International Scientific Publications · 2014-05-16 · индийские писатели....

JOURNAL OF

International Scientific Publications: Language, Individual & Society, Volume 5, Part 2

Peer-Reviewed Open Access Journal

Published at:

http://www.science-journals.eu

Publishing by Info Invest Ltd

www.sciencebg.net

ISSN 1313-2547, 2011, European Union

Journal of International Scientific Publications: Language, Individual & Society, Volume 5, Part 2

ISSN 1313-2547, Published at: http://www.science-journals.eu

2 Publishing by Info Invest, Bulgaria, www.sciencebg.net

Editor in Chief

Sofia Agapova, Russia

Alexandr Gorbunov, Russia

Executive Secretary

Nikolai Baryshnikov, Russia

Junichi Suzuki, Japan

Editorial Board Members

Aislu Tassimova, Kazakhstan

Alireza Valipour, Iran

Bozena Supsakova, Slovakia

Evdokia Lobanova, Russia

Elena Murugova, Russia

Galina Sinekopova, USA

Irina Sidorcuka, Latvia

Igor Klyukanov, USA

Neziha Musaoglu, Turkey

Pavel Baryshnikov, Russia

Olivera Gajic, Serbia

Simona Stanisiu, Romania

Tatiana Artyukhova, Russia




Published in Association with Science & Education Foundation

Any paper submitted to the journal of Internationl Scientific Publications:

Language, Individual & Society - should NOT be under consideration for

publication at another journal. All submitted papers must also represent

original work, and should fully reference and describe all prior work on

the same subject and compare the submitted paper to that work.

All research articles in this journal have undergone rigorous peer review,

based on initial editor screening and anonymized refereeing by at least

two referees.

Recommending the articles for publishing, the reviewers confirm that in

their opinion the submitted article contains important or new scientific

results.

The authors of the articles bear the responsibility for their content.

When quoting the articles their author and edition should be mentioned.

It is not allowed the edition of the scientific articles to be copied,

multiplied and distributed with the purpose of trade without the

permission of the editor.




KAZAKH BILINGUAL DISCOURSE SPECIFICS

Ainakul B. Tumanova

Kazakh-British Technical University, Tole bi, 59, Almaty 050000, Kazakhstan

Abstract

The article deals with the formation of the language picture of the world in the works of modern Russian writers of Kazakhstan (A. Alimzhanov, S. Sanbaev, B. Dzhandarbekov, A. Zhaksylykov, etc.). It gives a detailed analysis of bilingual writers’ fiction discourse, which is largely due to an organic fusion, contamination of two phenomena: language code L-2 (the Russian culture) and the other culture C-1 (the Kazakh culture). The results of the analysis lead to the conclusion that one language is not absorbed by the other one, there is the coexistence of the languages and a kind of imposition of one picture of the world over the other one resulting in a formation of a contaminated language picture of the world of a bilingual writer that is reflected in his/her fiction discourse.

Key words: language, culture, discourse, Russian language, Kazakh language, language picture of the world, bilingual writer, national worldview, culture connection, contaminated language picture of the world.

1. ВВЕДЕНИЕ

В настоящее время в результате и с учетом антропоцентризма как ведущего направления в современной лингвистике основной целью при анализе художественного дискурса оказывается обращение к создателю/носителю языка, т.е. к конкретной языковой личности со специфическими чертами ее социального, психологического, этнического и иного характера, соответственно создающими ее языковую картину мира (далее – ЯКМ). ЯКМ обогащается указанными коннотативными наслоениями и потому, как правило, эксплицитно выражается в конкретной языковой личности и соответственно отображается в ее художественном дискурсе (Караулов, 2006; Маслова, 2001; Колесов, 1996; Карасик, 1996; Снитко, 1999; Гайнуллина, 2002).

Язык представляет в распоряжение художника слова богатую лексику, грамматические формы, “поэтические элементы” и т.п. Все языковые единицы объединены в контексте общей функциональной значимостью, особыми чертами, указывающими на принадлежность к определенному индивидуально-авторскому слогу. Истинную продукцию автора составляют слова и выражения, “использованные” писателем, так называемые стилемы (Махмудов, 1989; с позиций теоретической стилистики) или концепты (Аскольдов, 1980, Карасик, 1996 и др.; с лингвокогнитивных позиций), на которых “несмываема печать творческого контекста”, являющихся показателями творческого дискурса писателя как языковой личности, в том числе своеобразной языковой личности писателя-билингва.

Рассматривая проблему языковой личности писателя, невозможно обойти вопрос о его национальной принадлежности и национальном менталитете, национальном сознании как представителя того или иного этноса, которые получают языковое оформление при помощи различных эксплицитных и имплицитных средств, связанных с подобными факторами.




Национальный менталитет, в частности казахского народа, предопределяется особенностями кочевого образа жизни в далеком прошлом, спецификой быта и культуры, своеобразием природно-географического местоположения и структурой этноса. Этнические коды национального сознания проявляются в традициях и обычаях, в чувствах и поведении людей, в различных жанрах устного народного творчества – пословицах, поговорках, фразеологизмах и т.п. Такие абстрактные понятия, как любовь к родному краю, печаль и сострадание, чувство этнической принадлежности, уважение к старшим, почитание аруахов и подобные, являются неотъемлемой частью мировоззрения человека, его менталитета, которые в обязательном порядке предстают в художественном дискурсе писателя-билингва, делая такие основы изучения ЯКМ важными и интересными.

Цель статьи – охарактеризовать особенности художественного дискурса писателя-билингва, проявившиеся в процессе контаминации языков и культур в Казахстане (в нашем случае – русского и казахского языков).

2. МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ Материалом для анализа послужили художественные произведения современных казахстанских писателей последних десятилетий ХХ и начала ХХI вв.: А. Алимжанова («Стрела Махамбета», «Гонец», «Повесть о Курмангазы»), Б. Джандарбекова («Томирис»), С. Санбаева («Белая аруана», «Дорога только одна»), А. Жаксылыкова («Окно в степь», «Шаг навстречу»), пишущих на русском (втором родном) языке.

