ФГБОУ ВПО Брянский государственный университет имени академика И.Г.Петровского НИИ фундаментальных и прикладных исследований Научно-образовательный центр «Археолого-этнологическая лаборатория», Совместный с Институтом археологии РАН Научно-исследовательский центр комплексного изучения Среднедеснинского региона Древности Средне-Западной России и сопредельных территорий Материалы XXX международной студенческой археолого- этнологической конференции 22-24 мая 2014 года XXX Брянск – 2014
Transcript
ФГБОУ ВПО Брянский государственный университет имени академика И.Г.Петровского
НИИ фундаментальных и прикладных исследований Научно-образовательный центр
«Археолого-этнологическая лаборатория», Совместный с Институтом археологии РАН
Научно-исследовательский центр комплексного изучения Среднедеснинского региона
Древности Средне-Западной России и сопредельных территорий
Материалы XXX международной студенческой археолого-
Гурьянов В.Н. – начальник отдела организации научных исследований Брянского государственного университета им. академика И.Г. Петров-ского, Россия Кедун И.С. – к.и.н., доцент Нежинского государственного университета им. Н. Гоголя, директор археологической лаборатории НГУ, Украина Черненко Е.Е. – к.и.н., с.н.с. Института археологии НАН Украины, док-торант Черниговского национального педагогического университета им. Т.Г. Шевченко, Украина Чубур А.А. – к.и.н., Dr.hc IANH, проф.РАЕ, исп. директор НОЦ комплекс-ного изучения Среднего Подесенья НИИ ФиПИ Брянского государственно-го университета им. академика И.Г. Петровского, Россия Шинаков Е.А. – д.и.н., проф., директор НОЦ археолого-этнологическая лаборатория НИИ ФиПИ Брянского государственного университета им. академика И.Г. Петровского, Россия Щеглова О.А.- к.и.н., с.н.с. Института истории материальной культуры РАН, Санкт-Петербург
Издание осуществлено в рамках Федеральной программы развития дея-
тельности студенческих объединений, п.9
Компьютерная верстка – А.А. Чубур
Д-73
Древности Средне-Западной России и сопредельных тер-риторий. Материалы XXX международной студенческой археолого-этнологической конференции 22-24 мая 2014 года. – Брянск: РИО БГУ, - 2014. – 166 c., ил.
От палеолита до нового времени, от лангобардов до хиппи…
В мае 2014 года в Брянском государственном университете им. академика И.Г.Петровского, при финансовой поддержке Министерст-ва образования и науки РФ (программа развития деятельности студен-ческих объединений) в 30-й раз собрались на международную этноло-го-археологическую конференцию студенты, магистранты и аспиран-ты из вузов России, Украины и Беларуси. Эта регулярная конферен-ция, задуманная и основанная в свое время тогда молодым ученым, прибывшим в Брянск из аспирантуры МГУ, а ныне профессором БГУ Евгением Александровичем Шинаковым, стала юбилейной – 30-й по счеиу. Результатами работы конференции стала серия интересных на-учных докладов, обмен мнениями – в том числе во время посещения летописного Вщижа и археологических достопримечательностей Брянска, новые контакты молодых археологов и, конечно же, настоя-щий сборник научных трудов молодежи, которой не безразлична ис-торическая наука.
География Брянской конференции (и соответственно представ-ляемого сборника) становится с каждым годом шире. Ныне, в юбилей конференции, это: Брянск, Воронеж, Курск, Липецк, Новозыбков и Санкт-Петербург (Россия), Макеевка, Мариуполь, Нежин и Чернигов (Украина), Минск и Могилёв (Беларусь). Статьи по археологии охва-тывают период от палеолита и мезолита до позднего средневековья, этнологические материалы не менее широки по охвату – от праславян, викингов и лангобардов до современных городских субкультур.
Шесть работ посвящены первобытной эпохе. Это исследования по палеолиту Екатерины Кононович из Санкт-Петербургского госу-дарственного университета, Натальи Паниной с географического фа-культета Воронежского государственного университета и Олеси Трут-ченковой из Брянского государственного университета. Историогра-фии исследований мезолита и неолита посвящены работы Станислава Юрецкого (аспирант Института истории НАН Беларуси) и уже неод-нократно выступавшего на наших страницах Дмитрия Белобровика (аспирант из Могилевского государственного университета). Срубная культура позднего бронзового века в очередной раз стала объектом исследования аспирантки Анны Заворотной из Макеевки (Украина).
4
Семь работ связаны со средневековым периодом. Сюда вошли рассматривающие типологию, семантику и роль древних украшений исследования Алексея Авласовича (Могилевский государственный университет) Екатерины Шутковой (Институт истории НАН Белару-си), Алины Яровой (Черниговский национальный педагогический университет) и Александры Кононович (Санкт-Петербургский универ-ситет), анализ средневековой керамики от Андрея Арещенко (Брянкий университет), исследование по синкретизму культур северян и хазар Алесандра Балашова (Курский гос.университет), а также обзор новых находок пряслиц с Замковой горы Новгорода-Северского от Янины Волосянкиной (Нежинский гос. универистет).
Археологии нового времени и церковной археологии коснулись в пяти исследованиях студенты и аспиранты из Чернигова (Украина) Олег Ярошенко, Ярослав Бакуменко, Юлия Бовда, аспирантка Инсти-тута истории НАН Беларуси Полина Курлович-Белявская и Надежда Шуткова из Могилёвского унверситета.
Второй раздел сборника (семь статей) софрмирован из материа-лов секции этнологии и этнографии: древним религиозным культам и их современным отголоскам посвящены исследования Марии Вороно-вой (Мариупольский университет), Татьяны Лунько из Новозыбков-ского филиала БГУ. Этноархеологическое направление у работ Татья-ны Чебукиной и Валентины Ястребовой (Липецкий государственный педагогический университет) и Евгении Касимчук (Брянский гос. уни-верситет), посвященных обрядности праславян и этногенезу лангобар-дов. Мария Рахманина (Брянский государственный университет) за-нимается этнологией современного города – ее исследование раскры-вает для читателей особенности субкультур хипии, скинхедов.
Желаем участникам юбилейной ХХХ международной, межсла-вянской студенческо-аспирантской археолого-этнологической конфе-ренции творческих успехов в получении и создании научного знания. Брянский государственный университет и Оргкомитет конференции вновь будут рады принять гостей в мае 2015 года, чтобы дать возмож-ность обменяться достижениями, мнениями и наладить новые контак-ты. Как говорят спортивные комментаторы, «Матч состоится при лю-бой погоде!»
Редколлегия
5
ÀÐÕÅÎËÎÃÈß ÀÐÕÅÎËÎÃÈß ÀÐÕÅÎËÎÃÈß ÀÐÕÅÎËÎÃÈß
Алексей Авласович (Беларусь, Могилёв, МГУ им. А.А. Кулешова)
Височные кольца из курганных некрополей Могилёвского Поднепровья и Посожья,
как элемент женского погребального костюма
Височные кольца – это наиболее характерное украшение славянских женщин. Их изготавливали из серебра, бронзы, меди. Данный вид украшений является одним из главных этнических маркеров, т.к. каждое племя восточных славян имело свои отличительные черты в височных кольцах. В дореволюционное время одним из первых, кто выдвинул эту теорию, был известный русский археолог А.А. Спицын. Учёный полагал, что перечисленным в «Повести временных лет» славянским племенам (полянам, древлянам, радимичам, вятичам, кривичам и др.) соответствовал определённый набор женских украшений, найденных при раскопках курганов. Однако это утверждение А.А. Спицына подвергалось критике. Было подмечено, что имеет место смешение племенных признаков. Например, очень велик процент «кривичских» курганов XII века на вятичской территории. Была выдвинута точка зрения о том, что распространение тех или иных форм украшений определяет не старые племенные границы, а границы новых складывающихся феодальных образований [Юшко]. Однако, в целом, как нам кажется, более прав А.А. Спицын, чем его оппоненты. Следует заметить, что в процессе феодализации племенных территорий, вошедших в состав Киевской Руси, и их христианизации, имели место процессы оформления единой погребальной курганной культуры [Риер, 2000, с.150–153].
Одна из первых классификаций древнерусских височных колец была разработана А.В.Арциховским, позже уточнена и дополнена В.П. Левашовой [Левашова, 1967, с.7-54]. Согласно ей все кольца можно разделить на четыре группы: 1) проволочные, куда входят украшения, согнутые в виде простого кольца или более сложной фигуры из более или менее тонкой проволоки; 2) щитковые – у которых проволока
6
раскована местами в пластинки; 3) лучевые и лопастные – литые украшения, состоящие из полукольца-дужки и пластинчатой фигурной части; 4) бусинные – состоящие из проволочного кольца с нанизанными на них бусинами [Арциховский, 1930, с.44–66].
Исследуемая нами территория примечательна тем, что расположена на стыке родственных восточнославянских этнокультурных групп (радимичей, кривичей, дреговичей). Исходя из данной особенности, височные кольца, обнаруженные в курганных некрополях и поселениях представлены отделом семилучевых, браслетообразных, трёхбусинных и перстнеобразных.
В 1977 г. В.В. Богомольниковым была проведена важная работа по классификации самой распространённой и в то же время наименее разнообразной группы семилучевых височных колец с гладким или мало орнаментированным щитком [Богомольников, 1982, с. 111].
Особого внимания заслуживает классификация и культурная атрибуция лучевых височных колец Е.А. Шинакова. Исследователь на основании подробного рассмотрения вариантов семилучевых височных колец вычленил 35 признаков, которые позволили произвести деление находок на 5 категорий, в которые включены типы и варианты [Шинаков, 1980, с.111–127].
Изучая курганы радимичей Г.Ф. Соловьёва предложила свою классификацию. Исследовательница выделяет следующие типы колец: 1. Височные кольца с гладким щитком – «классические»; 2. Височные кольца с дужкой на щитке и преимущественно пятью зубчиками по верхнему краю щитка;
3. «Деснинский» тип (кольца имеют орнаментированный щиток, форма лучей напоминает трилистник);
4. Височные кольца с гладким щитком, острыми лучами и зубчика-ми на верхнем краю щитка;
5. Височные кольца, лучи которых заканчиваются каплей, щиток на верхнем крае имеет зубцы и целиком украшен орнаментом [Со-ловьёва, 1978, с.171–172].
Г.Ф. Соловьёва отмечает, что височные кольца первого типа в погребениях радимичей составляет от одного до восьми. В могильнике Вотня Быховского р-на посчастливилось обнаружить данный тип колец вместе с серебряниками Владимира, а также арабскими монетами-привесками начала и середины X века. Поздние варианты этого типа обнаружены в погребениях, произведённых по обряду
7
трупоположения в комплексе с керамикой XII века. Исходя из этого, Соловьёва предлагает датировать период бытования «классических» височных колец с гладким щитком – концом X – XII веками [Соловьёва, 1978, с.171–172]. Семилучевые кольца с гладким щитком обнаружены также в могильниках Колодезская Костюковичского р-на и Чаусы Чаусского р-на. В могильнике Анелено Славгородского р-на бронзовое кольцо имело следы серебрения.
Второй тип семилучевых височных колец известен в гораздо меньшем количестве. Обычно они фиксируются в погребениях по одному экземпляру в сочетании с тремя – пятью височными кольцами первого типа. За пределами территории расселения радимичей практически не известны. В погребениях данный тип также встречен вместе с монетами-привесками, что также позволяет их датировать концом X – XII веками [Соловьёва, 1978, с.172].
«Деснинский» тип отличается оформлением окончаний лучей, форма которых напоминает трилистник. Так же как и второй тип, они обычно встречаются в погребениях в единственном экземпляре и в сочетании с классическими височными кольцами радимичей. При этом техника их изготовления отличает лучшим качеством, а материалом зачастую служило серебро [Соловьёва, 1978, с. 172]. Время их бытования совпадает с предыдущими типами.
Отмечая сходство семилопастных височных колец вятичей и семилучевых колец радимичей, ряд исследователей относят «деснинский» тип к переходным формам. Данная мысль подкреплялась находками в бассейне Дисны, на границе радимичей и вятичей, от чего и произошло название «деснинский». Однако, как показали дальнейшие исследования курганных групп, «деснинский» тип был известен почти на всей территории расселения радимичей. Данный тип в некрополях Могилёвского Поднепровья и Посожья зафиксирован лишь однажды, в кургане № 39 могильника Восход. Голову женщины украшали 4 височных кольца «деснинского» типа и два семилучевых гладкощитковых (Рис.1). Они крепились к головному венчику при помощи перстнеобразных бронзовых держателей [Марзалюк, 2011, с. 10 – 11].
Четвёртый и пятый типы радимичских колец достаточно редки, на изучаемой нами территории к настоящему времени не известны.
Примечательно одно обстоятельство: в одиночном погребении мужчины курганного могильника Восход у ног был обнаружен
8
небольшой фрагмент изделия из бронзы, в районе таза костяка была обнаружена пряжка прямоугольной формы. Данный фрагмент был определён И.А. Марзалюком, как один из лучей височного кольца (вероятнее всего семилучевого) [Марзалюк, 2009, с. 11 – 12]. С устных замечаний учёного данную находку можно интерпретировать как дар покойнику от его живой жены. Практически идентичный комплекс был зафиксирован при раскопках курганного могильника Смедин-V. Н.И. Бруевичем в кургане № 9 был обнаружен мужской костяк 35 – 45 лет, где также в районе таза была обнаружена бронзовая поясная пряжка прямоугольной формы, а под тазовой костью обнаружен щиток семилучевого височного кольца (Рис.2) [Бруевич, 2002, с.144].
Отдельную группу составляют бусинные височные украшения, т.е. кольца, на проволочную основу которых надета одна или несколько бусин. В зависимости от количества бусин кольца принято делить на три типа: однобусинные, трехбусинные и многобусинные [Седова, 1997, с. 65].
В рассматриваемом регионе трёхбусинные крупнозернённые височные кольца характерны для западных и юго-западных земель Могилёвского Поднепровья, что совпадает с территорией расселения племён дреговичей [Левашова, 1967, с. 21]. Изделие представляет собой тонкий проволочный каркас, на который напаяны крупные шарики зерни. Данные тип височных колец обнаружен в могильниках Бацевичи Кличевского р-на и Костричская Слободка Кировского р-на [Крывальцэвіч, Кошман, 2005, с. 31 – 36]. Одно трёхбусинное мелкозерненое височное кольцо было обнаружено в могильнике Колодезская [Риер, 1976, с.188]. Оно представляло собой литое кольцо, сделанное по форме зернённых бус, что, по Я.Г. Риера, отражает влияние кривичей в пограничных с дреговичами территориях [Риер, 2010, с.19].
Наиболее распространённым типом височных колец являются браслетообразные. А.В. Арциховский отдел браслетообразных височных колец подразделял на следующие тепы: завязанные, загнутоконечные, эсоконечные, сомкнутые и винтоконечные. Классическим типом кривичских височных колец исследователь считает с завязанными концами [Арциховский, 1930, с.59-61]. На территории исследуемого региона известны следующие типы браслетообразных височных колец: с заходящими концами, загнутоконечные, с завязанными концами.
9
Браслетообразные проволочные височные кольца получили наибольшее распространение в области расселения кривичей и считаются их этническим маркером. Носили их обычно по шесть штук (по три с каждой стороны). Образцы с завязанными на две стороны концами относятся к X – началу XII века. Браслетообразные кольца из двойной проволоки с завязанными концами являются этно-определяющим признаком смоленских и полоцких кривичей. Псковская группа кривичей не знала этого типа украшений [Седова, 1981, с. 64].
Наибольшее количество браслетообразных височных колец обнаружено в женских погребениях курганного могильника Восход (Могилёвский р-н). Всего 25 единиц. Доминирует тип колец с заходящими концами. Так в кургане № 80 девять экземпляров обнаружены в комплексе с двумя шейными гривнами (Рис.3) [Риер, 1995, с.33; Богомольников, Равдина, 1979, с.9; Марзалюк, 2010, с.13]. Лишь три височных кольца из кургана №69 относятся к браслетообразным с завязанными концами, и четыре – к завёрнутоконечным. Два кольца с завязанными концами были также обнаружены в женском погребении могильника Резанцы Мстиславского района.
На основе многолетнего изучения курганных могильников Могилёвского Поднепровья Я.Г. Риер пришёл к выводу, что браслетообразные височные кольца отражают связь основного населения региона – дреговичей и радимичей с их северными соседями – кривичами. Временем появления этих колец на данной территории исследователь датирует – концом Х века. Кольца с заходящими и завязанными концами согласно Я.Г. Риеру бытовали до начала XI столетия, а загнутоконечные – в течении всего XII века [Риер, 2010, с. 18].
Перстневидные проволочные височные кольца повторяют форму браслетообразных колец, однако имеют меньший диаметр. Перстневидные кольца загнутоконечные и с заходящими концами встречаются в древностях всех славянских племен и не могут считаться этноопределяющим признаком какого–либо из них. В погребениях их обычно находят от 1 до 10 экз. [Седова, 1981, с. 64].
В погребениях Восхода обнаружено 11 перстневидных височных колец, которые относятся к типу сомкнутых. В одном случае украшения были покрыты серебром. Примечательна находка одного
10
кольца из кургана № 39 [Марзалюк, 2011, с.10-11]. Изделие имеет на себе бронзовую втулку, которая носила функцию крепления. Восемь височных престнеобразных колец с заходящими концами обнаружены в могильнике у города Чаусы, S-конечные кольца найдены в могильнике Маяк. Все указанные кольца данного типа изготовлены из бронзы. Находки из меди зафиксированы в могильнике Красная Слободка (4 единиц), из серебра или посеребренные – в могильнике Курганы (6 единиц).
Весьма интересными являются вопросы происхождения семилучевых и семилопастных височных колец, а также способы ношения и семитический контекст данного вида украшений.
В вопросе о происхождении семилучевых и семилопастных височных колец Б.А. Рыбаков обратился к кольцам из Зарайского и Полтавского кладов [Соловьёва, 1978, с. 176]. Исследователь отметил сходство с рассматриваемыми кольцами, однако датировал более ранним временем – IX веком. Эти находки также имеют семь лучей, заканчивающиеся каплями, а на верхнем краю щитка расположено семь зубчиков. Также в кладах были обнаружены семилучевые височные кольца с острыми лучами. Это позволило Б.А. Рыбакову сделать вывод о том, что появление лучевых височных колец у восточных славян связано с аваро-славянскими древностями [Соловьёва, 1978, с. 177].
Картографирование ранних височных типов колец показало, что они наиболее распространены в Левобережье Днепра, на Средней Десне, и в верховьях Оки и Дона. Здесь они найдены с керамикой роменского и боршевского типов. С раннеславянской керамикой они обнаружены и в Хотомеле и в Гнёздове. Это даёт возможность предположить, что лучевые кольца ІХ – Х веков так же, как и поздние, являлись украшениями славянских племён [Соловьёва, 1978, с. 177].
В XI – XII столетиях широкое распространение получили семилучевые височные кольца радимичей и семилопастные вятичей, а также височные кольца типа Кветунь (с орнаментированными щитком и лучами). Все они распространены в Левобережье Днепра, на территории трёх летописных племён: радимичей, вятичей и северян, о близости которых говорил летописец: «А радимичи, вятичи и север один обычай имяху» [Повесть временных лет…, с. 10].
Особым вопросом в теме височных колец выступает вопрос о способах ношения данного вида украшений. Обычно в погребениях
11
кольца фиксируются у височной области головы, что позволяет относить их к категории головных украшений. В научном мире бытует две основные реконструкции способов ношения височных колец. По мнению некоторых исследователей, крепились (продевались) к кожаному ремешку, шерстяному шнурку или же к полоске ткани, которые одевались на головы или крепились к краю головного убора. Впервые эта точка зрения была высказана В.И. Сизовым и подтверждена Е.А. Шинаковым при исследовании одного из погребений Гочевского могильника [Агапов, Сарачаев, 1997, с. 99].
Ещё один способ ношения височных колец был реконструирован Н.И. Булычовым. На основе изучения погребений вятичей учёный пришёл к выводу, что здесь кольца вплетались непосредственно в волосы или прикреплялись к причёске [Агапов, Сарачаев, 1997, с. 99].
Одним из первых, кто предположил возможность ношения височных колец в ушных раковинах был А.В. Арциховский [Агапов, Сарачаев, 1997, с. 100]. Археологического материала, который бы подтверждал данную гипотезу очень мало, однако он есть. Это трёхбусинные кольца из Поворовских курганов, проволочные кольца из Акатовского и Бабаевского могильников [Агапов, Сарачаев, 1997, с. 100]. Однако эти данные практически нигде не освещались и доминирующей оставалась точкой зрения, согласно которой височные кольца носились либо вплетёнными в волосах, либо на специальном кожаном ремешки или полоске ткани.
