Add (интерфейс Google Earth 6.2.1), либо напрямую открыв KLM-файл. Google Earth — хрестоматийный пример нового типа медиа, ставшего возможным благодаря сети: это интерактивный «доку-мент», чье содержание целиком не задано заранее. Оно меняет-ся и растет с течением времени.

В некоторых случаях это может и не иметь особого значения для более крупных «сообщений», передаваемых в коммуникации

1 9 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

программными приложениями, веб-сервисами, играми и ины-ми типами интерактивных медиа. Например, в случае Google Earth включенные уровни и новый контент, который был добав-лен пользователями с момента вашего последнего посещения, не влияют ни на одну из встроенных в приложение норм обо-значений — на представление территорий с помощью перспек-тивной проекции (GPP, метод картографической проекции14).

Однако Google Earth — не просто «сообщение», поскольку по-мимо прочего пользователь может добавлять собственные ме-диаинструменты и информацию к базовой репрезентации, пре-доставляемой приложением, тем самым создавая сложные и на-сыщенные с точки зрения медиа проекты на основе имеющейся геоинформации. Это платформа, на которой пользователи мо-гут конструировать что-то. И хотя здесь можно усмотреть неко-торую преемственность с тем, как в XX веке пользователи твор-чески перерабатывали коммерческие медиа (примеры — поп-арт и апроприация в искусстве, музыкальные ремиксы, слэши и ви-део15 и т. д.), различия гораздо значительнее, чем сходства.

Переход от сообщений к платформам был в центре транс-формации сети, которая получила название Web 2.0 в 2004–2006 годах. Веб-сайты 1990-х, предоставлявшие контент, произ-веденный другими (и потому передававшие «сообщение»), были дополнены социальными сетями и сайтами с социальными ме-диа, где пользователи могут делиться данными, комментировать и тегировать собственные медиа. Статья в «Википедии», посвя-щенная Web 2.0, описывает эти различия следующим образом:

Сайт Web 2.0 позволяет пользователям взаимодействовать и сотрудничать друг с другом в рамках социальных медиа в ка-честве создателей (просьюмеров) пользовательского контента в виртуальном сообществе — в противоположность веб-сайтам, на которых потребители ограничены пассивным просмотром созданного для них контента. К Web 2.0 относятся социальные сети, блоги, вики-проекты, арендуемые сервисы администриро-вания, веб-приложения, мэшапы и фолксономии16.

К примеру, если снова обратиться к Google Earth, пользовате-ли добавляли разнообразную информацию о глобальной ситуа-

14. См.: General Perspective Projection // Wikipedia.org. URL: http://en.wiki-pedia.org/wiki/General_Perspective_projection.

15. См., напр.: Penley C. Feminism, Psychoanalysis and the Study of Popular Culture // Cultural Studies / L. Grossberg (ed.). L.: Routledge, 1992.

16. См.: Веб 2.0 // Wikipedia.org. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/Веб_2.0.


ции (Global Awareness Information), включая информацию о сер-тификации справедливой торговли, данные Гринписа и Цели развития тысячелетия (ООН)17. Либо, например, вы можете встроить Google Maps, Wikipedia или контент, предоставляемый большинством других крупных сайтов Web 2.0, напрямую в свой мэшап — еще более непосредственный способ взять предостав-ляемый веб-сервисами контент и использовать его для создания собственной платформы.

Широкое распространение сервисов Web 2.0 и разнообраз-ных веб-инструментов коммуникации (онлайн-форумы, посвя-щенные обсуждению популярных ПО, коллективное редакти-рование в «Википедии», твиттер и т. д.) обеспечивает быстрое распознавание пропуска данных, отбора, цензуры и иных типов «плохого поведения» издателями ПО — еще одна черта, отличаю-щая распространяемый веб-компаниями контент от массовых медиа XX века. К примеру, каждая статья на «Википедии», по-священная какому-нибудь сервису Web 2.0, содержит специаль-ный раздел, посвященный дискуссиям, критике или ошибкам.

Во многих случаях можно использовать эквиваленты плат-ных и закрытых приложений с открытыми исходными кода-ми. ПО с открытыми исходниками и/или бесплатное ПО (не вся-кое бесплатное ПО предполагает открытые исходники) часто дают дополнительные возможности создания, комбинирова-ния и распространения как контента, так и новых программ-ных дополнений. Это не значит, что ПО с открытыми исход-никами всегда использует другие, нежели коммерческое ПО, допущения и технологии. Например, можно выбирать между альтернативами Google Earth и Google Maps — OpenStreet Map, Geocommons, WorldMap и др., каждая из которых имеет либо от-крытые исходные коды, либо лицензии свободного программ-ного обеспечения18. Примечательно, что коммерческие компа-нии зачастую используют данные, полученные от таких бес-платных, коллективно разрабатываемых систем, поскольку в них содержится больше информации, чем в собственных си-стемах компании. Например, OpenStreet Map, имевшая к нача-лу 2011 года 340 тысяч участников19, используется Flickr и Four-

17. См.: Google Планета Земля // Wikipedia.org. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/Google_Планета_Земля.

18. См. URLs: http://geocommons.com/; http://worldmap.harvard.edu. 19. Cм.: Counter-mapping // Wikipedia.org. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/

Counter-mapping.

1 9 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

square20. Кроме того, у пользователя есть возможность посмо-треть код ПО с открытыми исходниками, чтобы лучше понять лежащие в его основе допущения и технологии.

Непрерывно меняющийся и растущий контент веб-серви-сов и сайтов, разнообразие механизмов навигации и взаимо-действия, возможность добавлять собственные содержания и объединять контент из различных источников, наличие архи-тектуры для совместных разработок и редактирования, а так-же механизмов мониторинга провайдеров — вот что решительно отделяет интерактивные сетевые программные медиа от медиа-документов ХХ века. Даже когда пользователь работает с од-ним локальным медиадокументом, который хранится в одном компьютерном файле (довольно редкая ныне ситуация), такой документ, опосредованный программным интерфейсом, отлича-ется от медиадокументов XX века. Опыт пользователя все еще лишь отчасти определяется содержанием и организацией фай-ла. Пользователь может произвольно перемещаться по доку-менту, выбирая, какую именно информацию в какой последова-тельности просмотреть. И хотя «старые медиа» (за исключением теле- и радиовещания в XX веке) тоже предоставляли такую произвольность обращения, интерфейсы программных медиа-плееров и приложений просмотра дают больше дополнитель-ных возможностей для просмотра медиа и выбора того, к чему и когда обращаться.

К примеру, Adobe Acrobat может отображать эскизы каждой страницы pdf-документа; Google Earth может быстро масшта-бировать картинку заданной местности; онлайновые цифровые библиотеки, базы данных и хранилища (репозитории), содер-жащие научные статьи и абстракты (к примеру, ACM Digital Li-brary, IEEE Xplore, PubMed, Science Direct, SciVerse Scopus и Web of Science), показывают тексты, в которых есть ссылки на вы-бранную вами статью21. Что важнее, эти новые инструменты и интерфейсы реализованы не на аппаратном уровне самих медиадокументов (как в случае возможности произвольного об-ращения к страницам печатной книги) или механизмов доступа к медиа (радио). Они являются частью отдельного программно-го уровня. Такая архитектура медиа позволяет легко добавлять

20. См.: List of Academic Databases and Search Engines // Wikipedia.org. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/List_of_academic_databases_and_search_engines.

21. См.: Ibidem.


новую навигацию и новые инструменты управления, не изме-няя сами документы. Например, я могу одним кликом добавить кнопку «Поделиться» в свой блог, обеспечив тем самым новые траектории циркуляции своего контента. Открыв текстовый до-кумент в Mac OS Preview, я могу выделять цветом, добавлять комментарии и ссылки, рисовать и добавлять заметки. Photo-shop позволяет мне сохранять свои правки в отдельных «кор-ректирующих слоях», не меняя оригинальную картинку. И так далее и тому подобное.

Как следовать за пользователями программ

Исследование новых свойств интерактивных программных се-тевых медиа требует также новых методов и новых теоретиче-ских концептов.

1.

Нужно иметь возможность записывать и анализировать ин-терактивный опыт, то есть конкретные временны`е взаимо-действия определенных пользователей с ПО — в противополож-ность анализу исключительно «медиадокументов» (элементов, участвующих в конструировании этого опыта). К примеру, мы должны следовать за перемещением пользователей по сайту, а вовсе не ограничиваться изучением его контента. Мы должны следовать за игроками по мере их продвижения в видеоигре, не ограничивая анализ исследованием геймплея. Мы должны следовать за посетителями интерактивных инсталляций, изу-чающими пространство возможностей, заданное дизайнером, — возможностей, которые становятся актуальными событиями, лишь когда посетители действуют в соответствии с ними22.

Почему это так важно? В чем состоит разница между реги-страцией процесса взаимодействия пользователя с традици-онными медиа и использованием таких записей для анализа, с одной стороны, и теми же операциями с программными ме-

22. Здесь я провожу параллель с поворотом в исследованиях науки, произ-веденным Бруно Латуром и его коллегами, когда они сместили фокус внимания с исследования научных документов на следование за уче-ными в их лабораториях. См., напр.: Латур Б. Наука в действии: сле-дуя за учеными и инженерами внутри общества. СПб.: Издательство Европейского университета, 2013. Сходным образом мы должны после-довать за пользователями в их взаимодействиях с ПО, а не анализиро-вать медиадокументы сами по себе.

2 0 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

диа — с другой? В конце концов, мы ведь можем использовать разнообразные технологии, чтобы фиксировать следы эмоцио-нальных и когнитивных состояний субъекта, вызванных чтени-ем книги, просмотром фильма, перемещением по антропогенной среде или взаимодействием с другими, более старыми форма-ми медиа. Мы можем записывать показатели активности мозга, используя МРТ или ЭЭГ, записывать движения глаза, отслежи-вать пульс, реакцию кожи на раздражители, а также задейство-вать другие биометрические техники. К 2012 году ряд нейромар-кетинговых компаний уже работали с голливудскими студиями, снимая такие показатели со зрителей тестовой аудитории и по-могая режиссерам улучшать монтаж художественных филь-мов и размещение скрытой рекламы23 — новая услуга, выросшая из академических исследований «нейрокинематики»24.

Но совсем другое дело, когда мы записываем и анализиру-ем движения курсора по экрану, пространственную траекторию контролируемого пользователем персонажа игры или иные эле-менты опыта взаимодействия с программными медиа. Во всех этих случаях мы фиксируем и анализируем актуальную «ра-боту», как она совместно создается ПО и взаимодействиями с ним пользователя, — работу, которая возникает лишь в тече-ние этого взаимодействия и меняется в зависимости от сессии и пользователя. Это отличается от записи биометрических дан-ных тестовой аудитории фильма, который был создан заранее.

Хотя все виды культурного опыта можно описать как фор-мы взаимодействия, программные интерактивные медиа пред-ставляют собой новую форму человеческой культуры. Конечно, о читателе неинтерактивного текста тоже можно сказать, что он когнитивно конструирует свою собственную версию текста. Од-нако на материальном уровне «входные данные» (то есть текст на странице, фильм, показанный в кинотеатре, интерьер зда-ния, форма продукта и т. д.) одни и те же для всех пользовате-лей (по крайней мере, пока). В случае же взаимодействия с ПО эти «входные данные» изменяются при каждом его использова-

23. См.: Randall K. Rise of Neurocinema: How Hollywood Studios Harness Your Brainwaves to Win Oscars // FastCompany.com. February 25, 2011. URL: http://www.fastcompany.com/1731055/rise-neurocinema-how-holly-wood-studios-harness-your-brainwaves-win-oscars.

24. Hasson U., Landesman O., Knappmeyer B., Vallines I., Rubin N., Hee-ger D. J. Neurocinematics: The Neuroscience of Film // Projections. Sum-mer 2008. Vol. 2. Iss. 1. P. 1–26. URL: http://www.cns.nyu.edu/~nava/My-Pubs/Hasson-etal_NeuroCinematics2008.pdf.


нии. Они совместно создаются ПО и моим поведением в момент взаимодействия.

К примеру, видеоигра, в которую вы будете играть, скорее всего, будет отличаться от игры, в которую буду играть я. По-чему? Потому что вероятность того, что другой игрок пройдет уровень по тем же пространственным траекториям, выполняя все квесты в той же последовательности и в точности повторяя все остальные действия, близка к нулю. Вариативность на са-мом деле еще выше, если учесть, что для управления производ-ством объектов и персонажей и их действиями в играх исполь-зуется генератор случайных чисел.

Аналогичным образом содержание главной страницы Ama-zon.com будет меняться при каждом ее посещении, поскольку ПО сайта автоматически настраивает функциональные части контента страницы (раздел Your Recent History, рекомендации и прочее) в зависимости от данных о моей истории просмотра и покупок, а также данных о поведении людей, сделавших схо-жие выборы. И хотя в момент написания этой статьи интерфей-сы компьютеров и мобильных устройств не меняются от сессии к сессии — программы не переупорядочивают себя на рабочем столе, а иконки документов не меняют свой цвет в зависимости от частоты своего использования, — вполне допустимо наделить их большей «интеллектуальностью». Исследователи в области «дополненного познания» разрабатывают интерфейсы и среды обучения, которые постоянно менялись бы на основании вход-ных данных от сенсоров, регистрирующих телесную и мозговую активность человека25.

Любой анализ программных интерактивных медиа должен учитывать лежащее в их основе совместное творение (пользо-вателями и программой) как их генеалогическую черту и встро-енную в них вариативность. Но если мы не можем просто ана-лизировать медиадокумент, то как схватить множественные «программные действия» и опыт пользователей? Иными слова-ми, как нам следовать за пользователями?

Культура всегда включала в себя взаимодействия между публикой и культурными объектами или между исполнителя-ми и участниками. Однако до недавнего времени записывать и анализировать эти взаимодействия было трудно и затратно. Только голливудские киностудии и большие рекламные агент-ства могли позволить себе специальное оборудование, с помо-

25. См. URL: http://www.augmentedcognition.org/.

2 0 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

щью которого можно было записать простые эмоциональные ре-акции зрителей из заданной выборки на рекламу или концовку фильма и объединить эти данные с результатами других тех-ник исследования фокус-групп (интервью, вопросников и т. д.). Как уже упоминалось выше, теперь эмоции можно фиксировать с помощью ЭЭГ, МРТ и иных биометрических техник, но боль-шинство из них все еще дороги, и их использование и интерпре-тация результатов требуют специального образования. Как бы то ни было, отслеживание взаимодействий пользователей с са-мими ПО тривиально.

Почему? Дело в том, что сам феномен взаимодействия воз-можен благодаря тому, что программа постоянно отслеживает входные сигналы от интерфейса. Без этого не было бы никако-го взаимодействия. Программное приложение постоянно фикси-рует нажатия клавиш, движения мыши, выбор пунктов в меню, скольжение пальцев по тачпаду, голосовые команды и иные типы входных данных. Эти фиксируемые входные сигналы за-пускают предусмотренные приложением операции — масштаби-рование локации на карте, огонь из оружия в игре, изменение картинки с помощью инструмента «Кисть», поиск веб-страниц в соответствии с запросом пользователя и т. д.

Используемые сегодня всеми приложениями графические пользовательские интерфейсы (GUI) требуют фиксации множе-ства типов вводных данных от пользователя и по иной причине. Если вы используете UNIX, то знаете, что после ввода коман-ды часто не получаете никакой обратной связи (кроме случаев использования некорректного синтаксиса команды — тогда вы получаете сообщение об ошибке). Аналогично правка в HTML-документе не отображается до предварительного просмотра до-кумента в браузере. Но в программах, использующих GUI, все входящие сигналы от пользователя эксплицитно подтвержда-ются. Компьютер дает немедленный текстовый, визуальный и/или звуковой ответ пользователю.

Если я редактирую документ, программа сразу показыва-ет внесенные мной изменения. Пока я печатаю это предложе-ние, каждый раз, когда я наживаю клавишу, текстовый редак-тор фиксирует нажатие этой клавиши и немедленно обновляет отображаемый на экране документ. Можно сказать, что этот ин-терфейс имитирует печатную машинку XIX века, в которой на-жатие клавиши вызывало механическое движение, посредством которого на бумаге печаталась соответствующая буква. Другой пример фиксации и хранения интерфейсами входных сигна-


лов от пользователя — это окно «История» (или команда histo-ry в UNIX), показывающее последовательность всех введенных в течение сеанса пользователя команд.

Поскольку фиксация входных сигналов от пользователя уже является фундаментальным принципом современных интерак-тивных программных интерфейсов, ПО можно легко модифи-цировать, чтобы хранить значения этих входящих, а не стирать их, как только действие запущено. Это так же легко, как запись нового значения переменной в файл — действие, которое мож-но добавить с помощью одной строчки кода. Хотя запись и хра-нение этих сигналов в принципе были возможны еще с ранних этапов программной культуры, переход от настольного компью-тера к веб-информатике в 1990-е годы сделал эту возможность фундаментальным элементом «программно-медийного комплек-са». Поскольку динамические веб-сайты и сервисы управляются программами, находящимися на серверах компании, можно легко протоколировать детали их взаимодействий. К примеру, каждый веб-сервер хранит подробную информацию обо всех визитах на данный сайт. Чтобы помочь пользователям анализировать эту информацию и настраивать веб-дизайн своего сайта, была со-здана отдельная категория ПО и сервисов вроде Google Analytics.

Вслед за Google Analytics, запущенным в 2005 году, многие компании, занимающиеся социальными медиа, открывают поль-зователям доступ к части записываемой информации о взаимо-действиях посетителей с сайтом, блогом или аккаунтом пользо-вателя. Кроме того, они предоставляют пользователям интерак-тивные визуализации, чтобы помочь выявить паттерны и сделать их предложения в сети успешнее. Я могу работать с персональ-ной аналитикой своего сайта, блога нашей лаборатории Software-Studies.com, нашего аккаунта в Tube и Flickr, страницы в Face-book, могу увидеть оценку популярности любого поста в блоге, фото, видео и обновления. Кроме того, компании делают общедо-ступной такую информацию по всем страницам или аккаунтам в сети. К примеру, в YouTube статистика есть под каждым видео, в ней графически отображаются совокупное количество просмо-тров, важные рекомендации и основные демографические по-казатели аудитории видео. Однако остальная фиксируемая ин-формация остается в частном доступе и используется для улуч-шения алгоритмов, подбора рекомендаций и продажи рекламы26.

26. См.: Social Search // Wikipedia.org. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/So-cial_search; Рекомендательная система // Ibidem. URL: http://ru.wiki-

2 0 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Игровые компании отслеживают множество деталей гейм-плея своих многопользовательских онлайн-игр (MMO); затем эта информация используется для улучшения игрового дизай-на. При разработке новых игр компании также систематически записывают и анализируют игру десятков тестирующих про-дукт пользователей («аналитика игр»). Другой пример того, как запись и использование информации о взаимодействиях поль-зователей с ПО оказываются в самом сердце современных веб- и медиаиндустрий, — поисковые алгоритмы Google27. Алгорит-мы используют сотни переменных, чтобы определить наиболее релевантные конкретному поисковому запросу веб-страницы, и одним из типов входных данных является информация о том, на какие из ссылок, выданных ранее по тому же запросу, кли-кали пользователи.

Сайты социальных медиа и электронной торговли вроде You-Tube и Amazon тоже регистрируют и анализируют входные дан-ные от пользователя, снабжая ими свои рекомендательные си-стемы. Как показали Франк Кесслер и Мирко Тобиас Шаффер, в случае YouTube операции, кажущиеся пользователю побочны-ми по отношению к основной деятельности, то есть просмотру видео (тегирование, комментирование и сообщение о недопусти-мости некоторых видео), оказываются ключевыми для работы сервиса в целом:

Все эти операции, которые предлагаются пользователям YouTube (или, скорее, которые должны осуществляться, что-бы производились метаданные, необходимые для функциони-рования YouTube), на первый взгляд, являются вспомогательными опциями и дополнительными сервисами. Однако все наоборот: в действительности они обеспечивают необходимую основу для управления базой данных. <…> Фактически каждый клик по одной из ссылок на клип, каким бы случайным он ни был, попадает в базу данных28.