В работе осуществлялся лингвостилистический анализ в сочетании с концептуальным, структурно-семантическим, компонентным, эмотивным и другими типами анализа. С целью установления истинности доминанты и ключевых слов привлекался прием сплошной выборки, систематизации и классификации.

3. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

3.1. Особенности формирования художественного дискурса писателя-билингва

Как известно, исследования национальной ЯКМ помогают понять различия и сходства национальных культур, их взаимодополнения на уровне общечеловеческой культуры. Деятельность человека включает в качестве составной части и символическую, т.е. культурную составляющую, которая является одновременно и универсальной, и национально специфичной. Эти ее свойства определяют как своеобразие ЯКМ, так и ее универсальность. В связи с этим при анализе ЯКМ писателя-билингва, представленной в его художественном дискурсе, следует учитывать универсальные и идиоэтнические свойства языковых единиц (концептов, сравнений, символов и т.п.). Различия между языками обусловлены различием культур, которые наиболее легко эксплицированы с помощью лексических средств языка, национально-культурное своеобразие которых может проявляться не только в наличии безэквивалентных единиц, но и в лакунах, указывающих на отсутствие в данном языке слов и значений, выраженных в других языках.

Одним из самых ярких и одновременно чрезвычайно сложных проявлений вариантов русского языка в современных условиях служит художественный дискурс писателей-билингвов, казахов по национальности, пишущих на русском (втором родном) языке. В их творчестве проявилось с




наибольшей глубиной взаимопроникновение двух культур и, главное, двух языковых картин мира – казахской и русской. Это привело к формированию в пределах уже сложившейся субкультуры особого лингвокультурного феномена, в котором взаимоотношение между используемым языковым кодом и историко-культурной памятью этноса (в том числе и отдельной языковой личности) носит в высшей степени сложный и неоднозначный характер. Однако осмысление и научно-теоретическая интерпретация подобного лингвокультурного явления, нашедшего отражение в художественном дискурсе писателя-билингва, осуществляются порой в упрощенно-радикальной форме, когда во внимание принимаются или лишь мировоззренческая составляющая, или лишь собственно языковой код текста. В этой связи русскоязычный писатель К. Кабдрахманов говорит следующее: «Казахские писатели, пишущие на русском языке, это обычно люди, родившиеся в городах, выросшие в русскоязычной среде, окончившие русские школы, и для них это не было предметом выбора. Особенность творчества этих людей состоит в том, что они носят в своей душе глубочайшую внутреннюю травму и прежде всего задают себе вопрос: «Кто я?». И это казахские писатели, а не русские, потому что судить нужно не по языку творчества, а по тем вопросам, которые поднимает художник, по ответам, которые он дает. Нужно иметь в виду, что человеку, работающему со словом, перейти на другой язык почти невозможно, потому что для нас это все равно что поменять дыхание. Случаи, когда писатели начинали творить на другом языке, крайне редки и уникальны. Кроме того, казахстанский русский язык – совершенно отличен от русского языка как такового. В этом смысле люди, которые делают литературу на казахстанском русском языке, по проблематике – казахские писатели, и они делают казахстанскую литературу. Можно сказать, что у нас ситуация примерно такая же, как в Индии. Там есть писатели, пишущие на хинди, и есть пишущие на английском языке, – но это индийские писатели. Допустим, Чингиз Айтматов начинал писать на кыргызском языке, затем перешел на русский, и сейчас его гораздо больше издают в России, но он при этом остается национальным писателем» (Кабдрахманов, 2007). Сравним также менее категоричное высказывание одного из казахстанских писателей-билингвов А. Жаксылыкова: «Все мы делаем одно дело. А раз так, получается, что, хотя я пишу на русском языке, я не работаю против своего народа, не разваливаю контекст культуры своего народа, наоборот, мой русский язык – инструмент творчества – помогает решать какие-то задачи моего народа» (Жаксылыков, 2007).

Считать русский язык в Казахстане, в том числе русский язык писателей-билингвов, каким-то иным языком, чем русский язык на исконной территории (в России), пока нет веских оснований. Можно говорить о сформировавшейся особой субкультуре как результате взаимодействия двух национальных культур и изменений в функционировании русского языка в новых геополитических условиях, когда под влиянием экстралингвистических причин изменились лишь внешние, статусные отношения между языками – казахским и русским. Собственно языковые, глубинные основы (на уровне языковой концептуализации мира, на уровне лингвокультурных концептов, национально-языковой ментальности и т.п.), определяющие особенности взаимодействия русского и казахского языков, русской и казахской культур, в высшей степени исторически устойчивы, и это подтверждает языковая практика казахстанских писателей-билингвов.

Применительно к рассматриваемой нами проблеме корректнее будет говорить о резких изменениях не в языке как таковом, а в соответствующей языковой субкультуре, поскольку они не касаются кодовых и системоорганизующих основ языка (в частном случае – русского языка). Коренные преобразования и изменения, о которых идет речь, как правило, не замечаются и не осознаются носителями и «пользователями» языка, так как они проявляются




лишь на уровне речевого поведения и дискурсивной деятельности, осуществляемой в соответствии с новыми нормами и узусом языковой культуры (Гайнуллина Н., 2002). Нечто подобное происходит и в современной русской языковой культуре и в некоторых ее субкультурах.