При раскопках курганных погребений X–XIII вв. в публикациях исследователей иногда упоминаются находки фрагментов кожи, в которые продеты височные кольца. Эти фрагменты почти всегда интерпретируются как остатки головного убора. Однако в конце 90-х гг. прошлого века А.С.Агаповым и Т.Г.Сарачаевым был проведён медико-криминалистический анализ пяти подобных фрагментов. В результате выяснилось, что два объекта являются в значительной степени мумифицированными фрагментами ушных раковин человека. Третий фрагмент кожи оказался почти полностью сохранившейся правой ушной раковиной. Относительно еще двух фрагментов учёным не удалось определить их принадлежность [Агапов, Сарачаев, 1997, с.103].
Таким образом, исследователям удалось установить, что все представленные фрагменты «кожи» являются антропологического происхождения. Было установлено, что три образца представляют
12
собой фрагменты левых ушных раковин человека. Общее состояние отверстий, их сглаженные, омозолевшие края свидетельствуют о том, что они были сформированы прижизненно в результате контакта с массивными предметами (украшениями) на протяжении длительного периода. Следовательно, факт ношения до четырёх височных колец в одной ушной раковине в XI – XIII веках является доказанным [Агапов, Сарачаев, 1997, с 106 – 107].
К данному дискуссионному вопросу о способах ношения височных колец будет уместно привести схемы, предложенные Ю.В. Степановой на основе методических приёмов реконструкции головных уборов М.А. Сабуровой, разработанные на материалах древнерусских памятников Вологодской области. На основе их исследовательница отмечает следующие варианты расположения височных колец в женских погребениях:
1. вплетенными в волосы, вертикально, от уровня виска до подбородка; 2. продетыми друг в друга, свисающими вдоль лица, которые, видимо, верхними кольцами крепились к головному убору.
3. около ушей; в этих случаях зафиксированы остатки прически в виде петли, видимо, напущенной на уши;
4. в ушах; 5. прикрепленными к основе головного убора в горизонтальном поло-жении, в ряде случаев – металлическими шпильками-скобками [Сте-панова, 2002]. Относительно способов ношения височных колец населением
исследуемого нами региона, мы можем судить лишь на основании одной находки перстнеобразного височного кольца из курганного могильника Восход. На височное кольцо была продета бронзовая втулка, на которую крепились семилучевыми височными кольцами и кольцами деснинского типа [Марзалюк, 2011, с.10-11].
Арциховский А.В. Курганы вятичей. – М., 1930. – 195 с. Богомольников В.В. Причины изменения погребального обряда радимичей // Древности Белоруссии и Литвы. – Мн., 1982. – С.98–103.
Богомольников В.В., Равдина Т.В. О находках из Вотни на Днепре // СА 1979. – № 2. С.207–213.
Бруевич, Н.И. Раскопки на курганном могильнике Смедин-V в Посожье // Матэрыялы па археалогіі Беларусі. – Мінск, 2002 – № 5. С. 143 – 162.
13
Крывальцэвіч, М. Кошман, В. Раскопкі дрыгавіцкага кургана каля вёскі Бацэвічы Клічаўскага раёна // Беларускі гістарычны часопіс. 2005 – №1. – С.31–36.
Левашова В.П. Височные кольца // Очерки по истории русской деревни X – XIII вв. // Труды ГИМ №43, 1967б. – С.7–54.
Марзалюк І.А. Справаздача: аб археалагічных раскопках курганнага могільніка ля пасёлка «Усход» у Магілёўскім раёне ў 2007 г. / Архіў Інстытута Гісторыі НАН Беларусі. – Спр. № 2522. – Магілёў. 2008. –24 с.
Марзалюк І.А. Справаздача: аб археалагічных раскопках курганнага могільніка ля пасёлка «Усход» у Магілёўскім раёне ў 2008 г. / Архіў Інстытута Гісторыі НАН Беларусі. – Спр. №2594. – Магілёў. 2009. – 27 с.
Марзалюк І.А. Справаздача: аб археалагічных раскопках курганнага могільніка ля пасёлка «Усход» у Магілёўскім раёне ў 2009 г. / Архіў Інстытута Гісторыі НАН Беларусі. – Спр. №2699. – Магілёў. 2010. – 26 с.
Марзалюк І.А. Справаздача: аб археалагічных раскопках курганнага могільніка ля пасёлка «Усход» у Магілёўскім раёне ў 2010 г. / Архіў Інстытута Гісторыі НАН Беларусі. – Спр. № 2753. – Магілёў. 2011. –23 с.
Повесть временных лет по Ипатскому списку. Издание Археологической ко-миссии. – СПб, 1871. – 195 с.
Риер Я.Г Аграрный мир Восточной и Центральной Европы в средние века (по материалам археологических данных). – Могилёв, 2000. – 264 с.
Риер Я.Г. Изучение курганов в Могилёвском Поднепровье // – СА, 1976. – № 2. – С.179–191.
Риер Я.Г. Сельское общество МогилёвскогоПоднепровья X – XIII вв. По ар-хеологическим данным: Монография . – Могилёв, 2010 –176 с.
Рыер Я.Г. Новыя сведчанні аб курганах каля Магілёва // Магілёўшчына. – Вып. 4. – 1995. – С. 32 –38.
Седова М.В. Украшения из меди и сплавов // Древняя Русь. Культура и быт. – М., 1997. С.63–78.
Седова М.В. Ювелирные изделия из древнего Новгорода (X – XV вв.). – Мо-сква: «Наука», 1981. – 196 с.
Соловьёва Г.Ф. Семилучевые височные кольца // Древняя Русь и славяне. – М.: Наука, 1978. С.171–178.
Степанова Ю.В. Женский головной убор с височными кольцами X – XIII вв. (по материалам погребальных памятников Верхневолжья) // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху средневековья. Тверь, 2002. Вып.4. С.308-312.
Шинаков Е.А. Классификация и культурная атрибуция лучевых височных колец // СА 1980, №3. С.111–127.
Юшко А. Курганы и Височные кольца. Отечественная история. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://his.1september.ru/2005/23/28.htm – Дата дос-тупа: 03.10.2010.
14
Рис.1. Височные семилучевые кольца из курганного могильника
Рис.2. Мужские погребения с фрагментами височных колец-
приношений: 1- Восход, 2- Смядин-V
Рис.3. Височные кольца из могильника Восход
16
Андрей Арещенко (Россия, Брянск, БГУ
им.академика И.Г. Петровского)
Керамика из раскопок 1988 года в Стародубе Раскоп 1988 года (по общей нумерации раскоп IV, руководитель
работ Н.Е.Ющенко) на «Старом рынке» был разбит в центральной части посада древнерусского города в юго-восточном углу рынка, в 10 м к западу от ул. Первомайской. Первоначальная площадь раскопа в 100 м кв. была уменьшена на 7 м кв. из-за заглубленной в земле железобетонной конструкции. Раскопки проводились по традиционной методике - горизонтальными зачистками по 2-3см, с фиксацией материала по квадратам и пластам по 20 см. В культурно-хронологическом плане слой посада на раскопе условно можно разделить на 4 горизонта: ХХ в. (пласты 1-3), XVIII-XIX вв. (пласт 3-4), XV-XVIII вв. (5-7), древнерусский (пласты 8-12) [5, с. 1-2].
Наиболее интересным является древнерусский слой. В частности, среди разного рода ям и сооружений на уровне 9-го пласта были исследованы остатки деревянного настила длиной 7 м, шириной 1 – 1,2 м и толщиной 4 – 10 см и ниже – деревянной вымостки [5, с.5-6]. В северо-восточном углу раскопа была обнаружена и исследована жилищная яма сложной формы со следами глиняной печи.
Находки представлены двумя пряслицами из керамики и шифера, здесь же была обнаружена железная пряжка. Также были встречены золотостеклянная цилиндрическая бусинка, кусочек обожженного янтаря, наконечники стрел, детали конской упряжи и стеклянные браслеты [4,с.26-27]. На глубинах от 200 до 220 см были обнаружены: нож с отломленным черенком, дужка от ведра и боевой железный топорик. Вся глубина древнерусского слоя (8-12 пласты) наполнена многочисленными фрагментами раннегончарной керамики с характерной сложной профилировкой венчиков (шестовицкого типа), а также фрагментами лепной толстостенной керамики с «гусенечным» орнаментом роменского типа.
До настоящего времени данная керамика так и не была описана и не ведена в научный оборот, есть лишь отдельные упоминания в работах описательного типа.
На всей площади раскопа в пластах древнерусского времени было обнаружено 263 фрагментов венчиков со сложным профилем. В
17
слое № 9 было найдено наибольшее количество фрагментов - 77, при этом в пласте № 11 - 75, 10 - 49 и 8 - 18.
Все фрагменты венчиков согласно типологии И. Г. Сарачева можно разделить на две первоначальные Формы (ПФ) [1, с.225-236]:
ПФ-1 венчик равномерно загнут наружу, образуя острые углы к вертикальной и горизонтальной плоскости сосуда;
ПФ-2 венчик равномерно загнут наружу, параллельно или почти параллельно днищу сосуда.
Данные формы встречаются на протяжении всей глубины древнерусского слоя, но в самом нижнем пласте № 12 преобладает ПФ-1, начиная с пласта № 10 количество венчиков ПФ-2 увеличивается, а в пласте № 9 становится преобладающей формой. Таким образом, на основании изменения соотношения форм венчиков мы можем видеть, как со временем один вид венчика заменял другой.
Также встречаются формы: ПФ-3 венчик равномерно сильно загнут наружу почти
параллельно плечику сосуда; ПФ-4 венчик равномерно загнут в положение ПФ-2, верхняя его
часть как бы надломлена и отогнута во внутрь до положения ПФ-1. Данные виды венчиков единичны, и говорить о том, что они
вытесняли другие формы, не приходится. Классификация И. Г. Сарачева хороша тем, что дает общие
представления о существующих формах венчиков, но для более конкретного описания венчиков в конкретном случае, на мой взгляд, подойдет классификация Е. А. Шинакова [2, с.101-103].
Согласно данной классификации, наиболее распространенным типом венчиков в раскопе 1988 г. в г. Стародубе является тип VIII, данные венчики присутствуют на всем протяжении 8-12 пластов, при этом их количество во всех пластах, кроме 10, примерно одинаково, в пласте же № 10 венчиков данного типа выделить не удалось. Этот тип относят к середине XII в. Такой тип венчиков появился в результате прямого закруглённого среза вовнутрь и смещения излишков глины на внутреннюю стенку. Таким образом, был получен венчик с округлённым торцом и округлым и слегка приплюснутым наплывом, граница которого четко выражена. Данный тип венчика по типологии И.Г.Сарачева можно отнести к ПФ-1.
Так же в раскопе часто встречаются венчики типа VI, которые относятся ко второй половине XI – начала XII вв. Венчики данного
18
типа встречаются во всех пластах, но если в пласте № 8 они единичны, то в пластах № 10-12 преобладают над другими типами. Данный тип образовался в результате прямого закруглённого или косого среза наружу, на внешней стенке образуется сплошной наплыв правильной формы, так же встречаются формы с нажатием в верхней части венчика, в результате чего глина в этой части слегка оттекает к внутренней части венчика.
Кроме самых распространённых в раскопе типов VI и VIII; стоит выделить тип IV (конец X - середина XI вв.), венчики данного типа встречаются только в пласте № 11. Тип образовался в результате прямого закругленного среза от внутренней поверхности к внешней, образуется большое количество излишков глины, которая спускается на внешнюю стенку венчика в виде массивного наплыва. Этот тип можно отнести к ПФ-1 (по И.Г.Сарачеву).
Это основные типы, встречающиеся в раскопе 1988 года на «Старом рынке». Таким образом, данная информация поможет в дальнейшей работе с археологическими материалами, обнаруженными в г. Стародубе.
Литература и архивные источники: 1. Сарычев И. Г. Типология венчиков древнерусских горшков Днепровского Левобережья // Григорьев А. В. Северская земля в VIII- начале XI века по археологическим данным. – Тула: Гриф и К°, 2000. С. 225-236.
2. Шинаков Е.А. Керамический комплекс севера «Русской земли» и возмож-ные источники её заселения // Проблеми вивчення та охорони пам'яток археологiї Киiвщини. – Киiв, 1991. С.101-103.
3. Шинаков Е. А., Поляков Г. П. Летописный Рогов // Любецький з'їзд князів 1097 року в історичній долі Київської Русі. Матеріали міжнародної конференії, присвяченої 900-літтю з'їзду князів Київської Русі у Любечі. - Чернігів: Сіверянька думка, 1997. С. 117-123
4. Шинаков Е. А., Ющенко Н. Е. Стародуб и его округа в конце X — XII вв. // Проблемы социальной истории Европы: от античности до нового времени. – Брянск: Изд-во БГПУ, 1995. С. 21-32
5. Ющенко Н.Е. Отчет о раскопках и разведках в г. Стародубе и Стародубском районе Брянской области в 1988 г. (Брянск, 1995) // Архив ИА РАН. Р- I. № 17983.
19
Ярослав Бакуменко (Чернигов, Украина,ЧНПУ им. Т.Г. Шевченко)
Клейма на кирпичах Рыхловского монастыря (по результатам археологических исследований)
Свято-Николаевский Пустынно-Рыхловский монастырь нахо-дится в с. Рыхлы Коропского района. Он располагается на холме, ок-руженном глубокими оврагами, на территории Мезинского нацио-нального природного парка. Сам монастырь, как гласит легенда, воз-ник в начале XVII ст. благодаря находке пасечником из с. Оболонье иконы Св. Николая на дереве В скором времени на этой территории была построена деревянная церковь Св. Николая.
Сам монастырь был основан в 1666 г., но в 1745 г. случился по-жар, в котором деревянный монастырь почти полностью сгорел. Пер-вые каменные сооружения стали строить на его территории в 1743 г. на средства благотворителей Ф.Кочановского и П.Чижевского. С сере-дины XVІІ ст. началось массовое каменное строительство: были по-строены Свято-Николаевский собор (1754-1760 гг.), колокольня с над-вратной церковью Иоанна Предтечи (1767 г.), Николаевская церковь (1750 г.) на месте находки чудотворной иконы Св. Николая, теплая церковь Святого Феодора Стратилата (1749 г.), кельи, ограда. К северу от монастырского комплекса в XVІІІ ст. был основан монастырский гостиный двор. Вблизи монастыря находились колодец, хозяйствен-ный двор, кирпичный завод, сад и пасека, скит и часовня. На склонах оврагов были выкопанные пещеры, которые относительно неплохо сохранились до наших дней. Также каменное строительство активно велось и в ХІХ – первом десятилетии ХХ веков. В 1817 г. был постро-ен восточный корпус келий [1, С. 119], 1835 г. – монастырская трапез-ная, кухня и хлебопекарни, покои настоятеля, заново перестроен забор [2, С.20]. В 1842 г. также был отремонтирован и перестроен северо-западный корпус келий, к которому пристроили северную часть.
В общем, судя по изображению монастыря 1901 г. на его терри-тории было не менее 21 кирпичного здания. Для постройки такого ко-личества зданий требовалось огромное количество кирпича, который по многим объективным факторам не мог быть завезен сюда извне в боль-шихколичествах. Поэтому тут был создан кирпичный завод.
20
Во время археологических исследований на территории мо-настыря 2010-2013 г. были выяв-лены кирпичи с разными клейма-ми. Так же кирпичи с отпечатка-ми лап животных или следов от капель, что свидетельствует о просушке сырого кирпича на от-крытом пространстве. Судить про их местное происхождение по-зволяет несколько факторов. На территории монастыря по данным архимандрита Мельхиседека су-ществовало свое кирпичное про-изводство, которое также работа-ло и на вывоз. Для этого был про-рыт канал к р. Десне, по которому на баржах сплавляли кирпич в реку и далее к заказчикам.
Найденные кирпичи были разной формы и предназначения. Кроме стандартных были обна-ружены и экземпляры с некото-рыми особенностями: скошенная грань, половинчатая толщина, вырезан угол и др.
Клейма на кирпичах сдела-ны при помощи разных шрифтов и надписи отличаются как стили-стически, так и размерами. Об их временной принадлежности к ХІХ веку свидетельствуют как форма, так и формат. Данные о формате кирпича с разными клеймами приведены в табл.1, о размерах клейм – в табл.2.
Рис.1. Образцы клейм.
21
По результатам археологических исследований 2010-2013 гг. са-мыми распространенными клеймами на кирпичах являются «Р.М.» ко-торые, скорее всего, представляют собой аббревиатуру от Рыхловского монастыря. Также было обнаружено клеймо «Рих», что также является сокращением от «Рыхлы». Интересной особенностью данного клейма является его зеркальность – «ХNԳ». Кроме клейм монастыря встреча-лись и иные: «ФБ» и «АС» - не расшифровано, возможно, они делались на заказ с клеймами заказчика или являются привозными.
В будущем планируется установить более детальную хроноло-гию клейм на кирпиче, что даст возможность датировать исследуемые сооружения монастыря и этапы ремонта в них.
Таблица 1. Формат кирпичей с клеймами № Клеймо Длинна Ширина Высота Примечания 1 РИХ 26 см. 12,5 см 6,5 зеркальная надпись
2 Р. М. 29 см. 14 см 5,6
3 Р. М. 29 см 12 см 5,5
4 Р. М. 18 см 12 см рядом с клеймом крест
5 Ф. Б 12см 6,5 Таблица 2. Размеры букв на клеймах
Литература 1. Вечерський В. Пам’ятки архітектури та містобудування лівобережної України. – К., 2005. – 586 с.
2. История Рыхловской пустыни. – Нежин: ФЛП Лукьяненко В.В., 2009. - 32 с.
22
Александр Балашов (Россия, Курск, КГУ)
К вопросу о славяно-хазарском синкретизме
В конце I тыс. н.э. Днепровское левобережье было заселено северянами, археологическим аналогом которых является волынцевская и сформировавшаяся на ее основе роменская культура. К востоку, в бассейне верхнего и среднего Дона, располагался ареал синхронной боршевской культуры, носители которой традиционно определяются как «донские славяне». Южнее, в Подонье и Приазовье, господствовали древности салтово-маяцкой культуры – археологического эквивалента Хазарии, которой, по данным «Повести временных лет», часть восточнославянских племен выплачивала дань. Однако сам характер славяно-хазарских отношений в ПВЛ оказался освещенным недостаточно широко.
История изучения славянских древностей Днепро-Донского междуречья насчитывает более полутора веков. В последнее время появилось множество трудов отечественных и зарубежных исследователей, в которых вопрос взаимоотношений восточных славян с Хазарским каганатом получил различные, подчас – совершенно противоположные, оценки.
В последнее время В.В. Колодой была предложена оригинальная гипотеза, согласно которой в контактной зоне между Северской землей и Хазарским каганатом в IX–X вв. н.э. шел процесс образования синкретического населения, под которым понимается смешение, слияние отдельных элементов, свойственных различным этносам (с их технологическими, типологическими, морфологи-ческими и художественными традициями). В качестве примеров им используются материалы с хорошо изученных памятников: Мохнач (городище), Коробовы Хутора (селище), Водяное (городище). По его мнению, заметнее всего это прослеживается в керамике, домостроительстве и устройстве печей (Колода, 2008-а. С.90–92). На их анализе следует остановиться подробнее.
Факт тесных контактов славян и алано-болгар, выразившийся в восприятии элементов материальной культуры друг друга, нашел отражение в наиболее массовой категории находок – керамике. В начале ХХ в. В.А. Бабенко одним из первых обратил внимание на определенную схожесть «славянских курганных горшков» Х в. с
23
хазарскими (Бабенко, 1901. С.439–446). При раскопках Дмитриевского могильника были выявлены пеньковские сосуды (Плетнева, 1989. С.121–145). На сегодняшний день не вызывают сомнения теснейшие контакты славян Днепро-Донского междуречья с Хазарским каганатом в VIII в., что нашло отражение в материалах Битицкого и Пастырского городищ (Березовец, 1965. С.49-63).
В IX в., на раннем этапе развития роменской и боршевской культур, характер взаимоотношений меняется. Для памятников волынцевского круга присуще наличие салтовской гончарной керамики, в основной массе – парадной, с лощеным орнаментом, распространенной, как полагают некоторые авторы, среди верхушки славянского населения. В материалах роменского Новотроицкого городища среди целых форм (80 сосудов) подражание такой посуде составляет уже не более 10%, большую часть которой можно связать с комплексами волынцевского времени (Ляпушкин, 1958-б). На раннесеверянском Донецком городище доля «хазарской посуды» не превышает 7,6% (Михеев, 1991. С.43–59). Для остальных памятников эта категория находок составляет около 1% всего керамического материала.