Поскольку YouTube не раскрывает свои технологии, а его про-граммисты на конференциях вдаются в подробности лишь отно-

pedia.org/wiki/ Рекомендательная_система; Semantic Targeting // Ibid. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/Semantic_targeting.

27. См. URL : https://www.google.com/insidesearch/howsearchworks/algo-rithms.html.

28. Kessler F., Schaffer M. T. Navigating YouTube: Constituting a Hybrid Infor-mation Managment System // The YouTube Reader / J. Burgess, P. G. Lange, M. T. Schafer (eds). Stockholm: National Library of Sweden, 2009. P. 284–285.


сительно некоторых из них, я не могу проверить, верен ли этот анализ во всех своих аспектах29. Нам также неизвестно, исполь-зуются ли в его алгоритмах записываемые и сохраняемые дан-ные обо всех типах пользователей. Наконец, записываемое хра-нится, конечно, не в одной базе. (Часть задачи исследований ПО состоит в том, чтобы побудить исследователей быть более точны-ми в своих анализах ПО, так как все эти детали важны.) Как бы то ни было, в целом аргумент Кесслера и Шаффера верен — веб- и медиакомпании фиксируют и анализируют входные данные от пользователя, чтобы улучшать свои продукты и предложения, и эта информация очень важна для их бизнеса, даже если для пользователей это может быть не вполне очевидно.

Дисциплинам, связанным с изучением культуры, тоже стоит использовать эти типы данных (и конечно, вы должны сначала спрашивать пользователей, согласны ли они на запись и анализ этой информации). Исследователи слишком часто полагаются только на свои интуиции и личный опыт в связи с такими про-дуктами. Необходимость работать с действительными фактами о поведении множества конкретных пользователей может по-рядком освежать. На деле это означает, что вдобавок к теорети-зированию о воображаемом абстрактном пользователе (типич-ная для гуманитариев стратегия), или использованию опросов с целью ознакомления с культурным опытом людей, или эт-нографии (исследованиям коммуникаций) — вдобавок ко всему этому мы можем собирать и анализировать данные о действи-тельных взаимодействиях людей с программными артефактами.

Таким образом, мы сможем настроить культурный анализ на процессы культурного производства в эпоху программ (Soft-ware Society), используя те же методы, но для других целей. К примеру, дизайнеры программных приложений и контента собирают данные об опыте пользователей, тестирующих ПО, а затем используют эту информацию, чтобы улучшить свои про-дукты. Как культурные критики, мы можем собирать данные об опыте реальных пользователей, чтобы лучше понимать, что

29. Davidson J., Liebald B., Liu J., Nandy P., Vleet T. V., Gargi U., Gupta S., Yu He, Lambert M., Livingston B., Sampath D. The YouTube Video Recommen-dation System // Proceedings of the 4th ACM conference on Recommend-er Systems (RecSys ‘10). N.Y.: ACM, 2010. P. 293–296. DOI=10.1145/1864708. 1864770; Zhou R., Khemmarat S., Gao L. The impact of YouTube Recom-mendation System on Video Views // Proceedings of the 10th Annual Con-ference on Internet Measurement (IMC ‘10). N.Y.: ACM, 2010. P. 404–410. DOI=10.1145/1879141.1879193.

2 0 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

это за опыт, картографировать его изменчивость и, что важнее, сравнивать опыт разных продуктов, проясняя тем самым куль-турные паттерны. Например, если команда аналитиков игровой компании обычно только анализирует игры, разрабатываемые исключительно этой компанией, то мы можем взглянуть шире, проанализировав геймплей многих игр (одного или нескольких жанров) или геймплей разных версий одной игры на протяже-нии десятилетий их эволюции30. Если вас пугает предложение освоить программные техники, с помощью которых компании создают медиа, для анализа самих медиа, то простите, что втя-гиваю вас в XXI век…

Поскольку у нас обычно нет доступа к коду коммерческих медиапродуктов, можно использовать другие методы регистра-ции взаимодействий. Один из них — запись видео геймплея (он систематически использовался нами в лаборатории иссле-дований ПО с 2008 года)31. Подход состоит в том, чтобы превра-щать каждую игровую сессию в эквивалент фильма, записывая видео с экрана игрока в течение игровой сессии. Этот процесс аналогичен использованию снимков экрана в обучающих видео для программных приложений. Создав такую запись, мы мо-жем анализировать игровой опыт как процесс изменения с те-чением времени.

Можно графически представить ритмы и паттерны в рам-ках одной игровой сессии. Можно собрать данные многих сессий для визуализации пространства возможного опыта, задаваемого конкретной игрой. Далее можно создать визуальные «ландшаф-ты» более крупных областей культуры видеоигр — с массивами данных, представляющих различные игровые сессии для одной игры, и сверхмассивами, представляющими сравнение многих игр. Наконец, если включить еще больше данных, то можно ви-зуализировать исторические паттерны игровой культуры. По-скольку многие старые игры доступны в программной эмуляции, этот метод хорош как способ понять историю игр.

30. Бен Миддлер рассматривает историю записи геймплея и ее использова-ния в своей статье: Middler B. Generations of Game Analytics, Achieve-ments and High Scores // Eludamos. Journal for Computer Game Culture. 2009. Vol 3. № 2.

31. Примеры наших проектов, в которых используется этот метод, URLs: http://lab.softwarestudies.com/2008/06/videogameplayviz-analyzing- temporal.html; http://lab.softwarestudies.com/2012/02/kingdom-hearts- game-play-visualizations.html.


Обратите еще раз внимание на фундаментальную разницу между записью опыта интерактивных медиа и записью опы-та статического медиадокумента (к примеру, регистрация дви-жения глаз человека во время просмотра им видеорекламы). Запись изображения с экрана играющего в видеоигру поль-зователя схватывает не только как нечто переживается, но и конкретный медиаартефакт, сконструированный пользо-вателем и программой в течение конкретной сессии, — иными словами, объект опыта.

Хотя сегодня исследователи видеоигр обычно основывают свой анализ на собственном взаимодействии с интерактивны-ми медиа, есть веские основания полагать, что серия таких за-писей (представляющая множество сессий множества игроков) должна быть принята в качестве базовой «единицы» культурно-го анализа этого типа медиа. Можно распространить эту идею и на другие типы интерактивных медиа. Исследователь может совместить использование собственного опыта конкретного ин-терактивного артефакта с использованием записи множества сессий (в идеале представляющих как можно больше разных пользователей), тем самым получив репрезентативный образец пространства возможностей в целом, конституирующего «ин-терактивный текст».

2.

Особенности интерактивных медиа также ставят под вопрос значение термина «большие данные», установленное в исследо-ваниях культуры. Уже упоминавшиеся грантовые программы, учрежденные в 2008–2009 годах в США Национальным фондом для Отдела гуманитарных наук для проектов в области цифро-вых гуманитарных наук, призывали гуманитарных ученых на-чать применять вычислительные техники для анализа крупно-масштабных массивов информации, ставшего стандартом для других наук. Описание второго конкурса «Погружаясь в дан-ные», совместно организованного NEH и NSF32, начиналось с та-ких вопросов:

Теперь, когда у нас есть большие базы данных материалов, используемых учеными в гуманитарных и социальных науках (от оцифрованных книг, газет и музыки до таких транзакционных данных, как результаты веб-поиска, инфор-

32. National Endowment for the Humanities, National Science Foundation.

2 0 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

мация сенсорных датчиков или записи сотовых телефонов), какие новые, основанные на вычислениях исследовательские методы могли бы мы освоить?33

Парадигма больших массивов данных особенно значима для ис-следований интерактивных медиа. Благодаря проектам по оци-фровке, осуществляемым библиотеками, музеями, организа-циями по сохранению культурного наследия и различными ком-паниями, у ученых теперь есть доступ к большому количеству культурных артефактов из «старых медиа» — миллионам стра-ниц газет, книг, карт, исторических записей, фильмов и телепро-грамм, — и их можно анализировать вычислительными метода-ми. Впрочем, на фоне количества доступных для исследования цифровых культурных артефактов масштабы «больших данных» традиционных культурных архивов довольно невелики. Срав-ните для примера следующие цифры. К 2010 году Google Books отсканировал свыше 15 миллионов книг34, Europeana предоста-вила доступ к 10 миллионам цифровых культурных объектов35, а ARTstor.org (стандартный онлайн-ресурс для преподавания ис-тории искусств) принял более 1 миллиона цифровых изображе-ний произведений искусства, предоставленных музеями и кол-лекциями. Но если обратиться к интерактивным медиа, то здесь счет идет на миллиарды: к тому же к 2010 году Archive.org со-брал 150 миллиардов веб-страниц (начиная с 1995 года), а поль-зователи YouTube.com ежеминутно загружали по 24 часа нового видео. А к началу 2012 года, по данным Facebook, его пользовате-ли ежемесячно загружали по 7 миллиардов фотографий.

И это еще не все. Программная интерактивная культура не только значительно увеличивает масштаб количества созда-ваемых медиадокументов. Она также делает каждый из доку-ментов потенциально бесконечным по размеру. Другими слова-ми, «массивы данных» цифрового опыта не просто велики — они бесконечны. Позвольте объяснить.

В случае неинтерактивных медиаартефактов «большие дан-ные» отсылают к размеру — как к размеру необходимого им фи-зического или цифрового хранилища, так и ко времени, требую-щемуся человеку, чтобы обработать эти артефакты (прочитать книги, просмотреть фильмы и т. д.). Следовательно, хотя оци-

33. См. URL: http://www.diggingintodata.org. 34. Crawford J. On the Future of Books. Пост в блоге Google Books Search.

URL: http://booksearch.blogspot.ru/2010/10/on-future-of-books.html. 35. См. URL: http://version1.europeana.edu/.


фровка и создала большие массивы культурных данных, тре-бующие вычислительных методов для своего анализа, эти мас-сивы конечны. В случае же интерактивных цифровых медиа «большой» характер их данных требует переосмысления.

К примеру, мы хотим исследовать определенную видеоигру. Как мы уже видели, такая игра не соотносится ни с одним кон-кретным текстом — напротив, каждый раз, когда игрок вступает в игру, он производит новый геймплей. Умножьте это на коли-чество игроков, и массив данных существенно возрастет. Иссле-дование одной игры теперь предполагает анализ тысяч часов видео с полными игровыми сессиями множества игроков. Учи-тывая, что обычная однопользовательская игра рассчитана при-мерно на 40 часов прохождения, 10 полных сессий для 10 игро-ков уже дадут 4000 часов видео.

Таким образом, хотя игра, понятая как текст (или как ра-бота), может быть довольно небольшой (программное устрой-ство игры и ее медиаобъекты — это несколько гигабайт), та же игра в качестве интерактивного опыта (или порождающего процесса) потенциально бесконечна, поскольку каждая игровая сессия уникальна. Это значит, что мы начинаем систематически анализировать интерактивные медиа в терминах актуального участия пользователя и больше не работаем с просто большими массивами данных. Вместо этого мы вынуждены заняться бес-конечными массивами данных.

3.

Поскольку «программные медиа» — это частный случай ПО в целом (то есть это одна или несколько компьютерных про-грамм, написанных на некотором стандартном компьютерном или скриптовом языке, которые обычно используют набор ме-диаобъектов — тексты, трехмерные модели, изображения, гра-фику, звуки — и входные сигналы пользователя, чтобы произ-водить интерактивный опыт), то логично спросить, можем ли мы проанализировать и код этих программ. Однако, хотя суще-ствование кода отдельно от актуального опыта «интерактивного текста» — это одна из определяющих черт программной культу-ры, на деле исследование программ, реализованных программ-но, не так уж просто. Оно порождает собственные теоретические и методологические проблемы.

Ранние программы, такие как видеоигры 1970-х, были относи-тельно короткими. Они представляют собой идеальные объек-ты для исследований кода. Однако в случае любых современных

2 1 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

коммерческих интерактивных медиапроектов, медиаприложе-ний или операционных систем программный код будет попро-сту слишком длинным и сложным для осмысленного прочтения. К тому же придется исследовать все используемые им библио-теки кода.

Обратите внимание на следующие цифры. Если Windows NT 3.1 (1993) по оценкам содержит 4–5 миллионов строчек кода, то в Windows XP (2003) уже 45 миллионов36. Mac OS, известная сво-ей элегантностью и простотой по сравнению с Windows, на са-мом деле даже больше — OS X 10.4 (2006) содержит 86 миллио-нов строк. А как насчет Adobe Creative Suite? Предполагаемое количество строк в Adobe CS 3 — около 80 миллионов37. (Gmail в этом отношении преуспел — в нем только 443 тысячи строк Java-script38.)

Но размер программного кода — не единственная проблема. Если приложения и операционная система, работающие на од-ной машине, уже обладают потрясающей сложностью, то по-степенное перемещение программных приложений в сеть порождает множество новых аспектов. Допустим, мы хотим про-анализировать веб-сервис, веб-приложение вроде Gmail или ди-намический веб-сайт. В противоположность статичным веб-сай-там, поначалу преобладавшим в интернете, контент страницы динамического веб-сайта может меняться в зависимости от дей-ствий пользователя. Javascript, Flash, PHP, Perl и CGI — примеры технологий, используемых сегодня для создания таких сайтов39.

Веб-сервисы, веб-приложения и динамические веб-сайты ча-сто используют многоуровневую программную архитектуру, в которой разные программные модули (например, веб-клиент, сервер приложения и база данных40) работают вместе. В особен-ности в случае масштабных коммерческих динамических сай-тов, к примеру amazon.com, то, что пользователь воспринима-ет как единую веб-страницу, оказывается узлом непрерывных

36. См.: Количество строк кода // Wikipedia.org. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/Количество_строк_кода.

37. См. URL: http://www.craigfergusonimages.com/2007/03/80million-lines-of-code-adobe-cs3/.

38. См. URL: Moga G. B. Gmail to Use More HTML5 Features // Google Operat-ing System. June 28, 2010. URL: http://googlesystem.blogspot.ru/2010/06/gmail-to-use-more-html5-features.html.

39. См.: Динамический сайт // Wikipedia.org. https://ru.wikipedia.org/wiki/Ди-намический_сайт.

40. См.: Трехуровневая архитектура // Wikipedia.org. URL: https://ru.wikipe-dia.org/wiki/ Трехуровневая_архитектура.


взаимодействий между десятками или даже сотнями отдельных программных процессов. В 2009 году Google начал разработ-ку нового языка программирования Go, предназначенного для «большого программного обеспечения» — «больших программ, на-писанных множеством разработчиков и со временем разрастаю-щихся, чтобы поддерживать облачные сетевые сервисы: одним словом, серверное ПО»41.

Сложность и распределенная архитектура современного крупномасштабного ПО ставят серьезные проблемы перед те-зисом о том, что изучать интерактивные медиа — значит изу-чать код их ПО. Как бы то ни было, даже если речь идет об от-носительно короткой программе, а критик вполне осознает при чтении кода, что именно должна делать программа, такое по-нимание логической структуры программы нельзя перевести в какое-либо представление об актуальном опыте пользовате-ля. Если бы это было возможно, то экстенсивное тестирование с участием настоящих пользователей, которое проводят до вы-пуска нового продукта все компании, производящие ПО и медиа (все что угодно — от нового программного приложения до новой игры), было бы излишне, а проблемного поля взаимодействий человек–компьютер просто не было бы.

Привлекательность «чтения кода» в качестве подхода для гу-манитарных наук состоит в том, что он создает иллюзию нали-чия статичного и конечного текста, который можно изучить, то есть распечатки программы. Но это все же иллюзия, и мы вы-нуждены принять фундаментальную изменчивость «выполне-ния программы». Поэтому вместо анализа кода как абстрактной сущности нам следует отслеживать, как он осуществляется или «выполняется» в конкретных пользовательских сессиях. Конеч-но, это отслеживание может сочетаться с такими записями чув-ственного измерения интерактивного опыта, как упоминавшая-ся мной ранее видеосъемка геймплея на экране. Если говорить языком лингвистики, то вместо того, чтобы думать о коде как языке, нам стоит исследовать его как речь.

Марк Марино и другие ученые, работающие в парадигме «критических исследований кода», разрабатывали более нюан-сированные, теоретически строгие и богатые идеи о том, что зна-

41. Роб Пайк, цит. по URL: http://readwrite.com/author/joe-brockmeier-1; Brockmeier J. Permanent link to Google’s Go Programming Language Grows Up: Now What? // ReadWrite. March 29, 2012. URL: http://read-write.com/2012/03/29/googles-go-programming-languag.

2 1 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

чит «читать код», поэтому данная критика направлена только против наивной версии этой идеи, которая иногда встречается в гуманитарных науках. В своем введении в эту парадигму Ма-рино уточняет, что «код» — это не только распечатка программы, но и программная архитектура42, что имеет решающее значение в масштабных программных системах.

Есть другой концептуальный подход — можно сравнить ком-пьютерный код с нотной записью, которая интерпретируется в процессе исполнения (этим предполагается, что музыкальную теорию можно использовать для понимания программной куль-туры). Хотя такой подход и выглядит многообещающим, он тоже ограничен, ведь не может работать с самым важным измерени-ем опыта программных медиа — интерактивностью.

Ключевой задачей для исследований ПО, несомненно, яв-ляется развитие методов изучения современного ПО, редуци-рующих его сложность к более абстрактным репрезентациям, которые затем можно обсуждать в статьях, на конференциях и в публичных дискуссиях с участием тех, кто программистом не является. Впрочем, я не думаю, что мы сможем решить эту проблему в обозримом будущем, учитывая сложность реаль-ных программных систем и тот факт, что по крайней мере сей-час лишь немногие исследователи медиа и культуры подкова-ны в программировании. В области разработки ПО уже есть техники, позволяющие представлять алгоритмы и программы, используя высокоуровневые репрезентации вроде псевдокода, блок-схем и UML-диаграмм, однако понимание этих представ-лений требует знания основ программирования.

4.

Хотя проект изучения и интерпретации программного кода — это вызов, мы можем воспользоваться общим свойством медиа, созданных на основе программ и осуществляющихся с их по-мощью, которое я бы назвал «самоописанием». Другой способ выразить эту идею — сказать, что «тексты» цифровых медиа со-держат высказывания, сформулированные как на объектном языке, так и на метаязыке.

Что я имею в виду под «самоописанием»? Практически во всех типах цифрового медиа некоторые аспекты их структуры и ди-намического поведения, возможный спектр пользовательского

42. Marino M. Critical Code Studies // Electronic Book Review. 12.04.2006. URL: http://www.electronicbookreview.com/thread/electropoetics/codology.


опыта взаимодействия и семантика описаны на «программном уровне». Этот уровень может принимать разные формы. HTML-код веб-страницы, XML-документ, «проектный файл» Adobe After Effects, описывающий детали проекта динамического изо-бражения, или действующий программный код, такой как код видеоигры. Заметьте, программный «код» — лишь одна из таких форм, и на самом деле его сложнее анализировать (по только что перечисленным причинам), чем другие типы «программно-го уровня» — языки разметки (HTML, XHTML, Вики-разметка) или шаблоны блогов.

Конечно, во многих форматах «старых медиа» тоже есть эле-менты самоописания, упрощающие автоматический анализ. На-пример, в тексте пьесы эксплицитно даются имена каждому из персонажей. Статья разделена на части, и если имена этих частей отчетливо обозначены и понятны, то они дают краткое резюме структуры и содержания статьи. Но в цифровых ме-диа такие элементы самоописания более систематичны, подроб-ны и обязательны. Так, HTML-код веб-страницы явным образом задает те типы медиа, что могут содержаться на этой страни-це. Последующие примеры, взятые со страницы на software-studies.com, показывают код для включения изображения и ви-деофайла:

<a href=”http://www.flickr.com/photos/culture-

vis/5109394222/” title=”Manga Style Space by culture-

vis, on Flickr”><img src=”http://farm2.staticflickr.

com/1187/5109394222_2ce37492ae.jpg” width=”500”

height=”500” alt=”Manga Style Space”></a>

<iframe width=”560” height=”315” src=”http://www.you-

tube.com/embed/hd3HMRAIxw4?rel=0” frameborder=”0” allowfullscreen></iframe>

А вот другой, даже более наглядный пример черты самоописа-ния в цифровых медиа — фрагмент из файла на языке Postscript, описывающий линию:

0.1 setlinewidth

2 2 newpath moveto

3 3 lineto

3 4 lineto

2 4 lineto

0 setgray

stroke

2 1 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Если мы знаем язык Postscript, то поймем, что эта часть файла задает несколько соединенных прямых линий, и нам не понадо-бится видеть саму заданную картинку. Каково основание этой точности и ясности кодированных описаний содержания цифро-вых медиафайлов? Эти описания предназначены не для челове-ческого глаза. Что, однако, вовсе не означает, будто мы должны согласиться со знаменитыми словами в начале статьи Фридри-ха Киттлера «нет никаких программ» (1985):

…кипы написанных текстов, включая этот, больше не суще-ствуют в воспринимаемых времени и пространстве — они в транзисторных элементах компьютерной памяти.