Индивидуально-авторская картина мира писателя-билингва, в значительной степени определяющая когнитивно-содержательную сторону художественного дискурса конкретного автора произведения, во многом складывается из фрагментов разных национальных картин мира. Эти фрагменты, тем не менее, образуют органично целостное, единое «полотно», на котором идиоэтнические черты разных языков и культур проявляются не как инородные вкрапления, а как атрибуты особого видения действительности, особой картины мира. Отсутствие «особого напряжения» между казахским и русским языками в художественном дискурсе писателей-билингвов во многом объясняется органичным слиянием, контаминацией двух феноменов: языкового кода L-2 (т.е. русского языка) и иной культуры С-1 (казахской культуры), иного видения мира, что нашло отражение в особом типе картины мира, названной нами контаминированной (негомогенной) языковой картиной мира (далее – контаминированная ЯКМ). Совершенно очевидно, что такой тип картины мира представляет иную, чем русская или казахская в отдельности, картину мира и может быть объяснен как проявление взаимодействия многих факторов историко-культурного, социально-политического и собственно лингвокультурного характеров, порождающих своеобразную третью, нестандартную и потому необычную картину мира. Особое место среди всех таких факторов занимают социолингвистические процессы, влияющие на функционирование языка и языков в определенных социумах, прежде всего неоднородных (негомогенных) в этническом и языковом отношении. Именно в таких социумах, в которых исторически сложились условия для взаимодействия культур, межкультурной коммуникации и необходимость в них, объективно формируются особые культуры, в том числе и языковые культуры и субкультуры.

Собственно лингвистический аспект контаминированной картины мира предполагает прежде всего исследование взаимодействия двух языков (в нашем случае – русского и казахского), установление их социолингвистического статуса с учетом функционирования их в определенных ареалах, в том числе и за пределами исторически исконных своих территорий. В этом отношении судьба русского языка чрезвычайно показательна, поскольку в ней представлена история взаимодействия разных культур, разных видений мира, т.е. разных картин мира, в том числе русской и казахской. И это взаимодействие оказало решающее влияние на индивидуально-авторскую картину мира писателя-билингва, создающего свои художественные произведения на русском языке. Этот язык передает особую инонациональную культуру, и она связана с историей функционирования русского языка за пределами своей исконной территории (России), т.е. в нынешних странах СНГ. И вот такой особый тип субкультуры, на наш взгляд, представлен в художественном дискурсе писателей-билингвов, когда не происходит кодового переключения с L-2 (где L – language – русский язык) на L-1 (казахский язык), но с помощью L-2 передаются идиоэтнические черты культуры C-1 (где С – culture – культура казахского народа). Приведем примеры из текстов художественных произведений казахстанских писателей-билингвов, пишущих на русском языке, но, тем не менее, находящихся в «круге» национальной картины мира и мыслящих категориями казахской культуры (С-1), которую они репрезентируют средствами русского языка (L-2).




3.2. Особенности использования лексических средств в дискурсе писателя-билингва

Анализ художественного дискурса писателей-билингвов Казахстана позволил определить специфику национальной ЯКМ писателя-казаха, пишущего и думающего на русском (втором родном) языке. Так, использование в речи повествователя или самого автора слов-наименований лиц (ата, аксакалы, женгей, аже, ага, коке, апа, апке, джигит и др.), слов-обращений, возгласов (калкам, айналайын; бисмилла, дунияй, барекельды и др.) без перевода и пояснений оказываются в художественном дискурсе стилистически оправданными. Например:

Издавна существует у нас обычай помогать попавшим в беду, и этот обычай, завещанный предками… Мы поставим нашей женгей новый дом, лучше прежнего.

Барекельды, закивали старики. Толпа одобрительно загудела. Не мешкая джигиты принялись за дело. Не остались в стороне и аксакалы. Сегодня в их кучке выделялся Садык-ата (Жаксылыков, Окно в степь, с. 33);

Айналайын. Успокойся. Приди в себя. Умереть мне за тебя… . Возьми себя в руки, калкам, доченька моя, – неожиданно вырвалось нежное материнское слово. Тани увидела, как вдруг вздрогнула Бакыт, замерла, не веря услышанному (Жаксылыков, Шаг навстречу, с. 66).

В других фрагментах казахские реалии вполне естественно вводятся писателем-билингвом путем использования приложений синкретичного характера и различных вставок-ссылок, сносок и др., характерных для национальной ЯКМ писателя-билингва. Сравним:

1) Кулкай дородушно посмеивался, взглядом давая понять сидевшим вокруг: «Это же наш ерке-баловень Ахмет. Что с него возьмешь? Чудаки эти городские!» (Жаксылыков, Шаг навстречу, с. 44);

… Махамбет прошептал слова молитвы. Видит бог, не забава заставляет его нарушать покой священного места. Пусть аруах – дух предков поддержит и его в справедливом деле… . (С. Санбаев, Дорога только одна, с. 357-358);

Асан все так же молча отбирал куски курта потверже и клал их в коржун - войлочную переметную суму (Санбаев, Дорога только одна, с. 163).

2) «Улкен уй»* называли ее дом (Тани – уточнение наше) в ауле, спешили к ней за советом и стар и млад. Даже молодежь не могла отправиться в город на учебу без благословения Тани-апы, так уж повелось. В сноске указывается: *Улкен уй – большой дом (каз.) (Жаксылыков, Шаг навстречу, с. 47);

– Сынок, в котле есть немного кара-коже*, покушай… . Казахизм поясняется в сноске: *Кара-коже – суп из толокна (Алимжанов, Повесть о Курмангазы, с. 27);

Сквозь решетку открытого тундика* виднелись звезды. В сноске отмечается: *Тундик – дымоход в куполе юрты (Алимжанов, Повесть о Курмангазы, с. 41).

Рассмотрим примеры параллельного использования казахизмов и русских эквивалентов в собственно авторской речи, что вполне естественно в речи русскоязычного писателя; в этом и отражается еще одна специфическая особенность художественного дискурса писателя-билингва (казаха – по национальности). Сравним:

Повстанцы располагались в двух старых, затерявшихся в глубине барханов қыстау. Когда-то это была, видать, неплохая зимовка с уемистыми сараями и широким двором… (Санбаев, Дорога только одна, с. 345).




