Д. ЗАСЛАВСКИЙ

М. П. ДРАГОМАНОВ

КРИТИКО-БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

ИЗДАТЕЛЬСТВО „СОРАБКОП" К И Е В — 1 9 2 4

Д. ЗАСЛАВСКИЙ

МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ ДРАГОМАНОВ

КРИТИКО-БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

ИЗДАТЕЛЬСТВО „СОРАБКОП" К И Е В — 1 9 2 4

Гострест „Киев-Печать",2-я типогр., Пушкинск. 4Зак. № 713—4000 экз.Р.У.П. № 526. Киев, 1924.

П Р Е Д И С Л О В И Е

М. П. Драгоманов принадлежит к числу весьма п о ч и т а е м ы х, но оченьмало читаемых авторов на Украине. В еще большей степени это отно-сится к России. Об'ясняется это среди других причин и тем, что многочислен-ные произведения Драгоманова не собраны, погребены в старых журналах ипредставляют библиографическую редкость. Вышедшее в Париже двадцатьслишком лет назад собрание политических статей Драгоманова, писанных нарусском яз., широким кругам читающей публики мало доступно. Главное же,эти статьи дают неполное и одностороннее представление о Драгоманове.Между тем по преимуществу из них большинство читателей и черпает своезнакомство с Драгомановым. А сборники „Громады" мало кто видел соб-ственными глазами.

Многое, конечно, устарело в статьях Драгоманова. Но еще большее сохра-нило не только большую историческую ценность, но и жизненность для сов-ременных нам вопросов и интересов Драгоманова надо не только изучать—у него можно еще учиться. До сих пop его не столько изучали, сколько импользовались—каждый для своей цели. Не собранное, не систематизированное,не охраняемое литературное наследство Драгоманова, надо признаться, похо-дит на плетень гоголевского кума в повести „Ночь перед рождеством": „вся-кий, выходивший из дому, никогда не брал палки для собак, в надежде, что

5

нию читателей статью Драгоманова „Земский либерализм в России", таккак в этой статье „с обычным своим талантом автор показывает, до какойстепени плохи наши либералы и до какой степени мало они сделали до сих пop"¹.

Для Драгоманова еще не наступила пора антикварски-об'ективного иссле-дования его произведений. Он во многом наш современник и злободневен.Недаром наиболее крайний и наиболее талантливый представитель украин-ского национализма Дм. Донцов в одной из последних своих статей требуеткоренной переоценки Драгоманова и полного отречения от него. И любо-пытно,—он почти дословно повторяет те же обвинения против Драгоманова,с которыми выступали блаженной памяти „новоерці" в галицийских журна-лах 80-х годов. „Драгоманов взорувався в уложенні своєї програми не нанаціональних рухах, лише на соціяльних. Він дивився на українство скорішяк на верству... Для Драгоманова всякий націоналізм треба було поставитипід контроль космополітизму... Між Драгомановим, Грушевським і Ленінимнема ніякої ріжниці... 2

Богатое литературное наследство Драгоманова ждет своих работников, ко-торые собрали бы его, привели в известность, раскопали архивные материа-лы, очистили от предубеждений и предрассудков и восстановили полностьюоблик влиятельнейшего политического мыслителя и писателя Украины.

1 Г. В. Плеханов. Сочинения т. III. Политическое соц.-рев. обозрение вжурнале „Социал-Демократ", с. 96.

2 Дм. Донцов. Драгоманов і ми. (Цит. по ст. В. Коряка. Українська лі-тература „Черв. Шлях" 1923 г., кн. 8, с. 192).

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Детские годы. (1841—1859).1. В родном доме.

В русской полемической литературе 70-х и 80-х годов при-нято было подсмеиваться над „гадячским сепаратизмом". Со-временному непосвященному читателю могло-бы казаться, чтоздесь высмеивается мысль об отделении Гадяча от России, ичто маленький захолустный Гадяч был избран смешливыми пу-блицистами именно для того, чтобы в наиболее каррикатурномвиде представить украинские автономистские стремления сере-дины прошлого века. Так оно в действительности и было; ноглавная—„аттическая" соль этого невзыскательного остроумиязаключалось в том, что М. П. Драгоманов родился и детскиегоды провел в Гадяче. В. Черкезов, известный революционер-бакунист 70-х годов, издал даже полемическую брошюру подтаким заглавием: „Драгоманов из Гадяча",—хотя сейчас ужа-сно трудно постичь, в чем здесь особое остроумие и нарочи-тая ядовитость. Повидимому, русская публицистика хотела под-черкнуть провинциализм и ограниченность украинского движе-ния —сравнительно с широкими „общерусскими" задачами, и

7

турной гостиной. Отец Драгоманова был петербуржцем в Га-дяче, не своим, а чужим человеком в уездной мелкодворянскойсреде. Он провел молодые годы в Петербурге, служил там ибыл близок к литературе: переводил иностранных поэтов длясовременных альманахов. Служба не удовлетворяла его, он былнезависим по натуре, и удалился к себе, в родную глушь. Нотут он оказался явлением еще непривычным—русско-украин-ским интеллигентом, сохранившим свои литературные вкусы ипривязанности среди „старосветских помещиков". Дом Драго-мановых был отмечен у соседей особой чертой: в нем не иг-рали в карты и не пьянствовали. Этого одного было доста-точно, чтобы сойти за неблагонадежного. Отец Драгомановак тому же среди крестьян был более популярен, чем у дворян.К нему тянулись со всего уезда крестьяне за советами, за юри-дической помощью. Мать Драгоманова была дочерью петер-бургского чиновника и фамилия ее была Цяцкина. Но жителиГадяча хорошо знали всю ее семью, и знали, что чиновникЦяцкин был раньше просто Цяцкой и происходил из местныхмелких дворян.

Так в самом происхождении Драгоманова переплеталисьместные украинские влияния с петербургскими литературнымии чиновничьими. И то-же было и в раннем воспитании. Егодетские впечатления складывались под влиянием двух пересе-кающихся культур: украинского быта, насыщенного традици-ями, преданиями, привычками,—по необходимости 8

гоманова находился под их влиянием. Но это были толькоранние мечты группы украинских интеллигентов. После раз-грома кирилло-мефодиевского братства, политические и соци-альные элементы надолго улетучиваются из украинского дви-жения; и само оно оживает через десять лет сначала какдвижение только культурное, в самой невинной форме собира-ния украинских народных песен. Конец 30-х, 40-х,половина 50-х годов это полоса издания сборников украинских народных песен. Вэто время вышли сборники Максимовича, Срезневского, Лука-шевича, Метлинского—вплоть до Кулиша и Костомарова, от-крывающих по возвращении из ссылки новую эпоху в историиукраинского движения. Отец Драгоманова причислял себябольше к литературе русской, но и украинская не была емучужда. Впрочем, тогда не было и столь резкого деления ме-жду ними. Украинские поэты печатались в русских изданиях исами переводили с одного языка на другой. Дядя Драгома-нова, брат отца его, живший тоже в Петербурге, написал по-эму из украинской народной жизни, а отец впоследствии со-чинял украинские сказки по народным сюжетам. В 1838 г.,переехав в Гадяч, отец Драгоманова с увлечением стал соби-рать народные песни, и до 1841 г. собрал их очень много,—толстую тетрадь. Мальчик знал эти песни, знал, с каким ува-жением относились в доме к тетради и видел, как огорченыбыли родные, когда часть тетради пропала в Крыму, куда еезавезла тетка по просьбе земляков полтавцев.

9

между двумя культурными мирами, украинским и русским. Ноиз второго по преимуществу шли идейные влияния. В областисемейных преданий видное место занимали рассказы о дядеофицере, принимавшем участие в тайных кружках времени де-кабристов: он был членом общества „Соединенных Славян".Отец из Петербурга вывез радикально-политические настрое-ния. Определенности в них не было. Сам Драгоманов харак-теризует их, как „смесь христианства с философией 18-го века,и якобинства с демократическим „цезаризмом". В сороковыегоды в Гадяче это было явлением исключительным. И не слу-чайно уездные панки и полупанки с негодованием рассказы-вали о том, что Драгоманов-отец снимает шапку в ответ напоклон крестьян и сына своего учит делать то же самое. От-вечать на поклоны крестьян, это было признаком крайнего ли-берализма и опасного вольнодумства.

2. В гимназии.

В раннем возрасте влияние на Драгоманова оказывал егоотец. От отца перешла к нему страсть к чтению; удовлетво-рить ее в то время было не легко. Двенадцати лет Драгома-нов перечитал все интересные книжки в библиотечке отца, в томчисле „Историю Малой России" Бантыша-Каменского и „Ис-торию" Карамзина—дважды. Исторические сочинения в осо-бенности привлекали его. В 1853 году Драгоманов поступил в10

Среди этой педагогически-зоологической галлереи выделилисьтолько двое учителей, о которых Драгоманов вспоминал впо-следствии с глубокой благодарностью и уважением. Он напи-сал о них небольшую брошюру—„Два учителі". Они имели нанего, каждый по своему, влияние не меньшее, чем отец. Ла-тинист, Казимир Иосифович Полевич, поляк-патриот, предста-влял собою тип провинциального чудака, озлобленного, ушед-шего в полное одиночество, но сохранившего под оболочкойвнешней грубости живую душу. Он был влюблен в Рим и на-иболее чутким ученикам своим сумел привить любовь к антич-ной истории. Он умел оживить интерес к римской истории,заставить видеть в ней не одну лишь смену императоров, аборьбу течений и общественных групп. Полевич познакомилДрагоманова с Тацитом и до некоторой степени подготовилне только будущую магистерскую диссертацию Драгоманова,но и то критическое отношение к эпохе упадка Рима, котороевпоследствии обратило на Драгоманова внимание киевскогоученого мира.

Иного рода было влияние, которое оказывал на Драгома-нова преподаватель истории Александр Иванович Стронин.Он был „новым человеком" в Полтаве, представителем моло-дого поколения; он сам увлекался носившимися уже в воздухелиберально-демократическими идеями и увлекал других. Науроках он знакомил учеников с историей общественных

11

скому хлопоманы, хотя и не выступали так прямо и резкопротив правительства, как передовая часть нынешней моло-дежи"¹.

Стронин познакомил Драгоманова с народнической худо-жественной литературой, в которой впервые стали проявлятьсяяркие социальные тенденции. Повесть Марка Вовчка „Панськаволя" заставила Драгоманома плакать над горькой участьюкрестьян. Освобождения крепостных ждали с нетерпением; обэтом только и говорили в кругу либеральной интеллигенции.

Стронин был натурой живой, деятельной. В гимназии онначал борьбу и с педагогической рутиной и с распущенностьюучеников. В интернате гимназисты добровольно подтянулисьпод его влиянием.

Сближение Драгоманова с молодым историком началось стого, что Стронин заступился за несправедливо обиженногона экзамене Драгоманова. Сближение перешло в дружбу; пре-подаватель выделил и оценил способного ученика. Их обоихроднили чуткость к несправедливости, готовность к борьбе снасилием и живая общественная жилка. Стронин организовалпервую в России воскресную школу; Драгоманов был свиде-телем ее развития и успехов.

Значительным было и влияние Стронина в области исто-рических занятий Драгоманова. Стронин серьезно относился к

1 „Громада" № 2, с. 134.2 „Два учителі", с. 54.

12

Стронин написал свои книги, в свое время известные, а те-перь прочно забытые: „Политика как наука" и „История какметод". Н. К. Михайловский жестоко высмеял нового соци-олога в своих „Литературных и журнальных заметках" 1872 г.,—да и было за что. Человек даровитый, умный, живой,—Стронин обладал некоторыми странностями. Даже сочувство-вавшая ему газета „С. Петербургские Ведомости", — деятель-ным сотрудником которой состоял впоследствии Драгоманов, —писала о Стронине: „В сочинениях своих г. Стронин исходилпочти всегда из верных непреложных положений, чтобы дойтикаким-то неведомым путем до самых странных, самых неверо-ятных положений". Так, например, Стронин доказывал совер-шенно серьезно и очень пространно, что русский народ при-зван к власти над другими народами, потому что нечто пове-лительное есть в самой его натуре, и это выражалось в пре-обладании повелительной буквы А в его говоре. Н. К. Ми-хайловский зло высмеял эту мысль Стронина. Но, собственно,вооружился Михайловский против Стронина не за эти смешныестранности, а за настойчивую проповедь Строниным идеи за-коносообразности исторического процесса. Полемика Михай-ловского против Стронина напоминает кое в чем позднейшуюего же полемику против марксистов и полемику русских на-родников 80-х годов против Драгоманова. Одержать победунад Строниным было, конечно, легче, чем над

13

В своей книге „Политика как наука" Стронин являетсяпредставителем либерально-буржуазного индивидуализма. Онпредсказывал и оправдывал приход и утверждение буржуазиии с расцветом капитализма связывал неизбежный в будущемпод'ем общественного движения. Одним из первых в русскойполитической литературе Стронин поставил вопрос о формахборьбы за политическую власть в виде приспособленного крусским условиям западного парламентаризма. Об этом нампридется говорить ниже. Теперь важно лишь отметить, чтоидейным руководителем Драгоманова в юношеские годы егобыл человек для своего времени оригинальный и интересный,с большой начитанностью и, при всех своих странностях, об-ладавший способностью разбираться в основных тенденцияхобщественной жизни.

Под руководством Стронина Драгоманов в средних и выс-ших классах гимназии познакомился со всеми выдающимисяевропейскими историками, в переводе на русский яз. прочиталШлоссера, Маколея, Прескотта, а Гизо читал в оригинале. Сфранцузским яз. Драгоманов освоился еще в семье, а немецкийизучил в гимназии.

Все свое развитие Драгоманов проделывал на русском яз.и к европейской литературе приобщался через посредстворусской. Украинская среда окружала его и в гимназии, но итут она не противопоставлялась русской. Украинский яз. вгимназии тогда еще не преследовался. Губернская 14

Драгоманов писал в гимназии стихи и издавал рукописныйжурнал, писал и по-русски и по-украински, не придавая этомуособого значения. Украинские современные авторы были емузнакомы, но интересовала Драгоманова в них не национальная,а социальная сторона. Так, социальными своими тенденциямизахватила его „Панська воля" Марко Вовчка. Драгомановчитал „Чорну раду" Кулиша, но, по собственному его при-знанию, до конца не дочитал, а просиживал в это время но-чами над Вальтер Скоттом.

Между тем украинское национальное движение, хотя ещеслабое, уже начиналось. Организация первой воскресной школыв Полтаве дала повод к спорам между „украинолюбцами" и„космополитами". К последним принадлежал Стронин, и сочув-ствие Драгоманова было на его стороне. Это было в 1859 г.,и Драгоманов тогда кончал гимназию. Выходил он из нееюношей, который стоял значительно выше своих сверстниковпо развитию, с основательной исторической подготовкой, сглубоко заложенным навыком к серьезной научной работе. Ктакой работе Драгоманов себя и готовил. Но в то же времяголова его была полна неопределенных радикальных идей,бесформенных политических стремлений. Герцен был предметом

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Студенческие годы (1859—1863).1. Веяния времени.

Осенью 1859 г. Драгоманов поступил в киевский универ-ситет, в 1863 г. окончил его. Между этими годами лежит крат-кий, но богатый событиями, отмеченный исторической вехойпериод. Освобождение крестьян в 1861 г., вокруг чего собира-лось общественное движение предшествующих годов, казалосьне завершением, а только началом новой эпохи. Обществождало политической свободы, Герцен был диктатором обще-ственного мнения, фактически легализованным: „Колокол" труд-но было назвать запрещенным органом,—его читали все. Норазвиваясь бурно, движение уже переростало рамки либераль-ного мирного развития. В статьях Чернышевского и Добролю-бова, в „Русском Слове" звучат сквозь цензурную оболочкуреволюционные нотки, а затем и власть и либеральное обще-ство узнает о прокламации „К молодому поколению". Прави-тельство схватило Михайлова, студенты откликнулись на этобурными сходками в петроградском университете, а за первойпрокламацией последовали революционные листки „Велико-русса". Движение ширилось; начатое молодежью, оно 16

„Кобзарь". В 1861 г.—„Основа" Кулиша и Костомарова во-скрешает федералистические идеи кирилло - мефодиевскогобратства,—лишенные, однако, их первоначального романтизма,смягченные политической умеренностью. Украинофильство воз-рождается и на местах, в главных городах Украины, и здесьсреди молодежи радикализм настроения почти целиком уходитв национальные чувства.

Но мощная волна общественного под'ема в 1862 г. разби-вается; ее сменяет волна реакции, правительственной и обще-ственной. Знаменитые петербургские пожары дают повод кпоходу против „нигилистов". За преследованием радикальнойпечати идет арест Чернышевского. Польское восстание даетправительству и умеренной части общества националистическуюидеологию для прикрытия расправы с революционно-демокра-тическим движением. В общую полосу ограничений и пресече-ний попадает и украинство. Синод запрещает перевод Еванге-лия на украинский язык. Валуев дает общую формулу гоненияна украинское слово: „никакого особенного малороссийскогоязыка не было, нет и быть не может".

Общероссийское движение по своему преломлялось и отра-жалось в Киеве. Город насчитывал тогда 60.000 жителей. Внем были две гимназии, два уездных училища, два книжныхмагазина, не было ни одной библиотеки. В І859 г. возниклапервая газета „Киевский Телеграф", до нее выходили только

17

денчество принадлежало к привиллегированным помещичьимкругам. Русское, напротив, рекрутировалось из кругов мелкогодворянства, чиновничества, разночинного люда и духовенства.В университете резко сталкивались между собой не только двенародности, но и две общественные группы, две социальныекультуры.

2. Польское восстание.

Драгоманов немедленно окунулся в кипучую жизнь сту-денческих кружков, сходок и споров. Они вращались пре-имущественно вокруг польского вопроса, а затем в связи сукраинским движением, и вокруг национального вопроса во-обще. „В этом крае польский вопрос неизбежно должен былносить и носил узко-национальный, помещичий характер",—говорит об этом времени в своей книге „Воспоминания" иучастник студенческой жизни той эпохи, В. Дебогорий-Мокри-евич (стр. 29). Но благодаря этому антипольское движение,искавшее опоры в крестьянах, имело демократический, хлопо-манский характер. Либеральничали даже высшие власти. Ге-нерал-губернаторы поддерживали сравнительно хорошие отно-шения с немногочисленной русской интеллигенцией и сквозьпальцы смотрели на культурные ее затеи: деятельность Пироговатерпелась потому, что она способствовала развитию русскагоязыка, русских школ. По этой же причине киевский учебный 18

деспотизма, звал почти безоговорочно, хотя и его смущалшляхетский характер восстания и национально-историческиепритязания на Подолию, Волынь и Киевщину. Ему это, однако,казалось несущественным, каким-то словесным придатком кнациональной программе, на первом плане которой было ре-волюционное восстание против самодержавия. Герцен виделпред собой только лицевую сторону восстания, обращенную кпрогрессивной Европе, ждущую содействия от европейскойдемократии; с ним сносились лучшие представители польскойдемократии,—такие как Ворцель, Мерославский. Но даже и вних чутье Герцена улавливало шляхетский привкус. Драгома-нову пришлось столкнуться с оборотной стороной польскогодвижения. На правобережной Украине польская буржуазнаяинтеллигенция была не только чужда, а и враждебна народу.Она боялась крестьян и не доверяла им,—и имела на то осно-вания. Когда восстание вспыхнуло, крестьяне охотно откликну-лись на призыв правительства и всюду организовали погонюза восставшими панами. Хлопоманство имело сторонников исреди киевского польского студенчества, но не хлопоманы емудавали главный тон. Из споров в студенческих кружках Дра-гоманов вынес ту неприязнь к польскому национализму, кото-рая так ясно чувствуется и в его первых статьях в русскойлегальной журналистике и в позднейшей зарубежной полемике

19

России"¹. Этот адрес явился ответом на польскую патриоти-ческую манифестацию, устроенную студентами-поляками в уни-верситете. Герцен в подаче адресов и в русском патриотиче-ском движении видел реакционный поворот русского обществав сторону сближения с правительством, и был прав. Но емуне видна была другая сторона вопроса, а именно эту сторонувидели и хорошо знали передовые деятели „юго-западногокрая". Польские помещики были большой и влиятельной си-лой в этом крае. От них зависела местная низшая администра-ция. Между тем, память о хмельничине и гайдамачине никогдане умирала здесь ни среди помещиков, ни среди крестьян, ико всякому демократическому движению польское обществоотносилось как к новым попыткам воскресить кровавое прош-лое. В указанной выше статье Драгоманов приводит многослучаев, когда польские помещики и публицисты выступали ис прямыми и с литературными доносами против всех украин-ских культурных начинаний, видя в них социализм, коммунизми т. д. В 1871 г. польские помещики делали представления онеобходимости срыть могилу Шевченко, вокруг которой шлабудто бы пропаганда новой колиивщины. Притязания польского национального движения на Украинузаставляли часть украинской молодежи сближаться с русскимилиберальными кругами и в русской государственности 1 Полит. Соч., т. І, с. 69.

20

украинское общество демократическими идеями, давала толчокк развитию собственной интеллигенции. Предоставленное сво-им силам, питаясь только из скудных источников историческойромантики, украинское движение не могло бы перейти за рамкипервобытного, этнографического украинофильства. И уже вовсяком случае не могло оно составить достаточной силы про-тив врага главного — против воинствующей культуры польской.

3. Украинофильство.

С внешней стороны украинское движение носило по томувремени заметный и яркий характер. „Киевская атмосфера 50-хи 60-х годов,— вспоминает об этом времени В. Науменко,—была напитана украинским течением, бросавшимся в глаза дажепросто видом свиток, чумарок, сорочек, смушевых шапок, таккак все это пестрило на улицах, в садах, на гуляньях".1

В осо-бенности, в университете было развито украинофильство; убольшинства оно не шло дальше шапок, свиток, народных пе-сен и невинных воспоминаний о козацкой воле. Окрашивалаего ярко вражда к исторической Польше, но у некоторой, немного-численной части была и вражда к „московщине". Это еще небыла „самостийность" позднейшего времени; трудно было бывообще приложить к ней определенный политический

1 В. П. Науменко. А. А. Русов. Укр. Ж. 1916 г.² В. Базилевский (Богучарский). Материалы для истории

революцион-21

кратическую сущность аполитического по виду украинскогодвижения. Украинофильство непременно должно было быть на-родолюбием, и это придавало ему притягательную силу. Укра-инофильство захватывало даже русских людей; под его влия-нием давно ополяченная дворянская молодежь вспоминала отом, что некогда деды их были славными казацкими полков-никами, детьми украинского народа. Известный впоследствииукраинский общественный деятель Рыльский в 1859 г. былпредседателем киевской студенческой gminy; позже стал чле-ном студенческой украинской „Громады". Вернувшись в укра-инство, он остался католиком. Известно превращение В. Ан-тоновича из поляков в украинцы. На упреки польских публи-цистов в ренегатстве он отвечал: „вы правы! Я п е р е в е р т е н ьи горжусь этим, так точно, как я бы гордился в Америке, еслибы стал аболиционистом из плантатора..."

Киевская студенческая „громада" насчитывала несколькодесятков человек, хотя число украинцев-студентов в универ-ситете было значительно больше. Шли оживленные споры ме-жду „космополитами" и „украинофилами", и Драгоманова, ко-торый сразу выделился среди студентов и своей начитанностьюи живой общественной натурой, причисляли к лагерю „космо-политов". Организация народных воскресных школ, в которыхДрагоманов принял самое активное участие, придала спорамособую остроту. 22

хетской полонизацией. Драгоманов писал впоследствии: „Киев-ские студенты, поддерживаемые некоторыми профессорами(главным образом, г. Павловым), открыли в противодействиепольским школам, которые тогда устраивались по всему юго-западному краю и руководились тайным польским школьнымобществом, воскресные школы—первые воскресные школы...Оканчивая университет и становясь общественными деятелями,бывшие киевские студенты несли с собой русское народноенаправление по всему краю"¹. Этим об'ясняется и покро-вительство школам со стороны генерал-губернатора кн. Ва-сильчикова. Город давал на устройство школ 150 руб., сту-денты устраивали в их пользу вечера. Первая школа была от-крыта 11 октября 1859 г. на Подоле, по Константиновской ул.в здании, где позже помещалась 3-я гимназия. Через две не-дели открылась вторая школа—на Новом Строении. А в 1860 г.было уже шесть школ, из них две женских. Кроме воскресных,возникла еще ежедневная школа в одной из университетскихаудиторий. По примеру этих школ возникли школы и в другихукраинских городах. Подсчет учащихся в двух школах показал,что из 249 человек к трудящимся (преимущественно ремеслен-никам) принадлежало 185. По социальному составу—крестьян132, крепостных крестьян—101. По национальному

1 Полит. Соч., Т. І, С. 69.2 Л. Струнина. Первые воскресные школы в Киеве.

Киевская старина,1898 г., май.

23

европейство" участников, недостаток культурности, проникну-тый исключительностью национализм. До какой степени обо-стрились национальные страсти, показывает такой инцидент:когда после смерти Шевченко тело его перевезено было изПетербурга в Канев, то на пути была сделана остановка вКиеве. Местные украинцы устраивали панихиды и сопровож-дали гроб за город. Когда Драгоманов вошел в церковь, один„пьяненький украинофил" воскликнул: „Ти чого сюди зайшов?Тут тобі не місце". В пути за городом среди других оратороввыступил и Драгоманов. Он говорил не в толпе, как прочие,а поднявшись высоко над ней, со сложенных у дороги кирпи-чей. Речь его носила наиболее радикальный характер и в пе-чать не попала. Драгоманов говорил о том, что „каждый, ктоидет служить народу, надевает на себя терновый венок" ¹.

Украинским националистам тогда, как и впоследствии,могло казаться, что Драгоманов „не свой", что он более бли-зок русской культуре и среде, что он „москвофил". Но этоневерно было ни тогда, ни позже. К 60-м годам сам Драгома-нов относит свое увлечение идеями кирилло-мефодиевскогобратства, а их главным выразителем был тогда петербургскийжурнал „Основа". Но свое украинство Драгоманов умел сов-мещать с любовью к передовым идеям европейской культуры,

1 Австро-руські спомини, с. 22. 24

том 3-го курса. Поводом к этому послужило известное высту-пление Н. А. Добролюбова против Пирогова.

5. Полемика с Добролюбовым.

Добролюбов и Пирогов были признанными авторитетамипередовой литературы и публицистики 60-х годов. Если в стар-ших классах гимназии Драгоманов зачитывался „Современни-ком", это надо отнести в значительной степени на счет Доб-ролюбова. К общему преклонению перед Пироговым у Дра-гоманова присоединилась и личная признательность. В 1859 г.Драгоманов посвятил Пирогову восторженную статью, в кото-рой отмечал в особенности честность, последовательность имужество его мысли. Но в 1860 г. произошло обстоятельство,которое поклонников Добролюбова и Пирогова поставило внеобходимость выбора между ними: появились знаменитыеправила Пирогова о применении розги в низших классах гим-назии, а затем в связи с этим, резкая статья Добролюбова„Всероссийские иллюзии, разрушаемые розгами". Добролюбовобвинял Пирогова в непоследовательности, в измене своим жесобственным взглядам, в постыдном компромиссе. Действи-тельно, Пирогов, написавший несколько горячих статей противтелесных наказаний в школе, сам в качестве попечителя нетолько допустил розгу, но и нормировал ее применение, сочи-нивши своего рода конституцию розги.

2 5

зании и обставил применение розги такими правилами, кото-рые фактически вывели ее из употребления. Это признали Добролюбов во второй своей статье „От дождя да в воду",написанной уже после ухода Пирогова. Дело было однако нев том, не в частностях, смягчавших вину Пирогова или Доб-ролюбова, не в резкости тона одного и покладистости дру-гого. В столкновении между Добролюбовым и Пироговым ска-залось в достаточной мере отчетливо более глубокое и прин-ципиальное столкновение между „отцами" и „детьми", междулиберализмом, политическим и общественным, питавшимся изидеалистических источников 40-х и 50-х годов, и радикальнойдемократией, вдохновленной материализмом и революционнымидоктринами нового времени. Это было коренное расхождение,вызвавшее вскоре и резкий окрик Герцена по адресу непочти-тельной молодежи.