Они читаются программой, производящей «медиа» (то, что мы смотрим, слышим, по чему перемещаемся и с чем взаимодей-ствуем). Компьютерным программам нужны эксплицитные ин-струкции для любых действий — отобразить ли картинку и ви-део на веб-странице (первый пример) или просто нарисовать векторную линию (второй пример).

Это рассуждение можно использовать для следующего опре-деления цифровых медиа: медиаобъект состоит из данных и набора формализованных инструкций, которые описыва-ют эти данные и указывают медиаприложениям, как их об-рабатывать.

Акцент на этом фундаментальном свойстве самоописания, характерном для всех типов цифровых медиа, делает их до-ступными для существующих техник анализа «больших масси-вов данных». Вместо того чтобы думать об интерпретации кон-кретных случаев программного кода (что обычно и недоступно для коммерческого ПО), мы можем использовать компьютеры для анализа паттернов использования элементов самоописа-ния больших массивов цифровых медиадокументов. Например, Мэтью Фуллер предложил картографировать эволюцию веб- дизайна, анализируя частоту HTML-тегов в большом количе-стве исторических снимков экрана с веб-страницами, которые доступны на Archive.org.

Можно представить себе изучение паттернов архитектурного дизайна на материале раздела историй команд, который поддер-живается всеми программами для дизайна. К примеру, можно попросить студентов-архитекторов предоставить сохраненные истории команд, использовавшихся ими при работе над своими проектами, а затем проанализировать паттерны в их использо-вании. Можно распространить эту идею на все остальные типы


дизайна и авторской работы. Вспомните мечту о Семантическом Вебе — добавить семантическую разметку к каждому документу в сети. И если мы когда-либо хоть отдаленно приблизимся к это-му, мы получим еще один удивительный инструмент для анали-за культурных паттернов.

Настоящий метод можно применить и к изучению самого компьютерного кода. Вместо анализа распечаток кода вручную мы можем использовать методологию «больших массивов дан-ных», автоматически «прочитывая код» и извлекая паттерны. Так, Джереми Дуглас предложил изучать распространение ме-диатехник и конвенций, отслеживая использование программ-ных библиотек в разных программных системах и проектах43. Очевидно, что эта блестящая идея сработает, только если у нас будет доступ к достаточному количеству программных распе-чаток. К счастью, благодаря движению за открытые исходные коды в каждой части программного мира мы найдем широко ис-пользуемые и доступные для такого анализа эквиваленты ком-мерческих продуктов, например браузер Firefox (рыночная доля по разным оценкам от 16 до 21%44), программа Blender 3D (пя-тое место по частоте использования в 2010 году45). Другие объ-екты для применения этого метода «большого кода» (по анало-гии с «большими массивами данных») — сценарии, написанные на Perl, Python, MEL, Javascript и других языках, шаблоны Blog-ger и Wordpress, а также любые другие ПО, распространяемые в формах, доступных для прочтения человеком (в противопо-ложность бинарным).

Итак, свойство самоописания, характерное для всех цифро-вых медиа, открывает новые возможности культурного анализа «больших массивов данных». Вместо анализа видимых аспектов интерактивных артефактов (к примеру, графического и интер-активного дизайна веб-сайта, его текста и любых других ме-диаэлементов) мы можем заняться разбором и визуализацией структур и паттернов «программных уровней» этих артефактов.

43. Douglass J. Include Genre. Presentation at «Softwhere 2008» workshop, University of California, San Diego.

44. См.: Mozilla Firefox // Wikipedia.org. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Mozilla_Firefox.

45. Community Reporter. CG Survey Initial Results In // Blendernation.com. April 18, 2010 URL: www./2010/04/18/cg-survey-initial-results-in/.

2 1 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

How to Follow Software Users

Lev Manovich. PhD in visual and Cul-tural Studies, Director of the Software Studies initiative at the University of Cali-fornia, San Diego (UCSD), Professor at The Graduate Center of the City Univer-sity of New York. Address: 365 Fifth Ave-nue, New York, NY 10016, USA. E-mail: [email protected].

Keywords: software studies; media the-ory; big data; software; interactivity; open source; critical code studies; cultural pat-terns.

Software has replaced a diverse array of physical, mechanical, electronic technol-ogies used before the 21st century to cre-ate, store, distribute and interact with cultural artifacts. it has become our inter-face to the world, to others, to our mem-ory and our imagination—a universal language through which the world speaks, and a universal engine that the world runs on. What electricity and the internal combustion engine were to the early 20th century, software is to the early 21st century. This article looks at the cut-

ting edge of modern media research. it discusses the problems of analysing interactive, software-driven processes of media consumption and creation—in other words, the “space” between users and programs. it also asks how the new paradigm of “digital humanities” (quanti-tative analysis of cultural datasets) can be used to study these interactive pro-cesses. Three questions are considered in particular: 1) What is the “data” in interactive media? Software code as it executes, the records of user interac-tions (for example, clicks and cursor movements), the video recording of a user’s screen, a user’s brain activity as captured by an EEG or FMRi, or some-thing else? 2) Can analysis of software system code give us a detailed under-standing of interactive cultural experi-ences? 3) Who has access to detailed records of user interactions with cultural artifacts and services on the web, and what are the implications of being able to analyze these data?

References

About Software Studies. SoftwareStudies.com, May 2007. Available at: http://lab.softwarestudies.com/2007/05/about-software-studies-ucsd.html.

Brockmeier J. Permanent link to Google’s Go Programming Language Grows Up: Now What? ReadWrite, March 29, 2012. Available at: http://readwrite.com/2012/03/29/googles-go-pro-gramming-languag.

Community Reporter. CG Survey initial Results in. Blendernation.com, April 18, 2010. Available at: http://blender-nation.com/2010/04/18/cg-sur-vey-initial-results-in/.

Counter-mapping. Wikipedia.org. Availa-ble at: http://en.wikipedia.org/wiki/Counter-mapping.

Crawford J. On the Future of Books. Google Books Search, October 14,

2010. Available at: http://booksearch.blogspot.ru/2010/10/on-future-of-books.html.

Darwinian Literary Studies. Wikipedia.org. Available at: http://en.wikipedia.org/wiki/Darwinian_literary_studies.

Davidson J., Liebald B., Liu J., Nandy P. , vleet T. v., Gargi U., Gupta S., Yu He, Lambert M., Livingston B., Sampath D. The YouTube video Recommendation System. Proceedings of the 4th ACM conference on Recommender Sys-tems (RecSys ‘10), New York, ACM, 2010, pp. 293–296.

Dinamicheskii sait [Dynamic Web Page]. Wikipedia.org. Available at: http://ru.wikipedia.org/wiki/Динамический_сайт. Douglass J. Include Genre. Pres-entation at “Softwhere 2008” workshop, University of California, San Diego.


Foys M. K. Digital Keys for Unlocking the Humanities’ Riches. The New York Times, November 16, 2010. Available at: http://nytimes.com/2010/11/17/arts/17digital.html.

General Perspective Projection. Wiki-pedia.org. Available at: http://en.wikipedia.org/wiki/General_Per-spective_projection.

Google Planeta Zemlia [Google Planet Earth]. Wikipedia.org. Available at: http://ru.wikipedia.org/wiki/Google_Планета_Земля.

Hall S. Encoding/decoding. Culture, Media, Language (ed. Centre for Con-temporary Cultural Studies), London, Hutchinson, 1980.

Hasson U., Landesman O., Knap-pmeyer B., vallines i., Rubin N., Heeger D. J. Neurocinematics: The Neuroscience of Film. Projections, Summer 2008, vol. 2, iss. 1, pp. 1–26. Available at: http://cns.nyu.edu/~nava/MyPubs/ Hasson-etal_NeuroCinematics2008.pdf.

Kessler F., Schaffer M. T. Navigating You-Tube: Constituting a Hybrid informa-tion Managment System. The YouTube Reader (eds J. Burgess, P. G. Lange, M. T. Schafer), Stockholm, National Library of Sweden, 2009.

Kolichestvo strok koda [Source Lines of Code]. Wikipedia.org. Available at: http://ru.wikipedia.org/wiki/Количество_строк_кода.

Latour B. Nauka v dejstvii: sleduja za uchenymi i inzhenerami vnutri obsh-hestva [Science in Action: How to Fol-low Scientists and Engineers through Society], Saint Petersburg, European University at St. Petersburg, 2013.

List of Academic Databases and Search Engines. Wikipedia.org. Available at: http://en.wikipedia.org/wiki/List_of_academic_databases_and_search_engines.

Manovich L. How to Follow Software Users? SoftwareStudies.com, March 2012. Available at: http://softwares-tudies.com/cultural_analytics/Mano-

vich.How_to_Follow_Software_Users.doc.

Manovich L. Software Takes Command, London, Continuum, 2013.

Marino M. Critical Code Studies. Elec-tronic Book Review, April 12, 2006. Available at: http://electronic-bookreview.com/thread/electropoet-ics/codology.

Middler B. Generations of Game Analyt-ics, Achievements and High Scores. Eludamos. Journal for Computer Game Culture, 2009, vol. 3, no. 2, pp. 177–194.

Moga G. B. Gmail to Use More HTML5 Features. Google Operating System, June 28, 2010. Available at: http://googlesystem.blogspot.ru/2010/06/gmail-to-use-more-html5-features.html.

Mozilla Firefox. Wikipedia.org. Available at: http://ru.wikipedia.org/wiki/Mozilla_Firefox.

Penley C. Feminism, Psychoanalysis and the Study of Popular Culture. Cultural Studies (ed. L. Grossberg), London, Routledge, 1992, pp. 479–500.

Randall K. Rise of Neurocinema: How Hollywood Studios Harness Your Brainwaves to Win Oscars. FastCom-pany.com, February 25, 2011. Availa-ble at: http://fastcompany.com/1731055/rise-neurocine-ma-how-hollywood-studios-har-ness-your-brainwaves-win-oscars.

Rekomendatel’naia sistema [Recom-mender System]. Wikipedia.org. Avail-able at: http://ru.wikipedia.org/wiki/Рекомендательная_система.

Semantic Targeting. Wikipedia.org. Avail-able at: http://en.wikipedia.org/wiki/Semantic_targeting.

Shannon C. E. A Mathematical Theory of Communication. Bell System Techni-cal Journal, 1948, vol. 27.

Shannon C. E., Weaver W. The Mathemat-ical Theory of Communication, Urbana, iL, University of Illinois Press, 1949.

Social Search. Wikipedia.org. Available at: http://en.wikipedia.org/wiki/Social_search.

2 1 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Trekhurovnevaia arkhitektura [Three-Tier Architecture]. Wikipedia.org. Available at: https://ru.wikipedia.org/wiki/Трёхуровневая_архитектура.

Veb 2.0 [Web 2.0]. Wikipedia.org. Availa-ble at: http://ru.wikipedia.org/wiki/Веб_2.0.

Zhou R., Khemmarat S., Gao L. The impact of YouTube Recommendation System on video views. Proceedings of the 10th Annual Conference on Internet Measurement (IMC ’10), New York, ACM, 2010, pp. 404–410.

И Н Т Е Р В ь ю С Р Е Н а Т О Й С а Л Е Ц Л 2 1 9

Рената Салецл:«Будущее

не слишком радужно»Беседовала Мария Загоскина

Рената Салецл (Renata Salecl) — лаканов-ский психоаналитик, философ, социолог, одна из самых ярких представителей Люб-лянской школы психоанализа, автор множе-ства статей и книг, переведенных на разные языки мира. Ее книга «Извращения любви и ненависти» (1999) стала бестселлером в русскоязычной интеллектуальной среде.

В России одновременно вышли сразу две ваши новые книги: «Тирания выбора» и «О страхе»1. Значит ли это что-то для вас?

Перевод первой моей книги на русский — «(Из)вращения люб-ви и ненависти»2 — оказался весьма удачным и снискал массу положительных отзывов и рецензий. Так что я была счастлива получить от Виктора Мазина предложение перевести еще две моих работы. Я очень ценю возможность представить книги са-мо`й, непосредственно обсудить с читателями отдельные свои те-зисы сейчас, когда мир переживает капиталистический кризис и не имеет зримых предпосылок к выходу из него. Мы живем во времена, когда страх окружает нас повсюду. Для меня было важно издать эти книги в России, перед которой стоят свои спе-цифические политические и социальные проблемы. С нетерпе-нием жду, как воспримут мои работы у вас.

Сейчас как никогда остро у нас стоит вопрос об отсутствии авторитетов и о растущей авторитарности.

Поиск авторитетов, особенно во времена страха, — то, о чем я пишу в своей книге «О страхе». Часто доминирующая идеоло-

1. Обе: Пер. с англ. В. Мазина. М.: Издательский дом «Дело», 2014. 2. См.: Салецл Р. (Из)вращения любви и ненависти / Пер. с англ. В. Мазина.

М.: Художественный журнал, 1999.

2 2 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

гия создает страшные прецеденты, сообщая об опасности, кото-рая может грозить нашему телу: отравленная еда, вирусы и т. д. Террористы, которых мы не можем поймать и остановить, по-являются так же, как вирус, — где угодно. Я пишу о том, что ви-русы и террористы — во многом сходные явления. Они явля-ются новыми формами порождения страха с помощью медиа. Некий невидимый враг, который может атаковать в любой мо-мент. Появляются фантазии «как же выглядит враг?» — будь то в России или в США, особенно в связи с проблемой ИГИЛ. К со-жалению, зашкаливающая тревога в обществе заставляет лю-дей идентифицироваться с лидером, который не имеет сомне-ний, все знает, не боится. Это успокаивает. Поэтому государство должно нагнетать атмосферу страха в обществе, чтобы появил-ся сильный лидер — лидер как решение, лидер, который знает, куда идти во времена всеобщей неуверенности. Когда мы боим-ся, мы еще более неуверенны. Так появляются не только поли-тики, но и разного рода гуру, ведающие, где опасность и как ее избежать.

Лидеры общества не чувствуют вины, не выражают сомнений и при этом подвержены агрессии. Иногда ты можешь быть аг-рессивным по отношению к другим, к твоим соседям только по-тому, что такое поведение может быть оправданно. Раньше ра-совая вражда, расовая агрессия была связана с биологическими различиями между людьми. Антропологические исследования перевели все в плоскость культурных различий. И сейчас мы снова возвращаемся к биологии, к заявлениям, что другие люди могут иметь генетический дефект. Подобное, к примеру, произо-шло в Новой Зеландии, где исследователи пытались доказать, что популяция маори чаще заканчивает жизнь за решеткой, чем белые, в силу генетической предрасположенности.

Сегодня ученые предпринимают все больше попыток най-ти биологические различия в устройстве мозга тех, кто может быть потенциальным врагом. Развиваются и исследования, ко-торые смогут предсказать, кто имеет больше шансов связать жизнь с криминалом.

Получается, что гораздо проще найти врага вовне, нежели решать внутренние проблемы?

Используя лакановскую терминологию, можно говорить о своего рода фантазии, в которой общество представляет другую нацию как ту, которая крадет у нас наслаждение. Но даже исчезнове-


ние наших соседей не сделает нас ближе. С нехваткой гораздо проще справляться, если есть фигура внешнего врага, который что-то отбирает, или фигура террориста, сопротивление которо-му позволяет обществу сплотиться. К сожалению, политики ча-сто используют этот прием, конструируя фантазию об уничто-жении этого врага.

Фрейд утверждал, что любить своего ближнего — самая слож-ная задача. Общество пыталось сконструировать множество ме-ханизмов, поддерживающих идентификацию с другим, но чаще всего терпело неудачу.

Радикализация позиций, настроений всегда была свойственна подрост-кам. Но сейчас она присуща всем. Что это — попытка понять, кто ты есть, попытка понизить уровень тревоги?

Наиболее болезненная ситуация — пытаться справиться с врагом внутри. Бессознательная борьба, которая происходит в каждом из нас, также затрагивает и общество. Гораздо проще справляться со своими травмами, если можешь обвинить другого — семью, на-пример, — в своем страдании. Проблема всегда всплывает на по-верхность, когда другой исчезает, когда больше некого объявить врагом. И тогда приходится иметь дело с наиболее травматичной ситуацией — с врагом внутри себя. Это связано с бессознательным, с собственной субъективацией. В этот момент в психоаналитиче-ской практике начинается самая болезненная работа.

англия (страна, в которой вы сейчас преподаете) предлагала политику мультикультурализма. Эта политика провалилась. Россия только недавно столкнулась с проблемой мигрантов. Что вы думаете об этом?

Это очень серьезный вопрос. Государство всегда получает ог-ромную выгоду от иммигрантов. И богатство Англии в большей степени зависит от них. Почти все профессии, которые связа-ны с работой руками, заняты иностранцами. Проблема в том, что эти люди живут на очень низком уровне. Часто возникают де-баты на тему того, что иммигранты должны иметь столько же прав. И снова они конструируют фантазию, будто кто-то обкра-дывает государство, имеет больше преимуществ и т. д. Это лишь еще один способ направить рассуждение в иное русло — подаль-ше от корня проблем капиталистического общества. Обвинение иностранцев — всеобщая тенденция. Но проблема не в имми-грантах, а в том, что происходит внутри общества.

2 2 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

В Италии несколько лет назад была прекрасная акция: один день без иммигрантов. Их попросили один день провести дома, чтобы показать жителям, что будет, если иммигранты не выйдут на работу. Множество людей действительно не пришли. В этот день нельзя было съесть пиццу, не было свежего хлеба, для выпечки ко-торого иммигранты так рано приходят на работу, улицы начали по-крываться мусором. Даже в госпиталях некому было навести по-рядок, так как большинство низового медперсонала — иммигранты. К сожалению, по-настоящему масштабной акция не стала, так как многие иммигранты не могут позволить себе пропустить работу.

Американское вторжение в Ирак, война в Афганистане и про-чее — все это способствовало усилению радикальных позиций на Востоке. Исламское государство — это новая форма фантазма. Это детище того самого вторжения, попытка создать сопротив-ление, которое действует по пути разрушения. Нам показыва-ют эти ужасные обезглавливания иностранцев, на это невозмож-но смотреть. Однако решение этой проблемы не менее жестоко. К сожалению, мы забываем о более глобальном исходе. Что сто-ит за радикализацией ислама? В чем его сила? Как он создают идентификацию? Люди сегодня разочарованы в либеральном капитализме, и они готовы принести себя в жертву.

Я не вижу простого решения. И теоретики, которые рабо-тают с терроризмом, также отмечают, что в прошлом не было случаев, когда с террористами пытались разговаривать. К со-жалению, начиная с политики Буша никто не пытается разго-варивать. Но ведь разговор не означает согласие с их позицией. И один из важнейших шагов, которые мы можем предпринять, — это новые формы коммуникации.

Удивительно, что после стольких терактов молодые люди добровольно едут в исламское государство. Почему в основном молодое поколение выбирает такой путь?

Уезжают даже из Словении. Они ищут новые формы идентифи-кации в исламе. Они искренне верят, что существует иная орга-низация общества. И я не удивлена. Люди ищут лидеров, ищут ответы. И некоторые находят. Сегодня общепринятые авторите-ты уже не работают. Некоторые авторитеты могут успокаивать. И возвращение к религии является одним из ответов, пусть не во всех ситуациях. Мне кажется, в России тоже все больше возвращаются к религии.


Можно ли предположить, что у большинства людей, которые уезжают в исламское государство, психотическая структура личности? Ведь у них нет страха.