В следующем фрагменте используется целая цепочка русских слов с пространственным значением и рядом с ними казахский микротопоним такыр, такое сочетание дает довольно полную картину ландшафта с наложением ЯКМ двух языков. Сравним:

Тесно становится этой музыке меж светящихся скал, и она устремляется на север, в степи, и каждая скала все громче, мощнее вплетает свой голос в эту струю. Она течет, разливаясь по безбрежному простору, заставляя разноголосо петь желтые пески, вбирая в себя все запахи степи, накаляясь на такырах (Санбаев, Белая аруана, с. 25). Такыры – перевод с казахского языка: голые участки степи, где не растет никакая растительность.

Специфика ЯКМ такого типа подчеркивается и параллельным использованием в художественном дискурсе данных писателей исторических и современных наименований топонимов такого рода, как аль-Кахир – Каир, Яксарт – Сырдарья, Мысыр – Египет и т.п.

Наши исследования показали, что в авторской речи, помимо основной информации, по ходу повествования включаются автором пояснения (уточнения, дополнения), приводятся ценные сведения и т.п., представленными то единицами казахского, то русского языков при помощи различного типа вставных конструкций, ссылок, сносок, приложений; их подробное рассмотрение выходит за границы этой статьи (см. Туманова, 2008; 2010). Данная особенность художественного дискурса писателя-билингва репрезентирует заинтересованность автора дать более полную информацию, желание быть понятым читателем, не только казахом, но и любой другой национальности. Например: В последнее время, как слышала Тани, он (Сакен – уточнение наше) работал грузчиком в сельмаге. Говорят, сильно пристрастился к дьявольскому зелью – араку. Каково приходится его жене? (Жаксылыков, Шаг навстречу, с. 48-49);

Позднее на островках дальних солончаков находил он мелколистый алабота – любимую траву верблюдов; подальше к северу, у песков, заготавливал колючки: эбелек и канбак. К концу лета старик рубил мотыгой куст за кустом серебристый кокпек – лучший корм для скота и превосходное топливо зимой. И осенью, наконец, наступала пора биюргуна – самой распространенной солянки в степи, и пахучей полыни, потерявших горечь после долгих белых дождей (Санбаев, Дорога только одна, с. 239).

Как видим, введенные писателями языковые единицы совершенно точно характеризуют специфику образа жизни и особенности ландшафта казахского народа. И это достигается умелым (параллельным) использованием единиц двух языков – русского и казахского (зимовка – кыстау, летовка – джайляу, ток – кырман, голые участки степи – такыры и т.д.), что способствует более точному и яркому, неповторимому отражению национальной картины мира, предстающей в сознании и творца текста, и его адресата (читателя) как нечто третье, необычное, яркое. Так, на наш взгляд, происходит сосуществование языков, некое наложение одной языковой картины мира на другую, в результате чего и образуется контаминированная (негомогенная по своей природе) ЯКМ, своеобразно отраженная в художественном дискурсе русскоязычного писателя Казахстана.

3.3 Особенности функционирования концепта «родина»в дискурсе писателя-билингва

Яркими показателями специфики национальной ЯКМ в художественном дискурсе писателя-билингва являются концепты. Далее проследим за особенностями функционирования концептов ‘родина’, ‘степь’ в художественном контексте вышеуказанных писателей Казахстана. Наблюдения показали, что отличительной чертой художественного дискурса писателей-билингвов Казахстана является ключевой концепт ‘родина’, нашедший широкую и многообразную форму репрезентации в их произведениях. Чтобы понять почему это




происходит, нужно отметить, что тема родины является универсальной и поэтому встречается в художественном контексте не только русскоязычном, но и в казахском, узбекском, азербайджанском, английском, немецком, болгарском, чешском и др. В словарной статье ономатемы ’родина‘ отмечаются следующие ее значения – это «отечество, родная страна»; это «место рождения, происхождения кого-/чего-нибудь, возникновения чего-нибудь» (Ожегов, 1978, с. 628). Наше исследование показало, что данное понятие, выраженное лексемой ’родина‘ намного шире приведенных значений, и это позволяет нам определить его как универсальный концепт, определяющий дискурс любого писателя любой национальной принадлежности. При этом у каждого пишущего имеется свое видение, свое понимание, свои составляющие компоненты данного концепта.

Рассмотрим особенности выражения концепта ‘родина’ в русскоязычном художественном тексте, которые позволили сделать естественные выводы о том, что: а) тема родины является стержневой и выражается различными языковыми средствами, такими, как степь, родной край, родная земля, Казахия, кочевья, народ, бескрайние просторы/дали и др., и составляет универсальный концепт; б) ключевое слово степь как образная текстовая доминанта и основная составляющая данного концепта ‘родина’ вместе с элементами, примыкающими к нему, представляется в качестве идиоэтнического концепта, характеризующего художественное и концептуальное пространство дискурса писателя-билингва; в) концепты ‘родина’ и ‘степь’, а также способы их репрезентации в художественном дискурсе отражают специфику картины мира русскоязычного писателя-казаха, национального менталитета, что, в свою очередь, позволяет говорить о его национальной ЯКМ и определяют особенности его художественного дискурса.

В жизни любого человека понятие ’родина‘ ассоциируется с местом, где он родился и вырос, где живут его родные и близкие, где живет его народ; неповторимыми и родными кажутся и природа, и предметы, и даже такое неуловимое, как ветер, запах трав, пенье птиц, журчанье воды, звенящая жара, пыль и т.п. Все это мы находим в художественном дискурсе писателя-билингва – это прежде всего степь, аул, просторы, небо, солнце, облака и сама жизнь. Анализ концепта ’родина‘ в русском художественном тексте русскоязычного писателя-казаха предполагает сплошную выборку фрагментов с вышеуказанными словами, фиксацию референциальных смыслов, наращений; описание семантической структуры ключевого слова в абстракции от контекста и в то же время с проекцией на контекст; фиксацию ассоциативных параллелей и их национальных особенностей.