Драгоманов бросился в журнальный бой с пылом и увле-чением девятнадцатилетнего юноши. Но выступил он на сто-роне „отцов", а не „детей". Он не остановился перед напад-ками на публициста, который считался вождем молодого по-коления; значит не боялся разрыва с радикальной молодежьюсвоего времени. Как и другие публицисты либерального ла-геря, он прежде всего был задет „оскорблением", которое на-несено было Пирогову. В „Русской Речи", органе, далеком отрадикализма, Драгоманов писал: ...,,мы все как то много 2 6

Дебют Драгоманова был не совсем удачен. Но уже в этомпервом юношеском выступлении Драгоманова можно наблю-дать те черты, которые впоследствии проявят себя со всейсилой в политической его деятельности. Прямолинейность до-бролюбовской критики, ее отрицание всяких компромиссов,насмешливое отношение к либерализму выразятся преемственнов непримиримости революционного движения, в его политиче-ском доктринерстве и упорном отрицании всяких союзов с ли-беральными кругами. Реализм и трезвенность Драгомановапозволили ему уже в юношеские годы, когда так естественнырезкость, увлечение и угловатость, угадать в движении, под-нятом Пироговым, либеральную силу, которую не следуетотталкивать слишком резкой и беспощадной критикой. Драго-манов видел собственными глазами, какую роль играл Пиро-гов в еще нетронутом новым временем, провинциальном захо-лустьи, где сохранились в неприкосновенности нравы и обы-чаи „николаевской" педагогики. В житомирской

б. Политическая реакдия.

Увольнение Пирогова как бы открыло собой полосу пра-вительственной реакции в Киеве. После петербургских пожа-ров закрыты были по всей России воскресные школы. Поль-ское восстание на Украине не имело никакого, даже времен-ного успеха. Оно дало лишь повод к усилению националисти-

27

национальному вопросу, в частности к вопросу о судьбахУкраины.Радикальная доктрина требовала поддержки и сочувствия кпольскому восстанию, хотя бы и сильна была в нем национа-листическая струя. Прогрессивная общественная жизнь в Киеве,размытая реакцией и национализмом, очень скоро иссякла. Неприставши ни к одному из господствовавших течений, Драго-манов остался в одиночестве. Некоторое время он увлекалсяобщественной работой во временной педагогической школе,организованной для подготовки сельских учителей. Организо-вана была эта школа в целях борьбы с тайными польскимишколами. Школьной польской пропаганде, руководимой ксенд-зами, правительство решило противопоставить сеть русскихсельских школ, а для них надо было спешно создать кадрысельских учителей. Как и в других антипольских начинаниях,власть терпимо относилась к участию в них либеральных эле-ментов и демократической молодежи. Среди преподавателейбыли студенты,—те же, которые работали в воскресных шко-лах. Вопрос об языке преподавания и об учебниках на укра-инском языке встал немедленно и здесь,—на этой почве нача-лось у Драгоманова более тесное сближение с украинскимикругами. Драгоманов читал курс по русской истории, с инте-ресом относился к своей работе и собирался издать лекцииотдельной брошюрой. Но общая полоса реакции захватила и 28

Так осложнялось культурническое „украинофильство" поли-тическими элементами. Гонимое, преследуемое, оно теряло тех,кто тешился в нем только националистической забавой. Припервом грозном окрике большинство „украинофилов" послушносбрасывает с себя ставшую опасной свитку. Но у меньшин-ства крепнет, становится более прочной и сознательной связьс украинством. К числу таких принадлежал и Драгоманов.

Отрезанный от культурной работы, он ушел с головой вуниверситетские занятия и в 1863 г. окончил университет.Связь с украинскими кружками не прерывалась.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.Ученая и педагогическая деятельность (1863—1870).

1. Внешние условия.

Перед Драгомановым открывался теперь прямой путь к про-фессорской кафедре. К этому влекла его собственная склон-ность к научным занятиям; такой взгляд установился и у всехокружающих. Но этот путь оказался не легким, и в концеконцов и не прямым. Прежде всего-житейские невзгоды. Онирано встали пред Драгомановым и уже никогда, вплоть до егосмерти, не покидали. В 1863 г. умер отец Драгоманова, в 1864—мать. На руках у молодого человека, только что окончив-шего университет, оказались брат и сестра. У Драгомановабыла невеста, позже его жена,—верный друг и незаменимыйпомощник. Женитьбу пришлось ускорить, потому что и у не-весты умерла мать, и она осталась сиротой. Так 23—24 летДрагоманов оказался обладателем семьи из 4 душ. О спокой-ной, не знающей заботы подготовке к диссертации, не прихо-дилось говорить. Надо было искать заработка, и при том немалого. Драгоманов поступил на должность учителя географииво второй киевской гимназии. Несколько позже, в качестве30

ствовал проф. В. Я. Шульгин, все еще влиятельный, несмотряна свое удаление от университетских дел. В ближайшем пред-полагалась научная командировка за-границу. Но над Драго-мановым уже тяготело подозрение в неблагонадежности; па-мятна была его речь в честь Пирогова. Он не походил надюжинных благонамеренных молодых людей, изготовляемыхуниверситетами во славу отечественной науки. Вместе с тембудущая крупная ученая сила угадывалась в нем. Придратьсяпока не к чему было, и начальство ограничивалось тем, чтокосилось подозрительно на молодого приват-доцента, завое-вавшего сразу популярность среди слушателей, и тормозиловсячески его ученую карьеру. Командировка за границу быладана в 1870 г., после защиты Драгомановым диссертации.

Этот период в жизни Драгоманова не богат внешними со-бытиями. Он учительствовал и учился, написал две ученыеработы и множество газетных статей. Замедленным темпом, новсе же безостановочно, он подвигался к той цели, которуюсебе наметил с самого начала и для которой предназначен былпо складу своей натуры. Но не было у него ни разу соблазнауйти науки ради в свой кабинет, замкнуться от людей и отжизни, отказаться от общественной деятельности и превра-титься в типичного „жреца науки", призирающего весь суетныймир за стенами университета. Жизнь, напротив, неопреодолимопритягивала к себе Драгоманова и газетная

31

равенства. Среди передовой молодежи под влиянием Герцена,а еще больше Бакунина, господствовало отрицательное отно-шение к западно-европейскому конституционализму. Все этоеще не было оформлено, бродило в настроениях и прорвалосьнеожиданно в выстреле Каракозова, 4 апреля 1866 г. Прави-тельство и общество перепугались смертельно. Панику усилилилистки Нечаева, а затем и нечаевское дело, и новые волне-ния в университетах. Эпоха реформ обрывается на нескольколет, вплоть до 1870 г., в обществе снаружи по прежнему застой.В либеральных кругах и в печати—вражда к революционноймолодежи, прервавшей мирный ход событий. Нечаевщина встре-чает резкий отпор и в радикальных кругах, но революционноедвижение не исчезает. Уходя в глубину, оно через кружки„чайковцев" проходит школу теоретической подготовки. Идеисовременного социализма проникают и в Россию. В легальнойформе им дают своебразное русское выражение „Историческиеписьма" Лаврова и социологические статьи Михайловского.Характерными чертами этой русской разновидности социализмаявляются вера в народ и в крестьянский быт, как источникнепогрешимой социальной мудрости и справедливости, учениео долге интеллигенции перед народом, о необходимости лич-ного развития для служения народу. Либерализм категорическиотвергался, как направление, связанное с борьбой буржуазии32

из них Драгоманов был близок. Кончавший тогда киевскийуниверситет, будущий профессор и известный ЭКОНОМИСТ Н. И.Зибер читал в одном из таких кружков лекции, на которыхизлагал слушателям „Капитал" Маркса. Появлялись в круж-ках и студенты, знакомые с кругами, близкими к Чайковскому.Драгоманов принимал участие в кружках, и в одном из нихчитал реферат о положений женщины на Украине.

Если нельзя еще говорить о твердых и сложившихся поли-тических взглядах Драгоманова в это время, то можно сказать,что в настроениях своих Драгоманов довольно глубоко рас-ходился с настроениями передовой радикальной молодежи. Онс решительным несочувствием относился к студенческим вол-нениям и осуждал их с той прямотой, которая уже в моло-дости была его характерной чертой. Он был популярен средистудентов, но не искал популярности и не боялся потерять ее.Что еще более важно, ему чуждо было увлеченье молодежиестественными науками и экономическими вопросами. Он виделв этом некоторое принижение общественных интересов. Идеа-листическая закваска прочно сидела в нем, несмотря на склон-ность к позитивизму. Как за историком, за ним уже укрепленабыла репутация ученого, интересующегося всего больше со-циальной стороной исторического процесса. Но и в историиДрагоманова привлекали к себе столкновение и борьба со-циальных идей, а не экономических интересов. Он и

33

открыто выступить в защиту гимназистов-поляков, которыхлишили при выпуске медали только из-за польского их проис-хождения. Это свидетельствует — в годы после польскоговосстания—о нравственном мужестве Драгоманова и его чест-ности, но ничего не говорит об его убеждениях. В общем,Драгоманов по политической своей окраске не отличалсязаметно от газеты, в которой деятельно сотрудничал. „С.-Пе-тербургские Ведомости" были тогда органом умеренного, нодовольно стойкого либерализма. Упадок их начался позже. Вописываемую эпоху они считались оплотом прогрессивнойинтеллигенции и молодого земского движения. Среди ближай-ших сотрудников числились известный земский деятель кн. А.Васильчиков, К. К. Арсеньев, философы-позитивисты Вырубови де-Роберти. По вопросам искусства писал В. В. Стасов, повоскресеньям писал бойкие фельетоны А. Суворин, тогда ещещеголявший радикализмом под именем Незнакомца. В „С. Пе-тербургских Ведомостях" печатались пространные отчеты за-седаний общества сельских хозяев, где выступали тогда столпыземского либерализма. Довольно широкое место отводилосьосвещению окраинных вопросов,—в особенности по вопросамоб усилении русских элементов и русского помещичьего зем-левладения в северо-западном и юго-западном крае. В газетезаметен был националистический антипольский тон. С 1867 г.,34

вопросами, присматривался внимательно к жизни края и откры-вал в ней такие черты и особенности, которые играли впослед-ствии главную роль в социальном его мировоззрении. По общейполитической окраске статьи Драгоманова не выделяются надостаточно бесцветных страницах „СПБ. Вед.". Но было в нихнечто такое, что не позволяло киевского корреспондента по-мещать без оговорок в ряды либеральных сотрудников. Это—отношение к вопросу крестьянскому и национальному. „СПБ.Ведом." стояли за развитие и укрепление помещичьего русскогоземлевладения в окраинах с преобладающим польским влиянием.Это совпадало с программой просвещенных русских аграриев,лидером которых был кн. Васильчиков. Русский помещик рас-сматривался как носитель культуры, опирающийся на крупноеземлевладение. Однако, пред Драгомановым открывалась дру-гая картина.

После польского восстания на правобережной Украине на-чалась полоса чрезвычайного экономического оживления. Скупкаи продажа польских имений была одной из причин. Болеесущественную роль играло железнодорожное строительство,промышленное грюндерство, биржевая спекуляция на почвевозросшего хлебного экспорта, быстрое развитие сахарнойпромышленности. Нарождалась новая буржуазия; торговый духпроник даже в университет, и часть профессоров заняласьскупкой имений и банковскими операциями.

35

„обрусения", но это обрусение должно было идти через „ма-лорусский яз.", как язык той массы населения, которая един-ственно могла стать в крае плотиной против польского поме-щичьего влияния. Народным школам все из тех же видов борь-бы с поляками покровительствовала администрация; ген.-губ.Безак был их сторонником. Драгоманов написал несколькостатей в защиту преподавания на украинском яз.; он подходилк вопросу не с национальной, а с педагогической стороны,отстаивал даже украинский яз., как переходный к русскому.Этого требовали тактические соображения,—но и они не по-могли. Именно эти статьи Драгоманова, при всей их умерен-ности навлекли гонение и на автора и на газету. Драгомановподверг критике учебник русской грамоты кн. Ширинского-Шихматова, в котором по традиции знакомство с грамотойначиналось с церковно-славянской азбуки и переходило к ве-ликорусской речи. Драгоманов показал непригодность такогоспособа обучения в украинской школе и предлагал, со своейстороны, начинать с украинского языка. Статья эта была напе-чатана в № 93 „СПБ. Ведом." в апреле 1866 г., через два

3. Украинская культурная работа.

Впрочем, Драгоманов и без того был уже к этому временитесно связан с украинскими кругами и украинским делом. Ра-бота, которая начата была Драгомановым еще в комиссии приЗ6

гоманова из школы. Репрессии 1863 г. отразились и на укра-инофильстве. Кружки распадались,—„Громада", однако, не пре-кратила существования. Те, кто остались, сплотились теснее,ушли в научную, культурно-этнографическую работу. В кружкеДрагоманова усиленно занимались составлением русско-украин-ского словаря; по поводу отдельных слов возникли бесконеч-ные споры, и дело подвигалось медленно. Успешнее шла ра-бота по собиранию народных песен и сказок, и в 1867 г. водной из корреспонденций „СПБ. Ведом." из Киева авторжалуется на то, что в Киеве нет отделения Русского Геогра-фического Общества, игравшего культурную роль в России, инекому позаботиться об издании подготовленных двух сбор-ников по украинскому народному творчеству. Позже эти сбор-ники были изданы; один, составленный Рудченко, с посвяще-нием Драгоманову.

Прежнего резкого деления на ,,космополитов" и „украино-филов" не было. Драгоманов уже считался не только „своим",но и в некотором роде руководителем. Но споры в кружкахшли оживленные, и намечались разногласия по двум основнымлиниям. Во первых,—о значении украинской литературы: яв-ляется ли она только литературой „для домашнего обихода",как тогда любили выражаться, или имеет и самостоятельноезначение. Драгоманов стоял на том, что в н а с т о я щ е ев р е м я украинская литература еще слишком слаба, чтобы

1 Австро-руські спомини,ст.43.37

дуальностью не вмещается. В украинском своем кружке Дра-гоманов был на счету народника и социалиста, для которогонациональность играет роль подчиненную. А в русских круж-ках на Драгоманова смотрели как на националиста, и к этомувремени, к 1870 г., относится эпизод, который произвел наДрагоманова сильное впечатление и многое ему открыл, такчто он неоднократно вспоминал о нем в различных своих про-изведениях. Наиболее полно рассказал он о нем в статьях, со-ставивших брошюру: „Историческая Польша и великорусскаядемократия". Драгоманова просили принять участие в кружке,поставившем себе целью „политико-социальное самообразо-вание". На первом заседании, на котором распределялисьтемы для рефератов, Драгоманов взял на себя доклад „осоциальных стремлениях и о положении женщины в средеукраинского крестьянства, которое составляет украинскую на-цию". На чтении доклада присутствовал делегат петербург-ского социально-революционного кружка,—первый русский,—вернее великорусский социалист, с которым встретился Дра-гоманов. И от него впервые Драгоманов услышал то возра-жение, которое неизменно, почти до конца, сопровождало егополитическую деятельность:

— „Все это м о ж е т б ы т ь , и верно,—но к делу не идет.Мы должны думать о борьбе с общим врагом, а вы,

1 Велико-русский Интернационал и Польско-Укр. вопрос. 1907, с. 11.38

говорит он, я обратил особое внимание на религии и на ми-фологию арийских народов. От древних народов я перешелк новым и тут остановился на народных сказаниях и на сло-весности славян, а между ними, конечно, и украинцев..." По-литические песни украинского народа развернули богатую ипеструю картину его исторической жизни, его отношений и кмосковским и к западным соседям, героической борьбы с Тур-цией. Сходство с песнями балканских славян, общность исто-рических судеб славянских крестьянских наций, потерявшихсвою историческую государственность, но упрямо хранящихсвою национальную культуру, поставила перед Драгомановымславянский вопрос, а вместе с ним и вопрос о федеративнойдемократии. Интересы общей истории стали отходить на вто-рой план; произошел перелом в сторону сравнительной фило-логии, изучения народной словесности, по преимуществу славян-ской, и украинской—то, чему Драгоманов отдал впоследствии луч-шие силы своей души. В это время зародилась и начата была мо-нументальная работа по собиранию и изданию „Историческихпесен" украинского народа,—то, что Драгоманов считал нетолько делом своей жизни, но и национальным украинскимделом. Работал над этим небольшой кружок молодежи подруководством Драгоманова и проф. В. Антоновича.

Социальное и политическое значение украинского вопросаусиливалось и углублялось борьбой австрийских

39

кружками. То, что он рассказывал о молодом, наивном, пол-ном романтики, галицийском движении, глубоко захватило Дра-гоманова. Связи были установлены и нелегальным путем сталиприходить в Киев галицийские издания, в том числе возникшаяв 1867 г. „Правда". Драгоманов рассказывает, как перепугалимирных украинофилов, еще далеких от политики, первые при-шедшие номера газеты. Александр Кистяковский, бывший се-кретарь журнала „Основа", доцент уголовного права, таивший

4. Диссертация.

Тем временем, своим, несколько замедленным ходом, шлаученая карьера. В 1869 г. вышла магистерская диссертацияДрагоманова: „Вопрос об историческом значении римской им-перии и Тацит". Это была только первая общая часть заду-манного исторического труда. Но Драгоманов никогда к немубольше не возвращался,—не в истории было его подлинноепризвание. Б. А. Кистяковский полагает, что степень магистрабыла присуждена Драгоманову „вполне заслуженно", но что„это была в значительной мере еще юношеская работа" 1

Книга вызвала резкую критику со стороны консервативнихпрофессоров, которые усмотрели даже в ней социализм,—трудно понять почему. Рецензия, напечатанная в „Журнале

1 Полит. сочин., т.І40

Книга Драгоманова представляет в настоящее время интересв той мере, в какой она дает возможность судить об историко-философских его взглядах. Он им оставался верен и в позд-нейшее время, хотя ни в одном из политических своих произ-ведений он не дает им полного и цельного выражения. Пер-вая часть книги занята изложением господствующих в наукеисторических и социально-политических теорий общества. Дра-гоманов последовательно разбирает немецкие идеалистическиесистемы, останавливаясь подробно на Гегеле; органическуютеорию общества; наконец, французских позитивистов,—Конта.Сочувствие его явно на стороне последнего. Своих собствен-ных взглядов Драгоманов не формулирует отчетливо, но ясно,что в историческом процессе он видел прежде всего и пре-имущественно развитие политических и социальных идей,—развитие закономерное, подчиненное внутреннему закону про-гресса. „Прогресс цивилизации, говорит Драгоманов, выра-жается и в свою очередь обусловливается, главным образом,силою с о з н а н и я научного, политического и нравственного".(с. 389). В противоположность марксизму, сознание у Драго-манова определяет бытие, и это относит его полностью в ла-герь исторического идеализма. Нельзя сказать, чтобы он былкрайним сторонником этого направления. Он был врагом вся-кой предвзятости, всякого стремления привести исторический

41

Эта вера в прогресс, как в законосообразное развитие,устраняющее произвол личности; признание относительногосовершенства за поступками людей и требование от них чест-ности и прямоты убеждений,—соответствовали общему обликуДрагоманова, как трезвого и честного идеалиста, несклонногок революционным методам оценки и действия. Не случайно,а в соответствии с общим своим мировоззрением Драгома-нов всегда стоял за эволюцию против революции, за мир-ный и постепенный прогресс против стихийных и бунтарскихвзрывов. Рационалист по натуре, он видел в истории творче-ство мысли и старался воздействовать прежде всего на мысль.

Но историческая судьба Драгоманова была в том, что онпринужден был творить дело революции „служить прежде всегореволюции, и даже в этой его профессорской диссертациибыла революционная и социалистическая опасность. Критиковсмущала прежде всего вера в прогресс, выраженная с непри-личной для цехового ученого твердостью убеждений; затемотказ от установившейся манеры бичевать гниющий Рим, вкотором под прикрытием цезаризма Драгоманов нашел

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.Заграничная командировка, политические

связи, ли-тературная деятельность. (1870 — 1876).

1. В Германии и Австрии.

Драгоманов собирался пробыть за-границей два года, про-был три. За это время он об'ездил всю Германию, Австрию иИталию, зиму 1870—1871 г. провел в Берлине, весну и лето1871 г.—в Австрии,—в Праге и Вене. Осень прожил в Гей-дельберге, две зимы (1871—72 и 1872—73 г.г.)—в Италии,—вРиме и Флоренции. Летом 1872 г. снова посетил Вену и Прагуи летом 1873 г., уже на пути в Россию, прожил около двухмесяцев в Цюрихе. В августе посетил Львов и затем вернулсяв Киев. Знакомство с западно-европейской жизнью, личныевпечатления от ее быта, нравов, от борьбы политических пар-тий имели огромное значение в развитии духовного складаДрагоманова. Он всюду с большим вниманием следил за об-щественной жизнью, посещал народные собрания, интересовалсятекущей политической печатью. После посещения Вены иЛьвова у него завязалась оживленная переписка с галиций-скими общественными деятелями — на темы политические и

43

лидные, деловые рабочие—немцы, спокойно рассуждавшие наполитические темы. Их солидность, опрятность в одежде, ихвнутреннюю силу Драгоманов с удовольствием отмечал потомв своих статьях. Он собственными глазами видел, каким мо-жет быть подлинное рабочее социалистическое движение,—ионо не похоже было на беспорядочные, шумливые сходки рус-ских студентов, у которых небрежность в одежде так гармо-нировала с небрежностью в мышлении, в чтении, в спорах.Внешние впечатления от немецких рабочих усиливали в Дра-гоманове его склонность к европеизму, к культуре.

Это были внешние впечатления. Что касается более глу-боких, Драгоманова поразил национализм германских рабочих.В это время в социалистическом движении Германии господ-ствовали лассальянцы. Во главе лассалевского „Всеобщего со-юза" стояли Швейцер и Газенклевер, не скрывавшие своихсимпатий к Бисмарку. В оффициальном органе „Социал-демо-крат" звучали шовинистические ноты, отражалось общее упое-ние германской мощью и проповедывалась великая культурнаямиссия Германии на востоке. Такие же речи можно было слы-шать на собраниях. В рейхстаге социалистическая лассалев-ская фракция голосовала за военные кредиты. Правда, Бебельи Либкнехт от голосования воздержались и выступали с ре-чами против националистического угара, за что и поплатилисьсудебным преследованием и тюрьмой. Но число

44

цией кружила головы немецким националистам, а национали-стами—в большей или меньшей степени,—были все, вплоть добольшинства немецких социалистов. Лассальянцы усиленноподчеркивали, повторяли, раздували отдельные места и фразыиз статей Лассаля, которые давали право говорить об еговоинствующем национализме. Драгоманову известны были словаЛассаля, сказанные в 1863 г.: „Я надеюсь дожить еще до тогочаса, когда наследство Турции достанется Германии и когдаполки немецких солдат или рабочих станут твердой ногой наБосфоре". Тогда же Лассаль писал Родбертусу: „Я признаюправо национальности только за великими культурными на-циями, а не за расами, все право которых заключается скореев том, чтобы подвергаться со стороны великих наций ассими-ляции и дальнейшему развитию". Это относилось к „славян-ским расам", за которыми и Маркс отрицал право самостоя-тельного исторического развития, относя их к „народам неисто-рическим".

Национализм и внешняя политика Германии были в порядкедня; этими вопросами был поглощен Драгоманов, и как тонезамеченной прошла мимо него драматическая история Ком-муны, осветившая зловещим огнем финал национального стол-кновения. В националистическом шуме ухо Драгоманова неуловило революционных нот классовой борьбы. Впрочем, со-циалистический смысл парижского восстания рабочих

45

примеров Драгоманов показывает, что украинское движениеносило своего рода патриотический характер и служило напользу русской государственности. Статья написана в нацио-нал-либеральном духе, и сквозящие в ней федеративные тен-денции далеки от всякого радикализма.

Драгоманов рассказывает, как обдумывал он эту статью идругие работы, гуляя со своим ребенком в Гейдельбергскомлесу. При этом он неоднократно распевал украинские песни итак, на мотив „Гей, не дивуйтесь, добрії люде, що на Вкраїніповстало" сложил собственную песню о Германии, России иславянах. С добродушной насмешкой называл он впоследствииединственный продукт своего поэтического творчества „поли-тической тредьяковщиной" и никак не думал, что эта песняпопадет в печать. Но она за подписью „Гетманець" без ве-дома автора и в несколько измененном виде появилась в львов-ской „Правде". Художественными достоинствами она не отли-чается, но весьма характерна для настроений и мыслей Дра-гоманова. Называется она „Поклик до братів славян", и вото чем говорят отдельные ее строфы:

Гей, не дивуйтесь добрії люде,Що на Вкраїні повстало,Що Україна по довгій дрімотіГолову славну підняла,Гей, Українець просить не много:Волі для люду і мови;Но не лишав він до всій Русі

46

и к сербам. Все славяне должны об'единиться пред грознойопасностью.

Ой, гляньте, Славяне, встають на заходіНімецькії грознії хмари;Ставаймо ж до купи. Забудемо, браття,Навіки нікчемнії свари.Ой, не даваймо урвать ні частиниСлавянського рідного краю,Но проклят із нас той, хто волю зневажить.Чужої землі забажає.Зберімося, браття, в сімью рівноправну,І крикнем на братньому пиру:„Ми хочем для себе й для цілого світуЛиш волі, освіти і миру.Ой, мати Вкраїно, ой, Київ наш чесний,Коли б довелось серед тебеТе слово почути і вольнеє знамяСлавянське підняти до неба.

В этой песне содержатся те же национальные и политическиеидеи, что и в статье „Восточная политика Германии и обрусение",и отличаются эти идеи и национальной и политической уме-ренностью. В них нет ни революционности, ни социализма, нисепаратизма. В то же самое время,—быть может в те же дни,когда Драгоманов писал свою статью о германском и славян-ском мире, в другом углу Европы, задыхаясь от гнева и обиды,набрасывал Бакунин черновые очерки своей „Кнуто-германскойИмперии и социальной революции". Драгоманов и Бакунинодинаково видели в грядущем столкновение германизма сославянством, но для Драгоманова это воплощалось в видеборьбы милитаристской, бисмарковской Германии с

47

оригинальные мыслители вроде знакомого нам Стронина, ко-торый в брошюре „Франция и Германия" путем математиче-ских выкладок доказывал, что культурная роль Франции сыг-рана... Почти все это была газетная дребедень, невежественнаяболтовня или патриотическая лирика. Статьи Драгоманова от-личались знанием дела, давали читателям живую и интереснуюкартину политической борьбы в Германии и умело связываливопросы внутренней политики с внешней. Это важно отметить,потому что и впоследствии, в русской революционной литера-туре, Драгоманов является единственным не только для своего,но и для позднейшего времени писателем, который признавалважность внешней политики, интересовался ею и знал ее. Об'-яснялось это отчасти и тем, что украинский вопрос в Россиии Галиции по самому существу своему вызывал постановкупроблем международных. Принимая близко к сердцу интересыгалицийских и венгерских украинцев, Драгоманов принужденбыл сталкиваться с австро-русскими отношениями, и не слу-чайно по одну сторону рубежа противники именовали его„сепаратистом", а по другую „москвофилом". И одни обвинялиего в том, что он состоит на службе у австрийского прави-тельства, а другие—в том, что он тайный агент России.

С галичанами Драгоманов свел непосредственное знаком-ство летом 1871 г., когда посетил Вену. Там существовала48

говорили: „Драгоманов хочет от нас, чтобы мы писали языкомслуг —но литература пишется везде для господинов"¹.

Приезд Драгоманова, его беседы с галичанами, старымии молодыми,—открыли в их истории как бы новую эпоху, адля молодежи были настоящим откровением. Драгоманов поз-накомил их не только с Россией, не только с демократическимрусским и русско-украинским движением, но с их собственнымгалицийским украинством. Студенческий кружок взялся за со-бирание народных исторических песен и за изучение русскойхудожественной литературы. С увлечением Драгоманов вошелв самое существо галицийских политических и культурных дел.Основной недостаток украинского движения в Галиции, как ив России, он видел в его замкнутости, в отрешенности от об-щих задач европейской демократии. И в своих беседах, и вличной переписке, и в статьях, напечатанных позже, в галиций-ских изданиях, в „Правде" и в „Друге" он говорит, о необхо-димости освободиться от клерикализма, от соглашательскойполитики в угоду правительству, от узкого национализма. То,что он проповедывал, кажется весьма умеренным и улеглосьбы в рамки урезанной со всех сторон демократической про-граммы. Но австро-русинским общественным деятелям, зани-мавшим путем сделок с польской шляхтой и немецкими вла-

1 Австро-руські спомини, с. 426.49

жения. В этих статьях, об'единенных общей мыслью, Драгома-нов вплотную подходил к основной задаче всей своей обще-ственной деятельности: решение национального вопроса невоз-можно вне политической свободы в России, а эту свободуДрагоманов мыслил в формах европейской демократии. ИдеиПрудона были еще сильны тогда в европейском социалистиче-ском движении, а прудоновский федерализм был близок по духуфедеративно-демократическим идеям кирилло - мефодиевскогобратства. Так складывались в эту эпоху основные элементыполитического мировоззрения Драгоманова.