Сложно так обобщать. Но, конечно, многие из них могут иметь психотическую структуру. Некоторые могут быть просто невро-тиками, которые ищут мастера, гуру.

Каково, по-вашему, будущее психоанализа в современном обществе, в котором господствуют идеи пользы, блага?

Будущее не слишком радужно. Во-первых, фармакологическая индустрия. Огромное количество симптомов приносят компани-ям громадный доход. Фармацевты улучшают дизайн упаковки лекарств, переименовывают их, создают все новые заболевания. Также значительно учащаются медикаментозные решения в от-ношении детей, что связано с нехваткой самих родителей, с их неспособностью дисциплинировать ребенка, а еще неуверенно-стью. И лекарства выступают в роли решения проблемы.

Во-вторых, всевозможные терапии, направленные на неза-медлительную помощь. Набирает популярность поведенческая терапия. В этих условиях психоанализ отходит на второй план. Большинство людей ищут решение своих проблем в таблетках или пытаются найти неких гуру, тренеров личностного роста. Психоаналитические сообщества испытывают сходные трудно-сти. Они создают новые теории, вместо того чтобы думать о про-блемах, с которыми сталкиваются люди сегодня. Естественно, случаются и схватки между сообществами, некоторые из них начинают функционировать как один из видов религии, повто-ряя мантры старых авторитетов.

Психоанализ выживет. Конечно, он находится в критическом состоянии с самого своего рождения. Теоретики уже умерли. Бур-но развивается неврология. Но мы наблюдаем случаи в клинике, когда люди нуждаются в терапии разговора. Самая большая про-блема — найти терапевта, который будет тебя слушать. Мы ощу-щаем очень большую нехватку внимания друг к другу, особенно в семьях. И психоанализ — один из выходов, свободный разговор, где тебя услышат. Люди, которые перепробовали разные виды те-рапии, лекарств, в итоге приходят к психоаналитику. Поэтому мы можем сказать, что у психоанализа есть будущее. Большое или нет, зависит от многих факторов: от могущества фармакологии, от самокритичности психоаналитических сообществ.

2 2 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Неожиданные приключения

Хайдеггера в России

ВОТ,0НАПРИМЕР,0ПРОЕКТ0—0ВСЕРОССИЙСКИЙ94 ХОРОВОД.0ВЗЯТЬСЯ0ЗА0РУКИ0И0СОВЕРШИТЬ988 ОГРОМНЫЙ0КРУГ0МЕЖДУ...0ПСКОВОМ0И0ВЕЛИ-6 КИМИ0ЛУКАМИ...0САМОЕ0ПРАВИЛЬНОЕ0ДВИЖЕ-4 НИЕ0—0ЭТО ДВИЖЕНИЕ0ПО0КРУГУ.0ЭТО0САК-52 РАЛЬНОЕ0ДВИЖЕНИЕ.0ОНО,0КОНЕЧНО,0НИКУДА0 НАС0НЕ0ПРИВОДИТ,0НО0МЫ0НИКУДА8245782082 И0НЕ0ХОТИМ0ИДТИ!..0ВМЕСТО0МОДЕРНИЗАЦИИ0 НАДО0ЗАНИМАТЬСЯ0ХОРОВОДАМИ...0ЗАЧЕМ0НАМ МОДЕРНИЗАЦИЯ?0ЛУЧШЕ0НАМ0ВОДИТЬ244138865 ХОРОВОДЫ!634198339506762390281505469140 544617781864414367555172498447948125783ИЗ0ПРОЕКТА0АЛЕКСАНДРА0ГЕЛЬЕВИЧА0ДУГИНА1 ПО0РЕШЕНИЮ0ВСЕХ0СТОЯЩИХ0ПЕРЕД9417595254

РОССИЙСКОЙ0ФЕДЕРАЦИЕЙ0ПРОБЛЕМ 1864414367

Творчество александра Дугина очень похоже на упомя-

нутый хоровод: движение по кругу, которое никуда не ве-

дет, поскольку незачем, ведь сам процесс так увлека-

телен! Практически все книги профессора социологии

выстроены по одной простой схеме, а меняются толь-

ко декорации (от древнеарийской магии до «эпистем»

и «ризомы») и, так сказать, интеллектуальные попутчи-

ки (от авторов Вед до Хайдеггера). Сама же схема вы-

глядит так. Сначала фиксируется переживаемая совре-

менным миром вселенская катастрофа («десакрализа-

ция», «вырождение», «нигилизм» и т. д. и т. п. ), которая

противопоставляется ушедшему «золотому веку», когда

у власти стояли настоящие аристократы (священники

1. postactualidad. александр Дугин — Порвать пасть креа-тивному классу // YouTube. 26.01.2012. URL: https://youtu.be/5mIJI5g7QF8.

Александр Дугин.

Мартин Хайдеггер: философия другого

Начала, 2010. — 389 с.

Мартин Хайдеггер: возможность русской

философии, 2011. — 500 с.

М.: академический Проект; Гаудеамус

Критика

К Р И Т И К а 2 2 5

«ацефал, безголовый носитель креста,

серпа и молота, коронованный вечной

свастикой солнца»5, «крестьяне»6 и даже

«древние, вечные, онтологические ар-

хетипы», которые «выйдут на поверх-

ность и страшным образом покончат

с игрой»7. Но, с другой стороны, точное

определение субъекта «консерватив-

ной революции», похоже, и не требует-

ся: «евразийство, по сути, есть гносео-

логический плюрализм»8. Или, если еще

проще, без всяких «гносеологических

плюрализмов»: как сказано в манифе-

сте «арктогеи», руководимого Дугиным

интернет-портала, «противостояние вла-

сти атлантической „империи зла“, СШа,

и либерально-капиталистической моде-

ли следует приветствовать во всех фор-

мах и в любых сочетаниях»9.

ского индустриального труда, в цен-тре нигилизма XX века, обнаруживает в себе самом таинственную точку опо-ры, которая выводит его по ту сторо-ну „ничто“, к стихиям спонтанно про-бужденной внутренней сакральности» (Der Arbeiter (об Эрнсте юнгере)) // Тамплиеры Пролетариата (национал-большевизм и инициация). М.: аркто-гея, 1997. URL: http://www.arcto.ru/ar-ticle/79).

5. Метафизика национал-большевизма // Тамплиеры Пролетариата. URL: http://www.arcto.ru/article/73.

6. «Только так мы сможем победить Миро-вого Змея, Змея Запада — проломив его рептильный череп крестьянским плугом, как это сделал когда-то индий-ский Индра» (Царский крестьянский труд // Тамплиеры Пролетариата. URL: http://www.arcto.ru/article/83).

7. Логос и мифос. Социология глубин. М.: академический Проект; Трикста, 2010. С. 242.

8. Там же. С. 243. 9. Манифест арктогеи. URL: http://www.

arcto.ru/article/46.

и воины), а кругом была Сакральность,

Традиция и прочие блага. Далее по за-

кону жанра (мессианской проповеди, ка-

ковой по большому счету являются все

произведения Дугина) должен обнару-

житься злой дух, из-за которого кончился

«золотой век». И он, конечно, обнаружи-

вается — в лице Запада и его агентов, та-

ких, например, как «западник и ликвида-

тор священного наследия Петр Первый»2.

Затем, опять-таки по закону жанра, надо

найти мессию, который вернет «золотой

век». Мессия у александра Гельевича

коллективный — это народы Евразии, со-

бираемые под знамена «консервативной

революции» (как механизма возвраще-

ния «золотого века») ее пророком и гла-

шатаем (это, понятно, сам Дугин).

Впрочем, окончательной ясности

с тем, к кому конкретно в Евразии об-

ращается пророк «консервативной ре-

волюции», все-таки нет. В разное вре-

мя субъектом этой революции у Дуги-

на были «православная Русь»3, Arbeiter4

2. Дугин А. Г. абсолютная Родина. М.: арк-тогея-Центр, 1999. С. 666. Далее по тексту цитируются работы алексан-дра Дугина.

3. Там же. С. 420. 4. «„Труженик“, Der Arbeiter — это цен-

тральный тип всех тех политических, творческих, интеллектуальных и фи-лософских движений, которые, не-смотря на их разнообразие, объеди-няются в понятии „Консервативная Революция“. „Труженик“ — глав-ный герой этой Революции, ее субъ-ект, ее экзистенциальный и эстетиче-ский стержень. Речь идет об особом типе современного человека, кото-рый в предельном критическом опы-те профанической реальности, нахо-дясь в самом сердце технократическо-го бездушного механизма, в железных недрах тоталитарной войны или ад-

2 2 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Приблизительно нечто подобное

представляют себе консерватив-

ные революционеры: пусть шутов-

ство постмодерна идет своим че-

редом, пусть оно размоет опреде-

ленные парадигмы, эго, суперэго,

логос, пусть вступят в дело ризома,

шизомассы и расщепленное созна-

ние, пусть ничто увлечет в себя все

содержание мира, тогда-то…14

И вот «тогда-то» либо «онтологические

архетипы выйдут на поверхность», либо

«Пролетарий проснется. Восстанет.

Убьет»15.

Покуда же никто не вышел и не вос-

стал, можно заниматься «идеологиче-

ской работой», запечатлевая ее резуль-

таты, как сказано в уже упомянутом

манифесте «арктогеи», «в книгах, пуб-

ликациях, программах, выступлениях,

статьях». Каковые книги, публикации

и статьи традиционно начинаются с того,

что «катастрофа налицо»16… Ну и так да-

лее, по представленной выше схеме. Фи-

лософско-мистическо-метафизический

(и Бог еще знает какой) хоровод заходит

на новый круг.

Но вот в недавно опубликованных

работах александра Гельевича (вклю-

чая рецензируемые «Мартин Хайдеггер:

философия другого Начала» и «Мартин

Хайдеггер: возможность русской фило-

софии») появляется новая, весьма не-

ожиданная мысль: наступление Ends-

ieg должно произойти через изучение

трудов Хайдеггера. Таким образом, по-

является более или менее четкий план

14. Логос и мифос. С. 241. 15. Тамплиеры Пролетариата. URL: http://

www.arcto.ru/article/82. 16. Постфилософия. С. 21.

Другая, куда более серьезная про-

блема заключается в том, что реши-

тельно непонятно, что и как надо делать

коллективному мессии для того, чтобы

вернуть Традицию. Цель александр Гель-

евич обрисовывает достаточно четко:

Вырвать из структуры мира

корень зла, упразднить время как

деструктивное свойство реально-

сти, исполнив какой-то тайный,

параллельный, неочевидный

замысел самого Божества10.

Endkampf und Endsieg («Времени боль-

ше не будет»)11. Но вот как упразднить

время?

Надо сказать, что александр Гелье-

вич и сам этого точно не знает. Напри-

мер, вышеупомянутые хороводы нужно

водить потому, что «модернизация — это

движение куда-то, а мы еще не знаем,

куда нам идти». Или как вариант: «Мы…

не знаем, куда идти, потому что впереди

rien ne luit, „ничего не светит“»12. Да и во-

обще: «Ничего внятного и вразумитель-

ного относительно надвигающейся но-

вой парадигмы постмодерна мы сказать

не в состоянии»13.

И потому весьма разумной для

упразднителей времени оказывается

стратегия выжидания, то есть ожидание

наступления того момента, когда «кон-

сервативная революция» произойдет

сама по себе.

10. Логос и мифос. С. 239. 11. Манифест арктогеи. 12. Постфилософия. Три парадигмы в ис-

тории мысли. М.: Евразийское Движе-ние, 2009. С. 32.

13. Там же. С. 60.

К Р И Т И К а 2 2 7

отражающим русскую революцию

зеркалом, можно добиться пере-

мещения ее отражения на любое

другое государство, что приведет,

по законам симпатической связи,

к аналогичной революции

в выбранной стране.

Однако Молотов

… пришел к выводу, что зеркаль-

ность Льва Толстого является ду-

ховно-мистической и рефлекти-

рующая функция может быть осу-

ществлена с помощью издания

нового собрания сочинений писа-

теля, коэффициент отражения ко-

торого будет увеличен за счет ис-

ключения идеологически непри-

емлемых работ вроде перевода

Евангелий.

Как известно, Виктор Пелевин осведом-

лен о творчестве александра Гельевича

и даже упоминает о нем в своих произве-

дениях как о «бородатом философе Дупи-

не, очень умном мужчине кроме всяких

шуток». Надо полагать, что и александр

Гельевич также почитывает Пелевина

и даже берет на вооружение описывае-

мые Пелевиным методы для того, чтобы

реализовать на практике «какой-то тай-

ный, параллельный, неочевидный замы-

сел самого Божества». В самом деле, ве-

лика ли разница между осуществлением

«рефлектирующей функции» Льва Толсто-

го с помощью издания нового собрания

сочинений и утверждением, что «пости-

жение Хайдеггера — ключ к русскому

завтра»? И разве не органично вписа-

лась бы в пелевинский текст такая вот

дугинская картина воздействия «пости-

действий по свержению «власти атлан-

тической „империи зла“». Вот этот план:

Усвоение Хайдеггера является

главной стратегической задачей рус-

ского народа и русского общества

в ближайшей перспективе. Пости-

жение Хайдеггера — ключ к русско-

му завтра. Если мы с этим не спра-

вимся, мы обречены. Если справим-

ся, у нас появляется шанс. Таким

образом, развертывание хайдег-

герианских штудий в современной

России является приоритетной за-

дачей для всего русского гуманитар-

ного образования. В этом смысле

вполне уместной является максима:

«Хайдеггер — все, остальное — ни-

что». Пусть она утрирована, зато

не оставляет иллюзий, что можно

как-то еще. Больше никак нельзя17.

Гениальный план александра Гельевича

очень напоминает строки из фантастиче-

ского рассказа (а проще говоря — пост-

модернистского дуракаваляния) отече-

ственного писателя Виктора Пелевина.

В «Откровении Крегера» Пелевин, ска-

жем так, шутит (с постмодернистской

лукавой серьезностью), что в «мистиче-

ской системе Молотова и Кагановича»

название произведения Ленина «Лев

Толстой как зеркало русской революции»

имело два толкования. «Тезис Каганови-

ча» заключался в том, что эту фразу надо

понимать буквально.

Такая установка влечет за собой

следующий вывод: манипулируя

17. Мартин Хайдеггер: возможность рус-ской философии. С. 455.

2 2 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ное же неверно»20. В этой вселенной

Германия проиграла мировую войну по-

тому, что не было «осмысления сущно-

сти Machenschaft и ее интерпретации

в контексте истории западной метафи-

зики»21. Ну а почему тогда в этой вселен-

ной не может возникнуть гигантский, за-

стилающий горизонт земляной шар «Рус-

ское Начало» как результат того, что вся

страна в едином порыве начнет читать

и постигать Хайдеггера? Разве это менее

вероятно, чем решение всех российских

проблем в результате вождения хорово-

да между Псковом и Великими Луками?

По этим же причинам не стоит ожи-

дать того, что александр Гельевич будет

как-то рационально оправдывать свой

выбор философии Хайдеггера на роль

спасителя России и всего мира от зара-

зы атлантизма. Тут все дело в доверии:

Хайдеггеру надо довериться.

Если нам довериться Хайдеггеру,

мы получим именно то, что нам не-

обходимо в качестве предпосылки

для живого философского мышле-

ния. <…> Вопрос, доверять или

не доверять истории философии

Хайдеггера, таким образом, остро

стоит именно для тех, кто задумыва-

ется о возможности русской фило-

софии, и выбор «не доверять» пред-

ставляется еще более сложным

и проблематичным, чем доверять22.

Ну, то есть доверять сложно и пробле-

матично, но нужно. Потому что альтер-

20. Там же. С. 7. 21. Мартин Хайдеггер: философия другого

Начала. С. 216. 22. Мартин Хайдеггер: возможность рус-

ской философии. С. 11, 15.

жения Хайдеггера» на российскую дей-

ствительность:

археомодерн [согласно александру

Гельевичу — корень всех россий-

ских бед18] затрещит по швам, на-

чнет лопаться, его структуры ста-

нут осыпаться, как осенние листья…

Из-под насквозь прогнившей над-

стройки покажется само русское

Начало… Это русское Начало будет

глубинным и всеобъемлющим, как

гигантский, застилающий горизонт

земляной шар… Этот момент уже

записан в анналах хаоса и в прин-

ципе состоялся, но приблизить его

или отложить — это зависит от нас19.

Людям, склонным к научному мышле-

нию да и просто здравомыслящим, все

это может показаться странным. Но во

вселенной, где живет Дугин, действу-

ет закон, согласно которому «полити-

ка есть следствие философии — обрат-

18. «Термин „археомодерн“ описывает си-туацию, когда социальная модерни-зация осуществляется не естественно и органично, накапливая предпосыл-ки в глубине общественных процессов, но навязывается сверху волевым об-разом, причем за модель модерниза-ции берутся социокультурные и социо-политические образцы, скопирован-ные с обществ с совершенно иными историей, типом, находящихся в дру-гих фазах своего развития (да и само развитие может происходить в разных направлениях). Такая „модернизация“ является экзогенной, а не эндогенной и не трансформирует глубинную струк-туру подвергающегося модернизации традиционного общества, а лишь иска-жает ее» (Там же. C. 45).

19. Там же. С. 459.

К Р И Т И К а 2 2 9

аргументация проста (вернее, она

отсутствует). Тот, кто не согласен с алек-

сандром Гельевичем, не разбирается

в философии:

Русские, пребывая под давлением

археомодерна, неспособны в силу

самого этого факта понять запад-

ноевропейскую философию, и эта

неспособность, по правилам

археомодерна, выражается в их

уверенности, что они на все очень

даже способны26.

а на тот случай, если кто-нибудь скажет,

что представленная концепция ненауч-

на, припасено особое откровение о ни-

чтожности научного знания:

Ученый! Это он Вольтера начитал-

ся, наверное… Науки придумали

прямые предки глобалистов. Пол

Фейерабенд убедительно доказал,

что просветители — и особенно

Галилео Галилей — все свои опы-

ты подделали. Наука основана

на пиаре, внушении и подделках27.

На этом я закончу изложение содержа-

ния сочинений александра Гельевича,

поскольку рациональная критика оных

невозможна по причинам, указанным

выше, и ограничусь только двумя заме-

чаниями, которые, на мой взгляд, сде-

лать необходимо.

Во-первых, надо отдать должное

александру Гельевичу: как исследова-

тель философии Хайдеггера он превзо-

шел многих отечественных «официаль-

26. Там же. С. 144. 27. Поп-культура и знаки времени. СПб.:

амфора, 2005. С. 265.

натив нет: Хайдеггер «велик, гениален

и ослепительно мудр» и «никакого, даже

отдаленно сопоставимого с Хайдеггером

мыслителя нам не видится»23.

а если кто с этим не согласен, тот

безнадежно испорчен «археомодерном»

(тем самым, от которого происходят все

российские беды), и потому с ним вооб-

ще не о чем разговаривать:

Возможность сомневаться в аде-

кватности выбора фигуры Хайдег-

гера проистекает из археомодер-

на… Мы ищем пути преодоления

археомодерна, возможности выхо-

да за его границы. Тот, кто не соли-

дарен с этой инициативой, просто

не должен приниматься в расчет24.

В сущности, смысл рецензируемых книг

Дугина можно уложить в один абзац. «Ка-

тастрофа налицо». Из-за археомодерна,

который есть «нечто среднее между дивер-

сией правящего класса и саморазруши-

тельным мазохизмом общества в целом»25,

все «очень плохо» (и даже русской филосо-

фии как таковой не существует и не суще-

ствовало). Чтобы избавиться от археомо-

дерна, надо, основываясь на правильном

понимании Хайдеггера, понять разницу

между «европейским Dasein» и «русским

дазайном» (пишется именно кириллицей,

поскольку в этом его русскость!). Это при-

ведет к возникновению русской фило-

софии (философии хаоса), которая опре-

делит политику и обусловит появление

гигантского земляного шара «Русское На-

чало». Конечно, шар все равно появится,

но так он появится гораздо быстрее.

23. Там же. С. 146–147. 24. Там же. С. 147. 25. Там же. С. 46.