Особенно трогательные строки о родине встречаются в авторской речи: авторских лирических отступлениях, сентенциях, реминисценциях и др. Так, для иллюстрации приведем следующий фрагмент: В степи мы бываем часто. Гурьбой выходим выбирать кизяк, в играх иногда забираемся далеко от аула. Каждый вечер мы выходим встречать стадо. Раз в месяц каждому из нас выпадает черед пасти аульных коз и овец. Так что без степи наша жизнь немыслима, нам не приходит в голову, что когда-нибудь придется покинуть эти просторы, заполненные ветром и облаками. Разве можно жить без огромного неба, без непроходимых и таинственных зарослей чия, без речки и терпкого запаха полыни, словно въевшегося в кожу наших рук?... (Жаксылыков, Окно в степь, с. 12). Как видим, содержание этого ключевого концепта ’родина‘ вырисовывается из комплекса, синтеза его составляющих, выраженных, вербализованных другими лексическими единицами: небо, речка, стадо, степь, полынь, люди и их голоса и др. Каждая из составляющих является частью образного выражения концепта ’родина‘.




Любовь человека к родине, его помощь и поддержка всегда необходимы, и это особенно нужно в трудные для родины времена. И тогда на лингвокогнитивном уровне ’родина‘ и ’степь (родная)‘ сливаются как ядерные концептуальные сущности. В этом случае в художественном дискурсе естественно возникают рядом данные лексемы, вербализуя ядро (основу) концепта ’родина‘. Об этом наглядно свидетельствуют множество фрагментов из произведений казахстанских писателей-билингвов. Например: Увиденное на земле предков потрясло Токсара. Единого народа, саков, больше не существовало. Все погибло в клокочущем котле многолетних междоусобиц. Безвластие разжигало аппетиты степных вождей, и каждый из них стремился стать властелином саков. Стон стоял на земле массагетов, раздираемой кровавой междоусобицей. Насилие рождало ответное насилие, несправедливость кровную месть. Сакским племенам стало тесно на родной земле (Джандарбеков, Томирис, с.18).

На наш взгляд, концепт ’родина‘ в авторской речи художественного дискурса представляется сложным явлением, в структуру которого входят различные синонимические единицы языка – родина, степь, родные степи, земля предков, родная земля, родные кочевья и др. При таком комплексном употреблении языковых единиц усиливается эмоционально-семантическая окрашенность содержания авторского повествования.

После длительной разлуки с родиной саки-воины возвратились на родину, проявлению радости, счастья нет предела. Об этом так же ярко повествуется в следующем фрагменте: Кони, почувствовав нетерпение всадников, летели, едва касаясь копытами земли, фыркая и роняя хлопья пены с удил. Саки обезумели от радости. Они мчались, бросив поводья и широко раскинув руки, словно желая обнять необъятную степь, слизывая с губ сладкую пыль родной земли и вдыхая всей грудью аромат степного разнотравья. Суровые воины плакали, как дети, и не стыдились своих слез, потому что они и были детьми, которые прошли сквозь муки и страдания, кровь и смерть, совершили невозможное и пришли к ней, к своей матери – Родине! (Джандарбеков, Томирис, с. 205). Как можно заметить, концепт ’родина‘ как сложное синтезированное явление вбирает в себя такие понятия, как земля, необъятная степь, пыль родной земли, аромат степного разнотравья; дети, своя мать, Родина.

Анализ и обобщения фактического материала на тему ’родина‘ позволили нам сделать вывод о том, что в этом сложном понятии, являющимся универсальным концептом, особое место занимает слово степь, признанное нами идиоэтническим концептом.

В ходе исследования мы выделяем в качестве ключевого слова – слово степь, обладающее высокой частотностью употребления в художественном дискурсе русскоязычного писателя. Так, например, только в художественном дискурсе А. Алимжанова степь используется более 300 раз. Данное слово актуализирует следующие основные текстовые значения: ‘степь’ – «безлесное пространство, бедное влагой и обычно ровное пространство с травянистой растительностью в зоне сухого климата» (основное словарное значение) (Ожегов, 1978, с. 705); ‘степь’ – «родина, страна, родная земля»; ‘степь’ – «поле (место битвы)»; ‘степь’ – «народ/общество, мнение людей»; ‘степь’ – «незнакомое, прекрасное»; ‘степь’ – «святое место, колыбель». Во всех перечисленных значениях присутствует образ натурфакта – степь – в качестве «снятого момента», обусловленного узуальными языковыми связями, закрепленными в обоих языках (русском и казахском). Основной смысл, связывающий все семемы в художественном дискурсе писателя-билингва, – «родина, страна, родная земля». Именно этот смысл выступает как семантическая константа при всех вариациях идиоэтнического концепта ‘степь’.




В художественном дискурсе писателя-билингва нами выделяются устойчивые функциональные заменители слова степь – Казахия, простор/пространство, край/земля, кочевья, народ/общество, окружающие люди, мнение людей и др., сочетающиеся с определенным кругом устойчивых эпитетов. Метонимия Казахия, выступающая в качестве функционального заменителя лексической доминанты ‘степь’, не обладает высокой частотностью, однако данное слово имеет глубокое, более емкое смысловое наполнение. Оно указывает на выполнение данной доминантой идентифицирующей идиоэтнической функции в данном ряду репрезентаций концепта ’родина‘.

И тогда это одновременно и родина, народ, государство, земля и потому используется автором в момент описания решающих исторических событий, играющих важную роль в судьбе казахского народа. Сравним: Наверное, никто и никогда на земле не знал такого страшного джута. Джут помог джунгарам осилить Казахию. Стон несся по всей казахской земле от Алтая до Едиля. Умирала великая Казахия. Умирал народ, проклиная всех богов, выдуманных людьми. Проклиная небо и землю (Алимжанов, Гонец, с. 16).