2. Русские социалисты в Цюрихе.

Цюрих 1872 — 1873 г. содействовал оформлению взглядовДрагоманова. Цюрих начала семидесятих годов занимает осо-бое место в истории русского социально-революционного дви-жения. Это был первый центр новой политической эмиграции.Туда стекалась учащаяся молодежь, в особенности девушки,для которых в России еще не было места в университетах. ВЦюрих перебрались старые бакунисты и здесь же поселилсябежавший из России Лавров. Шумные споры, листки, собра-ния с речами, направленными против царской России, обра-тили на себя внимание и Европы и русского правительства. ВЦюрихе видели центр фантастического нигилизма, и в 1873 г.последовало „правительственное сообщение" о Цюрихе 50

люционном перевоплощении, была близка русской передовоймолодежи того времени. В 1873 г. Лавров читал в Цюрихелекции „о роли славян в истории мысли". Но не славянскаяидея владела умами. В центре всех споров были разногласиямежду бакунистами и лавристами по вопросу о методах и за-дачах революционного переворота в России. Не было сомне-ния в том, что этот переворот близок. Умами владела верагорячая и непоколебимая, что крестьянский народ готов к со-циальной революции, и что ждет он только сигнала или удоб-ного момента для всеобщего восстания. Не было разногласийи в том, что крестьянская община в существе своем есть со-хранившаяся коммунистическая ячейка, и России незачем про-делывать по примеру западной Европы длительный, сложныйи мучительный процесс капиталистического развития. Россияеще не знает по настоящему ни буржуазии, ни пролетариата,—и в этом ее счастье и социалистическое призвание. Так великабыла эта вера русского народничества в особые пути для рус-ского народа, что даже Маркс, относившийся с величайшимскептицизмом к избранности России и с глубокой иронией кидеализованной русской общине, не решался отвечать прямоотрицательно на поставленный ему вопрос об особом пути ив известном письме к Николаю — он, высказался уклончивои условно.

Разногласия между бакунистами и лавристами 51

терпеливый и властный. Лавров—мирный профессор и лите-ратор, неожиданно для себя выброшенный прямо в водоворотреволюционных слов, мыслей и настроений, учитель по натуре,с наклонностью к доктринерству, нерешительный в политиче-ской стратегии, но рыцарь в области теоретической мысли.

В 1872 г. Лавров был занят составлением программы дляжурнала „Вперед". Проекты программы (их было три) ходилипо рукам, как платформа лавристов по вопросу о соглашениис бакунистами. Но соглашение не наладилось. В 1873 г. вышелпервый номер „Вперед"—под редакцией Лаврова. Очертаниясоциализма в нем туманны и неопределенны; зато ярко выра-жена вражда к буржуазному парламентаризму,—вообще к бур-жуазным формам демократии.

Драгоманов был в курсе цюрихских споров, и еще живя вИталии, интересовался жизнью различных студенческих круж-ков. Среди молодежи, близкой к Лаврову, был С. Подолин-ский, украинец, сын известного поэта пушкинской эпохи, бо-гатого помещика. Драгоманов находился в переписке с Подо-линским, который был связан и с кружками украинцев, гали-цийских и русских. Галичане были близки к украинцам из Рос-сии, но их отпугивал радикализм и социализм русской моло-дежи. Они поддерживали, с другой стороны, связи с польскимистуденческими кружками, которые с решительной враждой от-носились ко всему русскому. Среди польской молодежи 5 2

тическая ее сторона привлекла особое его внимание. В своемответе он не отрицал социальной революции, но указал нанеобходимость в первую очередь политической борьбы и по-литических требований. Сам он впоследствии писал, что ответего на цюрихских революционеров должен был произвестивпечатление умеренности и отсталости. Действительно, в ре-волюционном увлечении своем русская молодежь шагнула да-леко вперед.

Летом 1873 г. Драгоманов прожил в Цюрихе почти двамесяца и вошел в непосредственное общение с революционноймолодежью. Достаточно прочитать воспоминания о ЦюрихеВеры Фигнер, Дебогория-Мокриевича, Джабадари и др., чтобыживо представить себе пропитанную молодым увлечением, эн-тузиазмом, горячей верой—атмосферу русского студенческогоквартала. При всей своей трезвенности Драгоманов не мог незаразиться общим порывом. Верой в близость великих собы-тий жила ведь и вся интеллигентная Россия, оправившаясяпосле реакционной вспышки 60-х годов. Драгоманов прини-мал участие в спорах, при чем разногласия у него были подвум вопросам: 1) не следует ли теперь в России добиватьсяпрежде всего политической свободы и 2) могут ли что либосущественное сделать на юге России так наз. тогда „радикалы",не заимствуя чего либо у так называемых „украинофилов". (Со-чинения, 2 т. Париж, с. 423).

53

ная и невежественная, питающаяся не фактами, а верой, знаю-щая очень мало тот народ, о котором она столько говорила.

Происходили в Цюрихе события, которые сами по себеимели значение и небольшое, но для того времени были весь-ма любопытны и в особенности должны были заинтересоватьДрагоманова. Кроме славянских революционных „комитетов"был там и грузинский студенческий кружок, в котором шлиречи об основании „кавказской федеративной республики". Спо-рили об этом страстно и несколько позже,—уже после от'ездаДрагоманова, был устроен даже „конгресс" из уроженцевКавказа. Сепаратисты получили на этом конгрессе большинство.Националистическое увлечение было, впрочем, недолговечно,и главные руководители молодого кавказского сепаратизма при-няли затем деятельное участие в общем русском социально-революционном движении. Вообще национальные настроениябыстро растворялись в ярком и бурном социалистическом те-чении. Синтеза национального и социального моментов не было,и предстоял выбор: социальная революция или национальноедвижение. Психологически переход от одного к другому былнетруден, в особенности у украинцев. Драгоманов наблюдал,как бывшие горячие украинофилы превращались в Цюрихе в го-рячих русских народников: от козацкого романтизма к русско-му бунтарству,—одна стихия в основе. В частности, такое прев-54

рениям скептически, но не мог он отрицать силу за молодымреволюционным движением.

Научные занятия шли своим чередом. Работая над источ-никами, Драгоманов написал ряд статей, из которых две—„Из истории отношений между церковью и государством в Зап.Европе" и „Борьба за духовную власть и свободу совести вXVI—XVII вв." были напечатаны в „Знании" (1876, 8,11) и „Оте-чественных Записках" (1875, 2, 3). Начата была Драгомановымбольшая работа „Церковь и государство в Римской Империи",но первая глава, посланная в журнал „Знание", не была про-пущена цензурой и погибла, а позже к этой работе Драгома-нов уже не возвращался. Много времени и внимания уделилон работе над происхождением мифологии древнего Рима и еесвязью с восточными верованиями. Вопрос о народных веро-ваниях, как часть более общего вопроса о народном творче-стве, все больше интересовал Драгоманова. Позже он занимал-ся сравнительной историей религий, изучал еврейский языки устанавливал общность религиозных мифов и преданий в ре-

3. Народничество.После трех лет отсутствия Драгоманов застал в

Россиибольшую перемену в общественных настроениях. Прежде всегозначительно повысился градус революционной температуры, ив Киеве это ощущалось более остро, чем в других местахРоссии. В Цюрихе только разговаривали о будущей социаль-

55

была в полном разгаре, и по воспоминаниям участников, вКиеве, который был центром для всей Украины, с особой си-лой выражались бунтарские настроения. Часть „чайковцев" пе-рекочевала из Петербурга на юг, где были уже и свои кружки,в большинстве примыкавшие к бакунистам. В 1872 г. влия-тельной фигурой среди киевского студенчества был Стефа-нович. Тогда же Аксельрод организовал в Киеве свой кружок,в котором происходили занятия с рабочими; завязаны былисношения с артелями плотников, столяров, стекольщиков. Нарабочие артели под влиянием Лассаля возлагались тогда рево-люционерами особые надежды. Кружок Аксельрода связался сдругими городами, в особенности с Одессой, где тогда рабо-тали Желябов и Волховской. В Киеве бывали, подолгу жилии работали в артелях Брешковская, Колодкевич, Всеволод Ло-патин, наезжал Ковалик. Позже выдвинулись, как наиболееактивные фигуры, Дебогорий-Мокриевич, Дейч.

Помимо пропаганды подготовка к предстоящему „хождениюв народ" заключалась в прохождении курса какого-нибудь ре-месла. Будущие главари всенародного восстания в срочномпорядке превращались в плотников, кузнецов, сапожников,—чтобы стать своими, а не чужими в народе. Опыт показал,что одной профессиональной выучки недостаточно, и кресть-яне, в подавляющем большинстве случаев, сразу распознавалив плотниках и кузнецах переодетых „студентов". 56

То знамение движения „в народ" для жизни честной, трудовой...Программа журнала „Вперед" прочтена и признана за жела-тельную. „Но какова то действительность"—спрашивал себякаждый и спешил погрузиться в неведомое народное море.Да, славное то было время"...1

Желябов с проницательностью политического вождя тогдаже заинтересовался Драгомановым, видя в нем крупную силу,возможного в будущем теоретика партии. Непосредственногоучастия в споре Желябов, повидимому, тогда не принял. Покрайней мере, у Драгоманова об этом не сохранилось воспо-минаний. Драгоманов стоял на том, что борьбе за социализмдолжна предшествовать борьба за политическую свободу, ичто на Украине революционная пропаганда должна носитьукраинский характер. „Мнения наши — пишет Драгоманов,—оспаривались хозяевами квартиры. „Нигилисты" же, сидевшиев другой комнате и по временам входившие в первую то зачаем, то табаком, молчали, но, видимо, были не на стороне„конституционалиста" и „узкого националиста". И молчали то„нигилисты", видимо, потому, что считали лишним даже опро-вергать „такую ерунду" 2.

Здесь Драгоманов, может быть, и не совсем прав. Мысльо политической борьбе как раз Желябову уже и тогда могла

1 Полит. соч., т. II, Парижск. изд., стр. 415.2 Ib., стр. 433.³ Активн, народничество 70-х годов, стр. 426.

57

все дальнейшие стадии движения. Летом 1871 г. несколькотысяч молодых людей в разных концах России „двинулись внарод", — и вернулись с глубоким разочарованием. Народостался неподвижен. Даже на Украине, в тех местах, где ещенедавно происходили крестьянские волнения, где так сильнабыла вражда к помещикам,—пропагандистов слушали с недо-верием, и нигде они успеха не имели. Из общения с народом,революционеры вынесли заключение, что вера в доброго царядержится еще довольно прочно и выступать открыто с рево-люционной и антимонархической проповедью довольно опасно.Крестьяне, правда, были недовольны отношениями, сложивши-мися после 1861 г., ждали новых земельных реформ и пере-хода к ним всей земли; толки о „слушном часе", о „черномпеределе", о какой то „золотой грамоте", которую издал царь,да скрыли чиновники,—такие слухи смутно бродили в народе.Но революционная молодежь чрезмерно преувеличивала зна-чение этих слухов, а, главное, они то и содействовали пассив-ности народа, заставляя его чего то ожидать от царя. Наив-ным монархизмом крестьян воспользовались, как известно,Стефанович и Дейч. Пущенная ими легенда о тайной царскойграмоте, призывающей крестьян к восстанию против помещи-ков, дала возможность создать довольно широкую организациюсреди крестьян чигиринского и смежных уездов. Но когда за-58

жественную, а не враждебную либерализму силу. Мысль о по-литической борьбе в революционных кругах зарождается впер-вые на юге, среди киевлян, и здесь подготовляется почва дляновой народовольческой фазы движения.

Точно так же на юге раньше всего оформилось политиче-ское движение в либеральных, преимущественно земских кру-гах. В Харькове и Чернигове намечались центры кристалли-зации конституционных настроений. Петрункевич и Линдфорспользовались популярностью среди общественных деятелей,и на встречах этих деятелей, на обедах и банкетах, заходилиречи о необходимости более энергичных выступлений и союз-ной земской организации. Черниговские либеральные земцыбыли связаны с киевской „Старой Громадой",—о которой речьниже, и вообще в черниговском земстве, как и в полтавском,силен был украинофильский элемент. Драгоманов был не толькоблизок к этому либеральному движению, но даже мог, каквидный публицист и общественный деятель, считаться однимиз его идейных руководителей. Однако, это движение былотак слабо, пользовалось таким небольшим вниманием и такиепроявляло умеренные тенденции, что Драгоманов никак не могвидеть в нем серьезную политическую силу. Он писал позжео „вялости" деятелей либерального движения, об их трусости,о неумении ставить себе ясные и определенные цели и энер-

59

Так с самого начала создавалась двойственность в полити-ческой позиции Драгоманова. Он не вмещался ни в одном издвух лагерей. Революционеры считали его умеренным либера-лом, конституционалистом. Либералы—революционером и соци-алистом. В своем кругу,—среди профессоров, ученых, литера-торов, он во всяком случае был „красным".

4. Киевская „Громада" и путешествие по Галиции.

Но не в области политики, либеральной или революцион-ной, сосредоточивались по преимуществу интересы Драгома-нова. По натуре своей он не был политическим профессио-нальным деятелем. „Партийная кухня", без чего невозможнаполитическая работа, была ему всегда неприятна. Он был попризванию культурный работник, литератор, педагог,—и повозвращении из-за границы он с головой ушел в украинскуюкультурную жизнь Киева. Здесь он тоже нашел значительнуюперемену. Кроме студенческих украинских кружков-громад, на-зываясь в отличие от них „Старой Громадой", существовалапрочно сложившаяся организация культурных и общественныхдеятелей-украинцев. В нее входили профессора университета,учителя гимназий, адвокаты, врачи, земские деятели. „Гро-мада" имела огромное влияние на всю культурную жизнь Ук-раины,—и даже за пределами российской границы. Драгомановстал деятельным участником ее. По инициативе 60

лекции. Он был в своей родной атмосфере, удовлетворявшейи научные и общественные его запросы. Правда успех укра-инскогодвижения встревожил русских националистов-реакционе-ров, и В. Я. Шульгин,—недавно покровитель Драгоманова, от-крыл в „Киевлянине" кампанию против „малорусского сепа-ратизма". Но украинцам из „Громады" удалось,—на недолгоевремя,—взять в свои руки редакцию другой киевской газеты,„Киевского Телеграфа". И тут закипела оживленная работа.Писали в „Киевском Телеграфе" Зибер, Волк, Подолинский.Драгоманов писал всего больше о Галичине. Кончилось делоконфликтом с издательницей,—женой правого профессора Го-гоцкого. Все сотрудники украинцы ушли, кроме одного, не-коего Молчанова. Этот Молчанов, прикинувшийся сначала укра-инцем, потом превратился в русского националиста; а еще че-рез пять лет оказался сотрудником архиреволюционной газеты„Правда", которая выходила в Женеве, жестоко нападала наДрагоманова и была затем уличена в связи с русской тайнойполицией. Драгоманов разоблачил Молчанова, который затемпроделал последнее свое превращение и успокоился в „НовомВремени".

Полемические статьи Драгоманова этого периода вышлиотдельной брошюрой: „Выдумки „Киевлянина" и польских га-зет о малорусском патриотизме". Как и в других статьях, на-писанных в это время для русских изданий, Драгоманов отри-

61

народу, той не знайде собі сімпатії в освіченій громадів Росії.

Так само, як і 2) той, хто піде против свободи совістий освіти за ультрамонтанство.

і 3) хто, хоть би й признавав федерализм країв і рів- ноправність народностей, але при тому не держиться у питаннях культурних — свободи розуму, той хай не по- кликується на народ і народовців на Україні"¹. Декларации этой Драгоманов придавал большое значение.Он в ней видел своего рода символ веры киевской „Громады"семидесятых годов, и когда впоследствии обнаружилось рас-хождение между ним и киевлянами, он ссылался неоднократнона эту декларацию, которой изменил не он, а его киевскиебывшие единомышленники. Нельзя сказать, чтобы этот наци-ональный и политический символ веры отличался большойопределенностью и крайним радикализмом. Сам Драгомановбыл „левее" общей платформы, которая должна была явитьсявыражением средней линии, об'единяющей членов „Громады".В ней были разные течения. Умеренные и правые профессора,державшиеся осторожно, бывшие на хорошем счету у началь-ства, склонны были проводить ту мысль (впоследствии они ееи проводили), что украинское движение не только ничего неимеет общего с революцией, а, напротив, отвлекает молодежь

1 „Правда" 1873 г., ст. 661. Цитир. Драгоманов, „Шевченко, україно-філи й соцыалызм". Примітки, с. 161.6 2

своих статьях для галицийских изданий Драгоманов продол-жал настаивать на том, что русская демократическая литера-тура, художественная и политическая, является наилучшимпроводником демократических европейских идей в украинскуюжизнь. Эти статьи, которые Драгоманов под псевдонимом„Украинец" помещал в студенческом львовском журнале „Друг",имели большое влияние на галицкую молодежь. „Друг" напе-чатал рассказы Успенского в великорусском подлиннике, чтобыло в галицийской печати великим событием. Демократическиетенденции журнала, во главе которого стоял и Франко и Пав-лик, вызывали сильнейшее недовольство в народовских кругах,и дело, наконец, дошло до открытого разрыва.

Летом 1875 г. Драгоманов предпринял путешествие по Га-лиции. Он давно замыслил посетить венгерских русин — „угор-скую Русь"—украинские земли, заброшенные в глуши Карпат,отрезанные от украинского мира, но сохраняющие упорно свойязык под давлением жестокой мадьяризации. По дороге Драго-манов побывал во Львове, где как раз вышла в свет изданнаяС. Подолинским первая социалистическая брошюра на украин-ском яз. „Парова машина". Брошюра предназначалась не толь-ко для России. Подолинский, между прочим, ставил с полнойопределенностью вопрос о необходимости для украинскогорадикального движения перейти к прямой социалистическойагитации. Драгоманов с ним не соглашался. В

63

Из Галича Драгоманов приехал в Черновцы, посетил изве-стного писателя Федьковича, с рассказами которого он озна-комил публику в России, и частью пешком, частью верхом налошади, совершил утомительное путешествие через Карпатыпо главным городам Угорской Руси. Ему пришлось открыватьАмерику,—до такой степени неизвестен был ни русским, ниукраинцам этот глухой угол, где всюду Драгоманов находилживую любовь к далекой неведомой Руси вместе с надеждой,что эта фантастическая Русь придет, освободит, поможет. Ни-какой связи у русинов венгерских с русинами галицийскимине было. Глубоко тронутый тем, что видел, Драгоманов „дал себеГаннибалову клятву: сделать что-нибудь для Угорской Руси"

Возвращался Драгоманов через Краков и Львов, и здесь,в Львове, произошло у него решительное об'яснение с наро-довцами. Приглашенный „на чай" к одному из лидеров, Суш-кевичу, Драгоманов нашел здесь форменное судилище, кото-рое началось с допроса с пристрастием. Драгоманов с юмо-ром описал в своих воспоминаниях обстановку завязавшихсяпрений. Оказалось, что поводом к торжественному выступле-нию послужила брошюра „Парова машина". Почтенные на-родовцы с охотой переправляли транспорты с социалистическойлитературой в Россию, но приходили в ужас от одной мысли

1 Австро-руські спомини, с. 430.

64

5. Публицистика. Еврейский вопрос.

Чем больше уходил Драгоманов в глубину украинскихсоциальных и культурных вопросов, тем больше обрисовыва-лась литературная физиономия его, как литератора и деятеляукраинского. Участие его в общерусских органах не прерыва-лось. Свои научные статьи он печатал в „Вестнике Европы",в „Журнале Министерства народн. просвещения", но в русскихпублицистических статьях затрагивал только вопросы украин-ского или областного характера. В „Молве" он напечатал ста-тью об оскудении столичной литературы и о печати, столич-ной и провинциальной. Незнакомство государственного центрас жизнью, бытом и запросами окраин—было темой этой статьи.Внимания заслуживает напечатанная в „Вестнике Европы"(1875 г., июль) статья „Евреи и поляки в юго-западном крае",—в особенности первая ее часть. Об отношении Драгоманова кевреям и еврейскому вопросу на Украине будет сказано болееподробно в следующей главе. Теперь надо отметить толькоособенности в постановке Драгомановым этого вопроса. Онабыла необычайной в литературе своего времени. Ходячими ар-гументами антисемитской печати были вред, приносимый еврей-ской эксплуатацией, исконное чувство вражды к „жиду", тра-диции мести. Либеральная печать, общая и еврейская, гово-рила только о гражданской эмансипации евреев и в их без-65

элементом „паразитическим". Драгоманов не разделял многихутопических воззрений русского народничества и был однимиз первых его строгих критиков. Ho основные социально-эко-номические представления у него были те же, что и у народ-ников, и в развитии капитализма он видел начало чужое, вред-ное, несущее только кабалу и разорение крестьянству. В об-ласть экономоческих вопросов он заглядывал редко и чувство-вал себя там не так свободно, как в политике, истории икультуре. Из широких социальных посылок статьи об евреях

6. Славянское движение.

Публицистическая работа Драгоманова проходила сторонойот революционного движения, не встречалась с ним и не пе-ресекалась. Там происходил в это время, под влиянием неудач„хождения в народ", пересмотр прежних путей и методов.Драгоманов к этому непосредственного отношения не имел. Но-вое сближение его с революционной русской интеллигенциейначалось по другому поводу, сначала даже как будто случай-ному. Его, как и других, увлек национально-революционныйпожар на Балканах. Летом 1875 года сербы в Герцеговиневосстали против турок и одновременно против западно-евро-пейской дипломатии, бессильной поставить и решить восточ-ный вопрос. Движение, поднятое горстью сербской молодежи,разрослось вскоре в конфликт в европейском

66

ционное. Славянские крестьяне подымались против турецкихчиновников и помещиков. Вождями была молодежь, котораяреволюционное воспитание свое получила в школе великихрусских учителей социализма,—Герцена и Бакунина. Один извиднейших людей болгарского народа был Каравелов, личноиспытавший на себе влияние Бакунина и Огарева. Стамбуловбыл членом революционного кружка Квятковского в Одессе.Светозар Маркович был в 1870 г. студентом в Цюрихе, дру-жил с русской учащейся молодежью, был страстным последо-вателем Чернышевского¹ . М ы указывали выше на обилие вЦюрихе славянских революционных организациий и на интерессреди русской молодежи к славянской идее.

На революционное движение в Сербии и Болгарии зна-чительная часть русской революционной молодежи смотрелакак на дело свое, близкое, родственное. Бакунисты могли бытьувлечены идеями Бакунина о славянской федерации; эте жи идеиблизки были и многим украинофилам. Драгоманов был их сто-ронником еще до своей поездки за границу. Но для большин-ства русских революционеров дело было даже не в славян-ской идее. Образ восставшего за свою свободу народа пленялих. В России делать пока было нечего, а там, на Балканах,разгорался революционный пожар. В его лозунгах не

¹О связи славянского национально-революционного движения с рус-ским социалистическим см. В. Богучарский. „Активное народничество семи-десятых годов", с. 262—294.

67

другой стране. В Одессе произошла вторая встреча Желябовас Драгомановым, и от этой встречи у Желябова осталось впе-чатление о Драгоманове, как о своем, сочувствующем чело-веке. Отправляясь в свою заграничную поездку по Галиции ипо Угорской Руси, Драгоманов отвез с собой для передачивосставшим герцеговинцам небольшую сумму денег, собраннуюсреди украинцев.

В какой мере славянское революционное движение за-хватило русскую социалистическую молодежь, видно из того,что добровольцами на Балканы уехали из видных революцио-неров Кравчинский-Степняк, Сажин, Клеменц, Дебогорий-Мок-риевич (брат), Ерошенко, Волошенко, Давидович (еврей) и др.Увлечен был восстанием и собирался ехать в Герцеговину Же-лябов; деятельно работала для нелегальных славянских комите-тов известная А. Корба (Прибылева). Конечно, ничего суще-ственного из этого не вышло, и добровольцами отправилась лишьнебольшая группа молодежи. Увлечение в такой форме скоропрошло. О Кравчинском пишет П. Аксерольд: „скоро Крав-чинский вернулся обратно в Женеву, после всяческих тревол-нений, совершенно разочарованный во всем этом „революци-онном предприятии". Во-первых, на поле военных действийоффициальным защитником славян скоро выступило самодер-жавное царское правительство, а затем и сами

1 Рабочий класс и революционное движение в России, с. 101. 68

ческое движение, которое в России семидесятых годов неиз-бежно ставило вопрос о революции. Драгоманов подходил кней все ближе, несмотря на всю склонность свою к мирномуи культурному труду. Быть может этот процесс сближения среволюцией затянулся бы на более долгий срок; но его уско-рила резкая перемена в личной судьбе Драгоманова. Русскоеправительство как будто поставило целью своей облегчениеперехода его в революционный лагерь. Правительство отре-зало перед Драгомановым все пути мирной ученой, педагоги-ческой, литературной работы.

7. Исключение из университета по „третьему пункту".

В революционном движении участвовала, главным образомучащаяся молодежь, и на ведомство народного просвещениянаправлены были главные силы политической реакции. Ми-нистром народного просвещении был граф Д. Толстой, — поистине Кащей бессмертный русской науки. В самое короткоевремя успешно были вытравлены все следы бурной эпохишестидесятых годов. В университете, - в частности и в киев-ском, задавала тон правая, обнаглевшая, торжествующая частьпрофессуры. Когда Толстой приехал в Киев, ему устроен былпарадный обед, который, как в свое время обед Пирогову,был всероссийской демонстрацией,—на этот раз реакционных

69

„красного" прочно за ним утвердилась. Когда в 1874 г. после„хождения в народ" произошли по всей России массовые аре-сты социалистов, распространился немедленно слух, проникшийи в заграничную печать, что арестован и Драгоманов. В Киевепроисходил в это время археологический конгресс, живое уча-стие в котором принимали и местные, а также галицкие украинцы.Драгоманов в своих воспоминаниях с живым юмором расска-зывает, с каким ужасом почтенные ученые смотрели на него,—на страшного социалиста, которому полагалось бы сидеть втюрьме, а не читать твой доклад „Песни и сказания о крово-смешении".

Драгоманов не только не искал путей к примиренню с на-чальством и правыми профессорами, а напротив, вел с нимипрямую и открытую борьбу. Эффект приема, устроенного Тол-стому в Киеве, был в конец испорчен Драгомановым, которыйв „Вестнике Европы" разоблачил всю комедию и весьма убе-дительно показал, что чествовало Толстого совсем не „всерусское общество", а кучка чиновников и правых профессо-ров,—среди них свежие ренегаты и старые доносчики, вродетайного советника Юзефовича, служебная карьера которогоначалась с предательства Костомарова, Кулиша и др.Хотя заметкав „Вестнике Европы" была подписана инициалами А. Т., нидля кого секретом не было, что автором ее является Драго-манов. В министре Драгоманов нажил для себя личного врага.70

равьева-виленского политику некоторого покровительства кресть-янам, вели даже демагогическую „хлопоманскую" агитацию итерпели до поры до времени у себя на службе либеральных иукраинофильствующих чиновников. В Киеве даже ходил такойанекдот, будто управлял юго-западным краем одно время Дра-гоманов. Генерал-губернатором Дрентельном управлял Мерку-лов (начальник канцелярии), Меркуловым-Рудченко, а Рудчен-ком Драгоманов¹. По вопросу о преследовании украинскогокультурного движения между общей местной администрацией иучебной происходила некоторая внутренняя борьба. Победил вв конце концов гр. Толстой.

Уже после первого доноса попечитель предложил Драго-манову добровольно удалиться из университета и подать про-шение об отставке. Драгоманов отказался и, со своей стороны,предложил исключить его „по третьему пункту", то-есть сзакрытием для него всякой служебной карьеры. На это на-чальство не решилось, исключать Драгоманова не за что бы-ло. Когда в 1875 г. пришла телеграмма от галицких „москво-филов" об участии Драгоманова в народном митинге в Галиче,попечитель снова предложил Драгоманову подать в отставку иснова Драгоманов отказался. Дело дошло до царя АлаксандраII, который в сентябре 1875 г. во время посещения Киева лич-но положил резолюцию: Драгоманова перевести в

1 Листи до Ів. Франка. II, с. 133.71

сылки), другие профессора и сами разбежались в перепуге. Азатем в мае 1876 г. последовали знаменитые правила комиссииЮзефовича, „Lex Iosefoviana". Согласно этим правилам: 1) вос-прещен был ввоз украинских книг и брошюр из-за границы;2) воспрещено печатание и издание в России украинских про-изведений и переводов, кроме исторических документов и бел-летристики; 3) воспрещены украинские спектакли и чтения, атакже украинский текст к украинским песням. До какой сте-пени жестоко было это насилие над живым словом и над куль-турой народа, показывают характерные слова известного по-лицейского писателя по украинским вопросам С. Щеголева. Всвоей книге „Украинское движение", приспособленной к уровнюмладших жандармских чинов, он говорит: „По совершенно не-понятным причинам, правила 1876 и 1881 г.г. не были оффи-циально опубликованы, что придавало появлению их оттеноккакой то таинственности и робкой нерешительности"¹. Уби-вали стало-быть, культурное дело не прямо, а из-за угла, пря-чась и стыдясь собственного дела.