Особое внимание следует уделить материалам с Коробовых Хуторов, Мохнач и Водяное, которые расположены на Северском Донце, в зоне наибольших контактов северян с населением каганата (Колода, 2008б; 2012). В литературе не сложилось единого мнения об этнической принадлежности населения этих памятников. С.А. Плетнева относила их к салтово-маяцкой культуре (Плетнева, 1967. С.27). Согласно В.И.Квитковскому, местное население видоизменило облик жилых помещений под воздействием славянского домостроительства с сохранением традиционных хазарских элементов (очаги в центре или у стены, использование камня) (Квитковский, 2008. С.43–44). Б.А.Шрамко относил их к числу славянских (Шрамко, 1958. С.41). Как показали полномасштабные работы последних лет, и Мохнач и Коробовы Хутора были заселены представителями каганата, на смену которым во 2-й пол. Х в. приходят роменцы (Колода, 2008-в. С.75–76; 2002). К этому же периоду относится и заселение северянами городища Водяное, расположенное на юго-западной границе славянского мира, всего в 1 км от городища салтово-маяцкой культуры (Колода, 2012. С.68-69). Таким образом, уже само их расположение
24
предопределило наличие материалов, которые могут подтвердить существование «синкретического по своей сути» населения.
Синкретизм в керамике может быть прослежен на двух уровнях: внешнем – использование импортной посуды, и внутреннем – украшение изделий в двух этнических традициях. Однако доля салтовской керамики в северянском слое городища Водяное не превышает 1%. Здесь же были выявлены фрагменты 3 типично роменских горшков с «заимствованным орнаментом» – прочерченные гребешком горизонтальные и вертикальные линии. Немного отличается ситуация на городище Мохнач, где в развале печи роменской постройки был обнаружен салтовский кухонный горшок, а в постройке хазарского времени – сковорода, не характерная для местного населения (Колода, 2007. С.166-169). Всего примерами «внутреннего синкретизма» могут служить немногочисленные фрагменты в основном лепной салтовской керамики, украшенной нетипичным узором. Находки на памятниках каганата достоверно роменской посуды – единичны (Верхний Салтов, жилище №14). В своей новейшей работе Г.Е. Афанасьев особо подчеркивает, что орнаментация салтово-маяцкой посуды не может являться этномаркирующим признаком. В частности, гребенчатый штамп и его различные сочетания встречаются по всей территории Северного Кавказа начиная с V-VI вв. н.э. (Афанасьев, 2013. С.18, 23). С другой стороны, О.В.Сухобоков и С.П.Юренко при анализе керамики северян особо подчеркивали разницу между славянской и алано-болгарской декоративной традицией, отмечая, что, несмотря на схожесть приемов и сюжетных композиций, украшались принципиально разные части сосудов (Сухобоков, Юренко. 1997. С.161).
Иная ситуация наблюдается на памятниках донских славян. Так, на городище Титчиха хазарской посуды – около 10%, на Малом Боршевском – 1,5%, на Большом Боршевском – несколько фрагментов, на Воргольском – отсутствует. На Белогорском-I и Животинном городище среди всего керамического материала подражание салтовской посуде составляет 35 и 6 % соответственно (Винников, 1995. С.72–85). В материалах боршевских курганных могильников: на Лысогорском – 23,3%, Белогорском-I – 60%, Белогорском-II – 8% (Винников, 2012-а. С.14–20).
Вышеприведенные примеры показывают, что для славянских памятников Подонья находки салтовских сосудов – не редкость
25
(особенно в сравнении с роменским). Особенно выделяется микрорегион на р. Воронеж с обилием как круговых горшков (18,6%), так и их лепных подражаний, значительная часть которых сконцентрирована в районе Белогорского-I городища. По мнению А.З. Винникова, подобная ситуация свидетельствует о совместном проживании славяно-хазарского населения, а концентрация керамического материала на конкретном памятнике позволяет предположить в нем центр сбора дани, аналогичный Битице или Супрутам (Винников, 2012а. С. 14–20).
Таким образом, наиболее ярко внутренний синкретизм в керамическом производстве проявляется в материалах с боршевских памятниках по р. Воронеж. Что же касается северяно-хазарского пограничья, то немногочисленные примеры заимствованной орнаментации и отсутствие лепных подражаний, на наш взгляд, свидетельствует о тесных контактах на уровне семей.
Внутренний синкретизм также проявляется в технике домостроительства и возведении отопительных сооружений. Одним из первых мысль о появлении полуземлянок в каганате под влиянием славян высказал И.И.Ляпушкин (Ляпушкин, 1958-а). Позже С.А. Плетнева предположила, что население лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры переняло некоторые приемы домостроительства (Плетнева, 1960.С.86). Высказывались и противные точки зрения. Так, Г.Е.Афанасьев, исследовавший полуземлянки Маяцкого и Ютановского комплексов, отрицал влияние славянских традиций, а появление на салтовских памятниках срубных и каркасно-столбовых жилищ, по его мнению, было связано исключительно с аланской традицией (Афанасьев, 1987). Подобная точка зрения не нашла широкой поддержи и была подвержена обоснованной критике А.З.Винниковым. Он, как и С.А.Плетнева, связывает появление в хазарской среде полуземлянок и глинобитных печей со славянским влиянием (Винников, 1995. С.136-138).
На основании материалов с достоверно хазарских памятников (Маяцкое, Верхний Салтов, Дмитриевка, Ютановка) В.В. Колодой был выделен ряд черт, заимствованных, по его мнению, населением каганата у северян и донских славян. Среди них – квадратный заглубленный котлован, ориентированный стенами или углами по сторонам света, срубная или каркасно-столбовая конструкция, наличие в интерьере жилища лежанок на материковом останце, двускатной
26
крыши, присутствие в пределах жилища хозяйственных ям. К характерным отопительным устройствам он относит печь-каменку или сводчатую печь в углу жилища, приподнятую над уровнем пола над 0,2–0,4 м (Колода, 2008-в).
Если для роменцев и боршевцев срубная конструкция характерна для подавляющего большинства жилых построек (Енуков, Енукова, 2010. С.140–148), то для Хазарии свойственно большее разнообразие строительных приемов. Особенно заметно различие домостроительства при сравнении степного и лесостепного вариантов: для первого более характерны глубокие полуземлянки значительных площадей (25–40 м²), для второго – чередование срубных и столбовых конструкций (Красильникова, 2001. С.323–332).
Уделив особое внимание салтовской домостроительной традиции Подонцовья, К.И. Красильников отмечает, что практически на всех памятниках можно проследить эволюцию жилых построек от наземных юрт к полуземлянкам. По его мнению, подобная картина вызвана, с одной стороны, возрастанием оседлости хазарского населения, с другой – кратковременным влиянием в 1-й пол. IX в. восточных славян (Красильников, 2001. С.305). В новейшей работе, посвященной анализу жилых построек Маяцкого, Дмитриевского, Ютановского и Верхнесалтовского комплексов, Н.М. Савицким было убедительно показано, что к Х в. у населения лесостепного варианта Хазарского каганата сформировалась единая домостроительная традиция. (Савицкий, 2011. С.57–61).
Что касается отопительных сооружений, то ведущим (но не господствующим) материалом при их возведении для северян была глина, хотя доля сооружений, в которых полностью или частично использовался материковый останец, также является заметной (Енукова, 2007 С.146–147). Донские славяне при сооружении печи использовали камень и глину. На хорошо изученных Титчихинском и Животинном городищах они составляют 70 и 54% соответственно. Вторым типом по распространенности являются печи-каменки (порядка 25%) (Винников,1995 С.18–45). Анализируя очаги и печи хазарского времени с памятников Подонцовья, Л.И. Красильникова обращает внимание на единичность глинобитных и останцовых печей (Красильникова, 2003. С.48–60). Основную массу в Подонцовье составляют открытые очаги, находки печей различных типов – 22,4%, с заметным преобладанием печи-каменки (13,6%). По мнению К.И.
27
Красильникова, появление этого типа отопительных сооружений также связано с кратковременными контактами со славянами в нач. IX в. (Красильников, 2001. С.305). Для памятников бассейна р. Северский Донец доля этих печей несколько выше (порядка 30%) (Кравченко, 2010. С.72; Квитковский, 2008. С.43-44). Примечательно, что в роменском слое городища Водяное печи составляют 80%, остальное – открытые очаги (Колода, 2012. С.68).
Говоря о проявлении славяно-хазарских контактов в технике домостроительства, следует отметить ряд существенных моментов. Во-первых, в лесостепном варианте салтово-маяцкой культуры к Х в. уже сложилась единая строительная традиция. Во-вторых, как отмечает ряд исследователей, полуземлянки и печи были заимствованы у славян в ходе непродолжительных контактов в начале IX в.н.э. Тот факт, что последние так и не стали господствующим типом отопительных сооружений на памятниках каганата, вероятнее всего объясняется этническими предпочтениями алано-болгарского населения, выбирающего традиционные для них очаги.
Проблема северяно-хазарского синкретизма еще далека от своего окончательного решения. Бытовавшая у роменцев керамическая и домостроительная традиция отличаются от салтово-маяцкой. Единичные примеры заимствований, вероятнее всего, ограничивались контактами на уровне семей. Следует отметить, что подобное проникновение не было односторонним. По всей видимости, женщины-северянки попадали в хазарское общество в качестве жен или наложниц (подобная практика была нередкой и подтверждается материалами с хорошо изученных Верхне-салтовского, Дмитриевского и других могильников). На салтовских памятниках Подонцовья доля грубой лепной керамики, внешний облик которой напоминает славянские сосуды, составляет 1,5-2% (Красильников, 2001. С.66).
После того, как население каганата оставляет свои памятники и покидает Северский Донец, их место занимают роменцы, однако какая-то часть алано-болгарского населения остается на обжитых местах и ассимилируется северянами. Иллюстрацией этого процесса может служить находка салтовской кухонной посуды в устье печи роменского жилища на городище Мохнач (Колода, 2007, С.166).
Что же касается контактов населения Хазарского каганата со славянами в нач. IX, то видеть в последних исключительно северян, на наш взгляд, неверно. Так, в катакомбе №93 Верхнесалтовского
28
могильника, было обнаружено парное захоронение. Женщина, предположительно была выходцем из летописного племени кривичей. Сопутствующий материал позволяет датировать это захоронение нач. IX в. (Аксенов, Лаптев, 2009, С.255). Присутствие в Саркеле боршевцев, проживавших там еще до разгрома городища Святославом, отмечает С.А.Плетнева (2000, С.82-97).
Таким образом, накопленные на сегодняшний день материалы не позволяют с уверенностью говорить о северяно-хазарском синкретизме. С другой стороны, тесные контакты населения Хазарского каганата со славянами Подонья, которые прослеживаются еще с IX в., носили явно двусторонний характер, что хорошо заметно как в оригинальном переосмыслении салтовской керамической традиции боршевцами, так и в схожести конструкций печей. Исходя из определения внутреннего и внешнего синкретизма, по всей видимости, будет уместнее говорить о наличии именно на р. Воронеж «синкретического по своему типу» населения.
Литература Аксенов В.С., Лаптев А.А. К вопросу о славяно-салтовских контактах (на примере катакомбы №93 могильника у с. Верхний салтов) // Харьковский историко-археологический ежегодник «Древности». Вып.8. Харьков, 2009.
Афанасьев Г.Е. Население лесостепной зоны бассейна Среднего Дона в VIII–X вв. (Аланский вариант салтово-маяцкой культуры) // Археологические открытия на новостройках. Вып. 2. М., 1987.
Бабенко В.А. Памятники хазарской культуры на Юге России // Труды XV АС, т.I, 1901.
Березовец Д.Т. Слов’яни I племена салтiвскоi культури // Археологiя. 1965. Т.19. Винников А.З. Славяне лесостепного Дона в раннем средневековье (VIII – начало IX века). Воронеж, 1995.
Винников А.З. Юго-восточная окраина славянского мира в эпоху образования Древнерусского государства (лесостепное Подонье в VIII–первой половине XI вв.) // Вестник ВГУ. Серия: История.Политология.Социология 2012. №2.
Енуков В.В. Славяне до Рюриковичей: Монография. Курск, 2005. Енуков В.В., Енукова О.Н. О домостроительстве Донских славян (по материалам городища Титчиха) // Славяне восточной Европы накануне образования Древнерусского государства. Материалы междунар. конф., посв. 110-летию со дня рожд. И.И.Ляпушкина (1902-1968) 3-5 декабря 2012 г. СПб, 2012.
Енукова О.Н. Домостроительство населения междуречья Сейма и Псла в IX-XIII вв. / Труды НИИ археологии юго-востока Руси. Вып.1. Курск, 2007.
29
Квитковский В. И. Славянское влияние на домостроительные традиции населения салтовской лесостепи: (по материалам селища Коробовы Хуторы) // Восточнославянский мир Днепро-Донского междуречья и кочевники южно-русских степей в эпоху раннего средневековья: материалы науч. конф. Воронеж, 2008.
Колода В.В. Южная линия обороны городища в с. Мохнач: (к проблеме славяно-хазарских отношений) // Проблемы источниковедения всеобщей истории. Белгород, 2002. Ч.1.
Колода В.В. Взаимовлияние cеверянской и алано-болгарской керамических традиций конца I тысячелетия в днепровском лесостепном левобережье // Славяно-русские древности Днепровского Левобережья. Материалы конф., посв. 75-летию со дня рожд. К.Ф.Сокола. Курск, 2007.
Колода В.В. Гончарная керамика волынцевской культуры как отражение межэтнических контактов и исторической судьба ранних северян // Восточнославянский мир Днепро-Донского междуречья и кочевники южно-русских степей в эпоху раннего средневековья (материалы науч. конф.). Воронеж, 2008а.
Колода В.В. Археологический комплекс Коробовы Хутора: основные итоги исследования // Проблемы истории и археологии Украины: Материалы VI междунар. науч. конф., посв. 150-летию со дня рожд. акад. В.П.Бузескула (Харьков, 10–11 октября 2008 г.). Харьков, 2008б.
Колода В.В. О проявлении этнического синкретизма в среде лесостепного салтовского населения (на примере раскопа 4 селища Коробовы Хутора) // Древности. 2006–2008. Харьков, 2008 в.
Колода В.В. Жилища роменского городища Водяное // Проблемы истории и археологии Украины: Материалы VIII Междунар.науч.конф. (Харьков, 9–10 ноября 2012 г.). Харьков, 2012.
Красильникова Л.I. Вогнища i печi в спорудах хозарського часу з Степового Подонцов´я // Археологiя. Киïв, 2003. № 2.
Красильников К.И. Новые данные об этническом составе населения Степного Подонцовья VIII – нач. Х в. // Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время. Донецк, 2001.
Ляпушкин И.И. Памятники салтово-маяцкой культуры в бассейне р. Дона // МИА. 1958а. №62.
Ляпушкин И.И. Городище Новотроицкое // МИА. 1958б №74. Михеев В.К. О социальных отношениях у населения салтово-маяцкой культуры Подонья-Приазовья в VIII–Х вв. (ч.1) // Археология славянского юго-востока. Воронеж. 1991.
Плетнева С.А. От кочевий к городам. Салтово-маяцкая культура // МИА№142.. М., 1967.
Плетнева С.А. На славяно-хазарском пограничье (Дмитриевский археологический комплекс). М., 1989.
30
Плетнева С.А. О заселении славянами Саркела – Белой Вежи // Археологий восточноевропейской лесостепи. Вып. 14. Евразийская степь и лесостепь в эпоху раннего средневековья. Воронеж, 2000.
Савицкий Н.М. Опыт использований формализовано-статистических методов при изучении жилых построек Маяцкого комплекса // Салтово-маяцька археологiчна культура: 110 рокiв вiд початку вивчення на Харкiвщинi: збiрник наукових праць, присвячених проблемам та перспективам салтовознавства, за матерiалами мiжнар. наук. конф. «XV Слобожанськi читання». Харкiв, 2011.
Сухобоков О.В., Юренко С.П. Орнаментацiя волинцевсько-роменського керамiчного комплексу // Проблеми похождення та iсторичного розвитку слов’ян. Збiрник наукових статей, присвячений 100-рiччю з дня нарождення Вiктора Платоновича Петрова. Киiв-Львiв, 1997.
Шрамко Б.А. Древности Северского Донца // Природа. 1958. №4.
Дмитрий Белобровик (Могилёв, Беларусь, МГУ им. А.А. Кулешова)
Довоенный этап в историографии изучения свидера на территории Верхнего Поднепровья
Историография свидерской культуры охватывает больше столетия. Первоначально, это были работы, которые проводились энтузиастами, любителями древностей и коллекционерами. Так, орудия труда, относящиеся к свидерской культуре были найдены ещё в середине ХІХ в. на юге Польши [Šatawičus, 2005, с.133], а опубликованы в конце ХІХ - начале ХХ вв. [Ксензов, 2006, с. 50].
Новый этап исследований свидерской культуры начинается после Первой мировой войны. Л. Козловский в 1919 г. исследовал поселение Хвалибоговица и предложил для памятников с таким инвентарём название "хвалибоговицкая индустрия" [Šatawičus, 2005, с.133]. С. Крюковским, на основании изучения кремнёвого инвентаря стоянки Свидре-Вельке была предложена название "свидерская индустрия". На этой стоянке сохранились двухплощадочные нуклеусы, иволистные наконечники стрел, скребки и резцы. Сам термин "свидерская культура" появился после публикаций в 1936 г. работ Г. Кларка и Л. Козловского [Археалогія Беларусі, 1997, с.35]. Сегодня, на территории Верхнего Поднепровья известно более тридцати памятников, на которых был выделен свидерский технокомплекс. Некоторые из этих памятников были открыты в довоенное время.
31
Началом изучения свидерской культуры на территории Верхнего Поднепровья можно считать рубеж ХІХ - ХХ вв. Именно в то время были обнаружены первые стоянки, на которых был выделен свидерский технокомплекс: Каромка (Данилевич, 1893 г.) и Новый Быхов (Романов, 1903 г.). Так, В.Е. Данилевич писал, что он вместе с учителем сувалковской женской гимназии П.М. Цитовичем обследовал урочища Залозье, где кроме керамики и кухонных останков были обнаружены и кремниевые орудия. Отмечается находка двадцати артефактов, среди которых В.Е. Данилевич выделил семь ножей, пять острий, пять скребков и три нуклеуса [Данилевич, 1895, с.12-13]. В свою очередь, Е.Р. Романов отмечает, что им, на стоянке около Нового Быхова, было обнаружено значительное количество кремнёвых ножей, пил и стрел без следов шлифовки и пишет о наличии двух мастерских, где эти изделия изготавливались. Всего им было найдено более сотни артефактов [Романов, 1903, с.126].
После военных и революционных событий в конце второго десятилетия, сложились благоприятные условия для дальнейшего развития науки. В 20-е - начале 30-х лет на рассматриваемой территории был открыт ряд памятников, которые сейчас относятся к свидерским. Среди них мы можем назвать следующие: Рудня Споницкая (Латки) (Кропоткин, 1923-25) [Калечыц, Коласаў, Абухоўскі, 2010, с.112], Ворновка (Гренск) (Поликарпович, 1927) [Калечыц, Коласаў, Абухоўскі, 2010, с.118], Костюковка (Взлужье) (Поликарпович, 1927) [Калечыц, Коласаў, Абухоўскі, 2010, с.120], Папоротки (Поликарпович, 1927) [Калечыц, Коласаў, Абухоўскі, 2010, с.178], Александровка-2 (Толкачёвка) Поликарпович, 1928) [Калечыц, Коласаў, Абухоўскі, 2010, с.182], Горки (Поликарпович, 1928) [Калечыц, Коласаў, Абухоўскі, 2010, с.183], Первокричевский-3 (Поликарпович, 1931) [Калечыц, Коласаў, Абухоўскі, 2010, с.180].
В то время финальный палеолит не был выделен в отдельную эпоху и К.М. Поликарпович относил указанные выше (и некоторые другие стоянки) к эпипалеолиту (мезолиту). Так же им было замечено, что по инвентарю эти стоянки очень близки к тем, которые были обнаружены на территории Северной Украины и являются их продолжением. Им же отмечено, что инвентарь стоянок, обнаруженных на территории Верхнего Поднепровья, имеет аналоги с материалами стоянок на Виленщине и в Понёманьи, которые в свою очередь связываются со стоянками в Польше, где их относят к свидерской культуре [Палікарповіч, 1932, с.220]. К.М. Поликарпович
32
отмечает, что основным занятием населения указанных стоянок остаётся охота. Так же, исходя из того, что стоянки расположены на берегах рек и озёр, он делает вывод, что их обитатели могли заниматься рыболовством [Палікарповіч, 1932, с.220]. Основные итоги разведок К.М.Поликарповича опубликованы в статьях «Дагістарычныя стаянкі сярэдняга Сажа» [Палікарповіч, 1930], «Палеоліт і мэзоліт БССР і некаторых суседніх краін Верхняга Падняпроўя» [Палікарповіч, 1932] і «Стоянки Среднего Посожья» [Поликарпович, 1957].
Одной из особенностей этого периода является господство концепции стадиального развития. К.М. Поликарпович утверждал, что в Беларуси свидерскую стадию сменила тарденуазская, которой на смену пришла стадия кампиньи [Палікарповіч, 1932, c. 220-221]. Были даже проведены границы для этих стадий - южная для кампиньи и северная для тарденуаза по линии Брянск - Чериков - Ново-Быхов - р. Друть [Ксензов, 2006, с.50].