2 3 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Во-вторых, я хотел бы отметить вот

что. александр Гельевич часто пишет

о постмодерне, и в весьма негативном

ключе, хотя, как уже отмечалось выше,

четких определений «ситуации постмо-

дерна» он избегает. Что, однако, не ме-

шает ему давать иногда довольно ясные

и убедительные описания постмодерна.

Например, такое:

Из смешения — невозможного

ни в парадигме премодерна,

ни в парадигме модерна как тако-

вых — складывается стиль постмо-

дерна. В итоге мы получаем

вначале ироничное, провокацион-

ное, откровенно эпатажное, напо-

минающее дадаизм или

сюрреализм напластование пара-

дигм премодерна и модерна30.

Да, несомненно, такое эпатажное со-

вмещение несовместимого, причем, как

правило, в ироническом ключе, являет-

ся одной из отличительных черт постмо-

дерна. И именно потому, если бы меня

попросили проиллюстрировать ситуа-

цию постмодерна конкретными приме-

рами, я бы сказал: ситуация постмодер-

на — это когда александр Дугин заведу-

ет кафедрой социологии международных

отношений факультета социологии МГУ,

а Иван Охлобыстин является священни-

ком православной Церкви.

В самом деле, только в ситуации

постмодерна возможно, чтобы завка-

федрой социологии международных от-

ношений главного вуза страны на пол-

ном серьезе утверждал, что

30. Постфилософия. С. 65.

ных специалистов» по творчеству не-

мецкого философа вроде культуролога

Владимира Бибихина. Трудно не согла-

ситься со следующими словами Дугина:

Представляется, что Бибихин и его

единомышленники на самом деле

горячо увлеклись Хайдеггером, но

кроме этой горячности в перево-

дах и изложении Хайдеггера ниче-

го нет. Читать их невозможно совер-

шенно, так как эти тексты очень мно-

го сообщают о состояниях, стараниях

и страданиях самого Бибихина и его

коллег-переводчиков, но практиче-

ски ничего, кроме случайных совпа-

дений, не говорят о Хайдеггере либо

дают такую картину, от которой воло-

сы становятся дыбом28.

С другой стороны, исследовательская по-

зиция самого Дугина весьма специфич-

на — в том смысле, что он ищет (и нахо-

дит) у Хайдеггера только то, что совпа-

дает с его собственными идеями. а все

то, что явным образом с этими идеями

не совпадает, объявляется своего рода

шифрограммами, помещенными «в гу-

манитарный контекст, где под влиянием

внешних факторов были цензурирова-

ны и самоцензурированы темы второго

периода»29 (то есть периода творчества

Хайдеггера, который наиболее подходит

для целей и задач самого Дугина). Такой

избирательный подход, конечно, никако-

го отношения к историко-философской

науке не имеет, но от Дугина как от идео-

лога ожидать ничего другого, наверное,

и не приходится.

28. Мартин Хайдеггер: философия другого Начала. С. 13–14.

29. Там же. С. 216.

К Р И Т И К а 2 3 1

фии хаоса», в которой будут рассматри-

ваться «существа хаоса: камни, растения,

звери, люди, духи хаоса… Русские как на-

род хаоса. Русские как носители природы

хаоса. Русские как философы хаоса»33?

Собственно, это вполне себе такой

постмодернистский пастиш (смешение

фэнтези, оккультной литературы, ре-

лигии, алхимии, философии и компью-

терных игр), задачей которого является

развлечение скучающих людей. Тот же

самый дугинский Евразийский союз мо-

лодежи, которым лет десять назад пугали

друг друга представители «либеральной

общественности», оказался в итоге суще-

ствующим главным образом в интерне-

те постмодернистским симулякром, кото-

рый то распускается, то возрождается, то

грозится вывести на улицы 150–200 ты-

сяч «опричников», а когда дело доходит

до дела, выводит 50–60 скучающих под-

ростков. Вся эта игровая ситуация впол-

не может быть описана словами само-

го александра Гельевича: «Нам скучно.

Не то чтобы „модерн неправ“. Нам без-

различно, прав „он“ или нет. Нам просто

скучно»34. «Никакой веры в постмодерне

ни у кого на самом деле нет»35.

В заключение хотелось бы привести

еще одну цитату из книги александра

Гельевича, которая, на мой взгляд, вели-

колепно характеризует его творчество:

В интеллектуальной сфере это тра-

диционное русское [я бы сказал,

правда, «современное постмодер-

нистское». — А. А.] иронизирование

над мыслью привело к накоплению

33. Мартин Хайдеггер: возможность рус-ской философии. С. 458.

34. Постфилософия. С. 66. 35. Там же. С. 651.

… вот человек повернул кепку назад,

одел широкие штаны, пошел. Что

это значит? Он находится в состоя-

нии одержимости духом атлантиз-

ма. Он служит Левиафану… Самые

страшные гетто будут созданы для

серфингистов… Нет ничего более

отвратительного, чем катание

с белозубой улыбкой на этой омер-

зительной доске. Больше здесь

сказать нечего. Самое главное ска-

зано. Кто не понял, ему уже ничего

не поможет. Ничего31.

Или, например, что «клонирование еще

пока не поставлено на поток. Вот только

в Китае, говорят, уже клонируют вовсю.

Откуда их, кстати, столько?»32

Как бы александр Гельевич ни ру-

гал постмодерн, он сам является его по-

рождением, хотя и тщательно скрывает

это c помощью традиционалистской ри-

торики. Но дугинский постмодернизм

проявляется даже на уровне символов.

Например, Евразийский союз молоде-

жи (структура в рамках Международного

Евразийского движения, возглавляемо-

го александром Гельевичем) использу-

ет в качестве символа «знак хаоса», при-

думанный писателем-фантастом Мурко-

ком и популяризованный в 1980-х годах

адептами «магии хаоса» из группы «Ил-

люминаты Танатэроса», а также издате-

лями игры Warhammer, где силам Им-

периума (в котором легко угадывается

совокупный Запад) противостоят силы

Хаоса. И как тут не вспомнить о провоз-

глашаемой Дугиным «русской филосо-

31. Четвертая политическая теория. Рос-сия и политические идеи XXI века. СПб.: амфора, 2009. С. 271.

32. Постфилософия. С. 91.

2 3 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

слишком больших издержек. И сегодня пробиться

к тому уровню, где мы мыслим, а не валяем дура-

ка (каким бы сакральным это «дуракаваляние»

ни было), чрезвычайно сложно, если вообще воз-

можно36.

36. Там же. С. 21.

Алексей Апполонов

Растворение

в повседневности

В своей новой книге известный итальянский литерату-

ровед Франко Моретти взялся за задачу сколь актуаль-

ную, столь и, кажется, безнадежную. Он вознамерился

ответить на вопрос: куда в наше время, когда «капита-

лизм силен как никогда», подевался, собственно, герой

и субъект капитализма, владелец капитала — буржуа?

Точнее будет сказать, впрочем, что эту тему автор за-

явил в предисловии, в то время как книга в целом, ско-

рее, занята другим: она показывает (преимуществен-

но на примере художественного текста), как рождается

и в чем состоит идеология буржуа. Тем не менее к во-

просу о судьбе этого класса Моретти, как дипломиро-

ванный литературный критик-марксист, возвращается

постоянно, не настаивая вместе с тем на его актуально-

сти. Еще во введении автор признается, что современ-

ность знает плохо, так что никаких актуальных выводов

делать не станет. И безукоризненно держит слово: кни-

га заканчивается Ибсеном.

К решению поставленной задачи Моретти идет че-

рез литературный текст. Полагая, что литература — ме-

сто, где «разрешение диссонансов бытия» (как Лукач

определял форму в «Теории романа») сохраняется в от-

носительной неприкосновенности, он утверждает, что

«обратная разработка» (reverse engineering, не путать

с деконструкцией) литературных произведений с по-

мощью анализа форм позволяет понять, решению ка-

ких задач эти формы служили, когда были актуальны-

ми. (Во введении Моретти сообщает, что намерен в чис-

ле прочего показать «то, например, как такое слово,

как „комфорт“, намечает контуры легитимного буржу-

азного потребления или как темп повествования при-

Франко Моретти. Буржуа: между историей

и литературой / Пер. с англ. И. Кушнаревой.

М.: Изд-во Института Гай-дара, 2014. — 264 с.

К Р И Т И К а 2 3 3

«духа капитализма», объясняющую по-

явление рациональных стратегий пове-

дения буржуазии диссидентскими рели-

гиозными доктринами эпохи Реформа-

ции и порожденными ими ценностями

и социальными практиками. Во всяком

случае, едва он приступает к разгово-

ру о Робинзоне, как те качества, кото-

рые он полагает «буржуазными» — ра-

циональность, умеренность, аккурат-

ность, комфорт, — возникают уже сами

собой, притом поначалу даже скорее

как цель, нежели средство (средства Ро-

бинзон изобретает на ходу). Таким обра-

зом, «предметный» (и очевидно, мелоч-

ный) характер буржуазии детерминиру-

ется сразу, практически без объяснения

причин (но со ссылкой на авторитет Ве-

бера), а все дальнейшее повествова-

ние посвящено его литературной ре-

презентации. Столь же безоговорочно

он принимает и вторую важную вебе-

ровскую идею — расколдовывания (En-

tzauberung) мира, которым занято капи-

талистическое общество, переходящее

от сакральных к рациональным практи-

кам и на этом пути, несмотря на приоб-

ретенную точность описания, утрачиваю-

щее его, мира, смысл.

Ценность метода Моретти состоит

в том, что в своем анализе такой дву-

смысленной и невесомой материи, как

идеология, он идет дальше значений

слов, частотности и контекста их упо-

требления, получая таким образом хоть

сколько-нибудь «объективные» (или, ско-

рее, «материальные» — в рамках той же

логики, что считает «материальным» эко-

номический интерес) данные. Пользуясь

несколькими словарями, тремя базами

данных — корпусом книг Google Books,

базой данных «Чедвик-Хили» (Chadwyck-

спосабливается к новому размеренно-

му существованию».) В силу небольшого

объема книги и очевидного намерения

не изложить историю литературы, а дать

предельно краткое и емкое описание

метода (что Моретти прямо эксплици-

рует), отбор основных героев и произ-

ведений, иллюстрирующих те или иные

утверждения, носит неизбежно фраг-

ментарный и отчасти волюнтаристский

характер. Здесь это, например, Робин-

зон Крузо, Эмма Бовари, «Миддлмарч»

Элиот, «Сердце тьмы» Конрада, чрезвы-

чайно популярная в СССР «Кукла» Боле-

слава Пруса, Ибсен. О русском романе

Моретти говорит вскользь, когда рассу-

ждает о периферийных для капиталисти-

ческого мира эксцессах интерпретации

буржуазной догмы. Тем не менее по от-

ношению к логике высказывания самого

Моретти примеры отобраны очень точ-

но, а требовать большего при потенци-

ально необозримом материале было бы

избыточно.

Идеологические, социологические

и экономические пристрастия Моретти

характерны для человека умеренно ле-

вых взглядов (с ударением на оба сло-

ва): это Маркс, Энгельс, Вебер, Веб-

лен, Лукач, Грамши, Шумпетер (в части

критики буржуазии), Хобсбаум. Именно

к ним Моретти обращается, когда нуж-

ны «внешние» объяснения рассматри-

ваемых черт буржуазии в диахронии ли-

тературных текстов, обходясь при этом,

например, без Дюркгейма или Парето,

несколько иронически цитируя Джейм-

са Милля о необходимости среднего

класса и с совсем уже заметной ирони-

ей — Карлейля, пишущего о «Рыцарях

Труда». В целом Моретти безоговороч-

но принимает веберовскую концепцию

2 3 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

капитализм как способ ведения хозяй-

ства, которому свойствен учет капитала

в денежной форме — в первую очередь

в виде бухгалтерской отчетности, а ра-

циональная методичность, необходимая

для такой бухгалтерии, уже заключена

в телеологическом языке Робинзона.

По утверждению Моретти, языком

детерминировано и содержание поня-

тия «средний класс», вызывающее ныне

столько затруднений. Возникшее в Бри-

тании в момент, когда в стране разрыв

между бедными и богатыми достиг наи-

более драматических масштабов, это по-

нятие присвоили классу, выступающему

опосредующим звеном и медиатором

между богатыми и бедными, upper и low-

er. Его появление как раз и было вызва-

но необходимостью снять это угрожаю-

щее противоречие. Поначалу буржуазия

с гордостью приняла на себя роль такого

посредника, ибо ценностями ее в самом

деле были умеренность и срединность.

Буржуазия как компромисс: между бога-

тыми и нищими, между консервативной

и прогрессистской идеологиями, между

рафинированным и низменным вкусом.

Со временем компромисс становится

синтезом, и буржуазия рождается как

нечто актуальное, результирующее, фи-

нальное и (поэтому) тотальное.

Далее, прибегая к статистическому

и семантическому анализу слов и вы-

сказываний в исторической перспекти-

ве, Моретти показывает, как под давле-

нием идеологии постепенно и незаметно

смещается смысл определений — от при-

надлежащих преимущественно физиче-

скому миру к (по большей части) эмоцио-

нальным, связанным с идеями и катего-

риями (например, strong и heavy у Дефо

или Элизабет Гаскелл столетие спустя).

Healey Database) и корпусом «Литератур-

ной лаборатории», — а также, что более

существенно, возможностью с легкостью

производить лексический поиск по всем

ним, Моретти становится обладателем

статистического аппарата, мощь которо-

го еще пятнадцать лет назад представля-

ли себе только оптимисты.

Такой метод позволяет ему проде-

монстрировать, как буржуазия прямо

на наших глазах в буквальном смысле

рождается из текста. Так, он анализи-

рует состав «Робинзона Крузо» (не толь-

ко первый новый европейский роман,

но и первый роман о буржуазии), пока-

зывая, как с помощью герундия появля-

ется на свет целеполагающая грамма-

тика нового класса (Моретти называет

ее грамматикой необходимости). Hav-

ing now brought, говорит Робинзон, на-

чиная выстраивать очередную телеоло-

гическую фразу, наводящую мост с од-

носторонним движением от неудобного

прошлого через хлопотное настоящее

к комфортному будущему. И из этого так-

тического стиля мышления рождается

новая парадигма, в которой опыт, любо-

знательность и мужество человека, об-

ретая инструментальное значение, ста-

новятся ценностно нейтральными каче-

ствами, необходимыми для достижения

чисто утилитарных целей. Честность, тру-

долюбие, серьезность, предметность

и комфорт как антонимы гедонизма вы-

растают из того языка, которым Робин-

зон описывает последовательность сво-

их действий. Чтобы называться хорошим

человеком и иметь право отдохнуть, ты

должен много и методично трудиться;

прежде чем начать трудиться, ты должен

прикинуть, какие средства сможешь упо-

требить на этот труд. Вебер определял

К Р И Т И К а 2 3 5

Но что стало с самой буржуазией?

Ссылаясь на обозначенный в англий-

ском буржуазном романе конфликт по-

колений, неизменно приводящий к тра-

гедии1, Моретти делает парадоксальный

вывод: «Буржуа исчезает в момент три-

умфа капитализма». В стремлении пре-

одолеть комплекс выскочки буржуазия

начинает растворяться в представлени-

ях о легитимной культуре: ее здания ми-

микрируют под готику, ее привычки ко-

пируют старую аристократию, ее пафос

скрепляющего общество цемента начи-

нает уступать место своего рода классо-

вому рессентименту, объектом которо-

го, разумеется, выступает аристократия.

(Профессиональные музыканты танце-

вальных и военных оркестров амери-

ки в этот момент принимаются рассу-

ждать на страницах цехового журна-

ла Metronome о миссии своего занятия,

которая состоит в том, чтобы воспиты-

вать в буржуазии рафинированный ари-

стократический вкус.) Буржуазия утра-

чивает свои идентичность, содержание

и ощущение легитимности. За последней

она обращается к аристократии. Однако

на ее пути предсказуемо встают идеа-

лы умеренности, скромности и практич-

ности.

1. «…маленький Поль умирает из-за „не-достатка жизненной силы“; сын Флет-чера — инвалид, ненавидящий его ко-жевенную фабрику, которому очень повезло, что его опекуном стано-вится „джентльмен“ Галифакс; сына Миллбэнка от неминуемой смерти спас маленький лорд Конингсби, то-гда как дочь Грэдграйнда едва избе-жала адюльтера, а его сын становится вором и, по сути дела, убийцей» (157–158).

Моретти раскрывает феномен роста ча-

стотности «викторианских прилагатель-

ных», то есть понятий, содержащих кос-

венную — «без строгости» — этическую

оценку происходящего, и неуклонное

падение использования понятий прямо

оценочных, таких как «добродетельный»

(virtuous) или «недостойный» (unworthy).

Слово «чистый» вытесняет слово «непо-

рочный» (используя русскоязычные ана-

логии) и тем самым снимает с себя се-

мантическое бремя оценки, становится

внешне нейтральным арбитром, импли-

цитно предполагая, что описываемое им

качество не навязано предмету автором

высказывания, но имманентно ему. Так

работает мягкая сила буржуазии, пре-

вращающая мораль в повседневность,

от которой уже невозможно избавиться

(Моретти в этой связи упоминает выска-

зывание Ницше о «постыдно обморали-

зировавшейся манере речи»).

«Объективный» тут ключевое слово.

Рассуждая о том, что буржуазия в сво-

их романах не скрывает мотив эксплуа-

тации, а, напротив, «заставляет все об-

щество взглянуть в глаза правде о себе»,

Моретти называет ее первым реалисти-

ческим классом в истории. Подчиняясь

логике реализма, буржуазия стремится

к объективности в описании мира (в том

числе романном) через детализацию, пе-

ренос акцента с основных сюжетных ли-

ний на боковые (яркий пример — «Мадам

Бовари», где второстепенно фактически

все), через несобственно прямую речь,

снимающую ответственность с субъек-

та высказывания. Словом, стремление

к объективности приводит буржуазию

к созданию того романа, который мы те-

перь знаем как квинтэссенцию литера-

турной формы.

2 3 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

превращения в джентльменов. К сожа-

лению, здесь книга Моретти как будто

утрачивает фокус: две последние гла-

вы, повествующие о национализации

буржуазии и ее рефлексии в эпоху ин-

дустриализации, сообщают вещи более

спорные и существенно хуже фундиро-

ванные. Местами возникает ощущение,

что текст Моретти отрывается от своей

статистико-эмпирической основы, от из-

ложенного в самом начале метода и при-

нимается развиваться исходя из условий

сформированной к этому моменту теоре-

тической системы, которая, в свою оче-

редь, модифицируется общей, во мно-

гом априорной эпистемологией авто-

ра — вещь почти неизбежная, когда дело

идет об идеологии. В первой половине

книги подобное ощущение быстро про-

ходит, в двух последних частях становит-

ся устойчивым.

Моретти показывает, как буржуазия,

становясь гегемоном, постепенно уходит

в социальную и экономическую тень. (Ха-

рактерно его рассуждение о тетралогии

Переса Гальдоса «Торквемада»: герой,

который сохранял могущество, остава-

ясь на вторых ролях, превращается в пу-

стое, комическое означающее с выходом

на авансцену.) По самому своему соци-

альному императиву, качествами которо-

го являются скромность, честность и тру-

долюбие, дело буржуазии — действовать

за сценой. Выход на люди запускает дис-

сипативные процессы. В финале книги

на примере ибсеновских героев Морет-

ти показывает, что удел буржуазии — «се-

рая зона», пограничная полоса между за-

коном и произволом. Очевидно, однако,

что эта территория скрыта от повседнев-

ных взоров, то есть является периферий-

ной и закулисной.