С личными лишениями Драгоманов мог бы справиться. Не-смотря на „третий пункт", ему предлагали хорошо оплачи-ваемую службу в ведомстве путей сообщения. Правда, оста-ваться в Киеве было небезопасно. В разговоре с Драгомано-вым генерал-губернатор Дундук-Корсаков намекнул, что лучшевсего было бы ему заблаговременно убраться из Києва. Ноглавное,—это было прекращение литературной и

ГЛАВА ПЯТАЯ.

В э м и г р а ц и и ( 1876 -1881)1. Первоначальные планы. Преследования социалистов в

Галиции.Драгоманов выехал за-границу с твердым

намерением от-даться всецело литературной и научной украинской деятель-ности. К работе чисто политической, да еще эмигрантской, онотносился отрицательно. Впоследствии он писал: „Хоч я і на-жив собі репутацію політичного агітатора, то дійсно ніколине мав ні здібности ні смаку до прямоі політичной агитаці.В политиці я завше покладав найбільше ваги на політичну на-уку¹. „План литературно-политической работы, намеченный вКиеве совместно с громадянами", сводился к разработке на-украинском языке всяких материалов по истории Украины ипо современному украинскому движению, к борьбе за праваукраинского языка и к ознакомлению общественного мнениязападной Европы с украинским движением и с преследовани-ями, которым оно подвергается в царской России. Для этойцели предполагалось организовать в Львове издательство, ко-

1 Австро-руськи спом. 221 .

73

сылки), другие профессора и сами разбежались в перепуге. Азатем в має 1876 г. последовали знаменитые правила комиссииЮзефовича, „Lex Iosefoviana". Согласно этим правилам: 1) вос-прещен был ввоз украинских книг и брошюр из-за границы;2) воспрещено печатание и издание в России украинских про-изведений и переводов, кроме исторических документов и бел-летристики; 3) воспрещены украинские спектакли и чтения, атакже украинский текст к украинским песням. До какой сте-пени жестоко было это насилие над живым словом и над куль-турой народа, показывают характерные слова известного по-лицейского писателя по украинским вопросам С. Щеголева. Всвоей книге „Украинское движение", приспособленной к уровнюмладших жандармских чинов, он говорит: „По совершенно не-понятным причинам, правила 1876 и 1881 г.г. не были оффи-циально опубликованы, что придавало появленню их оттеноккакой то таинственности и робкой нерешительности" Уби-вали стало-быть, культурное дело не прямо, а из-за угла, пря-чась и стыдясь собственного дела.

С личными лишениями Драгоманов мог бы справиться. Не-смотря на „третий пункт", ему предлагали хорошо оплачи-ваемую службу в ведомстве путей сообщения. Правда, оста-ваться в Киеве было небезопасно. В разговоре с Драгомано-вым генерал-губернатор Дундук-Корсаков намекнул, что лучшевсего было бы ему заблаговременно убраться из

ГЛАВА ПЯТАЯ.

В э м и г р а ц и и ( 1876 -1881).

1. Первоначальные планы. Преследования социалистов в

Галиции.Драгоманов выехал за-границу с твердым

намерением от-даться всецело литературной и научной украинской деятель-ности. К работе чисто политической, да еще эмигрантской, онотносился отрицательно. Впоследствии он писал: „Хоч я і на-жив собі репутацію політичного агітатора, то дійсно ніколине мав ні здібности ні смаку до прямоі політичной агитаці.В политиці я завше покладав найбільше ваги на політичну на-уку¹. „План литературно-политической работы, намеченный вКиеве совместно с громадянами", сводился к разработке на-украинском языке всяких материалов по истории Украины ипо современному украинскому движению, к борьбе за праваукраинского языка и к ознакомлению общественного мнениязападной Европы с украинским движением и с преследовани-ями, которым оно подвергается в царской России. Для этойцели предполагалось организовать в Львове издательство, ко-торое выпускало-бы сборники „Громады" на украинском языкеи агитационные брошюры на русском и на европейских

73

По условию с киевлянами, Драгоманов должен был полу-чать в год 1.600 рублей на издание сборников, брошюр и наработы по подготовке „Исторических песен" и 1.500 руб. насвою личную жизнь. Фондом для „Громады" должны былипослужить деньги Я. Н. Шульгина, отдавшего для „Громады"все свое состояние—до 12,000 руб.

Таковы были планы. Они, казалось, обеспечивали возмож-ность для Драгоманова уйти всецело в украинскую работу.Сотрудничество в русских изданиях Драгоманов не порывал.Он писал в „Молве",—которая за его статью была закрыта,собирался продолжать работу в журналах. Он пользовалсяпопулярностью в русской публицистике, и А. Суворин, еще нерастерявший всех своих связей с прогрессивным лагерем, на-стойчиво приглашал Драгоманова в „Новое Время". Драго-манов предусмотрительно отказался; не прошло и трех меся-цев, как „Новое Время" начало против него кампанию. Уженаходясь заграницей, Драгоманов напечатал в „Молве" статьюза своей подписью. Мысль об эмигрантстве была ему вначалечужда.

Однако все пошло не так, как предполагалось. И не успелеще минуть год со времени от‘езда Драгоманова из России,как имя его стало называться в России, как имя руководи-теля русской политической эмиграции, наряду с именем Лав-рова. И не выпустив еще ни одного сборника „Громады", он74

революционным чувством. Брошюры произвели в Галиции впе-чатление необычайное, вызвали переполох в правительствен-ных кругах и навели панику на украинских либералов. Влия-ние Драгоманова на галицкую молодежь и без того стояло уних поперек горла, а теперь ему приписывали руководящуюроль в начинающемся социалистическом движении. Драгома-нов не имел отношения к вышедшим брошюрам. Тон их емуне нравился; в частности, неприятна ему была подделка Вол-ховского под евангельский стиль. Драгоманов был убежденными непримиримым врагом всякой церковности и религиозности.Но движение молодежи ему было близко и социалистическойработе среди крестьян и рабочих он сочувствовал. Напали наДрагоманома в галицкой печати с двух сторон сразу: „Мо-сквофильская" печать называла его „проводником гнилого за-падного коммунизма", а националистическая украинская—аген-том московского правительства, которое в своих видах на-саждает социализм среди украинской молодежи в Галиции.

Это было глупо, но, главное, это было небезопасно дляДрагоманова. Австрийская полиция, несмотря на конституцию,не так далеко ушла от русской. Драгоманов решил перебратьсяв место, более защищенное, и осенью 1876 года переехал вЖеневу. Он поступил весьма предусмотрительно. Вскоре былипроизведены по всей Галиции массовые обыски и аресты. Было

75

езде нарушение заключенного в Киеве сговора. Упрек былнесправедлив; оставаться в Австрии Драгоманов никак не мог.Но не подлежит сомнению, что Женева оказала сильнейшеевлияние на Драгоманова и существенно изменила первона-чальные, выработанные в Киеве планы. В Женеве Драгома-нов сразу попал в повышенную атмосферу политических ин-тересов, теорий, настроений. В России создавался новый мощ-ный революционный водоворот. Он втягивал всех, кто подхо-дил к нему поближе,—втянул и Драгоманова.

2. Русско-турецкая война.Co второй половины семидесятых годов

социалистическиекруги Европы жили предчувствием близкого социального пере-ворота. Ближайшим поводом к этому были Русско-Турецкаявойна и события на Балканском полуострове, на которые смо-трели, как на прелюдию к общеевропейской войне и револю-ции. В январе 1877 г. жена Карла Маркса писала в АмерикуФ. Зорге: „Что касается моего мужа, то он теперь углубилсяв восточный вопрос и очень гордится твердым, достойным высту-плением сынов Магомета против всего христианского шарлатан-ства и отвратительного лицемерия купцов"¹. О том, как Маркспредставлял себе развитие событий, говорит его письмо к Зоргев конце сентября того же года. „Восточный кризис,—

1 Письма Карла Маркса, Фр. Энгельса н др. к. Ф. Зорге и др. СПБ.2908, с. 159.76

Пруссия найдет... свою Мексику"¹. Таков был прогноз на-иболее трезвого и наиболее проницательного социалиста—мы-слителя 70-х годов.

Русско-турецкая война разделила всю политическую Ев-ропу на два лагеря. Жестокая резня, устроенная Турками вГерцоговине, и национальные стремления балканских славянвызывали к ним сочувствие либеральной Европы, в особенно-сти в Англии, где виги с Гладстоном во главе и лидеры ра-бочего движения решительно стояли на стороне России. Впротивоположном лагере были все, кто боялся по разным мо-тивам,—усиления России в результате удачной войны и раз-грома Турции. Консервативный английский кабинет Д'Израеливраждебно следил за успехами русских войск, тревожась засудьбу Константинополя и проливов. Со скрытой опаской от-носилась к России и оффициальная Германия.

В социалистических кругах не было единства. Интернаци-онал фактически прекратил существование, хотя формальноеще числился в живых за океаном. Социалисты, как самосто-ятельная сила, в вопросах войны не выступали. СочувствиеМаркса и немецких социалистов было на стороне Турции. Вначале 1878 г. Маркс писал Либкнехту: „Мы самым решитель-ным образом стоим за турок, и при том по двум причинам:во-первых, потому что мы изучали турецкого

1 Письма к Зорге, с. 164.² Ф. Меринг. Карл Маркс. Петроград 1920, с. 417.

77

По условию с киевлянами, Драгоманов должен был полу-чать в год 1.600 рублей на издание сборников, брошюр и наработы по подготовке „Исторических песен" и 1.500 руб. насвою личную жизнь. Фондом для „Громады" должны былипослужить деньги Я. Н. Шульгина, отдавшего для „Громады"все свое состояние—до 12,000 руб.

Таковы были планы. Они, казалось, обеспечивали возмож-ность для Драгоманова уйти всецело в украинскую работу.Сотрудничество в русских изданиях Драгоманов не порывал.Он писал в „Молве ",—которая за его статью была закрыта,собирался продолжать работу в журналах. Он пользовалсяпопулярностью в русской публицистике, и А. Суворин, еще нерастерявший всех своих связей с прогрессивным лагерем, на-стойчиво приглашал Драгоманова в „Новое Время". Драго-манов предусмотрительно отказался; не прошло и трех меся-цев, как „Новое Время" начало против него кампанию. Уженаходясь заграницей, Драгоманов напечатал в „Молве" статьюза своей подписью. Мысль об эмигрантстве была ему вначалечужда.

Однако все пошло не так, как предполагалось. И не успелеще минуть год со времени от'езда Драгоманова из России,как имя его стало называться в России, как имя руководи-теля русской политической эмиграции, наряду с именем Лав-рова. И не выпустив еще ни одного сборника „Громады", он

74

революционным чувством. Брошюры произвели в Галиции впе-чатление необычайное, вызвали переполох в правительствен-ных кругах и навели панику на украинских либералов. Влия-ние Драгоманова на галицкую молодежь и без того стояло уних поперек горла, а теперь ему приписывали руководящуюроль в начинающемся социалистическом движении. Драгома-нов не имел отношения к вышедшим брошюрам. Тон их емуне нравился; в частности, неприятна ему была подделка Вол-ховского под евангельский стиль. Драгоманов был убежденными непримиримым врагом всякой церковности и религиозности.Но движение молодежи ему было близко и социалистическойработе среди крестьян и рабочих он сочувствовал. Напали наДрагоманома в галицкой печати с двух сторон сразу: „Мо-сквофильская" печать называла его „проводником гнилого за-падного коммунизма", а националистическая украинская—аген-том московского правительства, которое в своих видах на-саждает социализм среди украинской молодежи в Галиции.

Это было глупо, но, главное, это было небезопасно дляДрагоманова. Австрийская полиция, несмотря на конституцию,не так далеко ушла от русской. Драгоманов решил перебратьсяв место, более защищенное, и осенью 1876 года переехал вЖеневу. Он поступил весьма предусмотрительно. Вскоре былипроизведены по всей Галиции массовые обыски и аресты. Было

75

езде нарушение заключенного в Киеве сговора. Упрек былнесправедлив; оставаться в Австрии Драгоманов никак не мог.Но не подлежит сомнению, что Женева оказала сильнейшеевлияние на Драгоманова и существенно изменила первона-чальные, выработанные в Киеве планы. В Женеве Драгома-нов сразу попал в повышенную атмосферу политических ин-тересов, теорий, настроений. В России создавался новый мощ-ный революционный водоворот. Он втягивал всех, кто подхо-дил к нему поближе,—втянул и Драгоманова.

2. Русско-турецкая война.Co второй половины семидесятых годов

социалистическиекруги Европы жили предчувствием близкого социального пере-ворота. Ближайшим поводом к этому были Русско-Турецкаявойна и события на Балканском полуострове, на которые смо-трели, как на прелюдию к общеевропейской войне и револю-ции. В январе 1877 г. жена Карла Маркса писала в АмерикуФ. Зорге: „Что касается моего мужа, то он теперь углубилсяв восточный вопрос и очень гордится твердым, достойным высту-плением сынов Магомета против всего христианского шарлатан-ства и отвратительного лицемерия купцов"¹. О том, как Маркспредставлял себе развитие событий, говорит его письмо к Зоргев конце сентября того же года. „Восточный кризис,—

1 Письма Карла Маркса, Фр. Энгельса н др. к. Ф. Зорге и др. СПБ.2908, с. 159.76

Пруссия найдет... свою Мексику"¹. Таков был прогноз на-иболее трезвого и наиболее проницательного социалиста—мы-слителя 70-х годов.

Русско-турецкая война разделила всю политическую Ев-ропу на два лагеря. Жестокая резня, устроенная Турками вГерцоговине, и национальные стремления балканских славянвызывали к ним сочувствие либеральной Европы, в особенно-сти в Англии, где виги с Гладстоном во главе и лидеры ра-бочего движения решительно стояли на стороне России. Впротивоположном лагере были все, кто боялся по разным мо-тивам,—усиления России в результате удачной войны и раз-грома Турции. Консервативный английский кабинет Д'Израеливраждебно следил за успехами русских войск, тревожась засудьбу Константинополя и проливов. Со скрытой опаской от-носилась к России и оффициальная Германия.

В социалистических кругах не было единства. Интернаци-онал фактически прекратил существование, хотя формальноеще числился в живых за океаном. Социалисты, как самосто-ятельная сила, в вопросах войны не выступали. СочувствиеМаркса и немецких социалистов было на стороне Турции. Вначале 1878 г. Маркс писал Либкнехту: „Мы самым решитель-ным образом стоим за турок, и при том по двум причинам:во-первых, потому что мы изучали турецкого

1 Письма к Зорге, с. 164.² Ф. Меринг. Карл Маркс. Петроград 1920, с. 417.

77

английской печати и прибавляет: „влиял я также через Barryна английских парламентеров Верхней и Нижней Палаты, ко-торые пришли бы в ужас, если бы узнали, что доктор крас-ного террора (Red-Tеrror-Doctor), как они меня называют, яв-ляется их вдохновителем в восточном кризисе".

В русских социалистических кругах война вызвала, конечно,оживленные споры. Мы указывали выше на симпатии, кото-рыми было встречено здесь герцоговинское восстание, и наблизость национально-революционных кругов Болгарии и Сер-бии к русским социалистам. Возбуждение, поднятое „турец-кими зверствами",—раздутыми, конечно, безмерно национали-стической русской печатью, захватило и передовую молодежьРоссии. Она дала первых и лучших волонтеров, бросившихсяна Балканы. Сочувствовать Турции русские социалисты никакне могли, но смущала и возможность триумфа царской России.Волна казенного славянофильства вместе с либерально-патри-отическим угаром отрезвляли и отталкивали увлекшихся. Соз-давалась та трагическая для русского интеллигента двойствен-ность, которая и через сорок лет болезненно отразилась вполовинчатой и противоречивой формуле „революционногооборончества".

Наметились два течения. Одно представлено было Лав-ровским журналом „Вперед", который выпустил специальный—„Славянский сборник". Лавристы видели в балканских событиях78

демократической Европы с деспотической Азией, и украинскиеказаки были аванпостом Европы. Московское государство про-должало, но только слабее и хуже, героическую борьбу Укра-ины,—пока не превратилось само в деспотию на восточныйманер. Война за освобождение славян есть по существу ре-волюционная война, хотя бы и вело ее русское самодержав-ное правительство, и результатом победы будет не только тор-жество демократии на Балканах, но и неизбежно крушение са-модержавия в России и империализма в Германии. Таких взгля-дов держались и революционно-социалистические круги в Бол-гарии и Сербии, которыми и в Германии сочувствовали некото-рые социалисты („Каутский, Бернштейн) и в ответ на бро-шюру Либкнехта последовала полемическая брошюра Г. Леви:Zur orientаlischen Frage oder soll die socialistische Arbeiterparteitürkisch werden? (K восточному вопросу, или: Должна ли оту-речиться социалистическая рабочая партия"¹.

Прогноз Маркса не оправдался, как не осуществились вполной мере надежды Драгоманова. Турция потерпела пора-жение, но от разгрома спасло ее покровительство Англии.Балканские народы получили национальную независимость,—правда, урезанную. Россия, однако, осталась самодержавноймонархией, и политический гнет внутри страны не только неослабел, а усилился. Торжественные манифесты об освобож-дении угнетенных народов и поход русских войск не прошли,конечно, даром. Русские чиновники и генералы собственными

79

ки не только к политическому освобождению народа, но и кмирной культурной работе среди него безпощадно пресекалиськак „крамола". 1877-ой г. был для русского общества годом на-глядного политического обучения; один за другим прошли трибольших судебных процесса: дело о манифестации на Казан-ской площади, дело пятидесяти и, наконец, знаменитое дело193-х, развернувшее картину „хождения в народ". Правитель-ство печатало стенографические отчеты процессов, расчитываятаким приемом оттолкнуть общество от революции и запугатьего. Но результат выходил как раз противоположный. Боль-шинство подсудимых представляли молодежь, охваченную по-рывом служения народу, в существе культурного и просвети-тельного. Суды выносили жестокие приговоры, не щадя под-ростков. Сочувствие всего общества было на стороне подсу-димых и новые тысячи молодых людей втягивались в револю-ционное движение. Оно выходило уже за пределы интелли-генции. По делу южно-русского рабочего союза рядом с ин-теллигентом Заславским сидели 16 рабочих. В 1878 г. северно-русский рабочий союз, а в то же время, в 1878—79 г.г.,первые большие забастовки петербургских рабочих привлеклик себе общее внимание.

Правительство отвечало репрессиями. И без уговора, безпредварительной програмной подготовки загремели выстрелыреволюционеров в разных углах России. В январе 1878 г.80

единичными личностями и подпись „Исполнительный Комитет"появилась на прокламациях в Киеве, когда еще никакой опре-деленной организации не было.

Удачные покушения давали революционерам сознание своейсилы,—то, чего лишены они были в период хождения в народ.Правительство металось в ярости, но было бессильно. Обще-ство, хотя и запуганное, сочувствовало покушениям и давалоисподтишка поддержку, денежную и моральную. Так склады-валась идеология террора, как системы политической борьбы.Выстрел Соловьева в царя в 1879 г. указал путь и направле-ние для этой борьбы. Террор увлекал своей героической сто-роной и еще больше конкретностью и достижимостью резуль-татов. Террор был орудием могучим и грозным. Но разрушаяправительство, он разрушал социально-революционное движе-ние, как движение народное, построенное на пропаганде со-циалистических идей. Террор ставил на первый план и разре-шал по своему задачи политические. Будучи коренным пере-ломом в психологии революционеров, он требовал и переломав их идеологии.

Старое народничество не сдавало своих позиций. Бакунист-ская догматика требовала категорически отрицательного отно-шения к борьбе за политическую свободу. Все, что касалосьее, называлось призрительно либерализмом и конституциона-лизмом. „Земля и Воля"—оффициальный орган уже сложив-

81

действовали более смело и решительно. В 1878 г. Линдфорси Петрункевич, представители земской нелегальной организа-ции, вели в Киеве переговоры с группой революционеров, отимени которых выступали Осинский, Волошенко и др. Из пе-реговоров ничего не вышло, но чего стоил один факт деловойвстречи социалистов с конституционалистами! К мысли о со-глашении с либералами относился вполне серьезно и Желябов,а почвой для соглашения могла явиться только известная по-литическая платформа.

Для синтеза экономического и политического моментов вреволюционной борьбе еще не пришло время, и обе стороныв землевольческом движении ударялись в крайность. „Чистые"социалисты готовы были отказаться от всякой живой и дей-ственной работы, лишь бы не итти на уступки „политике". Аполитики, захваченные драматической борьбой с властью, легкозабывали о социализме, о пропаганде, о народе, и уходилицеликом в атмосферу политического заговора, динамитныхконспираций и вооруженных выступлений. Их организация понеобходимости превращалась в замкнутое, централистическое,якобинское по духу общество. На воронежском с'езде в 1879 г.произошел разрыв. „Земля и Воля" распалась на две нерав-ные части. Народовольцы вскоре заставили говорить о себевесь мир рядом отчаянных героических атак на самодержавие.Им удалось поколебать его, вырвать согласие на 82

начинала играть роль руководящего центра. Все выдающиесядеятели революции были в России.

Приезд Драгоманова в Женеву был крупным событием вжизни русской колонии. Ему предшествовала громкая репу-тация профессора, пострадавшего за свой радикализм. Он былпопулярен как публицист. По образованию он стоял не срав-ненно выше всех эмигрантов, и ему отводили в Женеве такоеже место, какое занимал в Париже Лавров. С 1877 г. колониястала все больше пополняться беглецами из России, и, порассказу В. И. Засулич, каждого вновь приехавшего преждевсего направляли к Драгоманову. Позже, в 1879 г. отношениямежду Драгомановым и влиятельными эмигрантскими круж-ками испортились. Драгоманов ушел в сторону от жизни рус-ской колонии и относился к ней холодно, даже враждебно.Но в первые годы после приезда Драгоманов был самым по-пулярным и самым влиятельным человеком в Женеве.

Этому немало способствовала его личность, особые чертыего характера. „Интереснейший человек! Выдающийся чело-век!"—говорил о нем Кравчинский-Степняк,—один из немно-гих русских революционеров, сохранивших и впоследствии хо-рошие, теплые чувства к Драгоманову. Аксельрод относилсяк нему с глубоким уважением, так же, как и В. И. Засулич,бежавшая в Женеву после оправдания ее в суде. О Дра-гоманове знали все, что он безукоризненно честный,

83

шутил". Тонкий украинский юмор никогда не покидал его.Дебогорий-Мокриевич так пишет о нем: „Беседуя с ним, труд-но было отгадать в известных случаях, иронизирует ли он илисерьезно говорит: свою иронию, подчас очень тонкую, он такперемешивал с серьезным, — таким ровным, таким спо-койным тоном преподносил ее слушателям, что чрезвычайнолегко мог ввести в заблуждение всякого. Я замечал, что унего в такие моменты только одна бровь чуть-чуть бывалоприподнималась выше другой"¹.

Но этот мягкий, приветливый и добродушный человек умелбыть настойчивым и непримиримым, когда бывали задеты до-рогие ему принципы, в особенности моральные. Он не пере-носил двоедушия, политической и личной распущенности, такчасто прикрываемой в России словами о „широкой натуре".Он сам о себе говорил: „моя натура дуже вузька і холодна.„Широта натури" великоруська прикмета"². Даже друзьямсвоим он казался иногда упрямым, а Ив. Франко готов былназвать его эгоистом, до такой степени не считался Драгома-нов со слабостями, с самолюбием, с нерешительностью дру-гих, когда речь шла о необходимости отстоять важную прин-ципиальную позицию.

Строгость сказывалась у Драгоманова во всем, вплоть доодежды. Он был всегда прилично, по европейски одет. Черта,не столь существенная в наше время; черта для семидесятыхгодов примечательная. „Нигилизм" во внешних манерах, в об-

нина и домоседа, как Драгоманов. Он буквально не имел по-нятия о том, что такое кафе, пивная или ресторан. В эти ме-ста он никогда не заглядывал... Он ухаживал за женой и деть-ми с самой трогательной заботливостью, и часто, когда женаболела или не было прислуги, исполнял домашние работы, то-пил печи... Там (в доме его) всегда царил теплый семейныйуют и радушное гостеприимство для тех избранных, которыеимели доступ в эту семью... В этом отношении Драгомановбыл очень разборчив. У него редко можно было встретитького-либо из политических эмигрантов, которых он не долюб-ливал"¹.

Художественный литературный портрет Драгоманова нари-сован проф. Д. Н. Овсянико-Куликовским в его „Воспомина-ниях". „Разбираясь в своих впечатлениях от личности МихаилаПетровича,—говорит Д. Н. Овсянико-Куликовский,—я прихожук выводу, что они всего лучше определяются словом „обаяние"...Это была натура ясная,—если можно так выразиться, про-зрачная. Умственные и моральные основы его личности обна-руживались в его словах и делах непроизвольно, отчетливо ипросто,—я сказал бы даже наивно. Глубокая искенность иредкая честность души были у него чертами, бьющими в глаза.Ничего он не утаивал и не затаивал—его слова и поступкибыли точным отпечатком его души. Психически это была на-тура на редкость здравая, цельная и уравновешенная... Драго-85

5. Политические брошюры-памфлеты 1876—1877 г.г.

Когда Драгоманов переехал в Женеву, там тихо изживаласебя группа старых бакунистов, — Рали, Жуковский и др.В 1875—1876 г.г. она издавала газету „Работник", орган мир-ной анархо-социалистической пропаганды среди крестьян ирабочих. Бакунинское бунтарство приняло в этой газете ака-демический вид. Заметного влияния на революционное движе-ние в России „Работник" не оказал, хотя и был он по назна-чению своему первой русской рабочей газетой. В Женеве этагруппа была наиболее влиятельна и уважаема. Она была близкак виднейшим представителям европейского анархизма,—Реклю,Лефрансе, которые издавали в Женеве „Le Travailleur". У Дра-гоманова с бакунистами наладились дружественные отношенияи вскоре по приезде он написал для „Le Travailleur" статью„Русинско-украинские крестьяне под властью венгерских либе-ралов". В этой статье Драгоманов выступает как социалист.Любопытно следующее место его статьи: „Для социалиставенгерское государство тем более интересно для наблюдения,что там можно изучать, как социальные отношения услож-няются национальными, как законы развития общественнойжизни, которые привели во всех государствах современнойЕвропы к подчинению трудящихся классов аристократии изсобственников-капиталистов, еще более тягостно ложатся на86

пажем, корректором, экспедитором, ближайшим помощником исотрудником Драгоманова и его верным другом. Он был одинок,жил в типографии, а потом, в скверный период полного без-денежья, когда и за типографию нечем было платить, поме-щался в проходной комнате маленькой квартиры Драгоманова.„Кузьме" принадлежит скромное, но почетное место среди де-ятелей украинского социалистического движения. Он умерзаграницей в 1918 г.

Издание „Громады" оказалось делом трудным, громоздким.Первый том вышел только в 1878 г. Тем временем Драгома-нов издал в Женеве три брошюры на русском яз., посвящен-ные вопросам русско-турецкой войны: в 1876 г.—„Турки внут-ренние и внешние", в 1877 г. — „Внутреннее рабство и борьбаза освобождение" и в начале 1878 г.—„До чего довоевались".Таким образом дебютировал Драгоманов заграницей как пуб-лицист общерусский, и при том с яркой политической окрас-к о й . „ П о л и т и ч е с к а я свобода",—большими демонстра-тивными буквами среди текста,—значится во второй брошюре.Политическая свобода должна быть непременным следствиемвойны, так как самодержавие показало полную свою неспо-собность справиться ни с великими национальными задачами(мы говорили о них выше), ни с техническими военными. Бро-

1 Внутреннее рабство и война за освобождение. Собр. сочин.. т. IIПариж, с. 105.