Необходимо отметить, что уже в то время некоторые исследователи начали отходить от концепции стадиального развития. В.Антоневич, который работал на территории Западной Беларуси, выделял не свидерскую стадию, а свидерскую культуру и полагал, что свидерцы проникли на территорию Понёманья около 10 тыс. лет назад [Ксензов, 2006, с.14]. Также, особенностью рассматриваемого нами периода является то, что стоянки не исследовались, а учёные ограничивались сборами подъёмного материала.
Для того, что бы отметить значимость этого периода мы подчеркнём, что в послевоенное время основными исследователями памятников каменного века долгое время являлись В. Копытин и В. Ксензов. Они видели в смешанных материалах этих памятников новые постсвидерские культуры: сожскую (В.Копытин) и днепро-деснинскую (В.Ксензов) [Ксензов, 2006, c.40]. Только в начале XXI А.В.Колосов доказал, что указанные культуры не являются самостоятельным явлением, а памятники содержат смешанные материалы и подчеркнул наличие свидера на территории Верхнего Поднепровья и в частности Посожья [Колосов, 2008, с.30; Колосов, 2009 с.40]. Таким образом, мы видим, что в довоенное время не только стал известен ряд памятников со свидерским инвентарём, но и то, что исследователи (К.Поликарпович, В.Антоневич) давали интерпретацию полученным материалам, к которой возвратились на современном этапе изучения свидерской культуры.
33
Литература
Археалогiя Беларусi: у 4-х т. / Падрэд. М.В. Біча [і інш.]. – Мінск: Беларуская навука, 1997. - Т.1.: Каменны і бронзавы вякі /Э.М. Зайкоўскі [і інш.].- 424 с.
Данилевич В.Е. Стоянка и мастерская каменнаго века въ Могилёвской губерніи, изследованная летомъ 1893 года // Киевская старина. Т 49. Отдел 2. – Киев: типография Г.Т. Корчак-Новицкого, 1895. – с. 12-19.
Калечыц А.Г., Коласаў А.У., Абухоўскі В.С. Палеалітычныя помнікі Беларусі: (культурна-храналагічная ідэнтыфікацыя крыніц). – Мінск: Беларуская на-вука, 2010. - 323 с.
Колосов А.В. Финальный палеолит и мезолит Белорусского Посожья // Рус-ский сборник. – Брянск: РИО БГУ, 2008. – с. 28-37
Колосов А.В. Финальный палеолит Посожья: новые данные – новые вопросы // Романовские чтения-5. – Могилёв: МГУ им.А.А.Кулешова, 2009. – с.39-41
Ксензов В.П. Мезолит Северной и Центральной Беларуси // Матэрыялы па археалогіі Беларусі. – Мінск: ДНУ “Інстытут гісторыі НАН Беларусі”, 2006. - №13. -170 с.
Палікарповіч К.М. Дагістарычныя стаянкі сярэдняга Сажа // Працы секцыі археолёгіі. Т.2. – Мінск, 1930. – с. 383-478.
Палікарповіч К.М. Палеоліт і мэзоліт БССР і некаторых суседніх крані верх-няга Падняпроўя. // Працы сэкцыі археолёгіі Т.3 –Мінск, 1932. с.218-221
Поликарпович К.М. Стоянки Среднего Посожья // Материалы по археологии БССР Т.1. – Минск: ИздательствоАкадемии Наук БССР, 1957. – с. 48-148
Романов Е.Р. Две археологическія разведки // Могилёвская старина. Вып 3. – Могилёв, 1903. – с 126.
Šatawičus, E. Swidrų kultūra Lietuvoje. / E. Šatawičus // Lietuvos archeologija. – Vilnius, 2005. – T. 29. – P. 133-170.
Юлия Бовда (Чернигов, Украина,ЧНПУ им. Т.Г. Шевченко)
Печать Черниговского епархиального училища из раскопок Спасо-Преображенского собора в 2013 г.
Во время повторных исследований юго-восточной пристройки (т. наз. "крещальня" конца ХІІ – начала ХІІІ в., остатки которой сохранились в основе ныне существующей южной башни конца ХVІІІ в.) Черниговского Спасо-Преображенского собора была найдена пе-чать Черниговского епархиального училища. Раскопки "крещальни" проводились в июне 2013 г. Черниговской экспидицией Черниговского национального педагогического университета имени Т.Г. Шевченко под руководством Е.Е. Черненко.
34
Печать находилась в засыпке раскопа Н.Е. Макаренко 1923 г. [Макаренко, 1929, с.1]. Она попала туда вместе с грунтом во время консервации раскопа. Засыпка раскопа проводилась в 1924 г. Как пи-сал 21 апреля 1924 г. В.Дубровский, секретарь Временной комиссии по проведению археологических и архитектурных исследований исто-рических памятников г. Чернигова при исполнительном комитете Черниговского губисполкома: «До настоящего времени не засыпаны раскопки у собора. Земля уже совершенно просохла. Публика разру-шает фундаменты пристроек… Во время предстоящих праздников разрушения по этой причине должны быть весьма значительны. Про-шу поэтому ускорить начало работ по засыпке раскопок собора». На-конец роботы были завершены летом 1924 г. [Доценко, 2011, с.165].
Находка представляет собой матрицу прикладной гербовой печати. Изготовлена из латуни. Общая высота матрицы – 2,2 см., диаметр корпуса – 3,7 см. Рукоять также сложнопрофилированая, латунная. На печати изображён герб Российской империи в композици-онном решении, традиционном для печатей ХІХ в. – двуглавый орёл (головы обращены вправо и влево), которій держит в лапах державу и скипетр. На груди орла помещён щит со схематическим изображением московского герба. По кругу – надпись «Черниговская епархия. Совет училища», разделённая двумя маленькими крестиками, размещеными справа и слева от крыльев орла. С оборотной стороны корпус печати глубоко разрублен, возможно, в результате попытки привести её в негодность.
Как известно, история Черниговского духовного женского училища началась в августе 1859 г. после назначения на должность Черниговской епархии архиепископа Филарета Гумилевского. Именно он поставил вопрос о необходимости предоставить надлежащее образование дочерям духовенства, что имело бы пользу, по его мнению, для всей епархии. Он и подал прошение об учреждении училища к Св. Синоду.
25 апреля 1865 г. пришло разрешение на основание училища, тогда же был утвержден Устав учреждения. 30 января 1866 г. в присутствии архиепископа состоялось открытие Черниговского духовного женского училища имени Филарета Милостивого (названо в честь архиепископа Филарета Гумилевского). Оно считалось частным учреждением духовенства епархии. Контроль за учебно-воспитательным процессом осуществлялся Св. Синодом. По состоянию на 1872 г. Черниговское духовное женское училище
35
трансформировалось в Черниговское епархиальное женское училище, а в 1916 г. – в Филаретовское епархиальное женское училище.
Рис.1. В 1881 г. представители Синода дали разрешение на
строительство нового каменного трехэтажного здания для нужд училища. Строительные работы начались в мае 1881 г. Располагалось это здание на улице Гончей (сегодня – ул. Горького), в квартале между улицами Сиверянской (Коцюбинского) и Стретенской (пр-т Победы).
В соответствии с постановлением от 24 декабря 1917 г. церковно-приходские школы, учительские семинарии, духовные училища, в том числе женские епархиальные, вместе с недвижимым имуществом и финансовой базой, передавались в распоряжение Комиссариата народного просвещения во главе с А. Луначарским. В 30-х гг. XX в. в здании училища находились областные организации. В 1941 г. дом был частично разрушен. После войны, в 60-х годах он был снесен, а на его месте построили корпус для филиала Киевского политехнического института. Сейчас в этом доме находится юридический коледж [Філько, 2006, с.83 – 90].
Рассматривая историю училища можна высказать предположе-ние, что обнаруженая во время археологических исследований Спас-ского собора печать, была изготовлена до 1916 г., когда училище
36
поменяло своё название на «Филаретовское епархиальное женское училище».
Литература 1. Макаренко М.О. Чернігівський Спас: Археологічні досліди року 1923.– К.,
1929.– 90 с., іл. 2. Філько Л. Чернігівське жіноче єпархіальне училище: з історії створення // Пошук: збірник статей молодих вчених і студентів / ред.: Г. І. Гладіна. — Чернігів : ЧДПУ, 2006. — 109с.
3. Спас Чернігівський: 975-річчю першої писем. згадки про Спас. собор у Чернігові присвяч. / Черніг. облдержадмін., Нац.архіт.-іст. заповідник «Чернігів стародавній»; [авт. кол.: А. Доценко (кер.) та ін.] – Чернігів: Десна Поліграф, 2011. – 191 с.
Янина Волосянкина (Нежин, Украина, НГУ им. Н.В. Гоголя)
Пряслица с Древнерусского детинца по материалам Новгород-Северской экспедиции 2013 года.
Для древнерусских памятников XI-XIII вв. характерны находки пряслиц, сделанных из пирофиллита (шифера) или из глины, которые предназначены для прядения пряжи веретеном. Они сопровождали женщин во время бесед и на посиделках, их всегда тщательно прятали в минуту опасности вместе с драгоценностями из золота и эмали [1].
Пряслица имеют разнообразную форму: бочковидную, биконическую, усеченно-коническую и т.п. Наиболее распространенной была рациональная биконическая форма. Ее упрощенным вариантом является бочковидная. Очень часто этот предмет древнерусского быта украшался орнаментом [2]. На поверхности пряслиц иногда присутствуют насечки, которые ставили, как правило, обладательницы самых пряслиц, чтобы отличать их от чужих.
Встречается много вариантов основной формы пряслиц. Например, одни были широкие и плоские, а другие - выше и уже, и конечно, с разнообразным весом. Их внешний диаметр колеблется от 10 до 25 мм, а диаметр внутреннего отверстия - от 6 до 10 мм [5]. Но иногда попадаются и с большим диаметром. Изучение серий овручских шиферных пряслиц позволяет выявить зависимость их датировки от размера. Ранние прясла имеют больший диаметр внутреннего канала по сравнению с пряслицами более позднего
37
периода. Так же более ранние пряслица бывают не столь красивы как поздние. Это объясняется совершенствованием инструмента и стремлением мастеров изготовлять из определенной массы сырья большее количество изделий (это явление наблюдается и в других ремеслах) [6]. Высота пряслиц тоже разная - от 4 до 12 мм. Средний вес достигает примерно 16 грамм [7]. Так же встречаются пряслица большей высоты и большего размера.
В 2013 г. в Новгород-Северском при раскопках на замковой горе было найдено 3 глиняных и 5 шиферных пряслиц. Высота фрагмента первого глиняного пряслица составляет 12 мм, его внешний диаметр - 30 мм, а внутренний - 8 мм. Цвет пряслица серо-коричневый. Данное пряслице сделано с примесью кварцитного песка, т.к. мы видим отблески на его сторонах. Из-за отсутствия целой формы данной находки нельзя установить ее вес. Поэтому нам удалось измерить только вес данного фрагмента. Масса фрагмента пряслица 14,18 г. Оно имеет бочковидную форму. Второе пирофилитовое пряслице так же бочковидное. Его высота составляет 13 мм, внешний диаметр - 23 мм, а внутренний - 8 мм. Масса – 5,46 г. Следующее так же пирофиллитовое пряслице имеет более округлую бочковидную форму, чем предыдущие. Высота его - 16 мм, а внешний и внутренний диаметры - 23 мм и 8 мм соответственно. Масса данного пряслица составляет 12,02 г.
В слое XII в. найдено пирофиллитовое пряслице биконической формы сделанное из красного пирофиллита с высотой 14 мм, внешний диаметр составляет 29 мм, а внутренний - 11 мм., его масса – 12,85 г. Пряслице №5 имеет бочковидную форму и сделано из розового пирофиллита. Высота его 13 мм, а внешний и внутренний диаметры - 22 мм и 10 мм соответственно. Масса данного пряслица составляет 6,26г. Отметим, что все пряслица отличаются друг от друга.
В 2013 г. в Новгород-Северском всего было найдено 8 пряслиц, из которых 3 глиняных и 5 пирофиллитовых. Большинство изделий относятся к XI-XII вв. Относительно основных параметров, то они существенно отличаются от данных, приведенных учеными. Высота пряслиц колеблется от 12 до 23 мм, наружные диаметры составляют 22-30 мм, а диаметры внутреннего отверстия - 8-10 мм.
Литература 1. Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси. - М: АН СССР, 1988. - С.188. 2. Там же. - С. 189. 3. Там же. - С. 194.
38
4.Лебедева Н.И. Прядение и ткачество восточных славян // Восточнославянский этнографический сборник - М: АН СССР, 1956 - С.482
5. Рыбаков Б. А. Ремесло… - С.189. 6. Розенфельдт. Р. Л. О производстве и датировке овручских пряслиц // СА.
1964. №4. - С. 233 7. Рыбаков Б. А. Ремесло… - С.189.
Анна Заворотная (Украина, Макеевка, ДГУ)
Ремісничий комплекс господарства племен зрубної культурно-історичної спільноти
Дніпро-Донецького межиріччя
Статья посвящена анализу ремесленного комплекса хозяйства племён срубной истори-ко-культурной общности. Рассматриваются основне ремёсла и домашние промыслы срубной общности на данной территории. Ключевые слова: ремёсла, домашние промыс-лы, металлургия, кожевенное производство, керамическое производство, обработка кам-ня, косторезное производство.
Господарство є основою культурного розвитку будь-якого людсь-кого суспільства. Ця теза правомірна і стосовно археологічних куль-тур, у тому числі, зрубної культурно-історичної спільноти. Тож, тема господарського розвитку зрубних племен не втрачає своєї актуальності в археології і історії первісного суспільства України.
Поза тим, у зрубній культурно-історичній спільноті простежуємо розвиток таких форм господарства, які є основою економік багатьох сучасних країн, у тому числі, України.
Зосередимо увагу на класифікації ремісничого комплексу госпо-дарства племен зрубної культурно-історичної спільноти Дніпро-Донецького межиріччя. Окреслимо межі теренів зрубної спільноти, що розглядаються у даній роботі. На сході її межа може бути проведена Сіверським Донцем. За Таманню і Керченським півостровом південна межа проходить до передгір’ їв Криму і далі, оминаючи їх, виходить до берегової смуги Чорного моря. Західна межа окреслена Дніпром. У Дніпровському лісостеповому Лівобережжі межа від Дніпра йде ба-сейном Псла. Вздовж Сули межа йде на північ і виходить до течії ріки Сейм на півдні Сумської області. Північною межею умовно можна вва-жати Сейм, до лінії котрого доходять кургани біля Переяслава-Хмельницького, сіл Річки, Білопілля, Охтирка. Загалом кількість пам’яток помітно зростає з північного заходу на південний схід [12, с.5].
39
Період існування племен зрубної спільноти, за В.В. Отрощенком, розташовується між першою і другою великими міграціями індоєвропейців, охоплюючи час 1800/1700-1200 р. р. до н. е. Показано наявність культур зрубної спільності:
1. Покровсько-мосоловська, що склалася на підґрунті доно-волзької абашевської культури у Доно-Волзькому лісостеповому межиріччі. Датується XVII-XV ст. до н.е., хронологічно виділяють етапи експансії XVII-XVI ст. до н.е. і етап XVI-XV ст. до н.е. Зникла близько 1400 р. до н.е.;
2. Бережнівсько-маївська, що склалася на підґрунті бабинської куль-тури під впливом імпульсу Синташти та покровсько-мосоловської зрубної культури. Перший період синхронний другому періоду по-кровсько-мосоловської культури і датується XV-XIV ст. до н.е. Другий період датується XIV-XIII ст. до н.е. (зникнення близько 1200 р. до н.е.) [12, с.6].
Власне під ремеслами для даного періоду пропонується розуміти такий рівень виробництва, який задовольняє потреби не лише безпосередніх виробників певного кола артефактів, а і виходить за рам-ки одного поселення через обмінні зв’язки, що фіксується на підставі картографування археологічних знахідок. Таким чином, носії певних технологій, проживаючи у конкретному регіоні, переходять до внутрішньої спеціалізації своїх поселень.
Домашні промисли складають такий рівень виробництва артефактів, за якого готовий продукт задовольняє потреби у ньому конкретної лю-дини-виробника та його родини, максимум – окремого поселення, на якому цей виробник проживає.
Отже, для племен зрубної культурно-історичної спільноти території Дніпро-Донецького межиріччя бачимо таку внутрішню спеціалізацію, як металургія та металообробка. За визначенням Є.М. Черниха, металургія – замкнений цикл виробництва, при якому носії технологій проводять повну ланку виготовлення металевого знаряддя – від видобу-вання руди до відливання готової форми. Металообробка – виготовлен-ня металевих знарядь з привізної сировини [14, с. 14]. Оскільки руда була поширена на території степових районів, то і спеціалізовані посе-лення металургів виникали безпосередньо у степу або на прикордонні Лісостепу зі Степом. Для теренів Дніпро-Донецького межиріччя такою металургійною зоною став басейн Сіверського Дінця, особливо район довкола Бахмутських родовищ мідистих пісковиків у районі Слов’яно-Бахмутської логовини (висновки С.Й.Татаринова). На металообробку
40
вказують також окремі випадкові знахідки ливарних форм (керамічних, а у бережнівсько-маївській культурі – кам’яних, одно- та двобічних), численні скарби ливарників (куди крім ливарних форм можуть входити й окремі знаряддя), майстерні з видобування та первинної обробки міді (видобування руди відбувалося відкритим методом, але, вочевидь, були і штольневі виробки), ділянки з виготовлення бронзових виробів, знайдені на декількох поселеннях, що можна класифікувати як майстерні (для кування й абразивної обробки бронзових відливок і гото-вих знарядь могли використовуватися кам’яні знаряддя праці; знайдені ливарні форми, шлаки, виробничий брак). Виготовляли в основному бронзові землеробські знаряддя праці (мотики; масивні, трохи вигнуті серпи; масивні, важкі, прямі косарі з трохи кривим лезом і отвором на ручці, що слугували для заготівлі хмизу; долота), шила, голки, ножі, тесла, різноманітні бронзові предмети озброєння – це, насамперед, провушні сокири, сокири-кельти, ножі своєрідної форми – з перехватом, черешкові кинджали з кільцеподібним упором та овальним, схожим на листок лезом, декілька типів втульчастих вістер списів, великі втульчасті вістря стріл тощо, рідше – металеві прикраси (бронзові брас-лети, дротяні чи литі; скроневі підвіски; дротяні кільця; шпильки з кільцеподібною голівкою або ж голівкою, подібною до цвяха; різні бляшки та так звані шумливі підвіски), металевий посуд, представлений клепаними з листів міді казанами тощо. Наприкінці існування зрубної спільноти з’являються перші залізні вироби. Знахідки однотипної продукції (адже з однієї ливарної матриці можна було послідовно відлиті декілька десятків знарядь) на широкій території показує наявність внутрішнього ринку Північного Причорномор’я. Зрубні пле-мена приблизно на кінець ХІІ ст.до н.е. покидають Лісостепову Україну. Таким чином, з відходом зрубних племен традиції місцевого бронзоли-варного виробництва у значній мірі були втрачені [1, с.420; 2, с.183; 3, с.60; 5, с.170; 4, с.130; 6, с.43; 9, с.320; 14, с.118].
Про розвиток чинбарства у зрубній культурно-історичній спільноті писала І.М. Шарафутдінова, а також на підставі інтерпретації знахідок з поселень у Приазов’ї – В.М. Горбов та А.М. Усачук. Дослідники зруб-них поселень неодноразово звертали увагу на підвищену скупченість знарядь для обробки шкіри і шкур, прив’язану до окремих приміщень, винесених за межі поселення. Рівень розвитку чинбарства дозволяє інтерпретувати ці приміщення саме як майстерні. Аналіз знарядь чин-барського виробництва (струги – уламки тіл ребер великих копитних, що використовуються для згону волосся; тупики, що слугували як для
41
згону волосся, так і для міздріння, тобто для первинних операцій механічної обробки знятих шкір; ковзани; упори) дозволяє твердити про інтенсивну первинну обробку шкіри. Подальша робота зі шкірами потребує наявності різноманітних проколок, скребків маленьких розмірів, лощил, серед них і ковзанів. Повна відсутність на певних ділянках окремих поселень будь-яких фрагментів знарядь, за доволі великого викиду навкруги, дозволяє бачити в цих пустотах залишки якихось легких побудов типу навісів, що не залишили майже ніяких слідів у культурних нашаруваннях пам’ятки. Ці легкі наземні побудови можна інтерпретувати як місця для просушування щойно знятих шкір. Тільки що зняту шкуру можна зберегти, або ж відразу обробивши, або засоливши, або висушивши. Частина шкір, безумовно, оброблялася відразу. Частина ж шкір, скоріш за все, висушувалась, оскільки для за-солу шкір потрібна велика кількість солі. Навряд чи населення, хай і великого поселення, могло дозволити собі витрату такої кількості солі (декілька кілограмів на одну шкуру великої ратичної худобини). А ось організувати сушку на поселенні цілком можливо. Вірогідно, на місці пустот під час функціонування виробничого комплексу могли знаходи-тися легкі навіси, які використовувались як місця для сушки тільки-но знятих шкір. Цілком можливо, що на обмін йшов лише напівфабрикат. Наступні стадії обробки, рівно як і виготовлення виробів зі шкіри, про-водили «замовники» [15, с. 143; 8, с. 99; 7, с. 60].