Вознамерившийся стать аристокра-

том буржуа в итоге довольствуется ролью

джентльмена, дающей ему, с одной сто-

роны, необходимую степень социально-

го признания, с другой — не требующей

прямой лжи, заключенной в фамильных

гербах и генеалогиях (в качестве приме-

ра последнего можно вспомнить барона

Данглара). Моретти показывает эту ме-

таморфозу на примере романа «Джон Га-

лифакс, джентльмен», герой которого ви-

дит, что толпа собирается напасть на его

благодетеля, поскольку у того в подва-

лах полно пшеницы, поднимает писто-

лет, выходит вперед и говорит: «Это его

пшеница, не ваша. Разве не может чело-

век поступать со своим добром, как за-

хочет?» «Вот и все», — поводит итог Мо-

ретти: вместо цветистых оборотов о Ры-

царях Труда Карлейля, принадлежащих

уже ушедшей эпохе самоутверждения

нового класса, человек просто подни-

мает пистолет и констатирует очевид-

ное. Так буржуа делается силой, а став

ею, расстается с тем, в чем не нуждает-

ся, — с велеречием, со ссылками на хри-

стианскую традицию и с аффектирован-

ностью жестов. Отношения между бур-

жуа и миром начинают выстраиваться

в рамках еще более архаичного, чем

аристократический, патерналистского

мифа отношений между «хорошим слу-

гой» и «добрым господином». С этого на-

чал Робинзон, спасши Пятницу. Этим за-

канчивают свою социализацию буржуа,

победившие в себе авантюрный дух ран-

него капитализма (и Робинзона). Так он

становится повседневностью.

Однако после этого буржуазия про-

существует еще более ста лет, и даже

в рамках горизонта компетентности ав-

тора она надолго переживет момент

К Р И Т И К а 2 3 7

рах занимаются женщины и что между

ними — книгами и женщинами в сорти-

рах — есть странная корреляция: если

социальный и образовательный статус

женщины ниже того, на который она пре-

тендует, то в сортире лежит книга, кото-

рая должна читаться, с ее точки зрения,

той группой, на принадлежность которой

она претендует. У одной моей комплек-

сующей по поводу слабой самореали-

зации подруги в туалете десять лет ле-

жал постепенно тающий в объеме ро-

ман «Смилла и ее чувство снега», тогда

как у подруг, таких проблем не испыты-

Out of Frame

У Вальтера Беньямина есть откровенно

сексистское эссе «Девушки и книги», где

вдруг оказывается, что между девушка-

ми и книгами много общего. Например,

их обеих можно брать с собой в постель.

Но Беньямин не упомянул того, что де-

вушку и книгу можно также брать с со-

бой в туалет. И тот же туалет позволяет —

за закрытыми дверьми — использовать

и девушку, и книгу так, как они того, воз-

можно, не хотели бы.

Каких-нибудь британских ученых од-

нажды наверняка ждет социологическое

открытие, что управлением книг в сорти-

тода, книга Моретти демонстрирует но-

визну уже в постановке вопроса. Пред-

ложенный автором метод может служить

хорошим инструментом демаркации.

Как минимум здесь вполне исчерпы-

вающе излагается, что такое средний

класс — экономически, этически и эти-

мологически, — что способно положить

конец довольно бесплодным дискусси-

ям о предмете. Кроме того, приводя два

определения буржуазии — буржуазия

собственности и буржуазия культуры

(Besitzs- и Bildungsbürgertum Хобсбау-

ма), он вписывает в разговор о среднем

классе творческих работников и интел-

лигенцию (интеллектуалов, если угодно),

которые порождают массу затруднений

у догматических марксистов. Таким об-

разом, книга Моретти — не исчерпываю-

щий проблематику труд (на чем и сам ав-

тор совершенно не настаивает), а пролог

к большой и увлекательной дискуссии,

в последние десять лет снова ставшей

чрезвычайно актуальной.

Артем Рондарев

Вместе с тем именно этого вывода

Моретти не делает. На последних деся-

ти страницах на примере героев Ибсе-

на он внезапно резко обособляет класс

буржуазии, сводя его, как представляет-

ся, только к классу предпринимателей

(во всяком случае все примеры здесь

относятся к чисто деловым коллизиям).

Он утверждает, что буржуазия индустри-

ального века, переместившись в «серую

зону», стала метафоризировать мир, пе-

реводя его с языка прозы, «самой бур-

жуазной», как говорит Моретти, формы

высказывания, на своего рода поэтиче-

ский язык, и тем самым разрушать его.

Утверждение это по сравнению с общим

корпусом книги выглядит как минимум

неожиданным и малообоснованным,

а весь текст приобретает несколько ра-

зомкнутый, незаконченный вид, что, ве-

роятно, естественно для находящейся

в разработке гипотезы, но сильно сби-

вает с толку.

Несмотря на чувство недосказанно-

сти концепции и недоработанности ме-

2 3 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

вающих, в уборных валяются дамские романы или де-

тективы Хмелевской.

Мое туалетное чтиво в последние дни составляет

книга «Против безопасности: почему у нас все не так

в аэропортах, метро и других местах, где нам якобы

угрожает опасность» известного американского социо-

лога Харви Молоча, серьезно повлиявшего в свое вре-

мя на политические науки и городские исследования.

К «другим местам» относятся также и уборные — при-

чем не только общественные. Хотя Молоч оговарива-

ется, что по большому счету приватных уборных не су-

ществует — туалет является частной территорией, вре-

менно взятой взаймы у публичного пространства.

Общественный туалет, будучи сам местом гендерной

и отчасти социальной сегрегации, подвергается серь-

езному давлению со стороны властей, которые видят

в общественных уборных опасные и грязные места, где

царят воры и насильники. Отчасти власти правы: злые

языки говорят, что карьера экс-президента Украины

Виктора Януковича началась именно в туалете — там он

воровал у зазевавшихся мужчин шапки. В метро Нью-

Йорка когда-то было более полутора тысяч обществен-

ных уборных, на момент написания книги там остава-

лись лишь десятки. В московском метро, напомню, во-

обще нет публичных туалетов (они строились рядом

с павильонами, но теперь от той сети мало что осталось),

что оправдывается вопросами безопасности лишь от-

части — туалетов нет и не будет, чтобы не создавать до-

полнительную нагрузку на инфраструктуру и не привле-

кать людей. Поэтому так радикально сократили торгов-

лю в метрополитене, буйно расцветшую в золотой век

Дмитрия Гаева. (В принципе, правильным было бы ре-

шение убрать из подземки и бесплатный Wi-Fi.)

Исследование туалетов Молочем не основывается

на широкой базе эмпирических данных, но по преиму-

ществу на личных наблюдениях и беседах со специа-

листами. а потому опирается в основном на сохраняю-

щую пуританские традиции — особенно в уголках, куда

дух просвещенья еще не добрался, — англосаксонскую

культуру отправления большой и малой нужды. Здесь,

в «обществе», разговор о туалете и его инфраструктуре

до сих пор табуирован (как считает Молоч, но это вхо-

Harvey Molotch. Against Security: How We Go Wrong at Airports, Subways, and Other Sites of Ambigu-ous Danger. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2012. — 280 p.

К Р И Т И К а 2 3 9

бы из мужской половины туалета нель-

зя было бы ничего увидеть в женской

его части. Более того (и я его здесь под-

держиваю абсолютно), необходимо, что-

бы в публичных местах, где практикует-

ся разделение на «М» и «Ж», число жен-

ских уборных превышало число мужских

в три или даже в четыре раза. Это свя-

зано не только с тем, что женщина боль-

ше времени проводит в туалете, но так-

же и с тем, что у нее куда больше пово-

дов для того, чтобы туалет использовать.

Женская уборная должна быть простор-

нее мужской — не только потому, что

женщине, как правило, необходимо

больше места, но и потому, что она за-

частую использует туалет не одна, а с ре-

бенком любого пола, а также с подругой,

где они могут вступать в неформальные

социальные коммуникации — занимать-

ся взаимным грумингом и т. п. (Именно

поэтому хорошие дизайнеры дорогих об-

щественных уборных стараются вешать

зеркала на расстоянии от раковины, что-

бы женские волосы не забивали слив.)

Борьба властей с «публичными туа-

летами», такими, например, как «Мак-

доналдс» и «Старбакс», где менедже-

ры дают персоналу инструкции, кого пу-

скать в туалет, а кого — нет, не приводит

к увеличению безопасности, скорее на-

оборот. Новопушкинский сквер Москвы

напротив закрытого осенью 2014 года

«Макдоналдса» мгновенно опустел, не

спасли и акции столичного департамен-

та торговли и услуг, организовывавше-

го в сквере торгово-развлекательные

ярмарки. Меньше людей стало на Твер-

ском бульваре. Публичные пространства,

которые теряют людей, становятся опас-

нее. И это — кумулятивный процесс. Если

сегодня сюда пришло меньше народу, то

дит в противоречие с обилием туалетной

лексики, которую сам же Молоч эксплуа-

тирует; казалось бы, а откуда такому бо-

гатому вокабулярию взяться?). а пото-

му объекты туалетной инфраструкту-

ры — унитазы, биде и т. д. — выглядят так

консервативно, их внешний облик прак-

тически не меняется целое столетие. Ди-

зайнеру очень трудно вести диалог с за-

казчиком на эти темы. Так что тех про-

блем, с которыми могут столкнуться

посетители японских ресторанов, чьи

туалеты оборудованы какими-то косми-

ческими унитазами с гигантским числом

кнопочек, Молоч не обсуждает. Многие

феминистки выступают за окончатель-

ную отмену разделения санузлов по по-

ловому признаку, апеллируя к опыту

установления равенства и компенса-

торной дискриминации, а также жалуясь

на то, что трансвестит, лесбиянка и гей

неудобно себя чувствуют, когда оказы-

ваются перед визуально определен-

ным соответствующими знаками жест-

ким половым различием. Оно требует

от представителя ЛГБТ срочно сделать

выбор в пользу своей половой идентич-

ности, причем в пространстве транзита

между публичным и частным, где арти-

кулируется гендерный статус, от опреде-

ления которого желающий справить ну-

жду хотел бы уклониться. (Хорошей иллю-

страцией для этого тезиса послужил бы

фрагмент фильма «Джентльмены удачи»,

где герои Крамарова, Леонова и Вицина,

переодетые в дамское платье, прячутся

в мужском туалете.) Молоч же выступает

как консерватор (он полагает, что разде-

ление кабинок на мужские и женские не-

обходимо сохранить) не столько из сооб-

ражений безопасности, хотя и ради них:

часть женщин вообще требует того, что-

2 4 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

посвященная работе общества с кол-

лективной травмой, — фрагмент книги

о проектах застройки пустыря на месте

обрушившихся зданий Мирового торго-

вого центра в Нью-Йорке — пересека-

ется с размышлениями известного гуру

архитекторы Люббеуса Вудса об урбани-

стике войны.)

Молоч выделяет сразу несколько ге-

терогенных — и конкурирующих — со-

циальных логик, призванных сохранять

и устанавливать порядок. Это логика

должностных инструкций, разработан-

ных экспертами и навязанных началь-

ством; логика гражданского обще-

ства — на самом деле банальная логика

обывателей; логика поведения профес-

сионалов по соблюдению безопасно-

сти. (Другой, возможно, ее не стал бы

выделять, поскольку поведение этих

профессионалов, как правило, являет-

ся компромиссом между инструкцией

и здравым смыслом.) Эти три логики кон-

курируют и часто приходят в противоре-

чие друг с другом. Молоч считает, что при

прочих равных необходимо доверять об-

ществу, пусть оно и не всегда безгрешно.

К этим трем режимам установления

безопасности я бы добавил еще и чет-

вертый, который неожиданно обнару-

жил в обсуждении итогов одного из се-

куритарных кейсов в фейсбуке у коллеги

по философскому факультету МГУ. Суть

истории, привычной для университета,

состоит в печальном проявлении излиш-

ней жесткости охранников по отноше-

нию к сотруднику университета, просро-

чившему пропуск. Обсуждение истории

в фейсбуке у «жертвы» (обычно обсужде-

ния подобных историй носят технический

характер либо вписаны в репрезента-

цию одной из логик, которые упоминает

завтра будет еще меньше. Страдают вла-

дельцы кафе и ресторанов, располо-

женных по сторонам бульвара, — мень-

ше прохожих, которые невзначай гото-

вы зайти, выпить и согреться или просто

пообщаться. Общественный туалет на-

против ТаСС на площади Никитские Во-

рота закрыт давно и, кажется, навсегда.

а те бронированные общественные убор-

ные цвета хаки, которые поставила сто-

личная администрация, приспособлены

только для того, чтобы отпугивать обы-

вателей, а отнюдь не для комфортного

справления нужды. Начальство, уничто-

жая публичные туалеты, очевидно поза-

имствовало решение проблемы безопас-

ности у страуса. Город без обществен-

ных уборных опаснее города с таковыми.

Здесь больше бомжей и меньше людей

на улицах; здесь исчезают уличные тор-

говцы, здесь меньше лавок, кафе и ре-

сторанов, чьи хозяева заинтересованы

в том, чтобы вокруг их заведений был

порядок, и здесь нет зевак, пересечение

ленивых взглядов которых останавлива-

ет воров и насильников куда эффектив-

нее любых полицейских мер.

Впрочем, книга Молоча не о без-

опасных туалетах, а о безопасности в це-

лом, о том, как нас утомила гонка вла-

стей в ее преследовании, и о том, как

с таковой бороться.

Молоч показывает, что граждане за-

частую сами намного лучше справляются

с установлением безопасности, чем спе-

циально обученные люди. И более того,

спасти порой людей или обеспечить без-

опасность можно, лишь нарушив долж-

ностные инструкции. Примеров подобно-

го Молоч приводит множество — из ис-

тории про потоп в Новом Орлеане или

трагедии 11 сентября. (а одна из глав,

К Р И Т И К а 2 4 1

инструкции и объявляющей виноватыми

именно тех, кто заставляет эти инструк-

ции вступать в действие, будь то случай-

ный пассажир, дополнительный досмотр

которого тормозит очередь, или просто

человек, выглядящий немного неорди-

нарно, не так, как с точки зрения на-

чальства должен выглядеть или вести

себя любой. Логика безопасности — ад-

министративная, гражданская или про-

фессиональная — при чрезмерной арти-

куляции, воспроизводящей всеобщую

подозрительность, заставляет субъекта

чувствовать ничем объективно не спро-

воцированную вину, которая и показы-

вает существование и действенность

«четвертой логики безопасности», мо-

ральной логики, авторитет которой пы-

таются присвоить администраторы.

* * *

Существует очень интересная русско-

язычная рецензия на книгу Молоча. ав-

тор ее — довольно известный борец

с жуликами в отечественной науке. Он

уже пытался разрушить карьеру одного

начинающего ученого, обнаружив в его

диссертации превышающий нормы объ-

ем заимствований, то есть, грубо говоря,

плагиата. Сей автор беспощаден к книге

американского ученого. Вот что он бук-

вально пишет:

… теоретическая слабость в допол-

нение к эмпирической узости по-

мещает ее где-то ближе к сфере

научной журналистики, чем к соб-

ственно науке2.

2. Корбут А. Порядок на местах, или Борь-ба с безопасностью // Социологиче-ское обозрение. 2012. Т. 11. № 3. С. 163.

Молоч) неожиданно приобрело мораль-

ный оттенок после появления в коммен-

тариях непосредственного руководителя

«провинившегося». Руководитель указал,

возможно в шутку, что его подчиненный,

нарушивший невольно пропускной ре-

жим, достоин не только административ-

ных мер воздействия, но и… возвраще-

ния к практикам телесных наказаний!

В этой шутке начальника не все, оче-

видно, шутка. административный поря-

док контроля привлекает на свою сторо-

ну, пытаясь изъять подобные аргументы

у общества, мораль. Тот, кто нарушает

часто неявные административные уста-

новления и инструкции, не только со-

вершает административный проступок,

но, с точки зрения руководителей, так-

же ведет себя аморально, и для его осу-

ждения необходимо привлекать и само

общество.

Нормативная логика инструкции хо-

рошо справляется с рутинными ситуа-

циями, но часто ломается или приво-

дит к негативным последствиям именно

в тех положениях, ради регулирования

которых она создавалась. В нешаблон-

ной ситуации логика административно-

го контроля не производит безопасность,

а, скорее, наоборот, выступает как аксе-

лератор опасной ситуации, примеров

чему множество, и Молоч их также при-

водит. Слепое исполнение администра-

тивных инструкций, как правило, пре-

пятствует действиям общества по вос-

становлению безопасности, а потому

оно вдвойне опасно. Возможно, что чет-

вертая логика — логика морального осу-

ждения, которая является также ситуа-

тивным элементом, — это тень всегда

отсутствующего в опасной ситуации ав-

торитета, фигуры власти, расписавшей

2 4 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ния мер безопасности после трагедии

11 сентября. В частности, дискуссию

о том, почему метро в Нью-Йорке ста-

ло куда более безопасным, чем ранее, —

в результате ли политики «нулевой то-

лерантности» или мобилизации «мягкой

силы» самого общества. Увы, автор ре-

цензии, который с высоты усвоенных

техник ученой легитимации сетует на то,

что Молоч незнаком с традициями сим-

волического интеракционизма, этноме-

тодологии и критической этнографии, ве-

роятно, сам испытал трудности с опре-

делением того, в какой именно «фрейм»

встроена работа Харви Молоча. (Как

и в случае с поиском плагиата у коллег

по научному цеху, возможно, не учел, что

деятельность создателей проекта «Дис-

сернет» отнюдь не направлена на очище-

ние науки от псевдоученых.) Эта книга —

совсем не социология-для-социологов,

не наука-для-науки, границы которой

должны охранять «научные полицей-

ские», принявшие чрезмерно близко

к сердцу совсем недавно ставшие все-

общими стандарты научности, совпадаю-

щие с принципами, по которым научные

журналы подбирают себе статьи. Ирония

заключается в том, что против чрезмер-

ной активности в применении инструк-

ций со стороны такого рода «полицей-

ских», как ее русский рецензент, и напи-

сана книга Молоча. Логики, которая при

ее невоздержанном применении пре-

вращает полицейских в полицаев.

Вячеслав Данилов

Рецензент в существенной мере

прав. Книга Молоча очень неровная,

блестящие главы соседствуют со сла-

бо сгенерированным объемом неясно

как подобранного материала. Его реко-

мендации отрывочны, иногда забавны,

а многословность временами раздра-

жает. Впрочем, надо заметить, и те кни-

ги, которые создали Молочу научную ре-

путацию еще в 1970-е, также не отлича-

лись излишней научной строгостью.

Недавно по сети распространялась

ссылка на юмористическую странич-

ку, на которой выложены «отказы» ре-

дакторов современных научных журна-

лов и глав научных институций на статьи

и заявления о приеме на работу клас-

сиков политической науки и социоло-

гии. Полагаю, что пришли Молоч свою

статью в «Социологическое обозрение»,

ее бы также отказались печатать.

Ну что ж, русскому ученому виднее.

Только вот книга живого классика аме-

риканской общественной науки вряд ли

нуждается в рецензии такого типа, ка-

кой демонстрирует наш автор из НИУ

ВШЭ. Молоч не писал заявку на грант,

его текст не претендует на публикацию

в модном научном журнале вроде «Со-

циологии власти». Это, в конце концов,

не рукопись докторской диссертации.

Книга, которая так похожа на «на-

учную журналистику» и встроена в со-

вершенно иной коммуникативный кон-

текст, — своего рода вклад в большую

дискуссию о правомерности усиле-

К Р И Т И К а 2 4 3

Изобретение тела:

между чувственностью и патологией

«История тела» — трехтомник, подготовленный в 2005 го-

ду международным коллективом исследователей под

редакцией французских историков алена Корбена,

Жан-Жака Куртина и Жоржа Вигарелло. На русском

языке первая часть1, охватывающая период от эпохи

Возрождения до Просвещения, вышла в 2013 году. Вто-

рой том, рассматриваемый в данной статье, охватыва-

ет сравнительно небольшой промежуток — от Великой

французской революции до Первой мировой войны.

Заключительная часть трилогии посвящена XX веку. На-

звание серии («Культура повседневности»), в которой

издается книга, говорит само за себя — «История тела»

представляет собой классический пример исследова-

ния в жанре новой культурной истории (histoire cultur-

elle). Представители этого направления наследуют рас-

ширенное представление о культуре как исторически

передаваемой системе значений, смыслов и представ-

лений, посредством которых люди сохраняют и разви-

вают свое знание жизни и отношение к ней2. Отход

от некогда традиционного понимания истории как че-

реды великих событий, дат и биографий мертвых белых

мужчин в сторону описания повседневных практик — то,

что некоторые исследователи называют антропологи-

ческим поворотом, — оказался чрезвычайно продук-

тивным и, что примечательно, коммерчески успешным.