По нашему мнению, смысл доминанты ‘степь’, покрывающий референтивное пространство, проникает во все концептульно значимые участки национальной картины мира. Прослеживаются переклички с тремя основными семантическими сферами: «Человек», «Вещный мир», «Природа» (см. Туманова, 2008; 2010). Поэтому можно говорить о многомерности семантических перекличек, о пересечении всех сфер в создании образа пространства. Например, степь как географическое (безлесное) пространство: Кругом была степь. Ковыль упруго хлестал по ногам. Томирис остановила коня. Оглянулась. В пяти шагах от нее остановился Бахтияр (Джандарбеков, Томирис) [7, с. 49]. Далее рассмотрим и другие значения слова «степь».

Степь как поле битвы: Широкий степной простор благоприятствовал применению самого ударного, действенного оружия массагетов – луков. Мобильность и маневренность – вот основа тактики Спаргаписа (Джандарбеков, Томирис, с. 82; Он (Махамбет) скакал, держа направление к колодцам Торт-кудук, и рассчитывал выйти на Шубу, в безлюдную степь, которую знал как свои пять пальцев (Санбаев, Дорога только одна, с. 353).

Степь как родная земля, место проживания: От топота сотен тысяч ног гудела степь. Грозный боевой танец объединил людей из разных родов и племен в единый монолитный народ! Собрать этот совет стоило неимовернейших трудов и усилий, так как вся сакская степь была в огне раздоров и междусобиц. Увиденное на земле предков потрясло Токсара. Единого народа, саков, больше не существовало. Все погибло в клокочущем котле многолетних междоусобиц. Сакским племенам стало тесно на родной земле (Джандарбеков, Томирис, с. 67).

Степь как народ/общество, как мнение людей: Наконец, после долгих интриг и раздоров, смертельно уставшие и охрипшие отцы сакских племен и родов согласились вручить верховную власть над степью и тамгу вождя вождей – Ишпакаю, богатырю и великому воину;

Вся степь знала о сладком, как согдианская дыня, и едком, как горный чеснок, языке Спаргаписа. Вся степь смеялась над ним: привезти в кочевую степь с ее тысячными отарами и табунами этих дохлых уродин мог только тронутый умом человек, «дивона» – юродивый (Джандарбеков, Томирис, сс.8; 27; 20).

Степь как нечто ’незнакомое, прекрасное’: Поднимаясь на угорье все выше и выше, взбаламученное ветрогонное море-степь подкатывает к самому дому, касается травами моего окна, словно ловя его несмелый свет. Вскоре он усилился, и вот гудела и содрогалась вся




степь. Показалась луна, светящаяся ночной птицей летела она среди разлохмаченных облаков. И вот уже голос степи. Он становится все звучней, иногда походил на отдаленный крик (Жаксылыков, Окно в степь, сс.3, 12, 23).

Степь как ’святое место, колыбель’: Все дальше и дальше уходил я в ночную степь. Шел, не разбирая дороги. (…) До самого рассвета просидел я на отдаленном одиноком пригорке, едва возвышавшемся над степью. Отсиживаюсь в темных зарослях густой высокой полыни, если мне сильно попадает от взрослых. Глотая жгучие слезы обиды, воображаю себя героем печальных и трагических историй. Шелест травы со временем начинает напоминать шепот неведомого сочувствия мне. Постепенно я успокаиваюсь. Простор степи открывается мне (Жаксылыков, Окно в степь, сс.3, 27).

Анализ реализованных во фрагментах смыслов идиоэтнического концепта ‘степь’позволяет говорить о направленности образной семантики к двум культурам – казахской и русской, а колоритообразующие признаки ориентированы на усиление национально значимых рядов смысловых сочетаний, составляющих контаминированную картину мира писателя-билингва, которая соответственно отражается в его художественном дискурсе. В концептуальную картину мира русскоязычного писателя Казахстана включаются смежные области содержания концепта ‘родина’, реализующие тот же культурный код, который генетически присущ казаху по рождению. Именно этим вызвана способность ассоциировать базовый концепт ‘родина’ с помощью иных лексических средств русского и казахского языков, отражающих такую контаминированную картину мира. В ней особое место среди опорных образных операторов занимают наименования домашних животных – конь, верблюд. Образуется такая неразрывная образная цепочка, как: степь-верблюд–человек. Текстовая семантика лексической единицы верблюд позволяет говорить о национальной специфике образных смыслов, связанных с данным словом. На наш взгляд, в художественном дискурсе писателя-билингва сквозной темой является тема любви к отечеству, к родному краю.

Наши наблюдения показали, что у каждого писателя используются различные варианты представления такого сильного чувства, как любовь/привязанность к своей родине. Так, например, С. Санбаев повествует о верблюдице, ее инстинктах, любви к месту рождения, к своему краю – Мангыстау. Как только не ухаживал, не лелеял свою белую одногорбую верблюдицу – аруану старик Мырзагали (главный герой повести С. Санбаева «Белая аруана»), но все же зов родины оказался сильнее. По нашему мнению, данная повесть имеет большой воспитательный эффект для современного читателя – любовь к родине – одно из самых сильных и прекрасных чувств, какие только могут быть на свете. Сравним:

Это был ветер страны причудливых, поющих белых гор, которую она (аруана – уточнение наше) помнила. Далекие, родные белые горы, объятые белым, как молоко, туманом, звали ее (Санбаев, Белая аруана, с. 25);

Он (Мырзагали) думал сейчас о том, что ему трудно будет вести аруану обратно. Вспоминал, как она убегала глупым верблюжонком, потом двухлеткой… Конь догнал его, когда взошло солнце; тайлак шел, весь темный от пота, шатаясь на длинных ослабевших ногах, но шел и не оглядывался. Мырзагали поравнялся с ним и, нагнувшись, схватил за поводок. Усталый конь остановился сам. И тайлак (наименование верблюда в возрасте 1 года – уточнение наше) впервые закричал. Он закричал тонко и жалобно, и старик вздрогнул от этого душераздирающего крика и задергал поводок, чтобы сбить плач. Но тайлак не унимался. И Мырзагали спрыгнул на землю, обнял его за шею и тоже заплакал (Санбаев, Белая аруана, с. 15);