До домашніх промислів відносяться керамічне виробництво, оброб-ка каменю і косторізне виробництво.
Кераміка виготовлялася з глини з домішкою піску, рідше шамоту; звичайно добре обпалена. Кераміка зрубної культури прилаштована під плаский черінь печей. За характером обробки поверхні посудин може бути поділена на три групи: кераміка з грубою, але порівняно рівномірно загладженою поверхнею; оброблена повздовжніми розчоса-ми, що вкривають як зовнішню, так і внутрішню поверхню, іноді набуває вигляду своєрідного декору; і кераміка, звичайно тонкостінна, ретельно загладжена, іноді налощена. Виділяють три типи керамічних кухонних посудин, що часто зустрічаються у зрубній культурі: низькі банки; посудини з гострими ребрами і перегином у верхній частині або посередині корпусу і широким дном; високі горщики з трохи розшире-ними угору стінками, слабко опуклим корпусом і маленьким, відігнутим назовні вінцем. Серед особливих форм кераміки – миски (частіше за інших зустрічаються круглі або овальні з маленькими короткими борти-ками та вінцями прикрашеними навскісними насічками) і друшляки
42
(посудини типу банок, стінки і дно котрих вкриті наскрізними отвора-ми). Зрідка на зрубних поселеннях трапляються жаровні, що за формою нагадують пательню з невисокими прямими бортиками, які ледь розши-рюються до плаского краю, іноді прикрашеного насічками. Столовий посуд: слоїки з прямими стінками; ребристі дворучні вази; кубки на піддоні; мініатюрні посудини. З глини, окрім посуду, виготовлялись тиглі, ллячки, кружала (біконічні та конусоподібні), фігурки тварин – коней, свиней, баранів, а також невеличкі глиняні «хлібці» кулястої форми й інші вироби [1, с.417; 2, с.183; 3, с.58; 4, с.127; 5, с.168; 9, с.270].
Кам’яні вироби зрубної культурно-історичної спільноти порівняно нечисленні. Серед знахідок на зрубних пам’ятках слід згадати кам’яні просвердлені сокири-молотки, поліровані товкачі, зернотерки, розтирачі, камені для пращі, ливарні матриці, вкладні до серпів, молоти, рибальські важки, ливарні формочки, деякі види прикрас тощо. Креме-нева індустрія зрубної культури: сколювання заготівель з атипових і невиразних призматичних нуклеусів з незначною кількістю платівок з «палеолітичною» спинкою, недбалість при виготовленні знарядь (невиразність чи непідготовленість ударного майданчику, часто ретуші; широке використання для знарядь первинних відщепів), застосування вогню при розколюванні кременю, застосування сировини і знарядь, що принесені з більш ранніх майстерень. Вироби з кременю поодинокі та невиразні. Типологічний ряд крем’яних знарядь включає скребки; зна-ряддя, подібні на ножі; проколки; вістря для стріл і списів. Таким чином, обробка каменю на зрубних поселеннях, хоча і була слабко розвинутою, порівняно з іншими культурами доби бронзи, але майстрам були доступні різні технології обробки різноманітних порід каменю. На посе-леннях виготовлявся порівняно широкий спектр знарядь праці [10, с.100-105; 3, с.59; 5, с.171; 9, с.181].
Кістяні вироби численні та різноманітні. На багатьох поселеннях зафіксоване використання абразиву для виготовлення кістяних знарядь, лощіння, різка металевим лезом. На багатьох поселеннях зрубної куль-турно-історичної спільноти на кістяних знаряддях відсутні сліди вико-ристання зубчатого леза («пиляння»). Вірогідно, треба обережніше підходити до терміна «пиляння», вказуючи на наявність або відсутність зубців на знарядді, котрим провадили операцію у тому чи іншому ви-падку. З кістки і рогу виготовляли псалії; гарпуни, у тому числі, поворотні, зі стопор-лінем і втулкою; рибальські гачки; лощила; тупики (виготовлені з половин нижньої щелепи великої рогатої худоби і коня, є наймасовішим матеріалом у кісному інвентарі багатьох поселень, доволі
43
легко упізнаються за м’язовими і суглобовими відростками, навіть част-ково зрізаними, а також за будовою щелепного кута); зубчасті штампи; шила; спиці; втульчасті та черешкові вістря стріл; рукояті для серпів; знаряддя гончарства; жезли; пряслиця; різні прикраси: пронизки, підвіски, ґудзики, пряжки тощо [13; 8,с.98; 1, с.418].
Таким чином, у зрубній культурно-історичній спільноті за археологічними даними простежується розвиток таких ремісничих сфер господарства, як металургія і чинбарство на рівні внутрішньої спеціалізації племен, а також керамічне виробництво, обробка каменю і косторізне виробництво на рівні домашніх промислів.
Література 1. Археология Украинской ССР: В 3-х т. Т.1: Первобытная археология / Отв. ред. Телегин Д.Я. – К.: Наук. думка, 1985. – 568 с.
2. Археологія України: Курс лекцій/ Ред. Залізняк Л.Л. – К.:Либідь,2005 -504 с. 3. Березанська С.С. Бронзовий вік на Україні. – К.:Наукова думка, 1964. – 70 с. 4. Березанская С.С. Северная Украина в период бронзы. – К.: Наук. думка, 1982. –
212 с. 5. Березанская С.С. Средний период бронзового века в Северной Украине. – К.: Наук. думка, 1972. – 266 с.
6. Березанская С.С., Отрощенко В.В., Чередниченко Н.Н., Шарафутдинова И.Н. Культуры эпохи бронзы на территории Украины. – К.:Наук. думка, 1986.–166 c.
7. Войнаровський В.М. Про поняття та терміни стародавнього чинбарства // Сучасні проблеми археології. – К., 2002. – с. 60-62.
8. Горбов В.Н., Усачук А.Н. Специализированный производственный комплекс на поселении бронзового века Безыменное-II // Археология и древняя архитек-тура Левобережной Украины и смежных территорий. – Донецк: Східний Ви-давничий Дім, 2000. – с. 97-100.
9. Давня історія України: В 3-х т. Т.1: Первісне суспільство/За ред. Станко В.Н., Березанської С.С., Гладиліна В.М. та ін. – К.:Наук. думка, 1997.– 558 с.
10. Колесник А.В., Гершкович Я.П. Традиция камнеобработки в эпоху поздней бронзы в Донбассе и Северо-Восточном Приазовье // Археологический альма-нах № 10. – Донецк: ДОКМ, 2001. – с. 97-119.
11. Отрощенко В.В. Історія племен зрубної спільності: Авт.дис.д.i.н. –К.,2002. 33с. 12. Отрощенко В.В. О пределах культур срубной общности // Взаимодействие и развитие древних культур южного пограничья Европы и Азии: Материалы на-уч. конф., посв.100-летию со дня рожд. И.В.Синицына (1900-1972). Саратов–Энгельс, 14-18 мая 2000 г. – Саратов, 2000. – с. 87-89.
13. Усачук А.Н. Костяной инвентарь поселения срубной культуры у хутора Крас-ный Яр на Дону // Археологический альманах: № 6. – Донецк: ДОКМ, 1997. – с. 173-180.
14. Черных Е.Н. Древняя металлообработка на Юго-Западе СССР –М.,1976. -320с.
44
15. Шрамко Б.А. Обработка кожи в Скифии // Проблемы археологии Поднепро-вья III-I тыс. до н.э. – Днепропетровск: ДГУ, 1984. – с.142-157.
Александра Кононович (Россия, Санкт-Петербург, СПбГУ)
Древнерусские подвески с изображением архангелов – спорные вопросы атрибуции
К настоящему времени в научный оборот введён ряд подвесок- фигурок изображающих ангелов, в отдельных случаях можно опреде-лить изображение архангела. Если в 1950-х гг., было известно около десятка подобных подвесок, то к настоящему времени известно более 20 экземпляров (Станюкович 2011: 41). Наиболее полный свод таких подвесок, происходящих из документированных раскопок сделан А.А. Остапенко, разработана типология и хронология отдельных типов подвесок- ангелов (Остапенко 2012: 491-501). По типологии А.А. Ос-тапенко подвески делятся на 4 варианта (Остапенко 2012: 499), в дан-ной работе, в основном, будет рассмотрен тип 2, представляющий фи-гуру Архангела, держащего в руках жезл и сферу, читаются детали одежды и лика, а также тип 4, который представляет из себя прими-тивное, схематизированное изображение архангела, при этом у фигур-ки плохо читаются руки, сложенные на груди, лик, прорисовка сферы или жезла, детали одежды (рис.1.3). Это наиболее многочисленная серии подвесок-фигурок, изображающих ангела или архангела.
Так же известно несколько экземпляров подвесок, практически аналогичных типу 4, однако в силу сохранности (?), они представляют собой еще более схематизированные фигуры (рис.1.4.). Именно вокруг этих привесок существуют споры в интерпретации изображения. Пер-вая привеска происходит из раскопок гр. Уварова у д. Вески, вторая из недавних исследований Новгород-Северской экспедиции. Исследова-тели второй половины XX в. относили подобные подвески к зооморф-ным украшениям изображающим хищных птиц (Горюнова 1961: 146; Рябинин,1981: 32), образ популярный в Древнерусском Государстве (Рыбаков,1987: 545). Так же Н.Г.Недошивина, исследовавшая подвес-ки-фигурки, найденные на острове Вайгач (рис.1.1-2), показала связь между подвесками- ангелами и фигурками-подвесками, называющи-мися «Перунчиками», абсолютно языческими символами, «Возможно, вайгачиские изображения ангелов, отливавшиеся, по-видимому, где-то
45
в пермском регионе, являются, как бы, дальнейшей трансформацией прикамских подвесок в виде летящей птицы. Преемственность между Прикамскими изображениями птиц и вайгачискими ангелами кажется вполне вероятной. Однако на окончательном оформление подвесок в виде ангелов, несомненно, сказалось влияние древнерусской культуры, а также деятельность христианских миссионеров» (Недошивина 1996: 203). Существует так же точка зрения, о Византийском происхождение крылатых фигурок от образов древнегреческих богов (Залесская 1988: 247; Макаров 2005: 5-10).
Подвески 2 типа несомненно изображают Архангела Михаила (?), в лоратных одеждах с жезлом и сферой в руках. Относительно происхождения иконографии данного типа, хочется отметить сходство изображения Архангела, представленного на подвесках-фигурках с изображением Архангела на ряде древнерусской металлопластике. Так, например, нам известен случай, когда актовая печать с изображе-нием Архангела Михаила в рост, была обрезана по контуру фигуры и превращена в подвеску. (Степанова 2006, 95; Янин 1998: 72-21, 183-4), вырезанная из свинцовой печати фигурка Архангела Михаила могла служить промежуточной моделью или, по крайней мере, источником иконографии. А.А. Остапенко отмечает, что подвески данного облика характерны в основном для Владимиро-Суздальской земли (Остапенко 2013:170-173). Однако, с учетом известных нам экземпляров, происхо-дящих из частных коллекций, можно наблюдать равномерность рас-пределения данного вида подвесок по территории Древнерусского государства. С другой стороны, данный иконографический сюжет ши-роко распространён в связи с амулетами - змеевиками. Несмотря на то, что сами амулеты-змеевики отражают элитарную культуру (практиче-ски все именные змеевики принадлежали князьям), они могут служить прототипом для простых массовых изделий. В подтверждение говорит тот факт, что знаменитые змеевики с Архангелом Михаилом, называе-мые черниговской гривной, имели в среде змеевиков ряд подражаний, – известно более пяти вариантов таких изделий, в числе которых есть небольшие по размеру, сопоставимые с известными фигурками и об-разками, сделанными из медных сплавов, с низким рельефом (Нико-лаева, Чернецов 1991, Табл.1.3-4; Табл.2.2; Табл.4.4).
О подвесках 4 типа, как показано выше, нет единого мнения о происхождение, хотя в современной литературе принято интерпрети-ровать такие находки, как изображения Ангела или Архангела (Оста-пенко 2013, 173). Здесь, мы хотим еще раз, вслед за Н.Г.Недошивиной
46
отметить стилистическое сходство между изделиями выполненными в Пермском зверином стиле и данными фигурками. Однако, если на фи-гурках, найденных на острове Вайгач, присутствует много элементов Пермского звериного стиля, таких как руки, сложенные на боку, попе-речный орнамент в стилизации одежды или оперенья, низкий рельеф, изображение лика, то на фигурках, происходящих с других памятни-ков этого сходства не наблюдается. На подвесках 4 типа, лучшей со-хранности, читаются руки, сложенные на груди, что дает право пред-полагать изображения Ангела или Архангела, но две подвески (рис. 1, 5-5) выбиваются из этого ряда, стилистически, они больше напомина-ют онитоморфные фигурки пермского звериного стиля.
Рис.1. 1- Подвеска-фигурка «Перунчик», ос. Вайгач; 2- Подвеска-фигурка Ангела или Архангела, ос. Вайгач; 3- Подвески-фигурки Ангелов или Архангелов 4 тип, частная коллекция; 4- Подвеска-фигурка с орнитоморфным изображением, Нов-город-Северский; 5- Подвеска-фигурка с орнитоморфным изображением, д. Вес-ки; 6- Птица с личиной на груди в Пермском зверином стиле; 7- Застежка-аграф с
изображением личины с крыльями, Кюлялахти.
Здесь, хочется отметить, что в могильнике Кюлялахти Калми-стомяки рубежа XIII-XIV вв., в погребение 67, была найдена застежка- аграф с рельефным онитоморфным изображением, интерпретируемым исследователями, как «Благочестивое изображение Архангела (?)»
47
(Бельский 2012: 151). Заметим, что в Пермском зверином стиле был распространён образ «птицы с личиной на груди» (см. рис.1.6,7). Но на застежке из могильника Кюлялахти читаются «ангельские крылья», тогда как в пермском стиле принято изображать орлиные крылья.
Таким образом, можно наблюдать схожие черты в христианской иконографии и онитоморфными изображениями пермского звериного стиля. Вполне возможно, что в период XII-XIV вв., по датировке рас-сматриваемых фигурок и аналогий (Недошивина 1996: 199; Бельский 2012:165-172), могли происходить трансформации образов под воздей-ствием распространения христианства, однако, относительно некото-рых изделий нельзя с уверенностью говорить о их христианском про-исхождении (рис. 1. 4,5).
Литература Бельский С.В. Могильник Кюлялахти Калмистомяки в Северо-Западном Прила-
дожье (археологич. исследования 2006–2009 гг.) – СПб: Наука, 2012 -240 с. Горюнова Е.И. Этническая история Волго-Окского междуречья// МИА. № 94.
М.,1961. С.80-91. Залесская В.Н. Бронзовая подвеска из Эски-Кермена (о новом иконографиче-
ском типе Христа-вестника)// Проблемы исследования античного и средне-векового Херсонеса.1888-1988 гг. - Севастополь,1988-С. 45-47.
Макаров Н.А. Север и Юг Древней Руси в X-первой половине XIII века: факто-ры консолидации и обособления // Русь в IX-XIV веках. Взаимодействие Се-вера и Юга, М., 2005. - С. 5-10.
Недошивина Н.Г. Ритуальные литые фигурки со святилищ острова Вайгач // РА 1996 - № 2. C.198–206
Николаева Т.В., Чернецов А.В. Древнерусские амулеты-змеевики. - М.: Наука. -1991.-122 с.
Рыбаков Б.А. Язычество древних славян, М.: Наука, 1987. - 753 с. Рябинин Е.А. Зооморфные украшения Древ ней Руси X–XIV вв. / САИ. Вып.
Е1–60. Л. 1981. - 124 с. Станюкович А.К. Неизвестные памятники русской металлопластики. Миниа-
тюрные иконки-привески XI–XVI вв. – М.: Группа «ИскателИ», 2011. -224 с. Степанова Е.В. Древнерусские анонимные печати XII-XIII вв. и их византий-
ские прототипы //Христианская иконография Востока и запада в памятниках материальной культуры Древней Руси и Византии: Памяти Т.Чуковой. -СПб. -2006. С.90-98.
Янин В.Л, Гайдуков П.Г. Актовые печати Древней Руси X-XII вв." Т.III. Печати, зарегистрированные в 1970-1996 гг. - М.: Интрада, 1998 – 324 с.
Ostapenko А. Miniature figures of archangels in medieval East Europe Rome, Constantinople and Newly-Converted Europe. Archaeological and Historical EvidenceM. Salamon, M. Wołoszyn, A. Musin, P. Špehar, M. Hardt, M.P. Kruk, A. Sulikowska-Gąska (eds.)U źródeł Eu ropy Środkowo-ws chodniej/Frühzeit Os tmitteleuropas 1,2 Kraków-Leipzig-Rzeszów-Warszawa 2012, vol. II , p. 491-502.
48
Екатерина Кононович
(Россия, Санкт-Петербург, СПбГУ)
Некоторые особенности пушкаревской кремневой индустрии
Верхнепалеолитическая стоянка Пушкари I находится на севере Украины, в Черниговской области Новгород- Северского района за южной окраиной села Пушкари, на высоком склоне правого берега Десны. За годы исследований Пушкарей I была вскрыта значительная площадь (более 30 000 кв. м). Были обнаружены жилища, очаги, ямы, зоны «активности» человека, собрана обширная коллекция фауны, кремневых и костяных изделий. Коллекции хранятся в Археологическом музее Института Археологии НАНУ в Киеве, в Новгород-Северском музее - заповеднике, в Государственном Историческом музее в Москве, в музее антропологии при МГУ им. Ломоносова и на кафедре археологии Исторического факультета СПбГУ. Более 44 тысяч изделий из раскопа М.Я. Рудинского исчезло во время фашисткой оккупации Новгород - Северского.
Всего в Пушкарях I было вскрыто 5 самостоятельных участков. Центральный участок (раскоп I, III, VI), западный участок с входящим в него, широко известным, длинным жилищем (раскоп II, V), восточный участок (раскоп IV), западный участок с малым жилищем (раскоп V), центральный участок, на котором ныне ведутся работы (раскоп VII). Как отмечает В.И. Беляева, вероятно все участки самостоятельны, но относятся к единому культурному пласту [Беляева,2002,с.38].
Возраст стоянки по радиоуглеродному датированию костного угля соответствует времени 22 -19 тыс. л. н. Для стоянки были получены серии дат по раскопам V и VII [Синицын, Праслов, Свеженцев, Сулержицкий, 1997,с.55]. Дата 16 775 л.н. полученная для V раскопа, по мнению В.И. Беляевой, является омоложенной, так как была получена на материале довоенных лет [Беляева, 2002, с.37].
Кремневый инвентарь составляет в Пушкарях, как и на многих палеолитических стоянках, основную часть вещественных остатков.
За все годы исследования стоянки была собрана обширная кремнёвая коллекция насчитывающая более 150 000 изделий включающих первичное расщепление, орудия, естественные кремневые конкреции. Подробное описание и подсчет коллекций
49
собранных за 1932-1939 годы был сделан и опубликован П.И. Борисковским в 1953 году [Борисковский,1953].
Нами были проанализированы коллекции собранные за 1981 -2013 годы исследований это западный участок с малым жилищем (раскоп V) и центральный участок, на котором ведутся исследования в настоящее время (раскоп VII).
Кремневая коллекция Пушкарей I характеризуется огромным количеством первичного расщепления, составляющего подавляющее большинство в коллекции. Орудия же составляют около 1% на участках I-V и чуть меньше 5 % на участке VII.
Особенности кремневой коллекции: 1) Близость кремневого сырья. Выходы кремня встречаются в
окрестностях села Пушкари, в непосредственной близости от пушкаревских стоянок, в виде желвачных конкреций и плиток. Кремень черного и темно-серого цвета, пятнистый. Обитателям стоянки Пушкари I были доступны в полной мере желваки мелового кремня. В большей или меньшей степени им был доступен плитчатый кремень, на всех участках стоянки процентное соотношение его различно. По данным разведки в 2009 году были обнаружены выходы плитчатого кремня в окрестностях сел Ковпинка, в 2 км к северу от села Пушкари и в Мамекино в 13 км к югу от Пушкарей.