87

жания. В них рельефно сказались особенности публицистиче-ского дарования Драгоманова, сильные и слабые его стороны.Драгоманов верно говорил о себе, что у него не было ниохоты, ни способности к прямой политической агитации, и чтов политике центром тяжести он делал политическую науку.Действительно, в брошюрах Драгоманова хороши историче-ский очерк борьбы Украины и России с Турцией и анализвнешней политики самодержавия. К злободневным вопросамДрагоманов подходил всегда с большим научным багажем;это делало его статьи содержательными, но тяжеловесными.У Драгоманова очень живой литературный язык; он бывалостроумен, зол в полемике. Но ему не хватало меткости, вы-разительности; он по необходимости бывал многословен и тя-желоват. Профессор чувствовался в его стиле даже тогда,когда он писал небольшие полемические заметки.

По этим памфлетам зарубежная публика впервые по на-стоящему познакомилась с Драгомановым. Брошюры имелиуспех. Националистическая русская легальная печать полеми-зировала с ними. Памфлет „До чего довоевались",—был пе-репечатан в России в нелегальной типографии и распростра-нялся как издание революционной организации. Яркое по-литическое содержание брошюр должно было смущать старо-веров народничества; но это были брошюры на злобу дня, в88

жертвы, но Драгоманов призывает не смущаться жертвами.Без них нельзя, а „надо же кому нибудь начать". Обращаяськ интеллигенции с призывом „гнать жандармов", Драгомановне скрывал от себя, что в России едва ли найдется многотаких смельчаков среди дворян и земских и городских гласных.Поэтому он оговорился, что главную надежду он возлагает налюдей „попроще, победнее, за то почеснее", в особенностина людей провинции.

В следующей брошюре Драгоманов пошел еще дальше.Он говорит не только об открытом „сопротивлении деспо-тизму", но и об „открытом на него нападении". Это звучалоуже довольно грозно и никак не мирилось с представлениемо дворянах и либеральных земцах. Возникал естественныйвопрос, — кто же будет „открыто нападать" на самодержавноеправительство. Вера в непосредственное народное восстание ктому времени несколько остыла даже у бакунистов, а у Дра-гоманова и не было никогда такой веры. Брошюра „До чегодовоевались" и указывает на ту общественную силу, которойдолжна принадлежать главная роль в грядущем перевороте:это—русская армия, возвращающаяся на родину, пережившаявсе ужасы войны, наслышавшаяся слов об освобождении сла-вян и своими глазами видевшая подвиги интендантских героев,казнокрадов, держиморд, спекулянтов. Эта армия увидит у себя

89

6. Социалистические и федералистические взгляды Драго-манова.

Брошюры 1876—1877 г.г. показывают, как воздействовалана Драгоманова революционная среда, с которой он в Жене-ве сблизился. Он уже очень мало походил на умеренного ирассудительного профессора и публициста, каким его зналикиевские украинские круги. Живой и действенный темпера-мент взял свое, и Драгоманов поверил в близость революции,—политической, а не социальной,—и без колебаний открытопримкнул к революционному лагерю. И здесь его уже считаютсвоим, видят в нем крупную теоретическую силу социально-революционной партии и выдающегося ее публициста. Нетсомнений в том, что он социалист. Первыми изданиями укра-инской типографии, основанной Драгомановым, являются аги-тационные социалистические брошюры, которые писал С. По-долинский: „Розмова про багацтво і бідність", „Про хлібороб-ство", „Як наша земля стала не наша"—обычные изделия тоговремени для народа. И еще никого не смущает, что Драгома-нов—украинец, что одновременно со своими русскими брошю-рами он издал и укранскую о народных школах на Украине.Это кажется второстепенной деталью,—национальный вопросеще не всплывает так ярко в партийных спорах.

И когда в 1878 г. жизнь женевской колонии 1 История русской литературы XIX века, изд. „Мир", т. с. 16.

90

влияние же его было не „вообще ничтожно", а, напротив,весьма значительно. Это ошибочное суждение о влиянии Дра-гоманова на русских социалистов 70-х годов можно встретитьи в украинских статьях о Драгоманове. Но вот, Л. Дейч ко-торого нельзя заподозрить в излишне благосклонном отноше-нии к Драгоманову, пишет об „огромной роли" Драгоманова,равной роли Лаврова. По словам Дейча, „Драгоманов поль-зовался большим влиянием на журнал „Община", около кото-рого группировалась почти вся швейцарская эмиграция. Этовлияние с течением времени не только не убывало, но, наобо-рот, заметно росло"¹. В. Засулич писала: „Когда я летом1878 г. приехала в Женеву, Драгоманов стоял в центре эми-грации. К нему первому вели каждого вновь приехавшего; унего по воскресениям собиралась чуть ли не вся эмигрантскаяколония". Известно влияние Драгоманова на П. Аксельрода.Но из свидетельских показаний убедительнее всех звучит письмоЖелябова к Драгоманову. Оно написано в 1880 г., когда Дра-гоманов уже разошелся с влиятельными русскими эмигран-тами, а с некоторыми из них находился во враждебных отно-шениях. Исполнительный комитет Народной Воли находилсятогда в зените своей славы. Желябов писал „по поручениютоварищей" и выражал, таким образом, не свое только

¹ Л. Дейч. За рубежом. В. Европы 1912 г. У начала легенды, Соврем.Мир, 1913.

9 1

не может быть: за нас ваши литературные произведения,Ваша отзывчивость на живое дело, Ваша склонность найтипрактический исход". Действительно только в произведенияхДрагоманова можно было найти прямую, последовательную иоткрытую защиту политической борьбы и политических тре-бований. Но столь же прямо и решительно Драгоманов вы-сказывался против отождествления политической борьбы с по-литическим террором и против растворения социалистическихзадач в общих политических формулах. А именно этим, какмы знаем, грешило народовольчество.

Таким образом, никак нельзя говорить о том, что „влияниеДрагоманова было вообще ничтожно". А чтобы судить о том,в чем выразилось это влияние, надо бы подвергнуть критиче-скому пересмотру всю социально-революционную литературу1876—1882 г.г. В течение этих шести лет влиятельная и на-иболее талантливая часть бывших землевольцев—Плеханов,Аксельрод, Засулич,—проделали свою историческую эволюциючерез социализм—федерализм „Черного Передела" к социал-демократии „Освобождения труда". Еще в самом начале 1882 г.Плеханов писал Лаврову: „Я очень жалею теперь, что я со-гласился участвовать в „Черном Переделе", как „органе со-циалистов-федералистов". Я связан теперь в своей полемике сДрагомановым, с которым рано или поздно нам

1 Письма Г. В. Плеханова к П. Л. Лаврову. Дела и дни. 1921 г., с. 91.92

утопизм, бунтарство, якобинство, бланкизм, терроризм. Но вэтой войне Драгоманов был не противником, а союзником Пле-ханова, и при том таким союзником, который начал сражениезначительно раньше и сражался долгое время одиноко.

Как ни заманчива задача осветить вопрос о взаимоотно-шениях между Драгомановым и русским социально-революци-онным народничеством 70-х годов, здесь это может быть сде-лано только в самых общих чертах.

Драгоманов не был теоретиком социализма,—как Лавров,Плеханов. У него не было своей оригинальной или самостоя-тельно проработанной системы общих социально-политическихвзглядов. Наиболее полно он изложил свои мысли о социа-лизме в „Переднім слові до Громади",—небольшом вступи-тельном очерке, излагающем программу сборников. Но отдель-ные замечания и мысли разбросаны в различных его публици-стических произведениях, - в „Шевченко, украінофїли і соція-лізм", в „Великорусской демократии и исторической Польше",в статьях на злободневные темы,—наконец, погребены подгрудой корреспонденций в хронике сборников „Громады".Драгоманов причислял себя к социалистам-федералистам, — втом смысле, в каком употреблялись эти слова в бакунист-ской литературе 70-х годов. После социалистической рево-люции, направленной против капитализма и государства, об-щество в конечном счете должно было

93

шей социал- демократической литературе. И, конечно, под вли-янием руководимого Драгомановым украинского движения Пле-ханов в „Черном Переделе" писал о необходимости считатьсяс этнографическим составом населения России, о „развитииместной революционной литературы", а в об'явлении об изда-нии „Русской социально-революционной Библиотеки" — о техошибках, которые допускала народническая пропаганда, игно-рируя особенности революционного развития Украины.

Последовательный федерализм,— вплоть до отрицания в ко-нечном счета государства,— сближал Драгоманова с бакуни-стами. Л. Дейч говорит об „огромном влиянии", которое Дра-гоманов оказывал на редакцию „Общины"—журнала, выходив-шего в Женеве в 1878 г. при ближайшем участии Жуковского,Ралли, Стефановича, Аскельрода, Кравчинского и др. Дейст-вительно, велико должно было быть влияние Драгоманова врусской эмиграции, если так дорожила „Община" участием вней писателя, который открыто призывал к политическойборьбе, то-есть проповедывал по тому времени ересь возму-тительную.

Федерализм имел для Драгоманова особое значение,— бо-лее глубокое, чем представление о будущем,— близком или да-леком,— устройстве России. Федерализм социально-революци-онных русских организаций не мешал им быть величайшимицентралистами в практически-организационном деле, 94

к Марксу и марксизму. Это был плодотворный толчек. НоДрагоманов его не испытал. В „Шевченко, українофіли й со-ціялізм" есть краткий обзор социалистических теорий, начи-ная с французских утопистов. Этот обзор останавливается наПрудоне,—дальше Драгоманов не заглядывал. Он неоднократ-но упоминает в своих статьях о Марксе, называет его „вели-ким ученым", „известным экономистом". Драгоманов знал ис-торию первого интернационала, партийную в нем борьбу, ре-шения с'ездов. Конечно, он судил об этом, как сторонник ба-кунинского федерализма и припысивал распад интернационалацентралистической диктактуре Маркса. Но не видно, чтобыДрагоманов читал Маркса, знал его статьи,— не говоря уже о„Капитале". Экономические теории были ему чужды.

7. Драгоманов и русское народничество. Борьба с террори- стическими настроениями.

В чем могло выразиться влияние Драгоманова на современ-ное ему общероссийское социально-революционное движение?Надо отметить прежде всего одну черту этого движения. В товремя, как в самой России мысль о политической борьбе и оконституции решительно побеждала, и все, что было живого иактивного, примыкало к народовольчеству, в эмиграции обра-зовался оплот консервативного народничества.

1 Письма Маркса, Энгельса и др. к Зорге и др., с. 180.

95

рора. Пред жизнью доктрина была однако бессильна и поли-тические статьи, которые печатал Драгоманов в народническихизданиях, сами по себе были прорывом фронта. В „Общине",в „Общем деле", и отдельными изданиями Драгоманов напе-чатал в 1878—1880 гг. ряд небольших политических памфлетов.Из них наиболее яркие: „За что старика обидели и кто егообидел" (в „Общине") и „Детоубийство, совершаемое русскимправительством" (брошюра изд. Громадой). В первом памфлетеречь идет о выстреле В. Засулич в Трепова. Драгоманов отно-сится к выступлению Засулич с полным сочувствием, видит внем благородный порыв, продиктованный не политической те-орией, а непосредственным чувством. Драгоманов и впослед-ствии относился с глубоким уважением к Засулич и выделял еесреди других эмигрантов даже тогда, когда начался противнего поход со стороны бывших чернопередельцев—поход, вкотором приняла участие и Засулич. „Старик", которого оби-дели, это Трепов, и Драгоманов иронически берет его под за-щиту от национал-либеральной русской печати, которая ещевчера холопствовала перед ним, а сегодня осмелилась на роб-кую критику всесильного временщика. Памфлет по существунаправлен против либерализма, против „образованного обще-ства", которое терпеливо сносит унижения и гнет, не замечаетчто уже поднялось стихийное общественное движение и дает96

Предрассудок о несовместимости социалистической борьбыс политическою был одним из многих предрассудков, владев-ших народническим социализмом. Критикуя его, Драгомановнесомненно расчищал дорогу перед марксизмом, хотя сам былдалек от марксизма. Когда вышло „Передне слово", в друже-ственной Драгоманову „Общине" была помещена пространнаястатья Стефановича, который заподазривал социализм Драго-манова на том основании, что он „конституционалист". Этосовпадало с общим мировоззрением редакции. Но любопытно,что редакция предложила Драгоманову поместить в том женомере ответ. Это была первая „дискуссия" в правоверноморгане, и номером (8—9), в котором была напечатана поле-мика между Стефановичем и Драгомановым, закончилось изда-ние „Общины".

Другой предрассудок, с которым боролся Драгоманов, рас-чищая дорогу марксизму, это было представление о социальнойреволюции, которая стихийно каким то чудом, перенесет цар-скую помещичью Россию в коммунистический строй. Это—тотскачек, который Маркс в письме к Зорге насмешливо называлрусским „salto mortale". Такое представление о ходе социаль-ного развития было связано с бакунистскими пережиткамибунтарства, с верой в социальную правду и социальный разум

1 См. „Передне слово", Київ, 1918 p. с. 66, 73—75. „Шевченко, укр. йсоц." Київ, 1914, с. 70.

97

заменить старый порядок новым, а особенно таким сложным,как национализация или интернационализация собственности,надо, чтобы они в умах имели готовый план такой организа-ции, каковой вырабатывается, или лучше сказать, выростаетрядом опытов в постоянной разносторонней борьбе с отжива-ющим порядком. Этот рост и составляет общественную э в о-л ю ц и ю, в которой военные действия, как взрывы классовойненависти, бунты и революции, конечно, неизбежны, но в ко-торой они составляют только часть и при том не самую су-щественную". Драгоманов, таким образом, еще до марксизмапроводил отчетливую грань между социальной революцией,как процессом наростания в обществе новых элементов, и ре-волюциями, как методами и приемами „военных действий". Чтоне всякое „революционное" по внешности явление может бытьпри этом социально прогрессивным, Драгоманов показал накритической оценке народных движений 17-века. Вслед за Лас-салем он считает крестьянские войны, какими являлись мятежиПугачева и Разина, явлением социально-реакционным. „Розби-шацький по формі, виключно козацький, рибальско скотарськийбільш навіть, ніж хліборобський по своїй суті, церковно-старо-вірський по своїй барві, а до того самозванно-царський бунтПугачева був бунтом і ще більш старосвітським, реакційним,ніж бунт німецьких селян і містиків XVI ст. і вже через те не98

та склалася у Росії,— а ділом ідуть більше проти самодержав-ства царського і перш усього добьються уставного (консти-туційного) царства, в якому то й складеться й візьме гору„буржуазія". Тілько ж тоді й складеться й грунтова, справдімужицька соціалистична партія,— а при якій-небудь волі дер-жавній, може й справді те, що Росія росте під натиском пере-дових думок европейських, поможе їй більш прилагодити доних ті задні стації громадського руху, які вона мусить про-бігти, щоб догнати Європу". Когда в одном из произведенийземлевольческой литературы появился призыв сбросить с рус-ского социализма немецкую одежду, Драгоманов написал иро-нически: „московські соціалисти можуть робити проби скидатинімецьку одежу зі свого соціялизму й одягати того хоч у „ра-дельну сорочку", роскольників, або й у „кафтан" самозванногоселянського царства — бо все одно європейство і європей-ський соціялізм прийде до них і в села з городів, яким од Єв-ропи вже не одірватись".

Это указание на роль города в развитии социализма в осо-бенности примечательно. Драгоманов был украинским социа-листом; Украина и теперь является земледельческой странойпо преимуществу, а 50 лет назад была сплошным крестьян-ским морем. Города были ничтожными оазисами, а в городахтолько начинал образовываться промышленный пролетариат. Споразительной чуткостью Драгоманов предвидел будущую ве-ликую роль его. В сборниках „Громады" есть много 99

опыта французского рабочего движения после коммуны виднов этих рассуждениях Драгоманова.

Драгоманова можна считать предтечей русского марксизма.Не без основания замечал Драгоманов впоследствии, что в ли-тературных произведениях „Группы Освобождения Труда" оннаходил те идеи, за которые боролся в „Громаде". Действи-тельно, в критике русского и украинского народничества естьмного общего между Драгомановым и первыми русскими мар-ксистами, и после первых марксистских брошюр Плеханова также пожаловали в „либералы", „постепеновцы" и т.п., как этобыло сделано раньше по отношению к Драгоманову. Истори-ческий идеализм Драгоманова мешал ему, однако, рассмотреть,чем отличалась от его критики марксистская критика народни-ческих предрассудков. Для него общественное развитие оста-валось по преимуществу развитием общественных идей, и по-этому к социалистической просветительной работе он сводилзадачи социалистов в рабочем классе и в крестьянстве.

Критика народнических предрассудков,—в особенности кри-тика бунтарских представлений о социальной революции яко-бинских идей захвата власти, отрицания политической борьбы,могла и должна была повести к глубокому расхождению меж-ду Драгомановым и руководителями русского социализма 70-хгодов. Но поводом к острым разногласиям, а потом и к пря-мой ссоре послужили не эти принципиальные вопросы, а во-просы революционной тактики и стратегии. Они осложнились

себе, ни в других. И сюда он вносил свой ригоризм. „Чистоедело требует чистых средств",— так сказал он в свое время,разоблачая русское правительство. Теперь он обращался с темже требованием к революции. Нечаевское оправдание всех ивсяких средств для революционной цели еще живо было впамяти; нечаевские традиции поддерживались „Набатом" Тка-чева, от которого отворачивалась лучшая часть политическойэмиграции, но который имел все же успех среди молодежи вРоссии и заграницей. Среди других русских социально-револю-ционных течений Драгоманов занял не только особое, но исвоеобразное место. Не только русское правительство, но илиберальные русские круги смотрели на него, как на главу„социально-революционной партии". Национал - либеральнаягазета „Голос" прямо обращалась к нему с предложением по-влиять на революционную молодежь и убедить ее отказатьсяот террора. Когда в кругах, близких к правительству, возниклаидея заключить перемирие с террористами на время корона-ции Александра III, уполномоченный для переговоров делегатнаправился прежде всего к Драгоманову. Это об'яснялось взначительной степени невежеством правительства, но все жеДрагоманов являлся в революционном лагере фигурой значи-тельной, популярной. Он принимал деятельное участие во мно-гих революционных начинаниях и предприятиях; при его актив-

101

тив всякого „бунтарства", чтобы стать на сторону „конститу-ционализма" людей в роде Желябова; б) из старых „анархи-стов", которые некогда в своих органах сочувственно относи-лись к „бунтарству", „пропаганде фактами" и т. под., но сполным отвращением смотрели на всякую „политику"...; с) из„чернопередельцев", только что явившихся после напечатания1 № их журнала с полемическими замечаниями против „поли-тиков"... 1 К этому перечню можно было бы еще прибавитьгруппу Ткачева и польские социалистические кружки.

Ни к одному из этих кружков Драгоманов не мог прим-кнуть; ни одна из этих групп не могла связать себя прочно сДрагомановым. С лавристами у Драгоманова были давние рас-хождения,—мы говорили о них в предыдущей главе. Делая насловах уступки национальным требованиям, „Вперед" оставалсяпо существу нецентралистским органом. В немецком социали-стическом ежегоднике „Iahrbuch für Socialvissenschaft und Soci-alpolitiku, выходившем в 1879 г. в Цюрихе, Лавров напечаталобзор русского социалистического движения: говоря об „об-щине", Лавров прибавил: „редакция предоставила страницысвоего журнала также южно-русским националистам".

1 К биографии А. И. Желябова. Собр. сочин. т. II. Париж, с. 421. 2 Э. Бернштейн. Воспоминания о Мих. Драгоманове и Сергее

Подолин-ском. „ Летопись Революции" кн. І, с. 63. Статья Бернштейна написана длясборн. „З починів украінського соціялістичного руху. Мих. Драгоманів і же-

102

ровым были несколько испорчены вследствие напечатания Лав-ровым „Пролога к Прологу" Чернышевского вопреки желаниюближайших друзей последнего. Переписка по этому поводуочень ярко рисует и нравы русской политической эмиграциии твердый ригоризм Драгоманова, не понимавшего, как можнов жертву политике принести некоторые интересы личности,да еще чужой. На подробностях этой истории здесь неуместноостанавливаться. Важно лишь, что переписка Драгоманова сЛавровым и его сотрудниками оставила в Драгоманове чувствогоречи и представление о неразборчивости в средствах, когдаречь идет о защите партийного дела¹.

Ближе всего по своим взглядам Драгоманов был к „чер-нопередельцам". Они причисляли себя к федералистам, враж-дебно относились к „якобинству" и к терроризму, и хотя ра-зошлись с народовольцами по вопросу о политической борьбе,но до крайности, подобно бакунистам старого толка, не до-ходили. В начале 1880 г. Плеханов, Дейч и Засулич оконча-тельно оставили Россию и основались в Женеве, где жили не-которые из них и раньше—в 1878 и 1879 г.г. Драгоманов ча-сто встречался с ними. Заходила речь и об общих революци-онных предприятиях, даже об общей социалистической орга-низации. Аксельрод в особенности об'единял собой

1 Листи Мих. Драгоманова до російского соц.-революційного видання„Вперед" (1876—1878) 3 архіва Впереда. Зладив и видав М. Павлик. Львів1910. По поводу этих писем см. Б. Кистяковский. Драгоманов

103

а к „мирному прогрессу", который совсем не такая плохаявещь, как говорят многие. Только и мирный прогресс требуетсвоего: „Hier stehe ich" (на этом стою) 1 „К манифестации наКазанской площади отрицательно относился не только Драго-манов. Резкую статью посвятил ей и немецкий социалистиче-ский „Vorwärts". Но отзыв Драгоманова должен был особеннозадеть чернопередельцев, Стафанович точно так же имел осно-вания питать раздражение против Драгоманова; это и сказа-лось в критической его статье о „Громаде". Драгоманов с ре-шительным и прямым осуждением высказался о чигиринскомделе, где частичный успех был куплен ценой обмана тысячкрестьян. Чигиринское дело не имело сторонников в эмигра-ции,—главным образом, потому что оно не удалось. Но под-делка „царской грамоты", игра на монархических чувствах кре-стьянства, авантюризм,—все это не вызывало особого возму-щения. И только Драгоманов упорно стоял на том, что „чи-стое дело требует чистых средств", и что самозванство в ре-волюционно-социалистическом деле недопустимо. Дейч разде-лял вместе со Стефановичем ответственность за чигиринскоедело; кроме того, Дейчу пришлось давать об'яснения в пе-чати по поводу ужасного дела Гориновича. Этого Гориновичауличили в предательстве; решено было его убить, а для со-крытия следов облить серной кислотой. Однако Горинович неумер и остался с обезображенным лицом. „Набат"

вости. Права-то была, однако, эта молодежь. Точно так же Дра-гоманов, лично крайне щепетильный в вопросах религиоз-ных, убежденный противник всякой церковности, с излиш-ней резкостью нападал на молодежь, которая устраивала по-литические манифестации под видом православной панихиды.Виновны были в этом политические условия, вынуждавшие мо-лодежь пользоваться и такими, не столь уж преступными при-емами. Драгоманов видел во всем этом черты холопства, за-вещанные русской интеллигенции всей предшествующей исто-рией русской государственности. „Общая черта русской ин-теллигенции,—писал Драгоманов,—это несоответствие слова идела, слабость настойчивости и духа сопротивления начальствуи нападения на него,—черты, развитые во всероссийском че-ловеке государственным периодом истории".

Недовольство в социально-революционных кругах вызывалии статьи Драгоманова о терроре. По теоретическим своимвзглядам большинство эмиграции не разделяло народовольче-ской теории политического террора. Дейч передает, что ВераЗасулич в ужасе „схватилась за голову", когда узнала о вы-стреле Соловьева. Плеханов остался до конца убежденнымпротивником террора, но вплоть до 1883 г. открыто против негоне выступал. Другие чернопередельцы,—революционеры по тем-пераменту,—не могли устоять против соблазна. Нечего и говорить

1 Сочинения т. І, Петерб. 1920, с. 376.

105

борьба одиночек усиливает пассивность масс, и сила заговор-щической организации только подчеркивает бессилие откры-того сопротивления общества. А сверх того, удачные покуше-ния создавали почву для теории захвата власти, бланкистскогопереворота, диктатуры политического кружка. „Набат" воскре-сил старые идеи п о л и т и ч е с к о г о з а г о в о р а ; п а р а л -л е л ь н о с этим анархисты на западе возвели террор на сте-пень универсального средства социальной борьбы, и покуше-ния в Германии Геделя и Нобилинга были поставлены в пря-мую связь с террористическим движением в России, хотя ни-чего общего между ними не было. Это отражалось на отно-шении демократической Европы к революционному движениюв России.

Драгоманов посвятил вопросу о терроре несколько пам-флетов. Он писал о нем в „Листке Громады" (1878 г.), в бро-шюрах „Соловья баснями не кормят" (1880 г.), „Терроризм исвобода" (1880), в листке-приложении к „Громаде" послесмерти Александра II (1881) и в брошюре на францусск. яз.„Тираноубийство в России и Западная Европа" (1881). ВсюдуДрагоманов проводит отличие между террором как актом са-мообороны, защиты своего или чужого достоинства, мести итеррором, как системой политической борьбы, как полити-ческой доктриной. Первое даже нельзя назвать террором. Кготовности гражданина ответить ударом на удар, 106

успешно разбивал народнические теории террора. У Драгома-нова не было и не могло быть только главного и наиболееуспешного аргумента: живого опыта рабочего движения. Еговыступление было для своего времени, пожалуй, бесполезно.Но Драгоманов никогда не руководился в своей деятельностимотивами непосредственной и практической пользы. Он счи-тал нужным говорить и „бесполезную" правду, если был вэтой правде убежден.

8. Разногласия с русскими соц.-рев. кругами. Польскийвопрос. Вільна спілка. Группа социалистов-евреев. Разрыв с чернопередельцами.

Этих одних расхождений было достаточно, чтобы создатьстену между Драгомановым и русской политической эмиграцией.Все же до открытого раскола не доходило, пока не началасьпрямая война с женевским центром „чернопередельцев". Пе-реселение Плеханова в Женеву было, конечно, крупным собы-тием в жизни колонии. Группа Плеханова, Засулич, Аксель-рода, Дейча, Стефановича была самой крупной в Женеве груп-пой по своему влиянию, по таланту участников, по своим свя-зям с Россией. У чернопередельцев шли переговоры с наро-довольцами о слиянии, об организациии новых предприятий, осоглашении существующих групп и кружков. И тут неодоли-мым препятствием была двойственная роль Драгоманова. Он

107

тизму русской интеллигенции заботы Драгоманова об укра-инцах казались националистическим курьезом, странной и вред-ной забавой. Даже те, кто на словах признавали существова-ние Украины, в душе убеждены были, что это ни к чему необязывающее украшение оффициального федерализма.

Ближайшим поводом к столкновению послужил вопрос обисторической Польше. У чернопередельцев завязались тесныеотношения с польским социалистическим кружком в Женеве,в котором видную роль играл Лимановский, работавший раньшев русских революционных организациях. К Драгоманову поль-ские социалисты относились с недоверием и даже враждебно.Известно было отношение Драгоманова к польскому восста-нию 1863 г. Часть польских социалистов готова была признатьправа галицийских русинов на свою национальную культуру итерриторию. Другая часть смотрела на украинцев в Галициитак же, как русские социалисты смотрели на украинцев в Рос-сии. Драгоманов чрезвычайно внимательно относился ко всемвыступлениям польских социалисты и требовал каждый разточного определения, о какой Польше они говорят: этногра-фической, охватывающей только поляков, или об исторической,с притязаниями на восточную Галицию, Поднепровщину и т. д.Русские социалисты никакого значения этому не придавали.Главное было—в совместной борьбе с поляками за общие108

организаций. Мысль о такой партии являлась у Драгомановаеще до издания „Громады", и он знакомил с этой мысльюзнакомых русских социалистов. В этой мысли ничего не былоособенно оригинального. На таких началах был основан пер-вый интернационал, и в некоторых странах (Франция, Италия)секции интернационала представляли союз областных органи-заций. Нового было лишь то, что Драгоманов предлагал неограничивать район деятельности этой партии Россией, а ра-спространить ее на восточную Европу, т. е. и на те земли,где живут поляки и украинцы. Но уже в статье, напечатаннойв немецком „Ежегоднике", Драгоманов жаловался на то, чтоидея преобразования русской социалистической партии в во-сточно-европейскую интернациональную партию для большин-ства уже организованных русских социалистов нова и ради-кальна.