Последний свой побег аруана совершила, будучи слепой со своим верблюжонком, в результате которого она погибает, но погибает в полете, на пути к своей родине. Старик Мырзагали не смог уберечь свою любимицу, он страшно переживает ее смерть, но рядом верблюжонок – необходимо добраться как можно скорей до первого родника… . И вот дорога домой: впереди, раскачиваясь на длинных прямых ногах и спотыкаясь, шел верблюжонок. Он тонко и жалобно плакал и оглядывался вокруг, еще не понимая, что навсегда потерял мать. Он шел послушно перед конем, потому что впереди лежала его родина, лежал аул, где он родился и куда он будет убегать отовсюду, как и мать, которая всю жизнь добиралась до Мангыстау (Санбаев, Белая аруана, с. 30) – так заканчивается одна из великолепных повестей о любви к родному краю.

4. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Наблюдения за функционированием универсального концепта ‘родина’ и идиоэтнического концепта ‘степь’ в художественном дискурсе русскоязычных казахстанских писателей позволил сделать следующие выводы:

1) идиоэтнический концепт ‘степь’ является определяющим в структуре универсального концепта ‘родина’, который в свою очередь является стержневым в художественном дискурсе писателя-билингва;

2) в составе концептов ’родина’, ‘степь’ в русскоязычном тексте средством выражения национального может быть не только русская лексика, но и собственно национальная (казахская), синтез которых и составляет контаминированную ЯКМ писателя-билингва;

3) идиоэтнический концепт ‘степь’ актуализирует шесть основных текстовых значений, объединенных константным смыслом «родина, родная земля», обусловливающим процесс символизации ключевой единицы;

4) идиоэтнический концепт ‘степь’ выступает как экспрессивный центр художественного дискурса писателя-билингва, притягивающий к себе систему национально значимых рядов тропов, построенных на устойчивых ассоциациях – собственно национальных и межнациональных.

Результаты анализа позволяют утверждать, что актуализация данных концептов в художественном дискурсе художника слова определяет специфику выражения авторского мировидения, мировосприятия, мировоззрения русскоязычного писателя-билингва (в нашем случае – казаха). Идиоэтнический концепт ‘степь’ наряду с другими подобными формирует особую национально-культурную концептосферу в пространстве художественного дискурса писателя-билингва, его творческий художественный мир, его национальную ЯКМ контаминированного характера.

Таким образом, исследования подводят к выводу, что в художественном дискурсе русскоязычного писателя-билингва Казахстана один язык не поглощается другим. В ходе анализа выявлено, что в процессе длительного сосуществования русского и казахского языков происходит некое наложение одной картины мира на другую, в результате чего образуется контаминированная (негомогенная по своей природе) ЯКМ писателя-билингва. Контаминированная ЯКМ писателя соответственно отражается в его художественном тексте (дискурсе) и имеет вышерассмотренные особенности. Следует отметить, что специфика художественного дискурса писателя-билингва не может быть раскрыта до конца и понята без




комплексного исследования всех средств формирования индивидуально-авторской модальности и актуализации модусных смыслов, рассмотрение которых выходит за рамки данной статьи (Туманова, 2008; 2010).

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Караулов Ю. Русский язык и языковая личность (Москва) 2006; 5: 264 с. 2. Маслова В. Лингвокультурология. Учебное пособие (Москва) 2001;2: 208 с. 3. Колесов В. Язык как действие: культура, мышление, человек. Разные грани единой науки (Санкт-Петербург) 1996; 2: 58-69. 4. Карасик В. Культурные доминанты в языке. Языковая личность: культурные концепты (Волгоград-Архангельск) 1996; 2: 3-16. 5. Снитко Т. Предельные понятия в западной и восточной лингвокультурах (Пятигорск) 1999: 158 с. 6. Гайнуллина Н. Языковая личность Петра Великого. Монография (Алматы) 2002; 2: 141 с. 7. Махмудов Х. Русско-казахские лингвостилистические взаимосвязи (Алма-Ата) 1989: 283 с. 8. Аскольдов С.А. Концепт и слово. Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология (Москва) 1980: 76-78. 9. Кабдрахманов К. Ауэзов М. Сложный выход из инобытия. Литературная газета Казахстана. (Алматы) 2007; 17 апреля: 1-2. 10. Жаксылыков А. Ауэзов М. Сложный выход из инобытия. Литературная газета Казахстана. (Алматы) 2007; 17 апреля: 1-2. 11. Гайнуллина Н.И. О смешанном характере русского языка и норме переходного периода. Вестник КазНУ. Серия филологическая (Алматы) 2004; №2: 4-7. 12. Ожегов С. Словарь русского языка (Москва) 1978; 2: 760 с. 13. Туманова А. Языковая картина мира в художественном дискурсе писателя-билингва. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук (Алматы) 2008: 45 с. 14. Туманова А.Б. Контаминированная языковая картина мира писателя-билингва. Монография (Алматы) 2010; 1: 262 с. Фактический материал: 1. Жаксылыков А. Окно в степь. Повести и рассказы (Алма-Ата) 1987: 128 с. 2. Жаксылыков А. Шаг навстречу. Окно в степь. Повести и рассказы (Алма-Ата) 1987:128. 3. Санбаев С. Дорога только одна. Повести и романы (Москва) 1974: 429 с. 4. Санбаев С. Белая аруана. Когда жаждут мифа. Повесть и рассказы (Алма-Ата) 1989:256. 5. Алимжанов А. Вечные корни. Повесть о Курмангазы (Алма-Ата) 1972: 158 с. 6. Алимжанов А. Гонец. Степное эхо (Алма-Ата) 1983: 548 с. 7. Джандарбеков Б. Томирис (Алма-Ата) 1982: 288 с.