2) Широкое использование в качестве заготовок разнообразных пластинчатых сколов, в том числе реберчатых сколов с нуклеуса. Обращаясь к коллекциям других стоянок Десны, одновременным Пушкарям I, мы можем заметить, что орудия в большинстве своем изготавливались на хороших ножевидных пластинах. Обитатели стоянки Хотылево 2, расположенной в 170 км, от Пушкарей I, к северо-западу от Брянска, использовали в основном плитчатый кремень хорошего качества, что позволяло им получать длинные качественные пластины [Селезнев,1998,с.215]. Пушкаревские же орудия нередко изготавливались на первичных сколах, технических сколах, а так же на отщепах. На заготовках часто присутствует корка, а форма их не постоянна, края и грани не параллельны, а сама заготовка довольно массивна. Тем ни менее орудия, изготовленные на таких заготовках, составляют выразительную серию коллекции Пушкарей, и выделяют ее среди других стоянок рассматриваемого района.
3) Ведущими формами орудий Пушкарей I являются острия (43,6%) и скребки (20,1%), что является главным отличием стоянки от
50
памятников граветта и восточно граветта на рассматриваемой территории бассейна рек Днепр и Дон, где большинство составляют резцы, таковыми памятниками являются Костенки 1, Авдеево, Хотылево 2 и др. Обе категории представлены разнообразными типами. Среди острий выделяются крупные острия пушкаревского типа, среди скребков – с сужающимся лезвием (рис.1,2).Необходимо отметить, что острия являются настолько же распространённой категорией орудий как скребки или резцы среди стоянок верхнего палеолита на территории Русской равнины и, в большинстве случаев, не являются ведущей категорией, а составляют меньше 5% от общего числа орудий. Наибольшую схожесть имеют крупные острия Пушкарей I, Погона и стоянки Клюсы, это отмечали и исследователи стоянок [Воеводский,1950,c.54, Шовкопляс,1966,с.189]. В создании острий прослеживается единая технико-типологическая традиция, раскрывающаяся в схожем сырье, пропорциях заготовок в виде крупных ровных пластин и узких небольших пластин наряду с микропластинками. В широком использовании крутой и полукрутой захватывающей или краевой ретуши формирующей рабочую область изделия.
4) Переход от одной категории орудий в другую с сохранением приемов обработки. Симметричное острие переходит в скребок с сужающимся лезвием, скошенное острие в усеченную пластину.
5) Создание рабочих участков орудий как на дистальном, так и на проксимальном конце заготовки. Крупные острия пушкаревского типа и скребки в подавляющем большинстве изготавливались на проксимальном конце.
6) Отсутствие двусторонне обработанных форм, свойственных восточному граветту. Небольшое наличие элементов характерных для индустрии восточного граветта: ножи костенковского типа и наконечники с боковой выемкой схожие с атипичными костенковскими наконечниками.
7) Представительная группа категорий граветской традиции - изделий с притупленным ретушью краем, таких как пластинки и острия с притупленным краем.
8) На всех участках стоянки категории орудий сопоставимы типологически и количественно.
51
Представленные наблюдения позволяют сделать некоторые выводы, о специфики пушкаревской индустрии существующей на фоне господства традиций граветта.
Рис.1. Пушкари I. Острия крупные пушкаревского типа
52
Рис.2. Пушкари I. Скребки и скребковые формы. 1- скошенные скребок; 2,7- скребки со спрямленным лезвием; 3-5 – с сужающимся лезвием; 8-14 – с
выпуклым дугообразным лезвием.
Литература Беляева В.И. Палеолитическая стоянка Пушкари I (характеристика куль-
турного слоя). СПб.: С.-Петербургский университет, 2002.-155 с. Борисковский П.И. Палеолит Украины. Историко-археологические очерки
Селезнев А.Б. Технология расщепления кремня на стоянке Хотылево 2// Восточный граветт/Отв. Ред. Х.А. Амирханов. М.: Изд-во Научный мир,1998. С.214-225
Синицын А.А., Праслов Н.Д., Свеженцев Ю.С., Сулержицкий Л.Д. Радио-углеродная хронология верхнего палеолита Восточной Евро-пы//Радиоуглеродная хронология палеолита Восточной Европы и Се-верной Азии проблемы и перспективы. СПб.: Изд-во «Академ-Принт»,1997.-Гл.III.-С.21-46.
Шовкопляс И.Г. Новая позднепалеолитическая стоянка на Черниговщине // Археологические открытия 1966 года.- М.,1967.-С.187-189
Полина Курлович-Белявская (Минск, Беларусь Институт истории НАН),
Стеклянные изделия XVI-XIX вв. как исторический источник
Стеклянные изделия являются широко распространенными артефактами, выявленными во время исследований различных типов археологических памятников на территории Беларуси. Количественно они уступают только керамическому комплексу. При этом предметы из стекла изучены здесь недостаточно. Монографии М.М. Яницкой [Яніцкая, 1977; 1980] носят преимущественно искусствоведческий характер, в остальных публикациях [Левко, 1984, с.52–55; Собаль, Яніцкая, 1984; Трусаў, Ляшкевіч, 1984; Яніцкая, Сташкевіч, 1985; Бубенько, 1988; Сташкевіч, Дзярновіч, 1991; Трусаў, Собаль, Здановіч, 1993, с.67-69, мал. 93–95; Здановіч, Краўцэвіч, Трусаў, 1994, с. 64-65, мал. 103–105; Сташкевіч, 1994; Заяц, 1995, с. 74–75, 188–189; Шаблюк, 1996, с.66-70, 72; Марзалюк, 1998, с.49-50, 59-60, 129, 132-134, 245-248; Мяцельскі, 2003, с. 78 – 82, 86; Дук, 2007, с. 179 – 188; Маркович, 2007; Левко, 2010, с.38–39, 88, 116, 122, 151–152, 155, 157, 160, 166, 168; Бубенько, 2012; Курловіч-Бяляўская, 2013, 2013а, 2014 и др.] рассматриваются конкретные аспекты проблемы истории стеклянных изделий на определенной территории. Однако, учитывая огромное количество собранного материала, в данный момент перед отечественной наукой остро стоит необходимость его систематизации. Для проведения такой работы большое значение имеет характеристика
54
стеклянных изделий как исторического источника. Это позволит определить их место, потенциал и особенности в изучении материальной культуры XVI – XIX вв. Следует сразу оговориться, что исследование проводилось, как правило, на основании белорусских материалов, но, так как его результаты вполне применимы и для других регионов, территориальные рамки в название статья вынесены не были.
Период с XVI по XIX вв. можно охарактеризовать как эпоху гутного стеклоделия с переходом к фабричному производству. Именно необходимость точно обозначить этот переход и обусловливает верхние хронологические рамки периода. Такой подход особенно актуален, учитывая то обстоятельство, что в настоящее время археологическим исследованиям активно подвергаются объекты XIX в. К тому же некоторые изделия этого периода могли попасть в состав коллекций, когда верхней границей археологических исследований считался конец XVIII в., в результате чего их датировки были искусственно занижены. Выбор XVI в. как нижней границы рассматриваемого периода обусловлен тем, что именно в это время в письменных источниках фиксируются первые на территории Великого Княжества Литовского (в предместье Вильно) упоминания о ремесленниках, изготовлявших стеклянные изделия в мастерских – гутах [Жаврид, 1969, с.162-164]. В это же время встречаются первые упоминания об использовании такой технологии на территории современной Украины [Шовкопляс, 1974, с.81]. В то же время гуты как таковые возникают уже в XIV в., о чем свидетельствуют данные с территории современной Польши [Wyrobisz, 1968, s.20] и Чехии [Liberec…, 1960, p.37].
Большинство изделий из стекла рассматриваемого периода изготавливались способом свободного выдувания. Об использовании этой технологии свидетельствует наличие следа от понтии (трубки, при помощи которой производилась формовка), а также асимметричность формы готового изделия. Значительное количество предметов изготавливалось при помощи прессовки в форме. Использование данной технологии подтверждается наличием швов и большей симметричности изделий. Вероятно, в изучаемый период имел место переход от массового использования свободного выдувания к технологии прессовки. Однако о том, как он осуществлялся, говорить пока рано.
55
Большое значение при изучении стеклянных изделий XVI – XIX вв. имеет их цветовая гамма, которая зависела от состава шихты (стекломассы). Определить ее точный химический состав позволяет ряд сложных анализов (на территории Беларуси позднее стекло таким методом изучалось дважды [Яніцкая, Сташкевіч, 1985, с.92; Сташкевіч, 1991, с.68–69]). Однако поскольку к анализу нужно обращаться уже после накопления значительной источниковедческой и теоретической базы, на начальных этапах приходится использовать исключительно визуальное наблюдение. В основном изучаемые артефакты были изготовлены из прозрачного стекла зеленоватых или сине-зеленоватых оттенков, что позволяет относить их к «лесному» стеклу. Свое название оно получило благодаря тому, что изготавливалось из смеси пепла растений (поташа) и песка [Ляўко, Скрыпчанка, 2001, с.351]. Очистка шихты от примесей, придающих изделиям такие оттенки, позволила изготавливать предметы из хрусталя (авторство технологии, предусматривающей добавление в состав шихты мела, приписывают стекольщику из Богемии Михалу Мюллеру в 1683 г. [Skrót…, 1950, s.105]; практически одновременно на территории Англии была изобретена технологии очистки шихты при помощи свинца [Havel, 1963, p.204]). Также среди стеклянных артефактов присутствует определенное количество изделий из цветного стекла, в состав которого добавлялись красители.
Сильно отличаются стеклянные изделия между собой по способу декорирования (от сосудов без декора до настоящих произведений декоративно-прикладного искусства). Среди применявшихся техник необходимо отметить наиболее распространенные налепную орнаментацию, роспись, гравировку и гранение. Также изготавливались фигурные изделия из стекла и предметы, украшенные введением в прозрачную шихту цветного стекла в виде тонких нитей.
Изучение стеклянных изделий XVI–XIX вв. (как в принципе и любого другого вида вещественных источников) подразумевает необходимость упорядочения материала. С этой целью на основе функционального назначения был выделен ряд категорий предметов из стекла. К ним относятся сосуды, интерьерное стекло, украшения и детали одежды, оптическое стекло и другие изделия.
Категория сосудов является наиболее многочисленной. Сюда относятся столовые, технические и декоративные сосуды. К
56
столовым сосудам относятся предметы, которые использовались для хранения, транспортировки, подачи и употребления пищевой продукции (как правило, различных жидкостей). Соответственно среди них можно выделить тарные столовые сосуды и столовую посуду. Тарные столовые сосуды использовались для хранения и транспортировки пищевой продукции. К ним относятся различные виды бутылок (с шаровидным туловом, с прямоугольным или квадратным в сечении туловом – кварты и штофы, с цилиндрическим туловом), также большемерные бутылки – бутли и уплощенные сосуды с овальным туловом – фляги (биклаги). Столовая посуда представлена сосудами для подачи пищевой продукции и сосудами для ее употребления. К первым относятся графины, кувшины, солонки и сахарницы, а ко вторым – рюмки, бокалы, стопки, стаканы, кубки, тарелки и блюдца. Технические сосуды использовались для хранения и применения различных веществ (как правило, жидкостей), не предназначенных для приема в пищу. Они представлены различной аптечной и лабораторной посудой (в основном бутылочками и баночками), парфюмерными флаконами, лампадками и чернильницами. К декоративным сосудам относятся артефакты, эстетическая функция которых преобладала над утилитарной. Ярким примером таких изделий являются вазы. Необходимо отметить, что в научной литературе встречается гораздо больший перечень наименований стеклянных сосудов (флеты, «pucharki», скляницы и т.п.). Однако по своей морфологии и функциональному предназначению они вполне вписываются в отмеченную выше схему, являясь вариантами приведенных в ней наименований сосудов. Поэтому, по нашему мнению, к рассмотрению таких артефактов нужно обращаться при подробной характеристике ассортимента стеклянных изделий, что не входит в задачи данной статьи.
Остальные категории стеклянных изделий слабо представлены в составе археологических коллекций. Тем не менее, они также должны быть внесены в общую структуру рассматриваемых артефактов. К интерьерному стеклу относятся оконное стекло, зеркала и детали стационарных осветительных приборов (люстр, рефлекторов и т.п.). Украшения и детали одежды представлены бусинами, стеклянными вставками и пуговицами. Оптическое стекло представляет собой линзы различного предназначения. Они могли использоваться как для улучшения зрения, так и с декоративной целью. Например, в XIX в.
57
изготавливались бокалы с линзами [Витебский…, КП 22722/4, КП 3857], которые монтировались в стенку сосуда и позволяли создать оптический уменьшающий эффект при рассматривании изображения на противоположной стенке.
Категория других изделий пока готова к пополнению и преобразованию. В настоящий момент сюда можно отнести лишь стеклянные гранаты, которые использовались в Европе в качестве предметов вооружения в XVII в. [Кузина, 1994, с. 241]. Они представляли собой полые стеклянные изделия шарообразной или грушевидной формы с небольшим отверстием для закладки пороха. Диаметр стеклянных гранат составлял около 6 – 9 см.
Таким образом, стеклянные изделия XVI – XIX вв. в качестве исторического источника обладают рядом характеристик, которые обусловливают необходимость их всеобъемлющего изучения. Во-первых, они представлены в достаточно большом количестве среди других артефактов. Это свидетельствует о возможности оперировать значительным количеством единиц изделий, а значит делать более обоснованные выводы. Также большое значение имеют свойства стекла как материала. Хрупкость изделий из него свидетельствует о кратковременность существования отдельного предмета. В то же время благодаря своему минеральному составу стеклянные артефакты хорошо сохраняются в культурном слое (хоть и представлены, как правило, фрагментами). При изучении ассортимента стеклянных изделий выявляется наличие большого технологического разнообразия в изготовлении отдельных видов изделий. Выкладка их в хронологической последовательности позволит проследить эволюционные ряды артефактов. Все это дает основание использовать стеклянные изделия в качестве маркеров при определении микрохронологии культурного слоя XVI – XIX вв. Информативность предметов из стекла рассматриваемого периода повышается вследствие наличия на значительной их части клейм и других опознавательных знаков.
Стеклянные артефакты в определенной степени свидетельствуют об имущественном положении населения разных типов археологических памятников (городов, местечек, деревень, усадеб, монастырских комплексов и пр.). Необходимо также отметить, что для XVI – XIX вв. уже характерна значительная стандартизация изделий из стекла, обусловленная установлением глобальных
58
экономических связей в виде торговых операций и обмена идеями. Для конкретных регионов могли быть характерны свои особенности, вызванные сложившимися тут ремесленными и эстетическими традициями. Все это позволяет пролить свет на достаточно сложную картину экономического развития в период постсредневековья.
Естественно, стеклянные изделия, как и другие виды материальной культуры, составляли бытовую основу жизни человека в XVI – XIX вв. А именно ее изучение позволяет ученому обратиться к истории повседневности. Рассмотрение исторического прошлого в контексте таких процессов позволяет максимально приблизиться к мироощущениям людей изучаемого периода, лучше понимать их мотивы и логику действий.
Литература 1. Бубенько Т.С. Стеклянная посуда из Витебска // Древности Белоруссии и
Литвы. – Вильнюс, 1988. С.125-129. 2. Бубенько Т.С. Стеклянная посуда из витебской корчмы XVII – XVIII вв.
(типология и хронология) // Матэрыялы па археалогіі Беларусі. – Мінск, 2012. Вып. 23: Археалагічныя даследаванні на тэрыторыі Беларусі ў 2009 – 2010 гадах. С. 135 – 148.
3. Витебский областной краеведческий музей: Коллекция “Керамика. Стекло”. 4. Дук Д.У. Полацк XVI–XVIII стагоддзяў: нарысы тапаграфіі, гісторыі
матэрыяльнай культуры і арганізацыі жыццёвай прасторы насельніцтва беларускага горада. – Наваполацк: ПДУ, 2007.
5. Жаврид М.Ф. Белорусское стекло. – Минск: Наука и техника, 1969. 6. Заяц Ю.А. Заславль в эпоху феодализма. – Минск: Навука і тэхніка, 1995. 7. Здановіч Н.І., Краўцэвіч А.К., Трусаў А.А. Матэрыяльная культура Міра і
Мірскага замка. – Мінск: Навука і тэхніка, 1994. 8. Кузина И.Н. Стеклянная «ручная граната» из раскопок в Зарядье // Тверской
археологический сборник. – Тверь, 1994. Вып.1. С.239-242. 9. Курловіч-Бяляўская П.С. Ваконнае шкло XVI–XVIII стагоддзяў на
тэрыторыі Беларусі (па матэрыялах Вучэбнай лабараторыі музейнай справы БДУ) // Актуальные проблемы социально-гуманитарных наук: Сб. научных статей междунар. науч.-практ.конф., посв. 100-летию МГУ имени А.А. Кулешова. – Могилев, 2013. С. 55 – 57.
10. Курловіч-Бяляўская П.С. Шкляная вытворчасць на тэрыторыі Беларусі // Матэрыялы па археалогіі Беларусі. – Мінск, 2014. Вып.25: Вынікі даследавання першабытных і сярэдневяковых старажытнасцей Беларусі ў 2011 – 2012 гадах. С.66-70.
11. Курловіч-Бяляўская П.С. Шкляныя вырабы XVI–XVIII стагоддзяў з Копысі (па матэрыялах Вучэбнай лабараторыі музейнай справы БДУ) //
59
Середньовічні старожитності Центрально-Східної Європи: матеріали ХIІ Міжнар. студ.наук. археол. конф.. – Чернiгiв, 2013а. С. 95 – 97.
историческая топография и технология производств. – Минск: Наука и техника, 1984.
14. Ляўко В.М., Скрыпчанка Т.С. Вытворчасць шкляных вырабаў // Археалогія Беларусі: у 4 т. – Мінск, 2001. Т.4: Помнікі XIV–XVIII стст. С.349-352.
15. Марзалюк І.А. Магілёў у XII – XVIII стагоддзі. Людзі і рэчы. – Магілёў – Мінск: Веды, 1998.
16. Маркович Л.Г. Стеклянные изделия из раскопок Шкловского замка и места Шкловского // Вестник Полоцкого государственного университета. Серия А. Гуманитарные науки. История. – 2007. №7. С.32–37.
17. Мяцельскі А.А. Старадаўні Крычаў. – Мінск: Беларуская навука, 2003. 18. Собаль В.Е., Яніцкая М.М. Шкляны посуд Мінска ХІІ – ХІХ стст. //
Помнікі старажытнабеларускай культуры: новыя адкрыцці. – Мінск: Навука і тэхніка, 1984. С. 83 – 91.
19. Сташкевіч А., Дзярновіч А. Госця або пані? Па слядах адной знаходкі // Мастацтва Беларусі. – 1991. №12. С. 67 – 69.
20. Сташкевіч А.Б. Рэнесансавае шкло ў замках Беларусі // Помнікі мастацкай культуры Беларусі эпохі Адраджэння. – Мінск: Навука і тэхніка, 1994. С.137–143.
21. Трусаў А.А., Собаль В.Е., Здановіч Н.І. Стары замак у Гродне XI – XVIII стст.: Гісторыка-археалагічны нарыс. – Мінск: Навука і тэхніка, 1993.
22. Трусаў А., Ляшкевіч А. Шкло Мірскага замка // Помнікі гісторыі і культуры Беларусі. – 1984. №3. С. 42 – 43.
23. Шаблюк В.У. Сельскія паселішчы Верхняга Панямоння: XIV – XVIII стст.. – Мінск: Беларуская навука, 1996.
24. Шовкопляс А.М. Некоторые гутные стеклянные изделия из Киева // Культура средневековой Руси. – Ленинград: Наука, 1974. С. 81 – 85.
25. Яніцкая М.М. Беларускае мастацкае шкло (XVI – XVIII стст.). – Мінск: Навука і тэхніка, 1977.
26. Яніцкая М.М. Вытокі шкларобства Беларусі. – Мінск: Навука і тэхніка, 1980. 27. Яніцкая М.М., Сташкевіч А.Б. Мсціслаўскае шкло XVI – XIX стст. //
Помнікі культуры. – Мінск: Навука і тэхніка, 1985. С. 83 – 93. 28. Havel R. Bohemian crystal and lead crystal // Czechoslovak glass review. –
15. № 11/12. P. 37 – 40. 30. Skrót historii powszechnej szklarstwa // Szkło i ceramika. 1950. R.1, №6. S.104-106 31. Wyrobisz A. Szkło w Polsce od XIV do XVII wieku. – Wrocław, Warszawa,
Kraków: Wydawnictwo Polskiej Akademii nauk, 1968.
60
Наталья Панина (Россия, Воронеж, ВГУ)
Сравнительная неотектоника Брянского и Костенковского палеолитических районов
Проблема причин неравномерности расселения палеолитического человека и возникновения палеолитических районов (самый извест-ный из них в России – Костенковско-Борщевский на Дону, под Воро-нежем) многие десятилетия волнует умы исследователей и до сих пор в полной мере не решена. Безусловно, так или иначе, стратегия выбора мест поселений всегда связана с рельефом местности, а рельеф форми-руется в результате целого комлекса экзогенных и эндогенных процес-сов. Природный процесс, в том числе и рельефообразование, безус-ловно, влияли тем или иным образом на расселение человека леднико-вого периода. Неотектонические движения неоген-четвертичного вре-мени определили особенности структуры современного рельефа и рельефа позднего плейстоцена - овражно-балочной и речной сети и т.д.