История религиозных представлений вместо теологии,

история речи вместо лингвистики, история детства, ку-

рения, кулинарии — поворот от узкоспециальной ака-

демической теории к насыщенному описанию практик

снискал популярность у широкой аудитории.

Так же как и сам подход новой культурной исто-

рии, человеческое тело — сравнительно новая сфера

1. См.: История тела: В 3 т. / Под ред. а. Корбена, Ж.-Ж. Кур-тина, Ж. Вигарелло. Т. 1. От Ренессанса до эпохи Про-свещения / Пер. с фр. М. Неклюдовой, а. Стоговой. М.: Новое литературное обозрение, 2012.

2. Бёрк П. Историческая антропология и новая культурная история // Новое литературное обозрение. 2005. № 75. С. 64–91.

История тела: В 3 т. / Под ред. а. Корбена, Ж.-Ж. Куртина, Ж. Вига-релло. Т. 2. От Великой французской револю-ции до Первой мировой войны / Пер. с фр. О. аверь-янова. М.: Новое лите-ратурное обозрение, 2014. — 384 с.

2 4 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

до анатомически точной скульптуры Ро-

дена и первых эротических фотографий.

История восприятия человеком соб-

ственного тела существует, очевидно,

столько же, сколько и сам человек, од-

нако рассматриваемое во втором томе

XIX столетие играет особую роль: раз-

витие капитализма и урбанизация уско-

ряют темпы жизни, и за сравнительно

недолгий период представления о че-

ловеческом теле переживают трансфор-

мацию куда более кардинальную, чем

в предыдущие эпохи со времен антично-

сти. Что служит толчком к рождению но-

вого восприятия? «История тела» начи-

нается с главы, посвященной развитию

медицины в XIX веке, и это имплицитно

задает канву всей работе. Каждый из нас

имеет приблизительное представление

о строении собственного тела; испыты-

вая боль, мы определяем ее месторас-

положение благодаря приблизительным

представлениям о расположении вну-

тренних органов. Какой бы естествен-

ной ни казалась нам подобная телесная

«картография», в действительности ей

не более 200 лет. До середины XVII века

в медицине господствует гуморальная

теория, сводящая здоровье человека

к балансу жидкостей в организме. По-

воротным моментом в истории меди-

цинской науки, по мнению авторов, ста-

новится институционализация клиниче-

ского наблюдения к концу XVIII столетия.

Просвещенный деспот Иосиф II

в 1784 году учреждает академию

медицины и хирургии в Вене; фран-

цузская монархия открывает учеб-

ные госпитали-амфитеатры для

повышения квалификации врачей;

во многих городах англии, Италии

интереса для социальных и гуманитар-

ных наук; первые работы, посвященные

непосредственно телесности и ее вос-

приятию, возникают во второй полови-

не XX века. Прежде чем стать объектом

исследования, отношение к телу челове-

ка переживает трансформацию: от кар-

тезианской традиции разделения «тела»

и «духа» до рождения субъекта, наделен-

ного индивидуальными чертами у Мише-

ля Фуко и Норберта Элиаса.

В современном мире проявления

«телесности» относятся к интимной сфе-

ре человеческой жизни — здоровье,

секс, гигиена являются темами, которые

немногие готовы обсуждать публично.

Язык описания связанных с ними прак-

тик либо очень скован, либо предельно

откровенен, и Вигарелло с командой со-

авторов осознанно выбирают вторую

крайность, порой оказываясь на грани

допустимого для «солидного» академи-

ческого издания языка. «История тела»

призвана привлекать внимание широ-

кой аудитории: существенная часть вто-

рого тома посвящена разбору двух край-

них, будоражащих воображение форм

проявления телесной чувствительно-

сти — сексу и боли. авторы заигрывают

с интересом читателей, осознанно отби-

рая наиболее эпатажные исторические

примеры (чего только стоит подробная

статистика по случаям скотоложства

в сельской местности), дополняя их ци-

татами из нормативных памфлетов и ме-

дицинских трактатов. Не остается в сто-

роне и графическая часть: второй том

книги дополнен иллюстрациями XIX века,

призванными продемонстрировать из-

менение оптики — от идеализирован-

ных форм одалисок, нарисованных в со-

ответствии с академической традицией,

К Р И Т И К а 2 4 5

ближенных к современным) сыграла

дискуссия о единстве души и тела. Ин-

ституционализированные клинические

исследования подкрепляют критику тра-

диционного для Просвещения картези-

анского дуализма: методы наблюдения

и анатомического вскрытия позволя-

ют изучать нервную систему, сплетения

рецепторов и функциональные участки

мозга. Ученые и идеологи XIX века (на-

пример, Франц Йозеф Галль, Жорж Ка-

банис, Филипп Пинель или Ж.-М. Шар-

ко) наделяют телесное и умственное от-

ношениями взаимной связи: душа и тело

человека отныне связаны между собой

как «психика» и «соматика», а отклонения

в одной из частей неизбежно отражают-

ся в другой. Впрочем, несмотря на явную

тенденцию к медикализации, говорить

о господстве строго научного подхода

в этих вопросах было бы ошибкой. Новое

видение тела на протяжении всего сто-

летия встречает сопротивление со сторо-

ны религиозных и политических институ-

тов (32). Идея связи между «телесным»

и «ментальным» оказывается достаточ-

но умозрительной для возникновения

трактовок и спекуляций. Влияние на нее

оказывают подчас совершенно антина-

учные, детерминистские представления,

во многом обусловленные устоявшими-

ся в прошлые столетия представлениями

о нравственной чистоте и христианской

морали. В первую очередь это касается

представлений о сексуальности, описа-

нию которых посвящена добрая полови-

на книги: связь телесного и ментального

ярче всего проявляется в крайностях —

всевозможных отклонениях от норма-

тивных представлений о репродуктивных

функциях и буржуазной морали. О сексе

начинают говорить, писать, признавать-

и Швейцарии организуются курсы

практической медицины и хирургии

для вольнослушателей (14–15).

Тот факт, что клиники создаются с помо-

щью государства, определяет инструмен-

тальный характер нового знания и сугу-

бо функциональную роль клиник: насе-

ление должно было расти и оставаться

здоровым для обеспечения военно-

го и экономического могущества стра-

ны. Госпитали XIX столетия представля-

ют собой не только «театр изученных бо-

лезней», но и начинают принимать тех

больных, чьи случаи не иллюстрируются

в лекциях. Двери больниц открыты для

неимущих, однако лечение представля-

ет собой негласный контракт: «несчаст-

ный, пришедший за помощью, отдает

свое тело в жертву науке и тем самым

„платит“ за медицинские услуги» (16). По-

жертвовать изможденным, больным те-

лом во благо науке было едва ли не са-

мой благородной кончиной, которую

могли встретить нищие крестьяне, ка-

леки или проститутки. Мертвое тело ста-

новится не менее важным, чем живое.

Препарирование трупов, первые опера-

ции под наркозом и расширение частной

врачебной практики приводят к тому, что

к концу XIX века тенденция к «дробле-

нию» человеческого тела — привычному

разделению на отдельные части и орга-

ны, функционирующие как единая систе-

ма, — становится устоявшейся не только

в научных кругах, но и среди большин-

ства населения.

Хотя Оливье Фор (автор главы, посвя-

щенной медицине) не говорит об этом

напрямую, ключевую роль в новых пред-

ставлениях о человеческом теле (пред-

ставлениях, несомненно, наиболее при-

2 4 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ским и мужским телом становятся все

более отчетливыми; вслед за функцио-

нальными физическими отличиями про-

тивопоставляется все, что касается «ду-

шевного» и «ментального». Ранее суще-

ствовавшее представление о женском

теле как, пусть и неполноценной, раз-

новидности мужского исторически иг-

рало важную роль в легитимации удо-

вольствия: разве женщина не имела та-

кого же права на него, как и ее более

совершенная копия — мужчина?5 В уста-

ревших медицинских теориях женский

оргазм считается одним из главных

условий зачатия ребенка. Однако иссле-

дования XIX века позволяют предполо-

жить, что овуляция и способность зачать

у женщины никак не зависят от получае-

мого удовольствия. В женском оргаз-

ме нет необходимости, он бесполезен

для производства потомства. Наслажде-

ние похоже на эпилептический припа-

док, и, что самое опасное, женщина, бу-

дучи по природе lustful («сосудом греха»),

может пристраститься к нему. Женская

сексуальность одновременно вытесняет-

ся на периферию общественного созна-

ния, маргинализуется и попадает под

контроль медицины: до конца XIX века

истерия считается типично женской бо-

лезнью. Расцвет витализма помещает

очаг заболевания внутрь человеческого

тела. Причиной женской истерии стано-

вится не одержимость дьяволом или по-

мутнение рассудка, а патологии репро-

дуктивной системы; XIX век — «век ма-

точных болезней». аналогом женской

истерии становится мужской сатиризм —

склонность к запретным практикам, из-

лишняя похотливость ведут за собой пси-

5. История тела. Т. 1. С. 132.

ся в слабостях и склонностях, но этот ин-

терес далек от либерализации взглядов.

Здесь авторы во многом повторяют ли-

нию рассуждений, представленную Ми-

шелем Фуко в «Истории сексуальности»3.

Сексология, возникшая в этот период,

скорее стремится создать яркий ката-

лог всевозможных извращений, чем из-

учить их причины. Тем не менее более

пристальное внимание к источникам по-

зволяет авторам избежать утверждений

об инструментально-рациональном из-

бавлении от целостной личности больно-

го в пользу препарируемого и подчинен-

ного тела, за которые Фуко в свое время

подвергся критике.

Обращаясь к представлениям о чело-

веческом теле, сложно избежать фокуса

на гендерных аспектах4. Второй том «Ис-

тории тела» хорошо иллюстрирует этот

тезис: существенная часть главы о сек-

суальных практиках посвящена транс-

формации статуса женского тела. Цело-

мудрие и стыдливость сводят до мини-

мума прямые свидетельства, которые

напрямую касались бы женской сек-

суальности. Специфические источни-

ки, — в числе которых, например, лите-

ратура, — также остаются крайне скуд-

ными, не выходя за рамки сдержанных

описаний собственного тела и волнений

от флирта с юношами. Между тем разви-

тие медицины в XIX веке сыграло с жен-

щиной злую шутку. Различия между жен-

3. См.: Фуко М. Воля к истине: по ту сторо-ну знания, власти и сексуальности. Ра-боты разных лет / Пер. с фр. С. Табач-никовой. М.: Касталь, 1996.

4. Сам интерес к телесности развивался параллельно с гендерными исследо-ваниями. См. подробнее: Бёрк П. Указ. соч. С. 64–91.

К Р И Т И К а 2 4 7

сколько в боязни заболевания, смер-

ти и вырождения. На протяжении боль-

шей части XIX века человек оказывается

в ловушке между строгой моралью и до-

ступным вуайеризмом.

Второй аспект «новой телесности»

XIX века, которому уделяют внимание

авторы, — это изменение статуса боли

и придаваемого ей значения. Здесь

стоит выделить два ключевых момен-

та: интерес развивающейся медицины

к боли и в то же время внимание к боли

и увечьям как источникам эмоциональ-

ного страдания. В медицинском отноше-

нии XIX век становится периодом откры-

тий: изучаются сплетения рецепторов,

а в 1880-е годы начинаются исследо-

вания строения мозга. Отныне боль —

не просто ощущение, но физиологиче-

ское состояние, которое выражается

в повышении уровня адреналина и ряде

других реакций симпатической системы

(220). Если человек объединяет в себе

«телесное» и «разумное», то боль, как

одно из проявлений чувствительности,

превращается в сложную эмоциональ-

ную конструкцию. Так, Поль Рикёр пишет:

Договоримся, что термин «боль»

обозначает аффекты, локализо-

ванные в отдельных органах тела

или ощущаемые во всем теле;

страдание же соотносится

с аффектами, переносимыми

на мысль и язык, на отношение

к себе и другому, к чувству, к про-

блематике (218).

Таким образом, субъективный опыт

боли, включающий в себя эмоциональ-

ное страдание, связывается с телесной

картографией.

хические нарушения и потенциальную

опасность для общества.

Таким образом, в XIX веке тело чело-

века одновременно «принимается», ста-

новится важным, постоянным, неизбеж-

ным и при этом постоянно отрицаемым.

Осуждение сексуальной распущенности

парадоксальным образом соседствует

с раскованностью и допущением множе-

ственных физических контактов не толь-

ко в браке. Рождается жанр эротической

фотографии, впоследствии распростра-

нившейся до массовых почтовых откры-

ток; бордели превращаются во дворцы

с уютным интерьером, а самих проститу-

ток становится трудно отличить от свет-

ских замужних женщин — владельцы

публичных домов перестают экономить

на внешнем облике своих работниц.

Но внешний антураж оказывается об-

манчив: между статусом тела «благород-

ной» женщины — матери, жены и храни-

тельницы очага — и телом проститутки

пролегает огромная дистанция, которую

не способен преодолеть ни один соци-

альный лифт. Проститутка — носитель-

ница признаков вырождения; ее тело,

каким бы изящным и ухоженным оно

ни было, внушает опасение. Распростра-

ненность алкоголизма, курения опиу-

ма и венерических заболеваний в этой

среде превращает женщину из публич-

ного дома в истеричную носительницу

признаков вырождения, совмещающую

в своем образе все опасности, грозя-

щие здоровому телу (176). Хотя новое от-

ношение к телу как к сексуальному объ-

екту постепенно — на протяжении всего

столетия — легитимизуется, стремлению

к удовольствию постоянно сопутству-

ет страх. Природа этого страха не столь-

ко в нарушении нравственного запрета,

2 4 8 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

милосердия, отныне становится предме-

том гордости, как протез на месте поте-

рянной на войне конечности, либо требу-

ет компенсации от работодателя, как по-

вреждения, полученные в цеху.

Образ тела как совокупности орга-

нов, слаженно работающей системы,

оказывается революционным и к концу

столетия захватывает умы не только ме-

диков, но и других ученых. Идея общества

как целостного организма, подвержен-

ного «социальным заболеваниям», вле-

кущим за собой «вырождение», вряд ли

возникла бы у социолога Герберта Спен-

сера и его последователей (ранних функ-

ционалистов), не окажись он под влия-

нием трудов Чарльза Дарвина. Впрочем,

авторы уделяют внимание идеям Дарви-

на только в контексте их последствий:

формированию тезиса о «вырождении»

и расовой идеологии, сыгравшей печаль-

ную роль в первой половине XX века.

Сложно назвать ликбезом трехтом-

ный труд, изобилующий деталями и иллю-

страциями. Тем не менее работа Куртина,

Корбена и Вигарелло, скорее, обобще-

ние и систематизация актуального ис-

торического и антропологического зна-

ния о проявлениях человеческой «телес-

ности». Реферативный характер работы

становится заметнее всего на фоне дру-

гой книги Жоржа Вигарелло, также пере-

веденной на русский язык, — «Искусство

привлекательности»6 (история телесной

красоты), содержание которой выглядит

гораздо более упорядоченным. Во вто-

ром томе «Истории тела» (впрочем, как

6. См.: Вигарелло Ж. Искусство привле-кательности: История телесной красо-ты от Ренессанса до наших дней / Пер. с фр. а. Лешневской. М.: Новое литера-турное обозрение, 2013.

Причины, по которым использова-

ние анестезии укореняется в медицин-

ской практике, скорее функциональные,

чем гуманистические: боль доставляет

неудобства на операционном столе; она

превращает сцену операции в мучитель-

ный спектакль, сопровождаемый неис-

товыми криками и текущей кровью. Вра-

чи и исследователи нуждались не только

в мертвом теле, доступном для изучения,

но и в позитивной практике оператив-

ного вмешательства. В этом контексте

смертность от болевого шока становит-

ся серьезной преградой для прогресса

самой науки; борьба с болью набирает

обороты — анестезия сравнительно бы-

стро распространяется по всей Евро-

пе и за пределами атлантики, с начала

XIX века в небольших дозах используют

опий и морфин. В 1899 году, в последний

год описываемой эпохи (символично),

в открытую продажу поступает самый

простой, доступный анальгетик — аспи-

рин. Если изменение отношения к боли

в медицине оказывается во многом

продиктовано научным прагматизмом,

то социальное восприятие травм, уве-

чий и болезней (не попадающих в кате-

горию «постыдных») позволяет говорить

если не о торжестве гуманизма, то о по-

вышении внимания к индивидуальной

личности. Закон о несчастных случаях

на производстве, принятый в 1898 году,

становится своеобразным завершени-

ем трансформации: отныне неприятно-

сти и зло вписаны в законы развития

общественного договора (243). Искале-

ченное тело больше не результат слу-

чайности или ошибки, человеческой глу-

пости; теперь оно жертва социальных

механизмов (244). То, что в начале сто-

летия считалось жалким и требующим

К Р И Т И К а 2 4 9

ся выстраивание связи между француз-

ским обществом и миром за его пре-

делами. В самом деле, «История тела»

оказывается еще более специальной

по причине того, что ее авторы уделя-

ют основное внимание только Франции.

Часть, посвященная спортивной гимна-

стике и телесной дисциплине, включает

в себя упоминания викторианской ан-

глии; периодически упоминаются СШа,

однако большинство статистических

и фактических источников изложены

на французском языке и, соответствен-

но, посвящены Франции. Это ведет нас

к неизбежной критике со стороны пост-

колониальных исследований. Телес-

ность как объект исследования нераз-

рывно связана с сенситивными поня-

тиями гендера и расы, и в этом смысле

«История тела» воспроизводит колони-

альный взгляд на тело — исключитель-

но белое и преимущественно западно-

европейское. Впрочем, этот подход мо-

жет быть вполне осознанным. «История

тела» — своеобразный гимн франкофо-

нии среди исследований повседневно-

сти. авторский коллектив второго тома,

несмотря на заявленную интернацио-

нальность, состоит в основном из фран-

цузских исследователей. Редакторский

коллектив серии представлен исключи-

тельно французскими учеными.

Тамара Кусимова

и в первом) практически не упоминаются

социально-экономические условия, ока-

завшие существенное влияние на прак-

тики и восприятие человеческого тела

в XIX веке. Так, идея о влиянии рыночной

экономики и промышленной революции

на сексуальность, которую развивали как

Мишель Фуко, так и Томас Лакёр, прак-

тически не упоминается в книге, а инсти-

туционализации клинико-анатомическо-

го подхода в медицине благодаря усили-

ям монархии посвящен всего один абзац.

Второстепенная роль властных институ-

тов и политики, в принципе, является от-

личительной чертой исследований «куль-

турной истории», однако стоит признать,

что без них «История тела» выглядит мо-

заичной. Изобилующее примерами и де-

талями повествование авторов лише-

но общего знаменателя — по этой при-

чине систематизировать прочитанное

порой оказывается чрезвычайно слож-

но (на каждый пример приводится свой

контрпример). Одной из причин противо-

речивости «Истории тела» является непо-

средственно тема исследования — чело-

веческое тело совершенно по-разному

репрезентировано в различных сферах

жизни. Любую главу «Истории тела» мож-

но закончить тезисом о неоднозначности

изменений, происходящих в XIX веке.

Куда более очевидной для внима-

тельного читателя проблемой становит-

Вчерашние уроки

Перу Джареда Даймонда принадле-

жат два бестселлера — «Ружья, микро-

бы и сталь: Судьбы человеческих об-

ществ» (1997) и «Коллапс: почему одни

общества выживают, а другие умирают»

(2005), а также два не столь знаменитых,

но интересных ранних исследования —

«Третий шимпанзе: Эволюция и перспек-

тивы человеческого животного» (1991)

и «Почему нам так нравится секс? Эво-

люция сексуальности человека» (1997).

Все они переведены на русский язык.

Лучше всех, конечно, «Ружья, микробы

2 5 0 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

и сталь». За нее Даймонд получил Пулитцеровскую пре-

мию, книга была превращена в документальный сери-

ал и переведена на 30 языков. Изначально у Даймонда

было два образования — врача-физиолога и орнитоло-

га. В ходе своих орнитологических экспедиций в Новую

Гвинею, продолжающихся вот уже 50 лет, он заинтере-

совался антропологией и ее связью с экологией. Сей-

час он преподает на географическом факультете Кали-

форнийского университета в Лос-анджелесе.