Отказаться от своей идеи Драгоманов не хотел. Весной1880 г. состоялось по его инициативе несколько собраний, накоторых подвергнуты были обсуждению такие вопросы: 1. Оботношении борьбы за политическую свободу к делу социализмав России, и 2. о федерализме и централизме в деле социали-стической пропаганды в Восточной Европе. По словам Дейча,это были первые широкие политические собрания в Женеве.Привычки выступать публично и с эстрады развивать свои мы-сли у революционеров еще не было, и собрания

109

ступить немедленно к организации партии; это было бы преж-девременио. Но он считал возможным образовать „чисто ли-тературный союз с целью пропаганды федерально-социалисти-ческих учений на всех языкак и для всех областей ВосточнойЕвроны". Подробнее писал об этом Драгоманов в брошюре„Вільна Спілка", вышедшей в виде приложения к „Громаде № 1".

Тезисы Драгоманова ни малейшего успеха не имели. Со-циалистическую интеллигенцию интересовали больше всеговопросы непосредственной революционной борьбы. Националь-ный вопрос казался неуместным и излишним. К предложениюДрагоманова часть ораторов отнеслась с насмешкой, и неко-торый успех имело выступление Дейча, который стал расска-зывать о том, что украинофилы занимаются чистейшими пу-стяками, напр., издают брошюры „Про сіру кобилу" и „Якбаба Параска та купила порося". Вероятно, это казалось ау-дитории очень остроумным, потому что и через 40 лет Л. Дейчвспоминал с немалым удовлетворением о своем успехе.

Драгоманов пробовал осуществить свою идею собствен-ными силами. Кроме известной брошюры „Вільна Спілка". Онобратился с листком „Вниманию социалистов-эмигрантов изРоссии" к различным национально-социалистическим кружкамв Женеве. Но и это обращение успеха не имело. Особоговнимания заслуживает попытка Драгоманова создать еврей-110

евреях и „Отечественные записки",— самый радикальный изнароднических журналов. Драгоманов печатал корреспонденциибез оговорок, но сам он ушел вперед от той позиции, кото-рую занимал в еврейском вопросе десять лет назад. Тогда длянего евреи были сплошь народом эксплуататоров и паразитов,народ сплошь непроизводительного труда. Теперь Драгомановразличал в евреях Украины наряду с торговцами, арендато-рами, ростовщиками массу пролетариата,— ремесленников, ра-бочих, учителей. К разряду эксплуататоров Драгоманов отно-сил теперь только треть (приблизительно) народа; остальныемогли быть доступны для социалистической пропаганды, и вклассовой борьбе могли быть солидарны с крестьянством. Нои эти две трети еврейского народа в настоящее время близкик своей буржуазии; они живут в темноте, во власти религиоз-ных и национальных предрассудков, и отделены от других на-родов стеной взаимного непонимания. Разбудить эту массумогут только социалисты-евреи, и только на языке еврейскойнародной массы, на „жаргоне". Между тем еврейские интел-лигенты, в том числе и социалисты, уходят от еврейской бед-ноты, заполняют ряды русских социалистических организаций.Еврейский пролетариат, предоставленный самому себе, остаетсядуховно - убогим, идейно привязанным к старому

1 Сведения об этих попытках эаимствованы из неопубликованных работP. М. Кантора и Н. А. Бухбиндера.

111

участников нам неизвестны 1. От имени этой группы, 15 июня1880 г. вышел напечатанный в типографии „Громады" листок.Под текстом значится подпись: „За инициаторов дела Родин".Листок обнаруживает знакомство с идеями Драгоманова и сего статьями по еврейскому вопросу. В нем нарисована кар-тина современного социального и культурного состояния ев-рейства, при чем материалами для нее послужила статья По-линковского об евреях в „Трудах этн. - стат. экспедиции в за-падно-русский край", из данных киевского отдела географи-ческого общества. Группа социалистов-евреев протестует про-тив „поголовного удаления социалистов-евреев от свох масс"и утверждает, что настала „пора привлечь к делу социальнойреволюции и массу рабочих евреев". Для этой цели группапредполагала основать в Женеве „Вольную Еврейскую Типо-графию" для издания социалистической литературы „на разго-ворных (жаргонных) языках" евреев России и Галиции. Наме-чены были такие темы для первых изданий: 1. Положениееврейских рабочих у еврейских капиталистов; 2. Отношение про-летариев-евреев к бедным классам из христиан; 3. Сущностьтекущей социально-революционной борьбы в России; 4. Рабо-чее движение в Западной Европе. Любопытен этот переченьтем. Любопытна и подробно разработанная программа 1 Повидимому одним из членов „группы" был Арон Вейлер, вернув-шийся вскоре в Россию, организовавший в Минске первые еврейские рабо-112

дачи, которые впоследствии легли в основу первых еврейскихрабочих кружков, затем Бунда и других социалистических икоммунистических организаций, работающих среди еврейскогопролетариата.

Группа социалистов-евреев выступила на том собрании, накотором Драгоманов предложил свои тезисы. Прием ей былоказан такой, что и у энергичных людей должны были опу-ститься руки. „Казалось бы,— писал впоследствии Драгома-нов,— какое возражение могла вызвать мысль об издании тойже „Хитрой Механики" еще на одном языке, или, пожалуй,даже „жаргоне". А между тем надо приписать только чрезвы-чайным усилиям и такту лица, председательствовавшего навышеупомянутом собрании, что оно не окончилось крупнымскандалом. С таким озлоблением отнеслись к нему ораторы изрусской и польской социалистической партии, и особеннолица еврейского происхождения". Изданием листка-воззвания де-ятельность группы социалистов-евреев и ограничилась. Создатьеврейскую типографию ей не удалось; для такого „узко-наци-оналистического" предприятия нельзя было найти ни средств,ни работников. Этой замечательной попытке суждено было навремя заглохнуть, как и другим предприятиям Драгоманова.Ему удалось выпустить одну брошюру на белорусском яз. Легко представить себе, какие создались у Драгомановаотношения к русским социалистам, и какой вид

113

документов. Авторы письма, однако, знали очень хорошо, чтоДрагоманов не может называть имена и раскрыть полностьюистину, и это, конечно, лишает их „открытое письмо" долж-ного морального авторитета. Драгоманов не отвечал на „от-крытое письмо". Оно было перепечатано в следующем, 1883 г.в „Календаре Народной Воли", и в заметке, посвященнойэтому „Календарю", в последнем номере „Вольного Слова"Драгоманов написал: „Давая обстоятельный ответ на этописьмо, нам пришлось бы опубликовать некоторые п и с ь м а кнам, которые бы об'яснили историю одной п р о г а м м ы и од-ной к л е в е т ы , но мы предпочитаем предоставить это дело ре-дакции „Женевско-Русской Старины" через 30 лет. Кроме„Открытого Письма" появилась еще брошюра Черкезова „Дра-гоманов из Гадяча"; за нее достаточно выразительно говоритее заглавие. В ней тоже речь идет о каком-то пропавшем до-кументе. Брошюра полна эмигрантских сплетен и нечисто-плотных выходок против Драгоманова. По словам Богучар-ского, эта брошюра вызвала протест даже со стороны против-ников Драгоманова, и приняты были меры против ее распро-странения.

С того времени прошло более тридцати лет. История этапозабыта даже ее участниками, и о ней не стоило бы, пожа-луй, подробно вспоминать, если бы и теперь в наши дни,Л. Дейч не повторил прежнего обвинения Драгоманова в кле-вете да еще злостной¹. Менее других следовало бы это 11

юге России, в Галиции и Румынии. Это была повидимому по-пытка практически осуществить идею восточно-европейскойсоциалистической федерации. К делу привлечены были и чер-нопередельцы, которые, однако, затевали и свою собственнуюорганизацию. Когда из Росии приехала делегатка с програм-мой и письмами от южного революционного кружка, то дляпересмотра и редактирования программа была передана в ко-миссию из трех лиц: Плеханов, Стефанович и Драгоманов.Затем начались разногласия, принявшие острый характер. Ор-ганизация распалась, не успев, в сущности, ничего сделать.Драгоманов устранился от дела, и когда у него потребовалиотдать „программу", вернул ее через Стефановича. Между темраспространился слух о том, что Драгоманов программу скрыли распространение слуха, „заведомо кливетническое", Драгома-нов приписывал Дейчу. Потянулась канитель взаимных вызо-вов на суд, от которого, в конце концов, обе стороны отказа-лись. Впоследствии Драгоманов узнал, что виновником всейзлополучной истории был Стефанович, который бросил бумагув камин и сказал обоим сторонам неправду, а друзья Стефа-новича не пожелали его компрометировать.

В изложении Драгоманова много недоговоренного и неяс-ного. Быть может опубликование писем из архивов Драгома-нова, Аксельрода и Плеханова могло бы пролить свет на всюисторию. Важно во всяком случае, что под тижелым

115

гоманова был неоспорим, и работа вначале давала ему боль-шое моральное удовлетворение. Но затем и здесь обстоятель-ства изменились; украинская работа стала источником, пожа-луй, наиболее тяжелых испытаний.

Издание „Громады" удалось наладить лишь с большим тру-дом. Первый номер появился только в 1878 г.; всего вышло,как известно, пять сборников н е п е р и о д и ч е с к о г о изданияи к ним два приложения в виде отдельных листков. Вышлоеще два номера журнала „Громада" под редакцией Драго-манова, Подолинского и Павлика, но их не надо смешивать сосборниками, которые редактировал единолично Драгоманов.До 1880 г. вышло четыре книги „Громады", затем, после двух-летнего перерыва, 1882 г., пятая книга. В сущности, первыечетыре книги являются двумя сборниками, из них первый раз-бит на три отдельных выпуска. Первый выпуск—это „Переднєслово до Громади",—программная вступительная статья, третий—небольшая повесть Панаса Мирного „Лихі Льюде", впечатле-ния и воспоминания заключенного в тюрьме молодого рево-люционера-украинца, обычное изделие тенденциозной револю-ционной беллетристики 70-х годов. Второй выпуск предста-вляет собой об'емистый том в 582 стр., на две трети запол-ненный корреспонденциями с Украины под общим заглавием:„Звістки про Україну". Корреспонденции разбиты на ряд от-делов: 1) життя по селах, 2) здирство: багатирі і бідні, 116

книжка та „препятствия" (Листи і уваги про новини на Укра-їні), здесь заметки о книгах и цензуре, и о земствах, и о ра-бочих кружках в Одессе. Драгоманову принадлежат и следую-щие небольшие две статьи — о выступлении Петрункевича вчерниговском земстве и о „героической самозащите социали-стов в Киеве". Сборник заканчивается полемическими замет-ками Драгоманова против журналов „Вперед" и „Набат" ипротив львовских народовцев.

Сборники „Громады" имели в свое время значение чрезвы-чайное. Украинская молодежь в русской Украине и в Галицииими зачитывалась. Они были своего рода каноном украинскогосоциализма и еще долгое время после выхода будили мысльукраинской интеллигенции. Корреспонденции,— как ни запоз-дали они своим появлением в печати, давали яркую картинукрестьянской жизни на Украине, рисовали экономический быт,социальные и национальные отношения. Почти каждая корре-спонденция сопровождалась замечаниями Драгоманова, кото-рый очень хорошо умел на отдельных жизненных явленияхпоказывать общие начала социалистической теории. Значитель-ная часть литературного материала „Громады" теперь устарелаи представляет только исторический интерес. Выделяются посвоему содержанию и сохранили свое значение и для совре-менного нам читателя две статьи Драгоманова: „Переднє сло-во" и „Шевченко, українофіли й соціялізм". Мы говорили

117

на необходимость взаимного понимания и солидарности междугородским пролетариатом и крестьянством Украины. Вслед-ствие различия языка, культуры, происхождения некотороерасхождение между ними намечалось уже и тогда. Драгомановписал о том, что глубокое расхождение угрожало бы социали-стическому движению на Украине. Словом, те проблемы, кото-рые теперь охватываются частично словом „смычка" междугородом и деревней, были видны Драгоманову, и он настой-чиво требовал к ним внимания и от русских и от украинскихсоциалистов.

Другой стороной, и не менее важной, в „Громаде" являетсякритика украинского национализма и романтизма. В своих рус-ских статьях Драгоманов боролся с революционным космопо-литизмом и обличал социалистов в недостаточном внимании кнациональным вопросам; в украинских статьях Драгоманов вы-ступал против национализма в защиту общедемократических исоциалистических начал. За языком и национальной культуройон признавал только значение формы; содержанием литературыявляется пропаганда одних и общих для всех народов передо-вых „европейских" идей. Нет специальных „украинских идеа-лов", есть идеалы европейской рабочей и крестьянской демо-кратии — их надо выразить на языке и в понятиях близких иродных украинскому народу.

Статья „Шевченко, україноф. й соц." является в украин-118

нил Драгоманов художественное значение отдельных произве-дений Шевченко. Он мог и ошибаться в некоторых случаях.Центр тяжести его статьи в беспощадной и реалистическойкритике козацкого романтизма, народнической идеализации ук-раинской истории,—того, чем так грешила и до сих пop грешнаукраинская политическая мысль. Драгоманов,—не марксист,но его социальный анализ козацко крестьянских войн 17 и 18вв. мог бы войти образцом в марксистские хрестоматии. Дра-гоманов скрывал элементы социальной реакции в национально-революционном движении и показывал, как далеки социальныеи политические идеалы казацкой старины от социалистическихтеорий нашего времени. Драгоманов развенчивал социальныеиллюзии, как это делал до него и Кулиш. Но Кулиш восста-вал против идеализованного бунтарства во имя буржуазногопорядка и русско-чиновничьей реакции, Драгоманов — во имясоциалистического движения на европейских началах. Ему ка-залось опасным н е к р и т и ч е с к о е увлечение поэзией Шев-ченко, традиционное стремление видеть в нем не толькопевца Украины, но и политического мыслителя, даже социали-ста. Драгоманов указывал на то, что „останній великий рухукраїнський- -гайдамацьке повстання Залізняка й Гонти 1768 р.вже мало чим одійшло по темноті думок од бунту Ст. Разінай Пугачівщини". И он предостерегал украинских социалистов

119

сылал, и Драгоманову приходилось заполнять сборники исклю-чительно своими силами. Впоследствии „киевляне", руководи-тели „Громады", ставили ему это в вину. Драгоманов спра-ведливо возражал, что ничего другого ему не оставалось де-лать. Как бы то ни было, с редакционной стороны сборникипредставляют случайное собрание и нагромождение материалов,часто многословных, перегруженных незначительными мело-чами. Корреспонденции прорываются пространными рассужде-ниями Драгоманова, у которого была способность уклонятьсяглубоко в сторону от основной темы. А в одном месте цели-ком перепечатана его брошюра: „Антракт в истории украино-фильства". Драгоманов был талантливым публицистом, но неслишком талантливым редактором. Он не умел сокращать нисебя, ни других сотрудников.

Сотрудников было мало. Драгоманову удалось сгруппиро-вать вокруг себя небольшой кружок украинцев. Они были емупреданы, работали с большой готовностью, выступали на эми-грантских собраниях, но писали мало или слабо. Среди дру-зей-украинцев были, кроме Кузьмы, М. Павлик, живший одновремя в Женеве, его сестры, Анна и Параска, Сергей Подо-линский, Ф. Василевский, супруги Пащенко. Присылал статьииз Парижа Ф. Волк (X. Сірко), сблизился с Драгомановым,горячо его полюбивши, Д. Н. Овсянико-Куликовский. В 1878 г.Овсянико - Куликовский, находившейся за границей в 120

торые отнюдь не связывали свои украинские идеалы с демо-кратической программой и готовы были итти на всякие ком-промиссы с властью, лишь бы добиться некоторых прав дляукраинского слова. Сначала, под влиянием жгучей обиды отправил 1876 г., эти тенденции в украинском движении былислабы. В 1876 г. даже Кулиш, впавший уже в глубокую реак-цию, с удовольствием узнал об украинском вольном печатномстанке заграницей и писал Кистяковскому: „Даже коммунисти-ческие издания каких то украинских грамотеев за границей по-лучают после этого некоторое о п р а в д а н и е " ¹ . Н о затем, помере того, как начинаются послабления со стороны правитель-ства, компромиссные настроения и тенденции усиливаются.Драгоманов кажется черезчур опасным,— и черезчур русским.Выдающееся положение Драгоманова в русской эмиграции мо-гло сначала льстить национальному самолюбию. Однако, навзгляд украинских националистов Драгоманов жертвовал укра-инскими интересами в пользу русских. „Почтовый ящик" „Гро-мады" очень хорошо отражает это растущее недовольство ук-раинского умеренного читателя. Ему не нужна ни социалисти-ческая программа, ни европейская, тем паче русская демокра-тия. В ответах своих Драгоманов защищается против обвине-ния в „москвофильстве".

Эти обвинения в особенности шли из Галиции, где ¹) Письма. „Киевская Старина", 1902 г. ІІІ, с. 520.

121

нов и его „Громада" как бы затерялись среди других русскихсоциально-революционных течений и изданий. В таком видеупрек был несправедлив. Напротив, участием своим в общемреволюционно-социалистическом движении Драгоманов поста-вил с такой отчетливостью украинские национальные и куль-турные проблемы, с какой они в позднейшее время не высту-пали. Драгоманов знакомил и европейскую публику с украин-ским движением. Мы упоминали уже статью: „Der Kleinrussi-scher Internationalismus" в социал-демократическом „Jahrbuchfür socialwissenschaft und Socialpolitik". Эд. Бернштейн говорит,что эта статья „для большинства западно-европейских читате-лей была настоящим откровением"¹. Отдельной

¹ Эд. Бернштейн. Воспоминания о Мих. Драгоманове и Сергее Подолин-ском. „Летопись Революции", кн. І, с. 58.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

„Вольное Слово" (1881—1883).1. Убийство Александра II. Священная Дружина. Еврейские погромы

Убийство Александра II было самоубийством Исполнитель-ного Комитета Народной Воли. После горячей схватки обестороны некоторое время оставались в нерешительности: ктоже победил? Со стороны казалось, что победила революция.Царь был убит. Новому царю Исполнительный Комитет ди-ктовал свои условия, и за этими условиями была угроза но-вых покушений и систематического террора. Правительствобыло запугано. Александр III засел в Гатчине, и Карл Марксназывал его „пленником Исполнительного Комитета". При-дворные и правящие круги колебались; в их среде шла борьба.Министры, и сановники, и гвардейские офицеры, близкие кцарю, толковали о конституции. Осмелели либеральные земцыи городские гласные и в адресах, заполненных холопскимиизлияниями своих монархических чувств, упоминали открыто инамекали о земском соборе. Казалось, что подлинно зашата-лась земля под царским троном, и пришел конец самодержа-вию.

Авторитет могущественной революционной организации вы-рос чрезвычайно. Террор оправдал себя,—кто решился бывозражать против него! Из чернопередельцев только Плеха-

123

ную буржуазию, и она, лепеча робко о конституции, в то жевремя решительно выступала против революционного движе-ния. Политическая реакция, напротив, сплотилась, учла сла-бость противника и выступила с отчаянным напором. В концеконцов она победила. Произошло и „народное движение", ко-торого с такой верой и тоской ждали революционеры, но при-няло оно неожиданную форму—погрома против евреев.

Общая растерянность, сумятица и политическая неопре-деленность длились почти два года. Помещичье - дворянскиеверхи под руководством придворных сановников образовали„Добровольную Охрану" и „Священную Дружину", котораявела нелегальную борьбу с террором и конкурировала с оффи-циальной полицией. Опираясь на эту организацию, близкие кцарю люди пытались проводить свою политику; в ней смеши-вались конституционализм, и борьба с революцией, и личныеинтересы делающих карьеру сановников. „Священная дружина"по замыслу была прообразом нынешних фашистских органи-заций, своего рода государством в государстве. Но она вы-родилась в аристократический кружок, который стал орудиемв руках проходимцев, развел провокацию и сам стал жертвойпровокации. Руководители „Священной дружины" вели борьбус революционерами и в то же время, преувеличивая их силы,вступали в переговоры о перемирии на время коронации Але-124

Князь Шувалов внушил веру в себя не только немногимсвоим сторонникам при дворе, но и некоторым видным деяте-лям земского движения. В. А. Гольцев поддерживал с нимпостоянные и систематические сношения. История земскогодвижения 70-х и 80-х годов еще не освещена. О размерах исиле этого движения существуют различные мнения.

Разброд был в правительственных кругах, разброд был ив революционных кругах. Основное ядро террористов былоразбито; оставшиеся сначала продолжали борьбу, но вскореразгромлены были и остатки. Кто не погиб на эшафоте илине был пленен в тюрьмах и на каторге, бежал заграницу. Не-которые сознавали, что это—поражение, что дело проиграно,но никто в этом не признавался. Напротив, теперь в особен-ности вера в террор приняла характер „веры в бога". Обязы-вала память о героях и о мучениках Народной Воли. Яркиеобразы Желябова, Софьи Перовской, Кибальчича волновали ивозбуждали больше чем прокламации, брошюры и программы.Канонизация героев террора распространялась и на террор. Ивсе же это была уже не прежняя вера; скорее—пиетет. Жи-вой дух уже отлетел от нее. Закрадывались сомнения, исто-щались силы, падала моральная стойкость. Лучшие, наиболеесильные пали; остались более слабые, наследники, эпигоны. ВРоссии продолжать работу было трудно, почти невозможно;

125

ских сведущих лиц видели прообраз земского собора. Назна-чение вместо графа Лорис-Меликова гр. Игнатьева было уда-ром для конституционных иллюзий; но борьба против Игнать-ева продолжалась, и с предстоявшей в 1883 г. коронациейАлександра III связывались надежды на конституцию, полити-ческую свободу и амнистию. И те, кто верил, боялись, чтопродолжение террора усиливает реакционную партию.

Нетрудно понять, почему растерялась социалистическая ин-теллигенция, когда вспыхнули и по всей Украине распростра-нились погромы против евреев. В них был соблазн бунтарства,народной стихии. Народ вышел на улицы и разбивал магазины;он громил евреев, которые и на языке социалистов были толькоили по преимуществу эксплоататорами. Полиция и казаки вы-ступили против народа; погромщиков секли. Этого достаточнобыло, чтобы вызвать к ним сочувствие. Во многих местах кре-стьяне и рабочие говорили: „начнем с жидов, перейдем к па-нам". На первых порах не только социалисты, а и правитель-ство видело революционно-социалистическую стихию, или покрайней мере, старалось представить погромы, как дело руксоциалистов. Известна прокламация, выпущенная от имени Ис-полнительного Комитета, с прямым призывом к погрому. Отнее отшатнулись в испуге чернопередельцы и

' См. материалы для истории антиеврейских погромов в России, том вто-рой. Восьмидесятые годы. Гос. Изд. 1923.126

странный очерк Украины. Подготовлен был к печати выпускисторических украинских песен под названием „Нові українськіпісні про громадські справи". В типографии Кузьма набиралбольшой роман Билыка и Мирного „Хіба ревуть воли, як яслаповні". Издание „Громады" временно прекратилось. В 1881 г.вышло два номера журнала „Громада" под редакцией Драго-манова, Павлика и Подолинского. Это не было издание ки-евской „Громады". Средства на Издание журнала давал Подо-линский, сын богатого помещика. Драгоманов не верил в ус-пех журнала, участвовал в нем нехотя. Значительных статейв журнале не было, поддержки он не встретил и на второмномере прекратился. Подолинский лишился тех сумм, которыепосылали ему родители из России, заболел и кончил свои днив психиатрической лечебнице. Впоследствии родители Подо-линского выступили в русской печати с обвинениями противДрагоманова в том, что он тратил средства С. Подолинскогона свои издания. Обвинение было явно абсурдно. Драгомановотвечал, что дело обстояло как раз наоборот, и ему пришлосьиз своих средств покрывать долги, оставленные Подолинским.Однажды, когда Драгоманов с Кузьмой занимались упаковкойброшюр для отправки, в типографию зашел незнакомый пред-ставительный господин и осведомился, нельзя ли в типо-графии „Громады" печатать журнал, который стоял бы за по-литическую свободу в России и предоставил на своих

127

и н т е р е с у ю щ е г о с я э т и м в о п р о с о м читателя¹. Рабо-тая над историей конституционного движения 80-х годов, В. Я.Богучарский пришел к заключению, что „Земского Союза"никогда не было, что под именем „Земского Союза" суще-ствовала „Земская Лига", которая была изобретена Священ-ной Дружиной для борьбы с революционным движением, и что„Вольное Слово" было органом Священной Дружины. Драго-манов, таким образом, оказывался жертвой темной интриги,хотя личная его репутация не подвергалась ни малейшему по-дозрению. С подробными возражениями Богучарскому высту-пил Б.А.Кистяковский. Он доказывал, что Земский Союз

1 Ни в малейшей степени не претендуя на библиографическую полноту,можем указать следующие, нам известные произведения, где речь идет о„Свящ. Дружине" „Земском Союзе", „В. Слове",—его редакции и сотрудни-ках.

В. Богучарский. Из истории политической борьбы в 70-ые годы.Б. Кистяковский. Страницы прошлого (по поводу книги В. Я.

Богучар-ского) Москва, 1912.

В. Богучарский. Земский Союз или Священная дружина. Русская Мысль.1912

Б. Кистяковский. Орган Земского Союза „Вольное Слово", к легенде онем. Русск. Мысль. 1912, кн. II.

В. Богучарский. В заключение полемики. Р. Мысль. 1913, 2.В. Засулич „В. Слово" и эмиграция. Современник. 1913, 6.В. Дебогорий-Мокриевич. К спору о Священ. Друж. и В. Слове Р.

Мысль.1913, 2.

A. Прибылева. Историческая справка. Русск. Богатство. 1913, 3.В. Богучарский. По поводу одной исторической справки.

Современник.1913, 4.

И. Шишманов. О роли гр. П. П. Шувалова в конституционном движении

128

существовал, как неоформленная организация прогрессивныхземцев; этот союз находился в постоянных сношениях с Дра-гомановым, и „Вольное Слово" было действительно органомсоюза. Но были у Земского Союза связи и с конституцион-ными элементами придворной партии, то-есть с П. П. Шува-ловым. В. А. Гольцев получал значительные средства от Шу-валова, которые шли на общие цели, то-есть на поддержкуконституционного движения. Драгоманов был и лично знакомс Шуваловым и встречался с ним заграницей,—при этом вкрайне конспиративной обстановке.

Богучарский и Кистяковский дважды обменялись возраже-ниями, затем диспут их исчерпался. Каждый остался при сво-ем основном убеждении. Слабой стороной спорящих была ску-дость фактического материала; они оперировали больше до-гадками и гипотезами, чем реальными свидельствами. В итогеспора можно было установить, что между П. Шуваловым и„Вольным Словом" несомненно существовала какая то связь,что и Мальшинский был членом Священной Дружины, но чтонет никаких фактов, указывающих на тайное использование„Вольного Слова" в целях политической реакции ЛичностьДрагоманова и после детального обследования оказываласьвне всяких подозрений и упреков. Его можно было

¹ Знакомство с неопубликованными материалами архива графа П. П.

Шувалова приводит к заключению, что прав был В. Я. Богучарский: „Зем-ский союз был измышлением Свящ. Дружины и никогда реально не129

издающееся в Женеве" „Вольное Слово" есть издание нашейСвященной Дружины, на что тратится значительная сумма;издателем ее состоит агент Дружины Мальчевский, а помощ-ником его Божидарович¹. Газета эта установлена для того,чтобы привлечь к ней революционеров, радующихся всякомуизданию против нашего правительства и в ней пишут статьиДрагоманов и другие революционеры, и вот этим то спосо-бом разузнают, где обитают и что творят революционеры. Кэтой газете уже присоединилась партия черно-передельницкая.Мальчевский поляк и при том из передавшихся нам револю-ционеров"². Свидельство это было бы крайне красноречиво-если бы свидетель заслуживал доверия. Но он его не заслу-живает ни в малейшей степени. В Священной Дружине всевиднейшие деятели ее занимались, повидимому, взаимным на-дувательством. Записки ген. Смельского убеждают читателя втом, что этот бывший полицейский генерал был в Дружинетайным агентом оффициальной полиции, которая следила заДружиной и разоблачала ее конституционные замыслы: с дру-гой стороны, и граф П. Шувалов вел в Дружине двойнуюигру. Он почти единолично ведал заграничные дела Дружиныи всего менее расположен был к откровенности в

1 Божидарович-Веселитский, — впоследствии известный сотрудник „Но-вого Времени", писавший под псевдонимом „Аргус". Работая в „ВольномСлове", Божидарович проявлял большой интерес к развивавшемуся тогда в2 Записки ген. Смельского. Голос Минувшего, 1916,

февраль, с. 157.130

террористическая „Правда". Она была вульгарно-революци-онна; радикализм и кровожадность ее были так велики, чтосерьезные революционеры сторонились ее, а принимали в нейучастие вольно-революционные публицисты Сидорацкий, Гри-горьев. Причастен был к „Правде" и видный анархист Черке-зов,—автор брошюры „Драгоманов из Гадяча". Позже установ-лено было, что Климов, редактор „Правды"— бывший поли-цейский чиновник¹. Имеющаяся в нашем распоряжении не-изданная переписка П. Б. Аксельрода и Драгоманова с Маль-шинским устанавливает, что при желании Мальшинский мог бызавязать непосредственные сношения с революционными круж-ками заграницей и в России. Эти кружки обращались черезАксельрода к Мальшинскому с просьбой о денежной под-держке, и Аксельрод предлагал учредить для постоянной связиорганизацию, в которую входил бы с одной стороны предста-витель группы „Вольного Слова", а с другой—представителисоциально-революционных заграничных кружков. Но по еди-нодушному свительству всех, знавших Мальшинского, он всегдадержался в стороне от революционеров, избегая всякого сними сближения.