Целью этой небольшой работы является сравнение неотектоники двух палеолитических районов, лежащих на восточной и западной границе Воронежской блок-антеклизы: Костенковско-Борщевского и Брянского (включая район села Хотылево). Оба района автором ос-мотрены лично. Основной вопрос: является ли определенная неотек-тоническая ситуация возможным поисковым критерием для археоло-гов-палеолитоведов?
Изучение карт новейшей тектоники [Атлас, 1994; с.11; Раскатов, 1969; Трегуб, 2002, 2006] показывает, что в целом Костенковско-Борщевский район располагается в зоне сочленении Окско-Донской впадины и Среднерусской антеклизы - пликативных (складчатых) структур I порядка. Собственно по их границе здесь и проходит ли-неамент долины Дона. При детальном рассмотрении район Костенок – это южная часть Еманчинского неотектонического поднятия II поряд-ка, которая к югу от Костенок и Борщево дополнительно осложнена Дивногорской локальной положительной морфоструктурой III поряд-ка. С левого борта Донской долины, уже в пределах Окско-Донской впадины практически напротив Гремяча и Костенок лежит Боевское локальное поднятие III порядка, таким образом, долина Дона в месте расположения палеолитического района оказывается словно бы зажа-той между двумя положительными морфоструктурами.
61
В районе Хотылево (Хотылевский куст палеолитических стоянок и местонахождений) и Брянска (Брянский куст стоянок – Карачиж, Супонево, Тимоновские стоянки) ситуация оказывается в целом похо-жая. Это фрагмент зоны Серпуховско-Бахмачского разлома, совпа-дающего с Деснинским прогибом, заложение которого относится, со-гасно данным А.И. Трегуба, к раннему неоплейстоцену [Трегуб, 2001]. С правобережья Десны с прогибом стыкуется своим северо-восточным краем Брянское неотектоническое поднятие II порядка (моноклиналь), осложненное рядом локальных поднятий III (Унечское и Стародуб-ское) и более низких порядков (например, Вщижское, Брянское). Па-леолитические памятники оказываются сосредоточены в районе стыка линеамента Десны и Брянского поднятия, на двух крыльях его конце-вой части, отмеченных началом и концом коленообразного изгиба Деснинской долины [Раскатов, 1969; Природа… 2012, с.52-57].
Итак, зоны пересечения и соприкосновения линеаментов долин крупных рек с локальными положительными тектоническими струк-турами (часто в составе крупных положительных морфоструктур) можно считать наиболее перспективными для поисков палеолита. В рельефе такие участки стыка/ пересечения линеамента с положитель-ной тектонической структурой выглядят как сужения речной долины, причем палеолитические районы оказываются в районе входа или вы-ода из этих сужений. Это было подмечено еще археологом А.А. Чубу-ром, но он анализировал не собственно комплексы тектонических структур, а лишь косвенно их отражающие продольные профили рек [Чубур, 1998].
Может быть это связано, как полагает А.А.Чубур, с оптимальны-ми условиями для формирования «мамонтовых кладбищ» - природных скоплений костей мамонта, использовавшихся первобытным челове-ком как источники сырья, топлива и строительного материала. «Ма-монтовые кладбища» могли возникать там, где складывались опти-мальные условия для накопления сносившихся половодьями мамонто-вых туш, а порой и гибнущих в половодье стад-семей: многочислен-ные старицы-ловушки, обильные устья балок, превращающиеся во время половодий в заливы, бечевники меандров рек [Чубур, 1998].
Нельзя исключать и иные причины привлекательности таких рай-онов: высокая степень расчлененности рельефа увеличивала количест-во удобных для заселения мысов в устьях и в глубине балок. Поднятие более древних геологических пластов могло приводить к появлению месторождений кремневого сырья (правда, в Костенках этот вариант
62
объяснения не работает – там люди использовали преимущественно неместный кремень).
В свете сказанного выше, кроме двух названных палеолитических районов интересно обратить внимание и на Севский структурный узел, который находится на стыке Дмитровского и Курского неотектониче-ских поднятий, а также Крупецкой структурной террасы. Здесь «гра-ница между Днепровско-Деснинским и Среднерусским мегаблоками отмечена пологой флексурой с опущенным западным крылом и ам-плитудой около 30 метров» [Трегуб, 2001; Природа… 2012, С.52-53]. В районе Севской флексуры пока не выявлены стоянки палеолита, но зато обнаружено крупнейшее в Европе Севское мамонтовое кладбище, на котором позднепалеолитический человек тоже обозначил свое при-сутствие [Мащенко, Лавров, 1991]. Это, в свете неотектоники, является косвенным подтверждением предложенной А.А.Чубуром гипотезы «мамонтового собирательства», существовавшего наряду с охотой на мамонта.
Литература Атлас Воронежской области – Воронеж: ВГПУ, 1994. Мащенко Е.Н. Лавров А.В. Севский карьер – уникальное захоронение мамон-тов // Природа. 1991. № 1. С. 52-55.
Природа и природные ресурсы Брянской области / Под ред. Л.М.Ахромеева. Брянск: Изд-во «Курсив», 2012. 320 с.
Раскатов Г.И. Геоморфология и неотектоника Воронежская антеклизы. – Во-ронеж: изд-во ВГУ, 1969. – 164 с.
Трегуб А.И. Неотектоническая структура и поля напряжений территории Во-ронежского кристаллического массива // Вестник Воронежского универси-тета. Геология. – 2001 - №11. - С.32-44.
Трегуб А. И. Неотектоника территории Воронежского кристаллического мас-сива // Труды НИИ Геологии Воронежского госуниверситета. Вып.9. Воро-неж: изд-во ВГУ, 2002. – 220 с.
Трегуб А.И. Карта новейшей тектоники территории Воронежского кристал-лического массива // Вестник Воронежского университета. Геология. – 2006 - №1, - С.5-16.
Чубур А.А. Роль мамонта в культурной адаптации верхнепалеолитического населения Русской равнины в осташковское время // Восточный граветт. – М: «Наука», 1998. С.309-329.
Духовная жизнь первобытного человека в первую очередь рас-крывается нам через его искусство. Ведь, судя по имеющимся этно-графическим сведениям, в первобытном обществе произведения ис-кусства не создавались в спонтанном порыве творчества и вдохнове-ния, а были обусловлены нуждами человека – от нужды в защите и обилии пищи до продолжения рода. Они отражали часть материальной стороны древней обрядности, передавая некую ритуальную информа-цию. По мнению известной исследовательницы неолитического искус-ства Е.А. Кашиной, «для человека каменного века и рукотворная вещь, а также природные и социальные явления были равноправны и тожде-ственны: базой всей структуры мира являлся миф, и, поэтому, любая вещь для него оказывалась носителем многообразной мифологической информации» [Кашина, 2005] .
Одной из довольно редких разновидностей искусства каменного века является кремневая (или обсидиановая) скульптура, выполненная в технике ретуши. Основная черта, отличающая кремнёвые изображе-ния от остальных скульптур (глиняной лепной и резной – из кости, рога и мягкого камня), - это их уплощенность и схематизм: материал располагал к тому, что основное внимание скульптор уделял силуэту, делающему изображение узнаваемым. На всей Земле имеется лишь несколько регионов, где кремень или обсидиан использовались как материал для изготовления скульптур в неолите-энеолите. Это север и центр (лесная зона) Восточной Европы и Урала, Дальний Восток, Аля-ска, небольшие области США, Канады, Гондураса, Мексики и, нако-нец, Патагонии [Замятнин, 1948].
В связи с этим мы решили обратить внимание на известные не-многочисленные, но тем более важные, находки кремневой скульпту-ры на памятниках каменного века в бассейне Десны.
На памятниках волосовской поздненеолитической культуры, аре-ал которой лежит в верхнем Поволжье и в Поочье, распространены фигурки, полученные путем тщательной ретуши из отщепов кремня, изображающие людей и животных: хищников, птиц, рыб, пресмы-
64
кающихся. До недавнего времени южной границей распространения таких артефактов считалась Среднее и отчасти Верхнее Поочье [Гру-динкин, 2001]. Но относительно недавно при изучении коллекции из раскопок Ф.М. Заверняева в материалах многослойного поселения Устье Госомы А.А. Чубур выделил два обработанных краевой рету-шью головных изображения – выдры или бобра и осетровой рыбы, связав их с немногочисленными материалами периода энеолита [Чу-бур, 2003]. (Рис.1). Он предположил, что эти предметы, несколько фрагментов керамики, наконечники копья и стрелы и человеческий зуб являются остатками полностью разрушенного во время после-дующих периодов обитания погребения. Заметим, однако, что по мне-нию Е.А. Кашиной, кремневая скульптура, контекст которой известен, характерна именно для нижней части заполнений жилищ и в целом для «поселенческих» комплексов [Кашина, 2005]. Впрочем, в неолите-энеолите, нередки и погребения непосредственно включенные в струк-туру жилищ и поселений.
Рис.1. Фигурные кремни из Устья Госомы (по А.А. Чубуру, 2003) 1 – выдра (?) 2 – рыба (?)
Вопрос и в том, относить ли названные фигурки к энеолитиче-скому периоду. Ведь с одной стороны на поселении Устье Госомы имеется и выразительный материал финального палеолита – мезолита. С другой стороны – головные изображения мало характерны для воло-совской скульптуры.
Традиционно считается, что кремневая скульптура относится практически исключительно к неолитической эпохе (мы не будем учи-тывать сомнительные артефакты из публикаций сибирского исследо-вателя Ларичева, интерпретация которых не раз подвергалась обосно-ванной критике). Однако есть и бесспорные кремневые женские фи-гурки, открытые при раскопках мадленской позднепалеолитической стоянки Вильчице на территории Польши, в России опубликованные в
65
своде З.А. Абрамовой [Абрамова, 2010, с.222-223]. Аналогией таким фигуркам является находка из жилища стоянки Быки 1 на притоке Десны – р. Сейм., сделанная А.А. Чубуром и представленная в моно-графии как выемчатое орудие [Чубур, 2001]. Фигурка из Быков, как и фигурки из Вильчице изображает характерный женский профиль с выступающими ягодицами. Играть она могла ту же роль, что и типич-ные женские изображения палеолитической эпохи.
Таким образом, кремневая скульптура, как форма первобытного искусства, в бассейне Десны существует, начиная уже с конца поздне-го палеолита.
Литература: Абрамова З.А. Древнейший образ человека. Каталог по материалам палео-литического искусства Европы./ Тр.ИИМК РАН, Т.34. – СПб., 2010
Грудинкин Б.В. Фигурный кремень с городища Троицкое 1 (Любутск) // Вопросы археологии, истории, культуры и природы Верхнего Поочья. Вып.8. – Калуга, 2001.
Замятнин С.Н. Миниатюрные кремневые скульптуры в неолите северо-восточной Европы // Советская археолония, вып. Х. – М., 1948.
Кашина Е.А. Искусство малых форм неолита-энеолита лесной зоны Вос-точной Европы. Автореферат дисс. канд. ист. наук. – М., 2005.
Чубур А.А. Быки. Новый палеолитический микрорегион и его место в верхнем палеолите Русской равнины. – Брянск, 2001.
Чубур А.А. «Фигурные кремни» из Верхнего Подесенья // Вопросы архео-логии, истории, культуры и природы Верхнего Поочья. Вып.9 - Калуга, 2003.
66
Екатерина Шуткова (Беларусь, Минск, Институт истории НАН)
Украшения из стекла Могилевского Поднепровья и Посожья в дореволюционной историографии
Рассматриваемая территория после первого раздела Речи Поспо-литой и до начала XIX века входила в состав Могилёвской губернии, Бобруйский уезд после второго раздела вошел в состав Минской гу-бернии. В данной статье рассматривается лишь та часть Могилевской губернии, которая вписывается в границы современной Могилевской области, где основными водными артериями являются Днепр и Сож.
Среди всех стеклянных украшений древнерусской эпохи преоб-ладают бусы, найденные в основном в курганах около поселений сель-ского типа. Такое соотношение находок характерно и для Могилевского Поднепровья и Посожья, где со второй половины XIX века начинается систематическое исследование археологических памятников. В основном изучались курганные древности. С 1872 г. в Быховском районе археологические исследования проводил генерал М.М.Турбин. В д.Обидовичи им было раскопано 6 курганных насыпей. Среди материалов обнаружены и стеклянные украшения (бусы) [Рыбакоў,1932, с.104]. Они были найдены также при исследовании в 1885 г. курганов у д. Вотня (современный Быховский район) и у д.Дымово (ныне Шкловский район) [Рыбакоў, 1932, с.104].
Следует отметить неоценимый вклад Е.Р. Романова в изучении древностей Могилевской губернии. Он был археологом, историком, языковедом и этнографом. Принимал участие в издании газеты «Могилевские губернские ведомости» (был редактором неофициальной части этой газеты), трехтомного сборника «Могилевская старина». Список научных трудов Е.Р.Романова насчитывает более 200 работ [Бандарчык, 1961, с.281-295; Библиографический…, 1901, с.146-150].
В рамках данной работы наибольший интерес представляют его научные изыскания в области археологии. Археологическое изучение Могилевской губернии он проводил с 80-х годов XIX до начала XX века. Им были проведены археологические раскопки и разведки во всех уездах Могилевской губернии. [Раскопки…, 1888, с. 55; Сизов, 1894, с. 141; Романов, 1889, с. 140-143; Романов, 1900, с. 1; Романов, 1901, с. 34-38; Романов, 1903, с. 124-127].
67
В 1902 г. около д. Радомля (где в р. Тросливку (приток р. Прони) впадает р. Рудея) было раскопано 3 курганные насыпи (2 мужских, 1 женское). В женском погребении были обнаружены стеклянные бусы [Романов, 1903, с. 125]. Стеклянные бусы были найдены и в Новым Быхове [Романов, 1903, с. 126]. В 1904 г. исследователь проводил археологические разведки в Могилеве. Исследователь отмечает наличие в начале 90-х г. ХIХ в. курганов на территории Могилева недалеко от городища. Эти курганы во время его археологических разведок находились уже в разрушенном состоянии. В насыпях среди находок были зафиксированы и золоченые стеклянные бусы [Романов, 1912, с. 2-3]. «Стеклянная цилиндрическая буса съ вылинявшей позолотою» была найдена им на селище недалеко от урочища Городщизна: «въ двухъ верстахъ отъ Могилева, вверхъ по теченію Днѣпра…» [Романов, 1912, с. 4]. В 1905 году Е.Р. Романов проводил разведки в Могилевской губернии. В это же время им было проведено несколько пробных раскопок на правом берегу Днепра - в Новым Быхове, Солоным, Проскурнях, Камне, Кардоне [Романов, 1912, с. 2]. В Новым Быхове было раскопано 4 курганные насыпи. В кургане № 2 были найдены стеклянные бусы с золотой и серебряной фольгой [Романов, 1912, с.7]. Особенности данной категории бус исследователь приводит в описательной форме. Если выходить за рамки рассматриваемого периода, то можно отметить, что достигнуты значительные успехи в изучении данной категории стеклянных бус. Разные хронологические периоды и разные центры производства имеют свои особенности в технологии изготовления золоченых и серебреных бус. Для IX-X вв. характерно серийное производство из тянутых трубочек. Поступали на рынок такие бусы из мастерских Ближнего Востока. Существовало и несколько способов изготовления рассматриваемых бус (покрытие жидким стеклом стеклянной основы с металлом; надевание более широкой стеклянной трубочки на трубочку с металлическим покрытием) [Безбородов, 1956, с. 219; Львова, 1968, с. 84-85; Столярова, 2010, с. 323-324]. Для XI-XIII вв. характерно индивидуальное изготовление способом навивки [Безбородов, 1959, с. 229]. Исследователи отмечают византийское (бусы имеют золотую или серебряную фольгу и покрыты бесцветным стеклом) и древнерусское (использовали только серебряную фольгу, покрывали желтоватым стеклом – создавался эффект золочения) происхождение золоченых и серебреных бус [Щапова, 1972, с. 87-88; Столярова, 2010, с. 325-326].
68
Для определения центра производства бус важную роль играет и химический анализ стекла. В историографии есть несколько основных точек зрения по интерпретации результатов химического анализа стекла, что отражено в работах Ю.Л. Щаповой и В.А. Галибина [Галибин, 2001; Щапова, 1983; Щапова, 1989].
В д.Лучин, на расположенных здесь двух городищах, часто находили стеклянные браслеты [Романов, 1912, с.9]. Кроме обследования городищ Е.Р.Романов проводил раскопки 6 курганных насыпей. Один из курганов был женским. В этом кургане были найдены синие стеклянные бусы украшенные белыми ромбами [Романов, 1912, с.11]. Так называемые белоромбические бусы относятся к ранним бусам (Х-ХI вв.) и встречаются достаточно часто на территории северо-восточной и северо-западной Руси [Фехнер, 1959, с.170].
В д. Солоное Рогачевского уезда, стеклянные бусы были найдены в двух курганах (№7 и №8) [Романов, 1912, с. 15]. При обследовании местности в д. Проскурни Е.Р. Романов отмечает, что курганы, которых здесь насчитывалось десятки – распаханы. Вся распаханная площадь усеяна костями, черепками керамики, бусами, кольцами и т.п. В сохранности находились только 10 курганов. Е.Р. Романовым было раскопано 6 насыпей. При раскопках первого кургана на шее женского погребения насчитывалось несколько сот бус в композиции с мелкими бубенчиками [Романов, 1912, с.17-18]. В д.Каменка из 8 раскопанных курганов 7 были мужскими погребениями. Один курган (№5) – женское погребение, где присутствовали стеклянные бусы [Романов, 1912, с. 20-21]. В д. Кордоне были изучены 16 курганов, из них в семи фиксируются находки бус [Романов, 1912, с. 22-28].
Изучением центральных и юго-восточных районов Могилевского Поднепровья занимались чиновник по особым поручениям при губернаторе С.Ю. Чоловский (проводил исследование в 1892 г., 1893 г., 1903 г.) и директор Могилевской гимназии М.В. Фурсов (проводил исследование в 1892 г.). Ими был составлен дневник курганных раскопок, произведенных по поручению А.С. Дембовецкого в 1892 г. в Рогачевском, Быховском, Климовичском, Чериковском и Мстиславском уездах. По этим пяти уездам Могилевской губернии была составлена археологическая карта с указанием городищ и курганов. В дневнике изученные археологические памятники пронумерованы в порядке их изучения. Среди полученного
69
археологического материала достаточно часто фиксировались находки стеклянных украшений. Они расположены чаще всего в области шеи погребенных, в составе ожерелья, или в области кистей. В кургане №12 в области кисти был найден сплавленный слиток стекла. Исследователи полагают, что возможно это была бусина или вставка от перстня [Романов, 1912, с.36]. Вставки из стекла также относятся к украшениям, которые бытовали на территории Древней Руси. Кроме перстней ими украшали привески, булавки, браслеты [Щапова, 1997, с.89-90]. Интересно отметить, что в кургане №16, раскопками которого руководил С. Ю. Чаловский, был найден осколок стеклянного сосуда из толстого с переливами стекла [Романов, 1912, с. 42].
В кургане № 18 и № 28 был найден бисер [Романов, 1912, с. 43, 49]. В кургане № 49 около д. Мозык, недалеко от Мстиславля, в женском погребении было найдено ожерелье из золоченых бус цилиндрической формы (49 штук). Выше этого ожерелья на костяке были обнаружены бусы из сердолика, горного хрусталя, топаза и агата. Присутствовал и мелкий бисер [Романов, 1912, с. 68]. Известно, что бусы на территории формирующегося древнерусского государства в X – начале XI вв. являлись в основном женским украшением. Женщины, более знатные по социальному положению, вероятно, носили ожерелья, являющиеся сборными комбинациями, включающими бусы из природных материалов (хрустальных и сердоликовых) и стеклянные бусы. Исследователи отмечают, что такого рода сборные комбинации характерны для скандинавских погребений [Тодорова, 2004, c. 240]. Сборная комбинация имеет отличия от образцовой. Образцовая комбинация включает бусы, которые одновременно оказались на рынке. Изготовителя и потребителя таких комбинаций разделяют не более двух посредников. Они существовали недолго, 25-30 лет - средняя продолжительность жизни и деловой активности мастера в средние века. Сборная комбинация составлена на месте потребления бус, которые оказались в распоряжении «автора» ожерелья. Такие комбинации складывались на протяжении длительного времени. Обычно датируются по младшей бусине [Щапова, 1991, с. 159-160].
Во время раскопок с северо-западной стороны Успенской церкви в Кричеве были обнаружены разнообразные по цвету фрагменты стеклянных браслетов [Романов, 1912, с.71]. У. д.Анилина (Славгородский район) в кургане было найдено монисто с желтого и
70
зеленого цилиндрического бисера, который соединялся с 12 бусинами и серебренной привеской в виде рыбки [Фурсов, 1898, с.11] По результатам исследований был составлен перечень (в виде таблицы) предметов, найденных при раскопках курганов [Романов 1912, с.77- 83].