Тема книги ясна из подзаголовка: «Мир до вчераш-

него дня. Чему мы можем научиться у традиционных об-

ществ?» Однако не стоит ожидать от автора восторжен-

ной болтовни об изначальной доброте «дикарей», нью-

эйджевских оздоровительных заклинаниях и прочей

славяно-горицкой борьбе. Перед нами академическое

исследование, просто особого толка.

Напрашивается аналогия с эпизодом «На 10 ты-

сяч лет старше» режиссера Вернера Херцога из зна-

менитой дилогии «На 10 минут старше» (2002). И тут

и там откровенно и грустно показан мир недавне-

го прошлого (у Херцога — индейского племени, от-

крытого в 1981 году в Бразилии), сохранивший следы

очень древней и продолжительной истории человече-

ства. Мир тех, кого Джаред Даймонд называет тради-

ционными обществами. Таких в книге 39: 10 племен

столь любезных автору новогвинейцев, 7 — австра-

лийцев, 5 — африканских пигмеев и т. д. Важны имен-

но различия, подтверждающие, что мир «традицион-

ных обществ» не монолитен. Довчерашнее человече-

ство знало множество путей преодоления насущных

проблем, таких как деление пространства и установ-

ление границ с различением категорий друзей, вра-

гов и торговых партнеров; война и мир; постконфликт-

ное восстановление отношений; воспитание детей; за-

бота о стариках; воспроизводство пищевых привычек;

противостояние опасностям и стратегии, связанные

с риском. Такова структура книги: одна глава — одна

проблема. Всего глав 11, а частей 5. Как и в предыду-

щих работах Даймонда, тут есть пролог и эпилог (оба

разворачиваются в лиминальном пространстве аэро-

порта), колоритные иллюстрации (детский мучительный

ужас на лице новогвинейца, впервые увидевшего бе-

Jared Diamond. The World Until Yesterday: What Can We Learn from Traditional Societies? N.Y.: Penguin Books, 2012. — 513 p.

К Р И Т И К а 2 5 1

и прибегают к помощи полиции, говорит

о том, что модерные общества со своей

работой справляются, но немного раз-

нообразия им не повредит. Еще в про-

логе автор дотошно, по пунктам объяс-

няет, на какую информацию он полага-

ется, какими методами ее анализирует

и какие уроки традиционные общества

могут нам предложить. По первым двум

вопросам лучше всего обратиться к са-

мой книге. Но что может дать изучение

уже «модернизированных» обществ, ме-

няющихся до неузнаваемости? По мне-

нию Даймонда:

· это просто интересно — изучать лю-

дей, похожих на нас, но при этом

по-другому одевающихся, питающих-

ся, спорящих, воюющих, воспиты-

вающих детей, считающих и, конеч-

но же, думающих;

· традиционные общества — своего

рода живые отпечатки нашего про-

шлого, а мы сами — лишь несколь-

ко видоизменившиеся их предста-

вители: переход от охоты к земледе-

лию произошел всего около 11 тысяч

лет назад, металлические орудия по-

явились 7000 лет назад, а письмен-

ность — около 5400 лет назад7. Мно-

жество традиционных механизмов

сохраняют силу в сельских общинах,

уличных бандах и т. д.;

· традиционные общества гораздо

разнообразней, чем модерные ин-

дустриальные, но 96% всех психо-

логических исследований 2008 года

были посвящены именно последним,

7. Конечно, подобные цифры условны и постоянно корректируются, чего Дай-монд и не отрицает.

лого человека) и убедительные таблицы

и карты.

Но коронный прием Даймонда — на-

бранные из разных исследований и уди-

вительно освежающие взгляд сведе-

ния, гипотезы и теории. Тема книги по-

зволила автору предаться и личным

воспоминаниям — сколь интересным,

столь и мудрым. О том, как моторная

лодка, в которой он плыл с группой но-

вогвинейцев по океану, перевернулась

по глупости команды. О том, что он по-

нял за несколько часов, проведенных

в воде в основном в отчаянных попытках

не замерзнуть. Какие импликации мож-

но из этого вывести, особенно в отноше-

нии «конструктивной паранойи», кото-

рой посвящена целая глава. Или как его

знакомая молодая американка, мать-

одиночка, упорно и рискованно искала

себе нового мужа, при этом деятельно

участвуя в нечуждых современному об-

ществу сплетнях. Это в главе, частично

посвященной как раз долгим разгово-

рам и их несомненной пользе. Кстати,

новогвинейские друзья Даймонда об-

суждали, что ели и как они это добыва-

ли, не просто часами, но сутками, спе-

циально просыпаясь по ночам, чтобы

продолжить, и всячески досаждая ав-

тору, когда он еще специализировался

на птицах, не интересуясь эволюцией

человечества.

При этом Даймонд ни в коем случае

не романтизирует традиционные обще-

ства и не призывает вернуться к перво-

бытной простоте. Все в его книге гово-

рит о том, что простота эта мнимая. а то,

с каким энтузиазмом целые племена

примеряют на себя образ жизни инду-

стриального общества, надевают шорты,

пьют кока-колу, используют антибиотики

2 5 2 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Речь в главе идет о некоем естествен-

ном состоянии, о мире до вчерашнего

дня. Скажем, нелепо считать соблюде-

ние границ между обществами проявле-

нием фетишизма, призывать забыть их

раз и навсегда и всем предаться радо-

сти и любви. Да, любые границы неесте-

ственны, то есть не относятся к природ-

ным явлениям. Но они важны и нужны:

люди их придумали не случайно. Приме-

ры несоблюдения границ, которые Дай-

монд приводит, порой ужасают. Скажем,

аляскинские эскимосы, еще недавно

добывавшие пропитание крайне опас-

ным и утомительным образом — с копь-

ем на льду у кромки воды в ожидании

тюленя в течение многих суток, где про-

мах означал смерть от голода, а льди-

на могла в любой момент унести эски-

моса в море. И если льдину прибивало

к берегу другого племени, несчастного

путешественника ждала смерть. Любое

нарушение границы в условиях нехват-

ки ресурсов приравнивается к покуше-

нию на них. Сам Даймонд неоднократно

становился свидетелем ступора, в кото-

рый впадали его друзья-новогвинейцы

при одной мысли о возможности перей-

ти границу другого племени. Однако Дай-

монд показывает, что все пограничные

отношения чрезвычайно сложны и запу-

танны. Если вкратце, то чем скуднее ре-

сурсы и выше плотность населения, тем

жестче и острее стоит вопрос о границах.

И естественно, тем ограниченней терри-

тория одного общества. Скажем, для жи-

телей густонаселенных горных районов

Новой Гвинеи все, что дальше 50 миль, —

это terra incognita. До недавнего време-

ни ни один горец не то что не видел моря,

он и не слышал о нем. Не говоря уж о бе-

лых людях из-за этого моря.

а 80% и вовсе сконцентрировались

на изучении американских психоло-

гов-первокурсников. Наше знание

человеческого мышления основыва-

ется на очень ограниченной выбор-

ке объектов исследования, так на-

зываемых WEiRD8 — западных, об-

разованных, индустриализованных,

богатых, демократических обществ.

Конечно, академический интерес пред-

ставляет и эта выборка. Но изучение

традиционных обществ имеет огромный

практический смысл. Они хранят резуль-

таты тысяч «естественных эксперимен-

тов»9 по выживанию и решению чело-

веческих проблем. Этот опыт бесценен

хотя бы потому, что его невозможно по-

вторить в лаборатории и противозакон-

но воспроизводить в реальной жизни.

Что лучше: потакать детям во всем или

физически их наказывать? Постоянно

держать на привязи или давать самим

постигать мир, набивая шишки, получая

царапины и ожоги? Как реагировать

на реальную опасность и нужна ли «кон-

структивная паранойя»? Эти решения

отличаются от наших, и ими еще можно

воспользоваться.

Посвященная границам первая гла-

ва — одна из самых захватывающих.

Есть здесь пища и для любителей скоро-

спелых выводов консервативного толка.

8. акроним от англ. western, educated, in-

dustrialized, rich, democratic societies. 9. Кстати говоря, именно так называл-

ся сборник из семи case studies, соре-дактором которого выступил Даймонд: Natural Experiments of History / J. Dia-mond, J. A. Robinson (eds). Cambridge, MA: The Belknap Press of Harvard Uni-versity Press, 2010.

К Р И Т И К а 2 5 3

ния (или сохранения) систем примире-

ния в современном государстве, ска-

жем в форме досудебных переговоров,

арбитража и т. п., Даймонд напомина-

ет, что в традиционных обществах все-

гда сохраняется возможность другого,

полностью противоположного исхода —

кровавой войны нескольких поколе-

ний. Группа гарвардских антропологов

в 1961 году оказалась свидетелем та-

кой настоящей мини-войны между дву-

мя конфедерациями племен дани в Но-

вой Гвинее. Война продолжалась не-

сколько лет, и в ходе самой жестокой

битвы было убито 125 человек. Однако

в пересчете на все население она оказа-

лась страшнее самой кровавой (для аме-

риканцев) битвы Второй мировой войны

и даже взрыва атомной бомбы в Хиро-

симе. а если сравнивать среднее число

жертв в год (за XX век) к общей числен-

ности населения, то у понесших наиболь-

шие потери в этом веке России и Гер-

мании этот показатель составляет 0,15

и 0,16% соответственно, тогда как для

дани и некоторых других — в шесть раз

больше, более 1%.

Столь же неутешительные итоги де-

монстрирует статистика преступлений

внутри обществ. Пигмеи кунг считались

тихим и безобидным племенем, пока

живший среди них антрополог не обоб-

щил все истории об убийствах с 1920

по 1969 год и не поделил число убитых —

22 человека — на численность всего на-

селения. Тогда выяснилось, что пигмеи

были кровожадней американских ганг-

стеров ровно в три раза. Но с прихо-

дом даже не европейцев, а торговцев

из племени «больших» африканцев они

прекратили внутренние конфликты и со-

средоточились на обмене.

Эта глава вполне естественным об-

разом переходит в другие три (на мой

взгляд, тоже чрезвычайно интересные),

посвященные конфликтам, войнам и при-

мирению. Так, Даймонд сообщает о том,

что многие традиционные общества ча-

сто торгуют (а среди разбираемых лишь

два обеспечивали себя полностью) тем,

что прекрасно умеют добывать/произво-

дить сами — исключительно для поддер-

жания связей. Он подробно разбирает

несколько случаев примирения. В част-

ности, такой: джип, принадлежащий не-

коей фирме, насмерть сбил мальчика. Во-

дитель не был виноват — мальчик выбе-

жал на дорогу из-за школьного автобуса.

Тем не менее при неблагоприятном раз-

витии событий водителю грозила смерть

от рук родственников мальчика, равно

как и менеджеру фирмы, всем тем, кого

он вез, и т. д. В данном случае все было

иначе: на следующее утро к менеджеру

явились спокойные люди, которым ему

хватило мужества улыбнуться. Удачные

переговоры при посредничестве треть-

ей стороны, уважение к горю родствен-

ников и возмещение (sori moni — sorry

money10 на пиджин-инглиш), выговарива-

ние своих эмоций на похоронах — и на пя-

тый день все было завершено. Все вер-

нулись к прежним отношениям (или их

отсутствию), что и является целью улажи-

вания конфликта в традиционных обще-

ствах, в отличие от восстановления аб-

страктной справедливости и исполнения

предписанных процедур и законов в си-

стеме государственного правосудия.

Но не все просто: после подробно-

го рассмотрения возможности внедре-

10. Денежная компенсация в знак сожа-ления (англ.). — Прим. пер.

2 5 4 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ником значения неприметной воткнув-

шейся в землю веточки на горной тро-

пе. В случае неправильной оценки эта

веточка грозила им набегом враждеб-

ного племени.

К сожалению, содержание 11 глав

неравноценно. Некоторые блестящи,

другие, увы, тривиальны. Поначалу ка-

жется, что не удались только те, в кото-

рых Даймонд выходит за пределы сво-

ей компетенции. Ведь, несмотря на умо-

помрачительную эрудицию, он все-таки

не социолог, не историк и не этнограф,

что видно уже по библиографии. Да, он

ссылается на гипотезу Сепира–Уорфа,

а это начало XX века, но в основном гу-

манитарная часть его этнографии взя-

та из запасников XIX века. Однако дело

не в классиках XX века, их интересных

интерпретациях, не в Клиффордах Гир-

цах и Джеймсах Клиффордах, без ко-

торых он прежде обходился. Предполо-

жение о том, что западная цивилиза-

ция вырвалась вперед благодаря почти

случайному наличию в палеолитической

Евразии питательных и легко одомашни-

ваемых растений и животных стóит мно-

гих постструктуралистских теорий. Пред-

принятый Даймондом блестящий анализ

того, как некоторые цивилизации дове-

ли себя до вымирания, неверно оцени-

вая условия жизни или следуя губитель-

ным ценностям, изумляет не менее. Не-

достатки «Мира до вчерашнего дня»

лежат в иной плоскости.

Скажем, глава о религии, которую,

признаюсь, я даже не смог толком дочи-

тать, поражает своей тривиальностью.

Невыразимо скучна она и по сравне-

нию с поучительной хроникой жизни

цивилизации острова Пасхи, вымер-

шей, истощив ресурсы в угоду своей ре-

Кроме способов примирения, Дай-

монд предлагает нам присмотреться

к результатам других «естественных экс-

периментов». Например, к тому, как вос-

питывают детей, а именно:

· сохраняют тесный телесный контакт

во младенчестве, перенося на руках,

на бедре, на перевязи — и всегда

в вертикальном положении (сравни

это с перевозкой в коляске, в гори-

зонтальном положении, практиче-

ски без контакта и со взглядом, на-

правленным в сторону родителей,

а не туда, куда они смотрят);

· самостоятельно изготовляют игруш-

ки из подручных средств, а не поку-

пают их в магазине;

· держат в смешанных, разновозраст-

ных группах, а не в классах сверстни-

ков (хотя бы иногда) и т. д.

Закон, который Даймонд назвал «кон-

структивной паранойей», можно опре-

делить примерно так: внимания заслу-

живают реальные риски, а не сенсации.

Незначительные, но повторяющиеся изо

дня в день риски приводят к основной

массе смертей — например, в результа-

те автомобильных аварий (причина но-

мер один во всем современном мире)

или сердечно-сосудистых заболеваний

(порожденных во многом неправильным

образом жизни). В уже упоминавшемся

рассказе о перевернувшейся лодке Дай-

монд вспоминает, как после спасения он

случайно разговорился с туземцем, пла-

нировавшим сесть в ту же лодку, но по-

сле оценки всех рисков передумавшим.

В другом случае более опытный Даймонд

провел несколько часов за обсуждени-

ем со своим новогвинейским помощ-

К Р И Т И К а 2 5 5

жертв, вероятно, стал Иоганн Себастьян

Бах. В результате естественного отбора

выжили те, у кого прежний «ген выжива-

ния» проявлялся слабее, то есть на этот

раз те, кто был менее склонен обжи-

раться сладким. Многие неевропейские

народы обогащение настигло слишком

внезапно. Те, кто по-прежнему голодает,

скажем в африканских странах или Бан-

гладеш, не страдают от диабета, равно

как и от гипертонии, рака или сердеч-

но-сосудистых заболеваний (у Даймон-

да приведена статистика). Внезапное

обогащение жителей о. Науру, которым

с 1925 года стали платить роялти с до-

бычи на острове фосфатов, тоже вы-

звало эпидемию с похожим на европей-

ский результатом. Если в 1952 году ни

один житель Науру не болел диабетом, то

в 2002-м таких было 41%, но в 2010-м —

уже 31%.

На мой взгляд, скучными главами

или фрагментами оказываются те, где

нет личных воспоминаний Даймонда,

его восхитительных новогвинейских ис-

торий. Такова, помимо двух уже упомяну-

тых, и глава про языки, би- и мультилин-

гвальность. Правда, в своих шедеврах,

«Ружьях» и «Коллапсе», Даймонд не зло-

употреблял мемуаристикой. Да, в «Ружь-

ях» есть сакраментальный вопрос ново-

гвинейца о «карго» (материальных бла-

гах в целом) и справедливости. Но и

в них, и в «Коллапсе» много фактов и их

интерпретаций, вокруг которых обе кни-

ги и строятся. Гипотезы и теории раз-

виваются на наших глазах и обрастают

примерами. Так что порой от изящества

рассуждения захватывает дух.

В этом, по-видимому, и кроется при-

чина неудачи с последней книгой. Како-

ва ее гипотеза? Увы, та, что, в общем,

лигии (излагается в его же «Коллапсе»).

То есть дело не только в естественно-на-

учном подходе Даймонда. Другая наве-

вающая скуку глава — как раз про «па-

леолитическую» диету — тоже из разря-

да банальностей, которых от этой книги

не ждешь. В главе, посвященной этой,

казалось бы, хорошо знакомой бывше-

му физиологу Даймонду области знания,

не сообщается ничего важного, кроме

того, что соли надо есть поменьше, а за-

ниматься физическими упражнениями,

напротив, побольше.

Впрочем, даже и в такой невырази-

тельной главе попадаются интересные

фрагменты. Такова, например, гипоте-

за Даймонда о происхождении диабета

второго типа. Интересно в ней объясне-

ние относительной устойчивости к нему

белых европейцев, которых достаточ-

но сравнить с народами, разбогатевши-

ми и перешедшими на «западный образ

жизни» только в XX веке: 31% жителей

острова Нуару больны диабетом, так же

как 35% вестернизованных австралий-

цев и 50% индейцев Пима. Средний по-

казатель среди европейцев — 6%. Гипо-

теза Даймонада состоит в следующем:

особый ген, заставляющий нас объ-

едаться сахаром, некогда поспособство-

вал выживанию, позволив успешнее за-

пасаться подкожным жиром в условиях

скачкообразной доступности еды (то есть

чередования голода и обжорства). Нас —

это всех, в том числе и потомков ев-

ропейцев. Однако начиная примерно

с 1650 года европейцы стали богатеть.

Голод отступал, а обжорство растягива-

лось. В результате Европу постигла под-

линная эпидемия диабета. В Германии

начала XVIII века он был известен как

«болезнь медовой мочи», и одной из его

2 5 6 Л О Г О С . Т О М 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

ми, мыслями и заготовками для других,

несостоявшихся глав. Но по объему эти

фрагменты не сравнятся с основными

главами: о границах, конфликтах и при-

мирении, рисках и «конструктивной па-

ранойе». Почти столь же хороши главы

о воспитании детей и отношении к ста-

рикам, но они все же из разряда нази-

дательных, то есть несколько упрощаю-

щих. Самые интересные главы не толь-

ко насыщены личным опытом Даймонда,

но говорят об очень сложных вещах

и не дают простых рецептов.

Андрей Лазарев

не требует доказательств. Нельзя выста-

вить условий о последовательности по-

следних или необходимом и достаточном

объеме примеров, поскольку она проста:

у традиционных сообществ есть чему по-

учиться. Лично я был согласен с Дай-

мондом заранее. Поэтому все, что сле-

дует за вступлением, — лишь набор при-

меров. Вся книга — попытка составить

энциклопедию полезного, поучительно-

го и занятного у традиционных обществ.

В какой-то момент кажется, что Дай-

монд попытался разнообразить свою

энциклопедию прекрасными история-

ИНСТИТ УТ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ ИМЕНИ ЕГОРА ТИМУРОВИЧА ГАЙДАРА — крупнейший российский научно-исследовательский и учебно-методический центр.

Институт экономической политики был учрежден академией народного хозяйства в 1990 году. С 1992 по 2009 год был известен как Институт экономики переходного периода, бессменным руководителем которого был Е. Т. Гайдар.

В 2010 году по инициативе коллектива в соответствии с Указом Президента РФ от 14 мая 2010 года № 601 институт вернулся к исходному наименованию, и ему было присвоено имя Е. Т. Гайдара.

Издательство Института Гайдара основано в 2010 году. Задачей издательства является публикация отечественных и зарубежных исследований в области экономических, социальных и гуманитарных наук, трудов классиков и современников.

Date post:	04-Jul-2020
Category:	Documents
Upload:	others
View:	3 times
Download:	0 times