Аркадий Павлович Мальшинский был известен в револю-ционных кругах прежнего поколения. Он был лично

¹ См. Д. Заславcкий. „Взволнованные лоботрясы". Очерки из историиСвящ. Дружины. Былое. 1924 г. кн. 25.

² См. Былое 1918 г. кн. 16. Русская революционная эмиграция. Зап. Я.

131

род". Деньги на „Вольное Слово" шли из Священной Дру-жины". Следует ли из этого, что „Вольное Слово" было ор-ганом Священной Дружины? С таким же правом можно былобы утверждать что органом министерства внутренних дел был„Вестник Народной Воли", к которому близок был предательДегаев, органом департамента полиции был марксистский жур-нал „Начало", издателем которого был провокатор Гурович.Конечно, это вздор. Каковы бы ни были цели и тайные за-мыслы Шувалова и Мальшинского, „Вольное Слово" под ре-дакцией Драгоманова было органом земского движения, как„Вестник Народной Воли" был органом народовольчества. Са-мая придирчивая критика и в 70-ые годы и в наше время немогла найти в номерах „Вольного Слова" ничего, что гово-рило бы о предательском характере издания¹.

„Вольное Слово" было явлением необычным в зарубежнойреволюционной печати. Оно выходило регулярно, сначала еже-недельно, а с № 37-го—два раза в месяц, тетрадями большогоразмера. Газета хорошо (сравнительно) оплачивала труд сво-их работников; Аксельрод, напр., получал за хронику рабо-чего движения 125 фр. в месяц—для эмигранта сумма значи-тельная. Газета выделялась среди других изданий и с редак-

1 Приводят обычно цитату из статьи в одном из первых номеров, кото-рую можно толковать, как возражение против невыдачи иностранными госу-дарствами террористов. Статья—неудачна. Но против такого толкования ее132

ляется отрицание классовой борьбы в современной России. Дотого „В. Слово" было вольной трибуной для всех социально-революционных и либеральных течений, и единственное, на чемстояла газета, это было отрицание террора. После выхода всвет десятого номера, П. Б. Аксельрод писал Мальшинскому:„Последний номер всем моим знакомым особенно понравился.Действительно он в полном смысле слова соответствует сво-ему названию „Вольное Слово",—что важнее всего. Дело втом, что я лично да и многие из моих товарищей очень радысуществованию органа, по преимуществу политического, какнаиболее способного возбудить интерес в честных оппозици-онных элементах нашего общества". При содействии Драго-манова Мальшинскому удалось привлечь к постоянной работев „Вольном Слове" видных представителей эмиграции. Сот-рудниками „В. Слова" были народоволец И. Присецкий, чер-нопеределец П. Аксельрод,¹ старый бакунист Н. Жебунев, Д.Н. Овсянико-Куликовский, Н. И. Зибер, М. Рабинович (Бен-Ами), М. Павлик. Но душой газеты и главным ее сотрудником,в особенности с 1882 г. был Драгоманов. Нам неизвестно, прикаких условиях, после приезда в Женеву делегата от Земского¹ Л. Дейч в одном из своих очерков говорит, что участие

Аксельрода в„В. Слове" вызывалось исключительно мотивами заработка. Это опровергаетсяписьмом к Мальшинскому. Аксельрод пишет: „Хотя я и не ответственноелицо в журнале, но не могу уже всецело смотреть на свое участие в нем с

133

проса о земском движении, о конституции, политической сво-боде Драгоманов касался в статьях о программе ЗемскогоСоюза, в своем редакторском заявлении (№ 52), которым Дра-гоманов формально брал на себя редактирование, в статьях„Конституция и народ", „Толцыте и отверзется" и др. Многописал Драгоманов об украинских делах в Галиции, начата былаи осталась незаконченной большая работа по еврейскому во-просу.

Драгоманов писал много. „Вольное Слово" действительнобыло его органом. Но как редактор, он отличался терпи-мостью,—подчас чрезмерною. Аксельрод недаром жаловалсяна неопределенность политической программы газеты. Однако,эта неопределенность позволяла и ему свободно высказыватьсвои мысли. Он писал пространные обзоры рабочего движе-ния в Зап. Европе и в нынешних своих воспоминаниях (1923 г.)говорит, что это были первые опыты марксистского социал-демократического освещения вопросов политики и социализма.Драгоманов был этим недоволен,—однако не возражал. Итолько после того, как в дискуссии на страницах „ВольногоСлова" ребром поставлен был вопрос о политике и о соци-ализме, затруднилось дальнейшее участие Аксельрода в газете.Дискуссию открыл И. Присецкий большой статьей, в которойуказывал, что необходимо теперь отложить социалистическуюборьбу и сплотить все силы ителлигенции, рабочего класса и134

алистических и рабочих конгрессах. К сожалению, терпимостьпроявлял Драгоманов и к нашумевшему в это время антисе-митскому движению. Оно было молодо, носило радикальныйполитический характер, щеголяло социалистическими словами.Ряд длинных корреспонденций в весьма сочувственном тонепередает речи венгерского бесшабашного демагога Иштоци,что дало повод еврейскому националисту Бен-Ами обвинятьДрагоманова в антисемитизме. Это, конечно, не верно¹. Дра-гоманов не разделял взглядов христианских социалистов и ан-тисемитов, но он видел, что за этими партиями идут в значи-тельном количестве крестьяне, что вожди умели привлечь ксебе и некоторую часть рабочих. Драгоманов и присматри-вался поэтому к новому интересному явлению. Аксельродправильно определил сущность „антисемитского социализма",как движения мелкой буржуазии, которой угрожает капитализм.Его статья на эту тему, напечатанная в „Вестнике НароднойВоли" (№ 1 и 2), имеет уже вполне выраженный марксистскийхарактер. Драгоманов только наблюдал и колебался.

Работа в „Вольном Слове" дала обоснование либеральнымпублицистам причислить Драгоманова к своему лагерю. П. Струвеписал в „Освобождении": „Драгоманов первый из русскихпублицистов дал русской демократии широкую и ясную

1 Редакция „Еврейской Старины", где напечатаны были статьи Бен-Амио Драгоманове и „В. Слове" (1915, 12 и 1916 1,), оговорила в примечании,

135

миримым противником парламентаризма. Конституция и цент-ральное народное представительство были для него толькосредством, переходным и временным, к осуществлению союзаавтономных общин, группирующихся не по государственным,а по национальным, экономическим, областным центрам. Кри-тические замечания о парламентаризме рассеяны всюду в егостатьях. Он скептически относился и к всеобщему избира-тельному праву и не видел в нем никакой гарантии противнасилия над правами нации, общины и личности. Драгомановподдерживал либеральное движение 80-х годов, но сам ни вкакой мере не был либералом. Достаточно прочитать егостатью „Абсолютизм и капитализм", „Конституция и народ"и статью о крестьянском движении в Галиции, чтобы убе-диться, как далеко стоял Драгоманов от либерально-буржу-азного понимания государства и представительных форм прав-ления. Он враждебно относился к западно-европейской буржу-азии, ее партиям, ее идеологии. Он потому и заинтересовалсятак мелко-буржуазным движением немецких и венгерских анти-семитов, чти увидел в нем попытку самостоятельной борьбыкрестьянства против либеральной буржуазии и против госу-дарственно-централистических тенденций немецкой социал-де-мократической (лассальянской) партии. В Галиции Драгомановне переставал бороться именно с украинскими либералами,—что вызывало неудовольствие со стороны украинских 136

ства брать примеры с революционеров, учиться у них само-отверженности и энергии. Драгоманов выступил со всей ре-шительностью не против революционности, а против терро-ризма, против отождествления революции с террором. Но в80-х годах такое отождествление было всеобщим в револю-ционных кругах, и когда „Группа Освобождения Труда" попы-талась, вслед за Драгомановым отделить понятие революцииот понятия террора, по адресу Плеханова посыпались такиеже обвинения в „либерализме", „измене" и т. д. „Интеллиген-ция верила в террор, как в бога", а Драгоманов первый смелостал развенчивать этого бога. Молодежь негодовала, а жрецыпредавали дерзкого проклятиям.

1882-ой и 1883-ий годы—это печальные годы в историирусского революционного движения, годы поражений, разброда,измен и внутреннего гниения. Група уцелевших народоволь-цев с Тихомировым во главе поддерживала веру в террор, носам Тихомиров уже замышлял измену. Веры в народ уже небыло. Драгоманов это ясно видел, не питал иллюзий и несчитал нужным молчанием поддерживать иллюзии в других.Он раньше возлагал надежды на социалистическую молодежь,которая вопреки своим намерениям завоюет политическуюсвободу. Эта молодежь оказалась несостоятельной. Террор былсвидетельством не силы, а бессилия. За массы, за народ дей-ствовала небольшая героическая группа. Дальнейшая борьба

137

тическая реакция легким пинком сапога сбросила и придворныхконституционалистов и либеральных земцев. Судейкин расчи-стил дорогу самодержавию от последних остатков НароднойВоли, и на 13 лет замерла Россия под тяжелой рукой Алек-сандра III.

Драгоманов дорого заплатил за кратковременное свое ув-лечение русским „образованным обществом". Из-за него онвыдержал ожесточенную кампанию со стороны социалистовразных направлений. Драгоманову не могли простить его пря-мую и резкую критику программы и тактики социально-рево-люционных организаций, хотя многие с этой критикой по су-ществу были согласны. На с а м о к р и т и к у у революционеровеще не хватало решимости. Попустительство антиеврейскимпогромам, поощрение их, даже призыв к ним—это была роко-вая ошибка. В ней виновны были все. Плеханов писал о том,в какое негодование пришел он и его друзья-чернопередельцы,когда узнали о погромной прокламации „Народной Воли".Однако, в „Черном Переделе" печатались корреспонденции,немногим отличавшиеся от этой прокламации. И такие жекорреспондеции, с явным сожалением о том, что социалистыне приняли участия в погроме, печатал Драгоманов в пятойкниге „Громады",—печатал как материал, характерный для на-строений социалистических кругов. Ошибка слишком резкобила в глаза. Не было, однако, мужества открыто в ней при-138

жуазии и образование еврейского пролетариата,—в общем, раз-вивают подробно мысли, выраженные в воззвании „группы соци-алистов-евреев" и в послесловии к нему. Драгоманов указывал всвоих статьях, что ошибка социалистов в их отношении к по-громам связана с народничеством, с бунтарством, а у соци-алистов украинских—с козацкой романтикой, и что излечитьсяот этого можно только путем европеизации социализма. Также резко критиковал Драгоманов еврейских националистов ирусских либералов, для которых погромы это только разгулстрастей, грабеж, бесчинства. Драгоманов видел в погромахнародное движение, вызванное экономической эксплоатацией иполитическим гнетом,—слепое и стихийное, беспомощное иразрушительное¹.

В третьей статье Драгоманов обещал указать некоторыепрактические пути для социалистов в еврейском вопросе. Нотретья статья так и не появилась. Мы знаем, что Драгомановпридавал большое значение образованию еврейской социали-стической организации. Он писал, что наилучшим средствомборьбы против погромов было бы появление в толпе смешан-ных отрядов из еврейских и русских (или украинских) рабочих.Но с интересом присматривался Драгоманов и к той практи-ческой программе, которую венгерские антисемиты, прикиды-ваясь социалистами, рекомендовали крестьянам для

¹ См. С. Ефремов. Єврейська справа на Украіні. Киів, 1909.139

завелись нравы, мало чем отличающиеся от оффициальных при-дворных нравов: интриги, обман, подхалимство. В революцион-ной среде явно понижается моральный уровень; поэтому такмного предателей в политических процессах последнего вре-мени. „Сколько можно процитировать примеров нетерпимости,мелочной грызни, интриг, взаимного обмана, клевет, истребле-ния, умышленного припрятывания публикаций, изданных нен а ш и м и и т. д." Эта статья была напечатана в № 34 „Воль-ного Слова". Существует мнение, что после этой статьи Ак-сельрод в негодовании порвал отношения с „Вольным Словом"и послал мотивированный отказ от своего дальнейшего со-трудничества.

Это не так. В следующем № 35-ом напечатана статья Ак-сельрода. В № З6-ом нет его статьи, но нет и отказа. А в№ 37 есть небольшое заявление от редакции, где сказано, чтовследствие принципиальных разногласий с Аксельродом, заве-вывание отделом рабочего движения переходит к другому лицу(бакунисту Н. Жебуневу). Редакция выражает благодарностьП. Аксельроду за его работу в „Вольном Слове".

Теперь, спустя много лет, после измены Тихомирова, послеразоблачения Дегаева, после недавнего разоблачения Стефа-новича, 1 можно сказать, что Драгоманов по существу был со-вершенно прав. Народовольчество заграницей находилось тогда

1 Н. С. Тютчев. Здание у цепного моста. Былое 1918, 10-11. Его жеК характеристике В. Я. Стефановича, Былое, 1921, 16.1 4 0

ный комитет, но был арестован вскоре по приезде в Россию инемедленно же стал предавать революционное движение. Отом, что Стефанович способен обманывать, похищать и под-делывать документы, было известно и до его провала. А за-тем, уже после того, как чернопередельцы напечатали откры-тое письмо Драгоманову, разыгралась история с „похищением"письма Стефановича Дейчу. Письмо это попало в руки Тихо-мирова и Ошаниной; они его вскрыли и задержали. В прило-жении к переписке Плеханова с Лавровым в сборнике „Делаи Дни" (кн. 2) подробно рассказана эта скандальная история,вызвавшая разрыв между народовольцами и чернопередельцами.Плеханов после этого писал Лаврову: „История, по поводукоторой мы ездили в Париж (а наша поездка о п р а в д а л ав п о л н е наши подозрения) отняла у меня всякое уважениене к партии, конечно, а к людям, ее здесь представляющим¹.А Л. Дейч тогда же писал: „Мне придется обратиться к то-варищескому суду, хотя мне этого очень не хочется, п о т о м уч т о п о д т в е р д и т с я о д н о и з о б в и н е н и и й , в з в о-д и м ы х Д р а г о м а н о в ы м н а н а р о д о в о л ь ц е в , ч т оо н и у т а и в а ю т ч у ж и е д о к у м е н т ы ² .

В своих воспоминаниях П. Аксельрод так рассказывает омотивах своего ухода из „Вольного Слова": „Статья („Оба-

1 Дела и Дни, кн. 2, стр. 98.2 Пролетарская революция, 1923, № 8 (20), с. 49. Курсив мой. Д. 3.

141

очень настаивали и торопили меня сделать этот шаг", а на-стойчивость эта, по словам Аксельрода, об'яснялась „давнейхронической войной моих друзей с Драгомановым из-за егоукраинофильства".

Наконец, Аксельрод решился уступить давлению друзей инаписал мотивированное заявление о выходе своем из „Воль-ного Слова". Это заявление не появилось в печати по просьбесамого Аксельрода. Оно сохранилось в виде корректурногооттиска, написано в очень сдержанном тоне и говорит о вой-не, об'явленной „Вольным Словом" социально-революционнойпартии. 27-го апреля Аксельрод писал Мальшинскому: „Мно-гоуважаемый Аркадий Павлович! Под влиянием последнегописьма Михаила Петровича во мне решительно поколебаласьуверенность моя относительно основной мысли его статьи, вовсяком случае на столько, что я не желал бы брать на себянравственную ответственность за присланное мной по этомуповоду заявление. Поэтому, если еще не поздно, то я васпрошу не печатать его..." Не возражая против заявления ре-дакции о выходе Аксельрода по принципиальным разногласиям,Аксельрод добавляет: „Но чего я не желал бы видеть напе-чатанным, как мотив к моему выступлению—это охарактери-зование статьи „Обаятельность энергии" „об'явлением войны"и т. п., так как это значило бы с моей стороны не веритькатегорическим заявлениям М. П. и рисковать при этом впасть142

там работать, как ни в чем не бывало". Это письмо Кравчин-ского Аксельрод в своих воспоминаниях называет свидетель-ством „своеобразной индивидуальности и большой независи-мости и благородства" Кравчинского. И в письме к своимдрузьям Аксельрод называ Кравчинского „рыцарем"¹.

„Вольное Слово" под редакцией Драгоманова не ставилосвоей задачей борьбу с революционным движением и разруше-ние партии Народной Воли. К этому, возможно, стремилсяМальшинский, хотя намерений своих открыто он не проявлял.А Драгоманов в своих письмах к Мальшинскому определеннозаявлял, что считает борьбу народовольцев полезной, и чтополемика против народовольцев имеет целью только повлиятьна них и заставить отказаться от некоторых приемов борьбы.Основной же задачей „Вольного Слова" было создание актив-ного, энергичного, хорошо организованного Земского Союза.Эта идея очень увлекала Драгоманова. Он с удовлетворениемотмечал рост успеха „Вольного Слова", усиливающийся инте-рес к нему в России. Драгоманову казалось, что его

1 П. Аксельрод. Пережитое и передуманное. с. 417—419.2 Корреспондент Драгоманова из Петербурга, подписавшийся

вымыш-ленной фамилией Н. Некрасов сообщал ему: „еще можно упомянуть об одер-жании Толстым победы над охраной Воронцова-Дашкова („Священной Дру-жиной"—Д. 3.), по случаю которой последний чуть не был прогнан. Толстойобвиняет охрану в конституционных вожделениях, которым прикрытием будтобы служила охрана; между многими другими обвинениями Толстой взвали-вает на нее и то, что по милости охраны освобождено человек 20

1 4 3

что проповедь „Вольного Слова" начинает встречать сочув-ствие в революционных кругах,—в частности чернопередельцыповторяют кое что из того, что говорил Драгоманов. Ответомему было мертвое молчание. Замолк наконец и он.

Прекращение „Вольного Слова" было тяжелым моральными материальным ударом для Драгоманова. Он остался в со-вершенном одиночестве,—без печатного органа, без средств,без связей, отрезанный от всей эмиграции, отрезанный и отукраинских друзей. „Вольное Слово" было последним обще-российским выступлением Драгоманова; в дальнейшем его учас-тие в русской политической печати было незначительно ислучайно.

„Вольное Слово" причинило Драгоманову много волнений,забот; взяло у него спокойствие и здоровье. Уже в письмах1882 и 1883 г г. Драгоманов неоднократно жалуется на недо-могание, на слабость, говорит о необходимости основательноотдохнуть и полечиться. „Вольное Слово" выбило Драгома-нова из колеи его украинских трудов. Ослабели непосредст-венные связи с киевской „Громадой", где общероссийская по-литическая деятельность Драгоманова вызывала неудоволь-ствие у части членов. В промежутке между 1880 и 1883 г г .Драгоманов издал только один, пятый сборник „Громады". Онменьше предыдущих, 270 стр. и менее содержателен. Почтився книга заполнена корреспонденциями. Первая статья „До-рога по Полтавщині в 1876 р." почти вся посвящена 144

отношений украинского народа в 18-ом и 19-ом в.в. О работеДрагоманова для „Новой Всемирной Географии" Реклю былосказано выше. В иностранных журналах Драгоманов напечаталряд статей об Украинском общественном и литературном дви-жении; издал со своим предисловием „Марию" Шевченко.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Последние годы (1884—1895).1. Политическая реакция. Одиночество. Разрыв с „киевля- нами". Матернальная нужда.

Словно серый осенний день унылой и тоскливй чередой по-тянулись восьмидесятые годы. Контр-революционный разгромуничтожил все, что было живого, активного в интеллигенции.Оставшиеся присмирели. После закрытия „Отечественных За-писок" в печати легальной и нелегальной стало совсем пусто.И зачирикали на все лады проповедники „чистой культуры",свободной от всякой политики, апостолы крахоборства и ма-лых дел. Интеллигенция в спешном порядке „сменяла вехи",и новые вехи были в рост общей приниженности, смирения,угодливого приспособления к существующему порядку. В ук-раинском движении реакция была особенно заметна. Большин-ство деятелей, в том числе и членов „Старой Громады", спе-шило отречься от всякой политики и пропагандировало идеюобесцвеченного и обезвреженного украинского культурничества.Журнал „Киевская Старина" с уклоном в сторону археологиистал центром литературной работы. Федерализм казался гре-146

России смотрели как на чудачество и доктринерство. Всем тем,для кого по сознанию определялось и бытие суждено былопессимистическое брюзжание, потому что „сознание" 80-х и на-чала 90-х годов говорило только об угасании революционныхнастроений и социалистической мысли.

Это угасание было особенно тяжело переживать в эмигра-ции, вдали от родины и от живой работы. Общей участи неизбежал и Драгоманов. Те годы, когда зарождался русскиймарксизм, когда под снегом реакции набухали зерна живой ре-волюционной и социалистической мысли, были для Драгомановагодами охлаждения революционного темперамента и потериверы в новую, демократическую Россию. Драгоманов сдалсяне сразу. Еще до 1886 г. он верил, что мертвая полоса скоропройдет, и начнется новая волна общественного движения. ВКиеве и Петербурге были кружки его сторонников, он под-держивал с ними переписку. Приезжали из России земцы, ко-торые говорили о возможности возродить земскую организа-цию. Идея „Вольной Спілки" не оставляла Драгоманова. В1886 г. он издал брошюру „Накануне новых смут", в которойпредсказывал в ближайшем будущем политическое оживленииеи призывал земские круги к нему готовиться. Только на зем-ство Драгоманов и надеялся. Продолжая следить виимательноза внешней политикой, Драгоманов предвидел возможность,даже неизбежность новой войны, которая должна поставить

147

койной ученой работе не приходилось говорить. Значительнуючасть времени Драгоманов тратил на переводы Мопасана, Ка-тюль Мендеса и др. для русских издательств и жаловался нато, что мало этих переводов. Из Киева денег не посылали илипосылали ничтожные крохи. Поддерживала сестра, и об этойподдержке Драгоманов писал Франку: „Досі, як би не сестра,то був би кінець,—а в сестри своїх 5 дітей".

Моральные испытания были не легче, чем материальные.Ударом для Драгоманова, ударом незабываемым, оставившимглубокую душевную рану, было письмо от руководителей ки-евской „Старой Громады". Оно пришло в начале 1886 г. и от-ражало перемену, происшедшую в кругах украинских общест-венных деятелей. К сожалению, ни это письмо, ни другие, заним последовавшие, до сих пop не опубликованы. КиевскаяГромада отказывалась от дальнейшей поддержки революцион-ных украинских изданий. Умеренные украинские политики всеусилия направляли теперь на то, чтобы доказать политическуюи национальную благонадежность украинского движения. Онишли даже дальше и в оффициальной записке, поданной прави-тельству, добивались признания украинской культурной работына том основании, что она отвлекает молодежь от революциии социализма. Драгоманов как признанный вождь украинства,их теперь компрометировал. Опасными казались не только егополитические статьи, но и украинские исторические работы,148

а не он; что он остался верен программной деклараци 1876 г.,напечатанной некогда в „Правде", и попрежнему украинствонеразрывно связано для него с демократией. В основном Драго-манов был прав. „Киевляне" мирились с революционностью исоциализмом Драгоманова, пока революция шла вверх, вну-шала страх и уважение. Теперь, когда революция потерпелапоражение, они спешили оборвать все нити, которые связы-вали их с опасной эмиграцией. И как бы ни были основа-тельны упреки в односторонности женевской „Громады", гро-моздкости и т. д.,—не в этом было дело. В следующих письмах„киевляне" старались, повидимому, смягчить тяжесть своихобвинений и без особого искусства золотили пилюлю, изго-товленную для Драгоманова. Но Драгоманов был не из техлюдей, которые дали бы обмануть себя дипломатией. Он при-нял письмо как „чистую отставку",—и не тешил себя иллю-зиями. Ни перспектива идейного одиночества, ни угроза ма-териальных лишений не могли заставить его уступить, пойтина компромисс и отказаться от „политики" в украинском дви-жении. „Считаю отделение культуры от политики одной изнекультурнейших выдумок"—говорил он в своем письме ипрезрительно отзывался о Юзове-Каблице, который пропове-дывал в русской печати это отделение.

Письма Драгоманова и сейчас трудно читать без волнения:так ярко выражены в них страстная любовь к

149

Драгоманов оказался в полном одиночестве. И о настрое-нии, которое овладевало им подчас, можно судить по такимсловам его в одном из писем к Франко: „Иноді зовсім об-єктивно бачу можливість нервного удара або схода з ума. Аколи приходить думка стрибнуть в Рону, то вірте, не так діти,як 3-й випуск політичних пісень вдержують". Все невзгодижизни побеждал Драгоманов своим живым темпераментом,—неиссякаемым источником активности и оптимизма, и глубокойверой в национальную важность своего труда. Он продолжалработу, не зная, когда она увидит свет. „Пишу мышам на с'е-дение",—говорил Драгоманов. Вместе с ним, так же самоот-верженно и так же бескорыстно, работал Кузьма. Украинскаятипография не могла оплачивать его труда. Для заработкаКузьма взял работу в маленькой еврейской типографии и тамвесь день с 6-ти часов утра набирал и печатал билеты дляконно-железной дороги. А вечером в украинской типографиинабирал „Кобзаря" и отливал стереотипы на свои деньги. Наквартиру не хватало средств, и Кузьма жил в проходной ком-нате и в кабинете у Драгоманова.

„Кобзарю" не удалось увидеть свет. Незакончена была иработа, которую начал Драгоманов по предложению остав-шихся на прежней позиции „киевлян". Предложение это имелов виду историю украинской литературы 19-го в. „такого жехарактера, как и статья о Шевченко". Задумывалась, таким1 5 0

частини культурного украінського матеріалу протистати вузько-націоналістичному настроіві украінофільских гуртків, яке роз-винулось серед них в зв'язку з загальною в Росіі „само-бутницькою" реакцією". Таким образом и в этих своих науч-ных работах Драгоманов преследовал те же задачи, которымслужил в украинской политике: борьба с национализмом, стрем-ление вывести украинскую мысль из тесного круга националь-ной обособленности на широкий простор общих европейскихпонятий.

2. Участие в украинской и русской легальной печати.

Отношение к марксизму.Время сгладило остроту политических разногласий

междуукраинскими течениями в Галиции, и новые издания, возникав-шие в Львове, старались привлечь к сотрудничеству Драго-манова. В сборниках „Ватра" и „Товариш" были напечатаныстатьи его и на общие и на культурно-этнографические темы.В 1888 году под новой редакцией возобновлен был журнал„Правда". В нем принимали участие некоторые, более ради-кальные члены киевской „Громады", журнал должен был об-служивать и русскую Украину; во главе редакции стал изве-стный украинский деятель и литератор Александр ЯковлевичКонисский. Предполагалось постоянное и ближайшее сотруд-ничество Драгоманова. Он даже написал по просьбе редакциипрограммную статью. Ho с первых же номеров

151

предприятиями и по общему правилу обрывались из-за безза-ботного обращения галицких журналистов и писателей с ос-новными требованиями демократической программы и еще из-за их некультурности. В своих письмах Драгоманов не пере-ставал поучать литературную братию Галиции правилам эле-ментарной корректности. Драгоманов был сотрудником рядаевропейских изданий. Работы по истории фольклора доставилиему почетную известность в ученом мире. Но обращаясь вредакции галицийских изданий, он словно попадал в захолустныйгородок австрийской провинции. С редакцией „Зори" Драго-манов разошелся из-за шовинистического и некультурного от-ношения галицийских журналистов к русской литературе, квопросу о напечатании письма Тургенева к Драгоманову обукраинской литературе. Среди причин, вызвавших разрыв с„Правдой", точно так же не малую роль играло „москале-жерство". Драгоманов не мог примириться с огульной браньювсего русского, с ненавистью ко всей России. „После моска-лежерства начнется ляхожорство, жидоедство",—писал он, мо-тивируя свой уход из „Правды".