HISTORICAL PEDAGOGICAL ASPECTS OF HIGH EDUCATION TEACHER

TRAINING METHODOLOGY´S DEVELOPMENT IN MEXICO Elena Zhizhko, Martín Beltrán Saucedo

Master's Program in Education, Autonomous University of Zacatecas

98000 Jardín Juárez, Centro, Zacatecas, México. E-mail: [email protected]

Abstract This article is the result of historical pedagogical research, which goal was to detect aspects of high education teacher training methodology´s development in Mexico. The study showed that one of the most important historical pedagogical aspects that have shaped the development of high education teacher training methodology in Mexico, is the democratization of higher education systems and opening of public autonomous universities in the 70-ies of XX century, which led to a sharp increase in the number of students in high schools and a shortage of teaching staff. Thus were established specialized university centers for training teachers and developed postgraduate education: specialization and master programs "Teaching in Higher Education" and doctoral programs in pedagogy.

Keywords: educational system of Mexico, historical pedagogical analysis, high education teacher training

На сегодняшний день проблеме подготовки учителей и преподавателей вузов уделяется особое внимание. Позиция международных организаций, возглавляющих и направляющих политику образования на мировом уровне, представленная в таких документах, как “Доклад ЮНЕСКО Международной Комиссии по образованию для XXI века, возглавляемой Жаком Дэлором”, а также “Декларация Всемирной Конференции о высшем образовании в XXI веке”, проходившая в Париже в 1998 году, относительно подготовки преподавателей прослеживается из следующих цитат: “Для повышения качества образования необходимо начать с усовершенствования подготовки преподавателей и учителей, а также улучшения условий принятия их на работу, условий их труда и социальной ситуации, ввиду того, что для решения поставленных задач преподаватели вузов и учителя должны, прежде всего, быть мотивированы, иметь соответствующую профессиональную подготовку и широкую профессиональную перспективу” (Delors, 1996).

Далее в докладе говорится о задачах преподавателей и об их подготовке: “Работа преподавателя состоит не только в передаче информации и знаний учащимся, но также в организации передаваемых знаний в виде учебных задач и рассмотрение их в определённом контексте и перспективе таким образом, чтобы учащийся мог установить связь между решением данных задач и других более сложных вопросов. [...] Для достижения положительных результатов преподаватель должен уметь применять на деле свои педагогические знания, ему должны быть присущи общечеловеческие качества, и не только такие как авторитарность, но и такие как эмпатия, сдержанность и простота в общении. [...] Комиссия рекомендует проводить наблюдение за подготовкой преподавательского персонала с




целью развития у будущих учителей и преподавателей вузов соответствующих общечеловеческих и интеллектуальных качеств для внедрения нового подхода к обучению [...]. Должно быть уделено большое внимание соблюдению равновесия между владением содержанием преподаваемого предмета и педагогической компетенцией. [...] Кроме того, в процессе подготовки преподавательскому персоналу необходимо разъяснять новую концепцию педагогики, дающей возможность идти далее понятия полезности обучения и развивать у учащихся критическое отношение к действительности, чувство взаимодействия, умение сопоставлять различные гипотезы” (Delors, 1996).

В другом документе, “Декларации Всемирной Конференции о высшем образовании в XXI веке” отмечается следующее: “В виду достижений научно-технического прогресса и связанных с ним изменений в обществе, человечество каждый раз всё более опирается на знания, что является причиной того, что в настоящее время высшее образование и наука составляют основу социально-экономического, культурного и экологически обоснованного развития индивидуумов, общества и наций” (UNESCO, 1998). В декларации выделены направления развития высшего образования в ХХІ веке, такие как демократизация обучения, искоренение авторитарного отношения преподавателя к учащимся; включение университета в общественную жизнь, рост значения университетских общественных служб; установление тесной связи между образованием и развитием общества; комбинация обучения с профессиональной деятельностью; обучение на протяжении всей жизни, рост важности последипломного образования и научно-исследовательской деятельности.

В документе предложена новая модель высшего образования, которой характерны следующие черты. Во-первых, необходимость развития у студентов чувства ответственности за своё обучение, а также чувства компромисса с окружающими за выполнение своей роли активного, самостоятельного, критически относящегося к действительности, рефлексивного участника процесса образования. Во-вторых, важность потенциализации во время подготовки главных функций, выполняемых преподавателем. Одна из них связана с направлением и стратегическим планированием своей профессиональной деятельности с позиции руководителя учебного процесса, способного предвидеть возможные учебные ситуации и, таким образом, принимать соответствующие решения с случае конфликтов или неопределённости во время учебного процесса. Другая функция связана с содействием, направлением процесса обучения не только с позиции того, кто передает знания, но также и с позиции того, кто призван способствовать личностному развитию учащихся, что включает в себя все когнитивные, аффективные и валоративные отношения. Признана необходимость компромисса высшей школы со следующими направлениями деятельности, исходящими из умений и навыков, которые должны быть развиты у преподавателя: генерировать и распространять знания посредством научно-исследовательской работы; пропагандировать культурные ценности общества; совершенствовать подготовку преподавательского персонала не только в области своего предмета, но также и в сфере педагогических наук; использовать новаторские методы обучения, способствующие развитию умений творческого и критического анализа, независимой рефлексии и коллективной работы; использовать информационные и телекоммуникативные технологии в учебных целях; оценивать, прежде всего, умение мыслить и понимать, а также навыки практической и коллективной работы студентов (UNESCO, 1998).

Важно отметить, что проведенное исследование показало, что программы подготовки преподавателей в Латинской Америке, в частности, в Мексике, опираются на представленные выше общие критерии, установленные международными организациями, управляющими высшим образованием, и которые учитывают при разработке куррикулумов системы

Journal of International Scientific Publications: Language, Individual & S

Date post:	07-Feb-2020
Category:	Documents
Upload:	others
View:	3 times
Download:	0 times

International Scientific Publications · 2014-05-16 · индийские писатели....

Documents