Глубокий интерес к русской культуре, к русской демокра-тии сохранился в Драгоманове, несмотря на разочарование отрусской революции и от социально-революционной интеллиген-ции. Он ознакомился с богатым архивом Герцена и частьюразработал его. Это была дань тому уважению, с 1 5 2

ский, P. Яр. Рукописи переписывала дочь Лидия. Бдительнуюцензуру не всегда удавалось обмануть, выдавал себя стильДрагоманова, да и не было секретом в литературных кругах,кто это „наш уважаемый ученый М. Кузьмичевский". Наиболь-шую робость проявляла редакция „Киевской Старины". Онадаже запрашивала цензуру, можно ли печатать статьи Драго-манова, подписанные другим именем. Затруднения возниклидля Драгоманова, когда Лидия Михайловна вышла замуж заболгарина И. Шишманова и уехала с ним в Софию. Труднобыло найти переписчика. „Давать чужому переписывать—ра-скроется псевдоним",—жаловался Драгоманов.

Научная работа поглощала теперь почти все время Драго-манова, свободное от посторонних занятий для заработка. Онвстречался очень редко с русскими эмигрантами, не бывал насобраниях русской колонии, и когда появился однажды надокладе, который читал Плеханов, это обратило на себя вни-мание. Драгоманов даже выступил с возражениями, — как всегда,спокойными и корректными. Они тем не менее вызвали шуми протесты, и разволновался больше всех председатель Н. Жу-ковский, который кричал: „вот опять являются к нам люди,вносящие всюду споры и раздоры". Так рассказывает об этомэпизоде Л. Дейч. Драгоманов сблизился за это время с швейцар-скими учеными. Профессора Фогт и Шифф, бывшие в дру-жеских отношениях еще с Герценом, считали и

1 5 3

Москве, причем среди других был арестован и Гольцев. „Са-моуправление" прекратилось. Через два года Бурцеву иДебогорию-Мокриевичу удалось наладить издание другогожурнала с такими же задачами. Называлось оно „СвободнаяРоссия", и вышло его три номера. Драгоманов принял в немживое участие, и в первом номере напечатал большую статью„Либерализм и земство в России",—критический очерк зем-ского движения. Если не Драгоманову одному принадлежитпрограммная статья в первом номере, то написана она при егоближайшем содействии. Центральным ее местом является обо-снование важности политической свободы для социалистиче-ского движения. „Политическая свобода сама по себе благо",—говорится в статье,—„кроме того она важна для каждого со-циалиста уже и потому, что без нее немыслимо не только раз-решение экономических вопросов в духе социализма, но дажесерьезная постановка их. Еще недавно мы игнорировали поли-тику ради экономики, теперь мы не можем даже говорить ободновременном преследовании этих задач... Теперь пред намиглавной задачей является вопрос политический". Драгомановуи теперь неясна была связь между экономической борьбойпролетариата и политическими требованиями,—та связь, кото-рую так отчетливо устанавливал Плеханов в своей брошюре„Социализм и политическая борьба". В 80-х годах она казаласьеще схематической и нереальной. Понадобилось 154

бенности интересовал общий пересмотр основ русского на-родничества, предпринятый Плехановым. Критика русского„самобытничества", элементов славянофильства в социализме,веры в „особые пути" развития России,—ко всему этому Дра-гоманов не мог отнестись иначе, как с глубоким сочувствием.Его радовало то, что марксисты решились подойти со сво-бодной критикой к Чернышевскому; еще недавно это почита-лось „оскорблением величества".

В критике народничества пути марксистов и Драгомановасовпадали; в отстаивании политической борьбы и ее значениядля социализма, если не совпадали, то и не расходились такрезко. Это давало повод Драгоманову неоднократно упоми-нать в своих письмах к друзьям, что русские марксисты пов-торяют его слова. Это не совсем верно. Марксисты повторяли,да не так. Драгоманову всегда чужой и непонятной остава-лась историко-философская сторона в марксизме и экономи-ческая его теория. Он и не придавал этому особого значения.Он считал обычным русским доктринерством веру марксистовв пролетариат. Поклонник эмпирической реальности, он непонимал, как можно построить политическую программу надвижении рабочего класса, который еще только нарождался,как крупная социальная сила, в промышленных центрах Вели-короссии, и которого еще почти не было в земледельческойУкраине. Этот скептицизм Драгоманова давал ему

155

В русском марксизме и в пролетариате России Драгомановне распознал грядущей революционной силы. Вера в эту силузаставила Плеханова с особым вниманием присматриваться кначинавшим уже возникать рабочим социал-демократическимкружкам. В них было будущее. Взгляд Драгоманова скользилдоброжелательно мимо них и останавливался на „образован-ном обществе". Но это общество не откликалось.

3. Переезд в Софию. Украинская радикальная партия.

Болезнь. Смерть.

Коренной перелом в жизни и деятельности Драгоманова,к сожалению, слишком запоздавший, связан с 1889-ым годом.Болгарское правительство пригласило Драгоманова на кафедрувсеобщей истории в Высшей Школе в Софии. Осенью онтуда переехал. Полоса материальной нужды, необеспеченности,поисков заработков кончилась. Драгоманов вернулся к тойработе, для которой он в сущности был создан: к чтениюлекций, к занятиям в ученом своем кабинете. Правда, это былапрофессорская деятельность на чужбине, на чужом языке.Драгоманов читал свои лекции по-русски, студенты переводилиего записки на болгарский язык. Под конец Драгоманов овла-дел и болгарским языком. Лекции его пользовались большимуспехом, он сам окружен был вниманием и любовью слуша-телей. Совет Высшей Школы и болгарское министерство на-родного просвещения дорожили его научной и 156

Но еще большее значение, чем переезд в Софию, имелодля Драгоманова другое событие, связанное тоже с 1889 г.Это—образование в Галиции „русско-украинской радикальнойпартии".

К концу 80-х годов галицкий национал-либерализм, олице-творенный партией „народовцев", успел завершить полныйцикл своего развития и скомпрометировал себя окончательнов радикальных кругах формальным соглашением, „угодой", спольской шляхтой, с реакционным духовенством и немецкимправительством. Наиболее покладистые из сторонников Дра-гоманова, как Франко, убедились на опыте, что он был прав,предостерегая от сближения с народовцами. „Правда" сталаорганом откровенного шовинизма и принципиального руссо-фобства. Враждебным украинству был об'явлен не только рус-ский царизм, но и весь русский народ,—его интеллигенция,его литература. Параллельно с литературной войной противсоциализма и против демократии шли антидемократическиевыступления народовцев на избирательных кампаниях в парла-мент и в сейм. Украинские народовцы выступали на выборахвместе с польскими помещиками и попами против украинскихкрестьян. В связи с предположениями о возможной войне междуРоссией и Австрией впервые популярной стала идея об'еди-ненной Украины, австрийской и русской, в составе Австрии.Это „австрофильство" нашло отклик и в русской Украине, где

157

дакторам давал подробные редакционные указания. Ему при-ходилось входить во все мелочи и мирить между собой Пав-лика и Франко, непрерывно между собой ссорившихся. «На-род" играл значительную роль в украинском движении нетолько Галиции, а и русской Украины. Одно время его можнобыло свободно выписывать, потом жандармы спохватились ипри обысках номер „Народа" считался опасной уликой.

Партия называлась „радикальной". Ее конечной целью яв-лялся социализм, даже „научный социализм",—коллективнаяорганизация труда и коллективная собствеиность на орудияпроизводства. Но в практической части программа отлича-лась умеренностью. Партия противопоставляла себя на прак-тике партиям буржуазным и либерильным. Рабочих в Галициибыло тогда еще мало, деятельность свою партия развивалаисключительно среди крестьян, а крестьяне-русины проделы-вали только первую, подготовительную стадию своего поли-тического развития. Программа партии содержит только кон-кретные, понятные, близкие крестьянству требования. Отдель-ные пункты говорят о подоходном прогрессивном налоге, о мерахк охране крестьянского надела и имущества, о наделении зем-лей безземельных, о дешевом государственном кредите; изполитических требований—о всеобщем и равном избирательномправе, свободе печати, преподавании в школе на украинскомязыке. Партия не ограничивалась политической , 1 5 8

убежденным социалистом, но социалистом того крыла, котороевпоследствии стало известно под именем „ревизионизма".Английское и французское рабочее движение, проникнутоедухом тред-юнионизма и синдикализма, было ему ближе, чемнасыщенная теоретическим марксизмом германская социал-де-мократия. Любопытно письмо, написанное Ю. Яворскому в1891 г. в ответ на запрос об источниках для знакомства ссоциализмом. Драгоманов рекомендовал женевский „Социал-Демократ",—орган „Группы Освобождения Труда". Но приэтом написал: „Я только не думаю, чтобы соц.-дем. и вообщерусская социалистическая печать была очень полезна для Га-личины, потому что она или слишком абстрактна или специ-ально российская и даже кружковая. Вам нужны европейскиесоциалистические идеи, пожалуй к тому еще склонность ккрестьянству (которая не в моде теперь у русских соц.-дем.)и все это, приспособленное к специальным австрийским, а от-части и галицким условиям. Я посоветовал бы, знаете, обра-тить внимание больше всего на Ирландию и Бельгию. Перваялюбопытна для нас по своим аграрным делам и по умениюорганизовать крестьян, а вторая—по связи социальной агита-ции с политической и по тому, как валлоны и фламандцы со-обща ведут агитацию среди рабочих, наконец, и по тому, что

1 Переписка, т. 1, с. 23.

159

законного вторжения национальной романтики в политику и всоциализм. В этих статьях Драгоманов дал генеральный бойнационалистической реакции, охватившей украинское движениепосле разгрома революции 80-х годов. Б. Кистяковский совер-шенно прав, называя эти статьи Драгоманова „лучшим, наибо-лее продуманным и зрелым из всего написанного М. П."

Драгоманов не оставил нам теоретического труда по на-циональному вопросу, разработанного всесторонне и система-тически. Но в его статьях „Историческая Польша и велико-русская демократия" и в статьях, написанных для „Народа"содержатся все основные мысли, признанные и оправданные впоследнее время марксистской теорией национального вопроса.Надо было прежде всего добиться признания важности этоговопроса и разбить якобы революционные предрассудки наив-ного космополитизма. Это сделано в „Исторической Польше".Жестокая критика социалистического „русопетства" сохраниласвою ценность и для нашего времени. Вряд ли кто позволитсебе теперь серьезно сомневаться в правах и значении украин-ского языка. Централизм российский сохранился на практикеи не скоро будет изжит в психологии, в привычках. Но изтеории, из публицистики он изгнан.

Защита прав национальности, даже и самой малой, борьбаза права украинского народа доставили Драгоманову в рус-ской литературе славу националиста. А националистическая1 6 0

против националистического „москалежерства", против деше-вых и невежественных „исторических концепций, доказываю-щих, что Москва всегда только тем и занималась, что душилаУкраину, а украинский народ всегда боролся против Москвы.Драгоманов яркими историческими примерами показывает, чтоРоссия помогала выполнить Украине то, что было ее истори-ческой задачей: свое освобождение от турецко-татарской ази-атчины. Национальное украинское движение не случайно, асознательно шло на союз с Москвой. Это диктовалось мощ-ными экономическим и социально-политическими интересами.В позднейшее время русский язык и русская демократическаялитература сыграла огромную и положительную роль в разви-тии украинского национального движения и в России, и в Га-лиции. Драгоманов ядовито высмеивал тех украинских нацио-налистов, которые в чтении русских книг, в интересе и любвик русской литературе видели опасность для украинства, тре-бовали от молодежи, чтобы она повернулась спиной к Россиии отучали от украинства всех, кто писал по русски, в томчисле и Гоголя, Костомарова, Драгоманова. Не будучи марк-систом, Драгоманов проводил классовую точку зрения в поле-мике с украинскими националистами. Вы говорите, писал он,что „москаль" обший враг для поляков и украинцев. Какой„москаль"? Для каких поляков и украинцев? Если говорить орусском правительстве, то оно враг не только для

161

бине,—до такой степени втянулся он в полное хлопот и борьбыукраинское дело в Галиции. Украинскому движению в Россиион придавал теперь меньше значения. Культурные токи, кото-рые шли раньше с востока на запад, теперь, напротив возвра-щались с запада на восток, от Львова до Киева. Вырослиновые украинские силы, научные, культурные и политические,и Галиция становилась идейным центром для всей Украины.

В России начинался в это время под'ем общественногодвижения. Рабочий класс потягивался со сна в мощных заба-стовочных движениях, пугавших правительство и возбуждавшихреволюционные надежды в интеллигенции. В университетахбродила молодежь. Известия об этом доходили до Драгома-нова. Он знал, что в городах Украины образовались „драгоманов-ские" кружки, которые выписывают „Народ", читают старыекнижки „Громады". Из воспоминаний П. Тучапского, М. Моги-лянского и др. мы знаем, какое значение имел Драгоманов впредрассветное время русской революции. Он первый помогукраинской молодежи оформить в едином синтезе социалисти-ческие и национальные стремления.

Однако, сам Драгоманов скептически относился к новомуреволюционному под'ему в России. Он не верил ни в рабочийкласс России, ни в ее молодежь; вернее, он не дооценивал силыих движения. После смерти Александра III Драгоманов напе-чатал в „Народе" статью „Старые нужды перед новым царем".162

был для него такой же видной составной частью революцион-ного мышления, как и позитивизм и социализм. Драгомановнаписал несколько популярных брошюр о религии: „Віра ігромадьскі справи", „Про братство хрестителів", „Евангельскавіра в старій Англії", „Оповідання про заздрих богів", „Райі поступ". К серии популярных брошюр, написанных Драгома-новым в это время, относятся еще изложение начал республи-кански-федерального строя: „Шістьсот років швейцарскої віль-ности" и „Старі хартії вільности". Чрезвычайно интересныавтобиографические „Австро-руські спомини", вышедшие в90-х г.г. четырмя небольшими томиками.

Новые явления в социалистическом мире России были не-понятны Драгоманову. Марксизм от литературной работы не-большого заграничного кружка переходил к организации со-циал - демократической рабочей партии. Нелегальные кружкимножились повсюду. А в легальной печати, пробивая цензурнуюкору, разгорались споры марксистов с народниками. На Украинеони нашли подготовленную Драгомановым почву; критика ил-люзий и предрассудков народничества была здесь знакомамногим. Но требовалась и положительная программа социали-стической деятельности; Драгомановская молодежь нуждаласьв руководстве и ждала его,—от Драгоманова нельзя было егополучить. И начинается переход драгомановцев в

1 См. П. Тучапский. Из пережитого. Одесса, 1923. М. Могилянский. Де-

163

как щедринский помещик, молятся богу, чтобы „мужика истре-бить"... А что до политической программы то я теперь дляРоссии говорю одно: надо добиваться политической свободы.А какими собственно способами, в это я не вдаюсь, потомучто далеко стою от деталей жизни в России..."

Марксизм подступал к Драгоманову не только в России.Он требовал категорического ответа и в Галиции. Радикальнаяпартия выполнила первоначальную свою задачу: она пробудилаполитическое сознание масс в Галиции, дала толчек к оформ-лению крестьянской организации. Но вставали новые и болеесложные задачи. Все громче заявлял о себе галицко - украин-ский пролетариат. В городах возникали польские социал-де-мократические организации, привлекавшие к себе и украинскихрабочих. Параллельно с пропагандой социализма шла бессо-знательная и сознательная полонизация. А в деревне интересыкрестьянской мелкой буржуазии не совпадали с интересамисельскохозяйственного пролетариата. Радикальная с самого на-чала партия неоднородна была по своему составу. В ней ужи-валось рядом три течения: социал-демократическое в лице Ю.Бачинского, крестьянски - социалистическое в лице Павлика ирадикально-националистическое в лице Окуневского. АвторитетДрагоманова скреплял верхи партии. Фактически руководимыйим „Народ" давал перевес центральному, представляемомуПавликом течению. Мирное сожительство нарушено было прежде164

можно было об'яснять ее только одним элементом. Но я ни-чего не имею и против односторонней доктрины, если онаведет к исследованию новых фактов. На беду марксисты, илиправильнее энгельсисты редко когда исследуют, а простоаприори чертят исторические и политические фигуры, частосовсем фантастические. Так делаете и вы"...

Авторитет вождя не мог примирить враждующих в партии„молодых" и „старых". Раскол намечался слишком отчетливои произошел вслед за смертью Драгоманова. Но незадолго доэтого партия в последний раз об'единилась общим порывомна праздновании юбелея Драгоманова. Это было партийноепразднование, но превратилось оно в национальное событие.Даже противники Драгоманова не сочли для себя возможнымуклониться от него. На митинг, устроенный в Львове 16-го де-кабря 1894 года, собрались крестьяне из всех углов Галиции.Интеллигенты тонули среди живописной крестьянской массы,привлеченной именем Драгоманова. За митингом последовалоторжество открытия нового просветительного общества „По-ступ", затем—собрание, посвященное непосредственно чество-ванию Драгоманова. Откликнулась приветствиями, адресами,телеграммами вся культурная, политическая, научная Галиция.Русско-украинские организации выступали анонимно. „Громады"университетских городов приветствовали Драгоманова, не упо-миния о разногласиях, которые произошли между ним и укра-165

кой смерти. В 1890 г. болезнь обострилась. Врачи определилианевризм аорты, запретили временно читать лекции, заниматьсяполитикой и публицистикой. Живая натура Драгоманова не вы-носила таких запретов. Едва наступало улучшение он сноваписал статьи, письма, волновался, спорил, мирил ссорящихся.Обычная шутливость, мягкий юмор никогда не покидали его.Иногда Драгоманов совсем терял голос, неделями должен быллежать, испытывая тяжкие боли. Потом набрасывался снована работу. Но состояние все ухудшалось, профессорская де-ятельность становилась невозможной...

В четверг 20-го июня 1895 года Драгоманов по обыкно-вению с утра отправился в университет, где у него в этотдень был семинарий по истории сев.-зап. народов. Студентчитал доклад, Драгоманов сделал несколько замечаний и пре-дупредил, что в ближайшую субботу читать лекцию не будетпо нездоровию и еще потому, что занят в комиссии по орга-низации народной библиотеки. Как всегда, Драгоманов шутил;несмотря на слабость, был настроен бодро. Вернувшись домой,Драгоманов прилег на постель, беседовал с доктором Минце-сом, переводчиком на немецкий яз. переписки Герцена с друзь-ями... В 5 ½ часов внезапно умер.

По его желанию, похороны должны были происходить безцерковных обрядов. Драгоманов был убежденным атеистом иборьбе с предрассудками религиозности придавал особое зна-

Алфавитный указатель именА .

Арсеньев, К. К.—34.Антонович, В. (проф.)—39, 60.Аксельрод—56, 68, 83, 91-2, 94. 103-4, 107, 113-4-5, 128, 131-2-3-4-5, 139- 40-1-2-3, 153-4-5.Алисов, П.- 101.Александр II—11, 71, 79. 104, 123, 144Александр III—101, 123-4, 126, 137-8, 163.

Б.

Бельтов-Плеханов—13.Бакунин—32, 47, 50-1, 53, 67, 84, 95,

103, 118, 131, 133, 152.Бисмарк—44, 76.Бебель—44.Боборыкин—11, 47.Брешковская, Е. — 56.Богучарский, В.—57, 67, 83, 114, 128.Барвинский—64.Боголюбов—80.Бернштейн—79, 102, 122.Бен-Ами (Рабинович)—84, 128, 133,

135, 138.Бардина—96.Балабанов, М.—99.Бухбиндер, Н. А.—111.Божидарович—130,138. Бурцев—153Бачинский, Ю.—164.

В.Вольтер—11.Вовчек—13, 15.

Волошенко—68, 82.Вейлер, Арон—112.Веллер—101.Вовчок, М.—119.Василевский; Ф —120.Вартовский, П.—166.

Г.Гоголь—7, 161.Герцен—11, 16-6, 18-9-20, 26, 32, 66,

102, 135, 152-3.Гизо—14, 42.Гегель—41.Газенклевер—44.Ганкевич—64.Гладстон—77.Гейкин— 80.Гартман, Л.—101.Гутерман—101.Грушевский, М.—102.Горинович—195.Гедель - 104.Гольцев, В.А. —125, 129, 153.Григорьев —131.Гурович —132.

Д.Добролюбов —16, 25-6-7.Дебогорий-Мокриевич, В.—18, 32, 53, 56, 78, 84, 128, 154. Димет—39.Духинский—52.Джабадари—53.Дейч, Л. —55, 58, 83-4. 90, 94, 103-4, 107-8-9,113-4,128,133,139-40-41,153.Давидович—68.Дрентельн—70, 131. Д'Израели—77.Достоевский—104.Дмитриевский — 114.Дегаев—126, 132.Дундук-Корсаков—70, 72.

E.Ерошенко—68.Ефремов, С.—114, 128.

Ж.де-Жирарден, С. М.—36.Желябов—56, 57, 67-8, 91, 102, 125.Жуковский — 86, 94. Железняк—88.Жемаиов—101, 129.Жебунев, Н.—133.

3.Зибер, Н. И. —ЗЗ, 61, 71, 133.Зорге, Ф.—76, 95. Заславский—80, 99, 131.Засулич, В.—80, 83, 91-2, 96, 103-4, 107-8, 113, 128, 139, 153-4.

И.Игнатьев, граф—126, 129, 141.Изгоев, А.—128.

К.Костомаров—11, 16, 70.Кулиш—15-6, 70, 119.Корш—30.Каракозов—32-3, 36.Катков—36.Кистяковский, А.—40.Кистяковский, Б. А. -40,103,121, 128-9,

159,163.Конт—41.Качала—48.Кантемир—48.Колодкевич- 56Ковалик—56.Квятковский—67.Кравчинский-Степняк—68, 80, 81, 83

92, 94, 140, 142.Корба, А. (Прибылева)—68, 128.Каутский, К.—79.Колосов, Е.—79.Котляревсквй—80.Ковальский—80, 116.

Кузьмичевский, М.—152-3.Костомаров—161.Клеменц—68.

Л.Лукашевич—9.Лобода—28.Лавров, П.—32, 50-1-2-3, 79, 83, 102-

3-4, 120, 125, 128, 141Либкнехт, К.—44, 77, 79.Лассаль—45, 56, 98.Лопасин, В.—56.Линдфорс—59, 82.Линтварев—59.Лисенко—60.Лимановский—74, 75, 108.Леви, Г.—79.Лефрансе—86.Лахоцкяй, А. М. (Кузьма)—86-7, 101, 120, 127, 150, 166.Лорис-Меликов—126.Лазарев—165.

М.Максимович—9.Метлинский—9.Монтескье—11.Михайлрвский, Н.—13, 32, 78-9.Маколей—14.Михайлов—16.Мерославский—19.Маркс, К.-ЗЗ, 45, 51, 65, 76-7-8,

95,123, 152.

Масад—36.Момзен—43.Михальчук—60.Молчанов—61.Маркович, С.—67.Муравьев—71, 104.Меркулов—71.Меринг, Ф,—77.Мезенцев—80-1.Морозов—101.Мирный, Панас—116. Н.Науменко, В.—21.Нечаев—32, 118.

168

Нобилин—104.Николай I—10.Некрасов—104.

О.Огарев—67, 84, 131, 152.Осинский, В.—80, 82.Овсянико-Куликовский, Д. — 85, 120,

128, 133.Ошанин—125, 141.Окуневский—164.

П.Полевич, К. И.—11.Прудон—11, 59.Павлов, проф,—11, 16, 18, 22-3.Прескотт—14.Пирогов—15, 18, 22, 25-6-7, 30-1, 69.Павлик, М.-49, 63, 75, 84, 103, 114,

116, 120-1, 127, 133. 157-8, 161.Пугачев—51, 97, 98.Подолйнский. С.—52, 54,61, 63, 74. 90,

102, 116, 120, 122, 127.Петрункевич—59, 82, 117.Плеханов, Г. В,—91-2-3, 96, 103-4, 107, 113, 115, 123, 125, 128, 134, 138-9, 141, 146, 153, 154-5-6.Пушкин—104.Пащенко—120.Перовская, С.—125.Присецкий, И.—133-4.Петрик, М.—152.

Р.де-Роберги—34.Рудченко—37, 60, 71.Робертус—45.Разин, С.—51, 97-8, 118.Русов—60.Ралли—86, 94, 101, 114.Реклю—86, 126.Романенко, Г.—126.Рылеев—11.

Суд, Е. (Судовщиков)—26.Стасов, В. В,—34.Суворин, А.—34, 74.Свефаноаич—56, 58, 94, 97, 104, 107,

113, 115, 131, 140, 141.Сушкевич—64.Сажин—68.Стамбулов—67.Соловьев—81, 116.Судейкин—126, 129.Смельский (генерал)—128, 129, 130.Сидорацкий—131.Сембраеович (митрополит)—159.Степняк—165.Стефанов, Я.—131.

Т.Толттой, Д.—69, 70-1.Терлецлий, О.—74-5.Трепов—80, 96.Тихомиров—91, 92, 125, 137, 138.Ткачев—102.Тютчев, Н. С.—140.Тургенев—152.Толмачев, М.—152.Тучапский, П.—162

Ф.Фурье—11.Франко, И.—49, 63, 75, 84, 114, 148,

150-1, 153, 157-8. 166.Фигнер, В,—53.Федькович—64.Фомин—1„1.Фогт (проф.)—153.

Ц.Цяцькин—8.Цветковский, Г.—152.

Ч.Черкезов, В,—7, 101. 114.Чернышелский—16, 42, 56, 67, 103.Чайковский—33.Чубинский, П. (проф.)—60, 71.

Ш.

169

Шульгин, В. Я. (проф.)—16, 18, 24,31, 61.

Ширииский-Шахматов, кн.—30, 35. 38.Швейцер—44.Шульгин, Я. Н.—74.Шувалов, П., кн,—124-5, 128-9-30, 132,

135, 137, 144.Шишманов, И.—128, 153.Шиффер (проф.)—153.

Щ.

Щапов—11.Щеголев, С.—72.

Э.Энгельс, Ф. —76, 95.Элпидин—101, 129.Эльсниц—101.

Ю.Юзефович—70-1-2.

Я.Яким (дед Др—ва)—8.

Яворский—84, 159і

О Г Л А В Л Е Н И Е .стр.

Предислов и е ……………………………………………………………………. 5 Глава первая. „Детские годы" (1841—1859)

1. В родном доме ……………………………………………………… 72. В гимназии .......... ……………………………………………… 10

Глава вторая. „Студенческие годы" (1859—1863).1. Веяния времени ………………...…………………………………. 16 2. Польское восстание ………………………………………………. 18 3. Украинофильство ………………………………………………… 2 1 4. Воскресные ш к о л ы … … … … … … … … … … … … … 225. Полемика с Добролюбовым……………………………………… 2 5 6. Политическая реакция ……………………………………………. 27

Глава третья. „Ученая и педагогическая деятельность" (1863—1870).1. Внешние условия ...................................................... …. 30 2. Работа в „С.-Петербургских Ведомостях" ............ …. 33 3. Украинская культурная работа ......... …………………… 364. Диссертация ............................................................... .. 40

Глава четвертая. „Заграничная командировка, политические связи, ли-тературная деятельность" (1870—1876).

1. В Германии и Австрии ....................................... ……….. 43 2. Русские социалисты в Цюрихе ................... ……………. 50 3. Народничество ........................................................….. 554. Киевская „Громада" и путешествие по Галиции.. ....605. Публицистика. Еврейский вопрос...............................656. Славянское движение...................................................667. Исключение из университета по „третьему пункту" ...

69

Глава пятая. „В эмиграции" (1876—1881).1. Первоначальные планы. Преследование социалистов в Галиции . 732. Русско-Турецкая война……………………………………………. 76

Глава седьмая. „Последние годы" (1884—1895).1. Политическая реакция. Одиночество. Разрыв с „Киевлянами".

Материальная нужда.............................……………....................................................................146

2. Участие в украинской и русской легальной печати. Отношение

к марксизму.............................................................1513. Переезд в Софию. Украинская радикальная партия, Болезнь.

Смерть...............................................................……. 156

Алфавитный указатель имен ...................................... 167 Оглавление ............... ……………………. ........................... 171

стр.3. Революционное движение в России. Террор..............794. Драгоманов в Женеве. Личные черты…………………………….825. Политические брошюры-памфлеты 1876—1877 г.г. .866. Социалистические и федералистические взгляды Драгоманова . 907. Драгоманов и русское народничество. Борьба с террористиче-

скими настроениями .............................................…958. Разногласия с русскими соц.-рев. кругами. Польский вопрос.

Вільна спілка. Группа социалистов евреев. Разрыв с черно-передельцами.............................................…………107

9. Сборник „Громада". Украинская литературная и культурная

работа.....................................................................115

Глава шестая. „Вольное слово" (1881—1883).