На северо-западе рассматриваемого региона М.П. Авенариус в 1889 г. у д. Эсьмоны (Белыничский район) проводил раскопки пяти курганов на берегу р. Ослик. Среди находок были и стеклянные бусы. В 1890 г. исследования проводили В.И. Сизов (современные Мстиславский и Славгородский районы) и П.Е. Бранденбург (современный Мстиславский район) [Сизов, 1894, с.140-141; Краснянский, 1912, с. 24].
Более 200 курганов было изучено В.З. Завитневичем [Завитневич, 1894, с.124-153]. Достаточно много зафиксировано и находок стеклянных украшений (явно доминируют бусы). В.З. Завитневичем при изучении курганных насыпей стеклянные бусы были найдены в: д. Горожки, д. Горожи, д. Устиж, д.Ясень-Красное, д.Брицаловичи (современный Осиповичский район), д.Дулебна, д.Линевка, д.Несята, д.Ольса, д.Вирков (современный Кличевский район), д.Любоничи, д.Махровичи, д.Паповщина, д.Патева Слобода, д.Переколи, д.Рудня Октябрьская, д. Слободка Октябрьская, д. Волосовичи (современный Кировский район), д. Широевщина (современный Бобруйский район). Представлены они были бисером (рубленный и калачевидный, по цветовой гамме – синий, желтый, зеленый), бусы с красного и синего непрозрачного стекла с белыми ромбами (формы кубичные и прямоугольные), золоченые бусы и бусы лимонки [Материал…, 1898, с. 326-333].
Рассматриваемый регион исследовался и И.А. Сербовым. Стеклянные украшения были найдены в кургане №6 в составе монисто у д. Петуховка (современный Чауский район), а у д. Радомля (современный Чауский район) найдены фрагменты стеклянных браслетов XII-XIII вв. [Сербаў, 1932, с. 241].
Таким образом, в дореволюционный период среди украшений из стекла, найденных в ходе археологического изучения памятников, доминируют бусы, браслеты и перстни были более редкой находкой. Это было закономерно, так как бусы относятся к предметам материальной культуры характерным для курганных древностей. Обнаружение и изучение курганов составляло меньше сложностей, потому что, в отличии от селищ, они достаточно хорошо видны на
71
местности. В рассматриваемый период не было ещё высокого уровня организации полевых работ, методики ведения раскопок. Обращает на себе внимание и отчетность исследователей. Не всегда понятна и описана судьба археологических коллекций. Важно отметить и достижения дореволюционной науки в этом вопросе. Интерес к определению места производства стеклянных бус относится к одной из проблем, которую пытались решить исследователи в тот период. Например, А.С. Уваров разделил бусы Владимирских курганов по происхождению на: западные, византийские и восточные. Мнение А.С. Уварова о том, что золоченые бусы имеют византийское происхождение, поддерживал и А.Ф. Лихачев. В конце ХIX в. ряд исследователей (Н. Кондаков, В.Б. Завитневич, Б.И. и В.Н. Ханенко и др.) считали, что основная масса стеклянных бус привозилась с Востока и относится к сирийскому производству. В это же время стала возникать и другая мысль - о древнерусском производстве этих изделий. Однако никто из дореволюционных исследователей не говорил прямо о том, что в древней Руси существовало собственное производство стеклянных бус [Спицын, 1903, с. 21-23]. В работе В.Б. Аристова «Промышленность Древней Руси» высказывается мысль, что на территории Древней Руси не было известно ремесло по изготовлению украшений из стекла [Аристов, 1866, с.109-110]. Начали разрабатывать и первые классификации стеклянных древнерусских украшений [Спицын, 1903, с.21-23]. Среди основных исследователей Могилевского Поднепровья и Посожья, которыми был внесен значительный вклад по изучению археологических памятников и собраны значительные коллекции украшений из стекла древне-русского периода, необходимо отметить особо деятельность: М.М. Турбина, Е.Р.Романова, С.Ю.Чоловского, М.В.Фурсова, М.П. Авенариуса, В.И. Сизова, П.Е. Бранденбурга, В.З. Завитневича, И.А. Сербова.
Литература Аристов, Н.Б. Промышленность древней Руси - СПб., 1866. – 322 с. Бандарчык , В.К. Еўдакім Раманавіч Раманаў. – Мн.: выд-ва Акад. навука БССР, 1961. -304 с.
Безбородов, М.А. Стеклоделие в Древней Руси - Мн.: Изд-во АН БССР, 1956. – 306 с.
Безбородов М.А. Технология производства стеклянных бус в древности // Труды ГИМ. / Очерки по истории русской деревни X - XIII веков. – М., 1959. - Вып. 33. - С. 225-232.
72
Библиографический указатель трудов Е.Р. Романова // Могилевская стари-на / под редакцией Е.Р. Романова. – Могилев: Типография губернского правления, 1900-1903. Вып.2: 1900 и 1901 годы – 1901. – С.146–150.
Галибин, В.А. Состав стекла как археологический источник. – СПб.: Петербургское востоковедение, 2001- 216 с.
Завитневич, В.З. Археологические разыскания в бассейне р. Березины // Отчеты археологической комиссии за 1892 г. – Спб., 1894. – С. 124-153.
Краснянский В. Г. Город Мстиславль – Вильна, 1912. – 99 с. Львова, З.А. Стеклянные бусы Старой Ладоги. Ч. I. Способы изготовления, ареал и время распространения // АСГЭ. – 1968. – Вып. 10. - С. 64-94.
Материалы по доисторической археологии России. - Труды Русского географического общества т. 10, вып. 1-2. М., 1898. - С. 326-333.
Раскопки Е.Р. Романова в Могилевской губернии // Древности. - Т. XII. – Вып.1: [протоколы заседаний]– М., 1888. - С. 55.
Романов Е.Р. Археологические разведки в Могилевской губернии // Запис-ки Северо-Западного отделения РГО. Кн.3. – Вильно,1912 – 31 с.
Романов, Е.Р. Пробная раскопка в Брусневичах Могилевского уезда 15-16 июля 1900 г. // Могилевская старина / под редакцией Е.Р. Романова. – Могилев: Типография губернского правления, 1900-1903. Вып. 1: 1898 и 1899 гг – 1901. – С. 34-38.
Романов, Е.Р. Раскопки в имении Чирчино // Могилевская старина / под редакцией Е.Р. Романова. – Могилев: Типография губернского правле-ния, 1900-1903. Вып. 1: 1898 и 1899 гг – 1900. С.1.
Романов, Е.Р. Раскопки в Могилевской губернии в 1888 году // Древности. – Т. XIII. – Вып.1. – М., 1889. – С. 140-143;
Рыбакоў, Б.А. Радзімічы. // Працы. - Т. 3. – Мн., 1932 г. - С. 81-152. Сербаў, І.А. Археалагічныя абследванні ў вадазборах рэк Проні-Ухлясці ў был. Магілёўшчыне. // Працы. - Т. 3. – Мн., 1932 г. - С. 240-241.
Сизов В.И. Отчет о раскопках в Смоленской и Могилевской губерниях в 1890 г. // Древности – Т.XV. Вып.2. -1894, С.140-141.
Спицын А.А. Гдовские курганы в раскопках В.Н. Глазова // МАР. Спб., 1903. - № 29. - С. 21-23.
Столярова, Е.К. К вопросу о технологии изготовления стеклянных золоче-ных бус домонгольского периода // КСИА 224. – М., 2010. – С. 323-333.
Тодорова А.А. Бусы как элемент женского костюма эпохи формирования Древнерусского государства (предварительное исследование) //Ладога и Глеб Лебедев. Восьмые чтения памяти Анны Мачинской. Старая Ладога, 21-23 дек. 2003 г. — СПб, 2004., c. 236-240.
73
Фехнер М.В. К вопросу об экономических связях древнерусской деревни // Труды ГИМ. / Очерки по истории русской деревни X - XIII веков. – М., 1959. - Вып. 33. - С. 149-225.
Фурсов М.В. Описание Могилёвского музея. - Могилев нв Днепре: Типография Губернского правления, 1898. – 106 с.
Щапова Ю.Л. Византия и Восточная Европа. Направление и характер связей в IX - XII вв. (по находкам из стекла) // Византия. Средиземноморье. Славянский мир. – М., 1991. - С. 155-177.
Щапова Ю.Л. Древнее стекло. Морфология, технология, химический со-став / Уч. пособие. – М.: Изд-во МГУ, 1989. – 120 с.
Щапова Ю.Л. Стекло Киевской Руси/ Ю.Л. Щапова - М., 1972. –210 с. Щапова Ю.Л. Стеклянные украшения, их роль и место в материальной культуре восточных славян и их соседей // Древнерусское государство и славяне: материалы симпозиума, посвящ. 150-летию Киева / Ин-т истории АН БССР; редкол.: Л.Д. Поболь [и др.]. – Мн.: Наука и техника, 1983. - С. 93-95.
Щапова Ю.Л. Украшения из стекла // Археология. Древняя Русь. Быт и культура./ Под общ. ред. акад. Б.А.Рыбакова. - М., 1997. - С. 80-92.
Надежда Шуткова
(Беларусь, Могилёв, МГУ им. А.А.Кулешова)
Изучение архитектурно-строительной керамики XVI–XVIII вв. городов Могилевского
Поднепровья и Посожья (историографический аспект)
История изучения древнего производства является достаточно актуальной темой для изучения в современной археологической науке. Керамическое производство всегда занимало одну из ведущих ролей в производстве древности, это было обусловлено разнообразием изготавливаемых керамических изделий: посуда, архитектурно-строительная керамика, игрушки и т.д., которые использовались людьми в повседневной жизни. Изучение всего многообразия керамических изделий позволяет проследить уровень развития техники и технологии их изготовления, особенности местных традиций и культурные влияния других регионов.
Особую группу составляет архитектурно-строительная керамика (в данной работе будут рассмотрены изразцы, черепица и кирпич).
74
Хронологически для рассмотрения историографии данной темы взят период с 50-х гг. XIX в., когда появляются первые работы, связанные с изучением данной тематики, и до начала XXI в.
Среди городов Могилевского Поднепровья и Посожья будет рассмотрено изучение архитектурно-строительной керамики из Кричева, Могилева, Мстиславля.
Изучение архитектурно-строительной керамики в дореволюционный период.
Изучение архитектурно-строительной керамики XVI-XVIII вв. Могилевского Поднепровья и Посожья начинается еще в дореволюционную эпоху. На страницах тома 6 издания «Записки Императорского археологического общества» (1853 г.) есть статья И.Е. Забелина «О финифтяном и ценинном производстве в России» [Забелин, 1853, с. 238-338]. В ней значительное внимание уделено ценинному делу, названы имена мастеров-изразечников, которые являются выходцами земель Могилевского Поднепровья и Посожья (например, Степан Иванов из Мстиславля) [Забелин, 1853, с.281].
Важным источником для изучения архитектурно-строительной керамики являются приходно-расходные книги г. Могилева, опубликованные в издании «Историко-юридические материалы». Всего вышло 32 тома (первый том издан в 1871 г.). Наиболее информативными для изучения изразцов, кирпича и черепицы города Могилева второй половины XVII в. являются выпуски ИЮМов с первого по четырнадцатый. Эти выпуски содержат приходно-расходные книги города за период с 1679 по 1700 гг. Последующие выпуски содержат мало сведений по рассматриваемой теме. Изучение приходно-расходных книг позволяет узнать имена мастеров, которые работали с изразцами, кирпичом и черепицей; стоимость работ с этими материалами; стоимость самих материалов [Историко-юридические материалы, 1871-1898].
В выпуске №3 сборника «Могилевская старина» Е.Р. Романовым была дана классификация могилевских печных изразцов, которые он собрал при изучении берега Днепра на территории Подниколья – одного из посадов древного города [Романов, 1902-1903, с. 62-64]. Иследователь разделил данный вид изделий по типу орнамента нанесенного на лицевую пластину изразцов [Романов, 1902-1903, с .62-64]. Предложенная Е.Р. Романовым типология стала революционной для своего времени. В дальнейшем принцип деления изразцов по типу
75
орнамента на лицевой пластине с учетом их формы и размеров использовали все исследователи в 70-80 гг. XX в.
Крупных работ, посвященных данной тематике в начале XX в. опубликовано не было.
Изучение архитектурно-строительной керамики в БССР. Среди работ данного периода необходимо отметить статью
«Беларускія мастацкія майстры ў Маскве XVII cтагоддзя» С.В. Бессонова и две работы Л.С. Абецедарского "Белорусы в Москве" и "Белоруссия и Россия: Очерки русско-белорусских связей второй половины XVI–XVII вв.". В этих работах была рассмотрена деятельность белорусских мастеров в Московском государстве. На основании архивных документов исследователи привели имена наиболее известных резчиков по дереву и изразечников (в том числе и из региона Могилевского Поднепровья и Посожья), откуда они были родом, какие виды работ выполняли, какими инструментами пользовались, какие новации внесли в русское изразцовое производство и резьбу по дереву [Бессонаў,1947, с. 75-81; Абецедарский, 1978, с. 218, 239-243; Абецедарский, 1957, с. 12, 17-24]. Среди таких новаций, прежде всего, можно выделить технику изготовления многоцветных эмалевых рельефных изразцов [Абецедарский, 1957, с. 34].
В БССР в 20-60 гг. XX в. во время археологических раскопок позднесредвековые слои целенаправлено не изучались. Керамические изделия позднего средневековья, найденные во время раскопок, все же, пополняли коллекции музеев. Увеличение их количества ставило вопрос о датировке, происхождении и т.д. Поскольку в большинстве случаев данные артефакты не привязывались к культурному слою, то и датировались они приблизительно – по стилю орнамента, по аналогам из других государств: Польши, Чехии, Германии. Очень часто такая методика использовалась для такого вида архитурно-декоративной керамикика как печные изразцы, что нашло отражение в статье Р.Л. Розенфельдта «Белорусские изразцы» [Розенфельдт, 1969, с .178-184].
В 70-х гг. XX в. белорусские археологи начали активное изучение культурного слоя замков, городов, а позже местечек и сельских поселений периода ВКЛ и Речи Посполитой, что позволило расширить источниковую базу для изучения белорусского средневекового керамического производства. Архитектурно-строительная керамика также стала объектом изучения исследователей. Подтверждением
76
этого могут служить опубликованные и кратко описанные в статьях ежегодника «Археологические открытия» (1965-1986 гг.) материалы региона Могилевского Поднепровья и Посожья, относящееся к данному виду археологических артефактов [Алексеев, Трусов, Латышева, 1984, с 336-337; Трусов, 1982, с371-373; Алексеев, Смирнова, Трусов, Зданович, 1983, с.380-381; Трусов, 1986, с.469-470; Трусов, 1986,с.380-381; Чернявский, 1981, с.346-347; Чернявский, 1985, с.350-351; Чернявский, 1986, с.471-472; Трусов,1980, с.369-370].
В 1981 г. О.А. Трусовым была защищена кандидатская диссертация «Археологическое изучение памятников монументального зодчества XI-XVII вв. на территории Белоруссии» [Трусов, 1981, с. 3-25]. Автором диссертации была собрана и обработана коллекция архитектурно-строительных материалов Беларуси, в том числе изучены некоторые материалы из Могилева и Мстиславля [Трусов, 1981, с. 11, 14]. В дальнейшем выходит ряд работ данного исследователя, в которых рассматриваются материалы из городов Могилевского Поднепровья и Посожья [Трусов, 1988, с. 55-57, 69, 92, 101; Трусаў, 1987,с.59-60, 64; Трусаў, 1990, с. 87, 90-91, 103-106, 108-119; Трусов, 1986, с. 187, 189; Трусов, 1990,с.334-340; Трусаў, 1991, с.64-66]. Некоторые работы опубликованы О.А. Трусовым в соавторстве с В.В. Угриновичем, В.Е.Собалем, М.А. Ткачевым [Трусаў, Угрыновіч, 1983, с.21-22; Собаль, Ткачоў, Трусаў, Угрыновіч,1989]. В большинстве эти работы посвящены изразцам.
В 70-80 гг. XX в. появляются работы, в которых дается характеристика отдельных групп архитектурно-декоративной керамики. Первый важный шаг в определении хронологии и типологии белорусских изразцов XIV-XVII вв. был сделан Л.Г. Паничевой [Паничева, 1980; Паничева, 1976,с.32-33; Паничева, 1984, с.70-75]. Л.Г. Паничева занималась изучением деятельности белоруских мастеров-ценинников в Москве, а среди них были выходцы из Могилевских, Мстиславских земель (Иван Елфимов, Степан Иванов и др.) [Паничева, 1976, с.30-32]. Семантике некоторых изразцов изучаемых городов посвящены работы В.В. Угриновича [Угрыновіч, 1988, с. 46-47; Угрыновіч, 1986, с.32]. В публикации И.В. Ганецкой «Мастацкая кераміка Мсціслава» среди других материалов рассмотрена архитектурно-декоративная майолика, представленная изразцами [Ганецкая, 1990, с. 75-76].
77
Кирпич и черепица не привлекали такого внимания исследователей как изразцы, поэтому отдельных работ, посвященных данным видам архитектурно-строительной керамики фактически не было, кроме статьи О.А. Трусова, посвященной белорусской черепице в целом [Трусов, 1986, с. 186-191].
Значительные коллекции архитектурно-декоративной керамики в данный период были получены в ходе археологических раскопок и архитектурно-археологических исследований Кричева, Могилева и Мстиславля.
В 1979-1981, 1984 гг. проводились архитектурно-археологические работы в Могилеве под руководством О.А. Трусова, И.М. Чернявского [Трусаў, Чарняўскі, Кукуня, 1983, с. 67-76; Трусаў, 2011, с. 46; Трусаў, 1998, с. 70, 72-73]. В 1989-1990 гг. проходили раскопки Д.Л. Яцкевича на территории Старого города [Марзалюк, 2011, с. 48]. Небольшие работы были проведены И.И. Синчуком [Марзалюк, 1998, с. 160].
Первая крупная коллекция архитектурно-строительной керамики Кричева была получена М.А. Ткачевым в 1973-1976 гг. Он впервые провел крупномасштабные раскопки (360 м2) на территории Замковой горы [Ткачев, 1977, с.417-418]. В 1987-1988 раскопки археологических памятников Кричева проводил А.А. Метельский [Мяцельскі, 2003, с.474].
Работы в Мстиславле проводили Л.В. Алексеев в 1956-1985 гг., М.А Ткачев в 1978 г., О.А. Трусов в 1981-1987 гг., А.А. Метельский в 1987 г. [Аляксееў, Мяцельскі, Трусаў, 2011, с.102-104; Алексеев, Трусов, Латышева, 1985, с.336-337; Трусов, 1983, с.371-373; Алексеев, Смирнова, Трусов, Зданович,1985, с.380-381; Трусов, 1985,с.469-471; Трусов, 1986, с.380-381; Ткачоў, Трусаў, 1992, с.3-16].
Изучение архитектурно-строительной керамики в Республике Беларусь
В 90-гг XX - начале XXI в. продолжается археологическое изучение городов региона. С 1992 г. археологические исследования города Могилева проводятся И.А. Марзалюком. Итогом археологических исследований 90 гг. XX в. стало издание монографии "Магілёў у XII - XVIII стст. Людзі і рэчы". В разделах посвященных гончарному ремеслу [Марзалюк, 1998, с. 41-44], развитию живописи и декоративно-прикладного искусства [Марзалюк, 1998, с.61-64] дана общая характеристика архитектурно-строительной керамики города.
78
В 1995-2000 гг. раскопки археологических памятников Кричева были продолжены А.А. Метельским [Мяцельскі, 2003, с. 474]. Итогом работ стало издание в 2003 г. монографии "Старадаўні Крычаў Гісторыка - архелалагічны нарыс горада ад старажытных часоў да канца XVIII ст.". В ней небольшой раздел посвящен архитектурно-строительной керамике [Мяцельскі, 2003, с.72-76]. В Мстиславле активных работ в этот период не велось, кроме работ А.А. Метельского в 2008 г. [Аляксееў, Мяцельскі, Трусаў, 2011,с.103]
В это время появляется небольшое количество работ, которые посвящены изучению кирпича и черепицы. Среди них необходимо отметить публикации О.А. Трусова “Большемерный кирпич XIII-XVIII вв. на территории Белоруссии” [Трусов, 1991, с. 111-116] и «Будаўнічая кераміка Магілёва XVII - XVIII стст.», в которой дана краткая характеристика могилевского кирпича ср.- вт. пол. XVII в. и черепицы XVII в. [Трусаў, 2003, с. 47-50]. В 1992 г. была опубликована статья И.И. Синчука «Магілёўская цэгла XVIII ст.» [Сінчук, 1992, с.190-200].
В 1992 г. вышла публикация И.И. Синчука, Т. Левковой "Петраглiфiчнае вывучэнне керамкi з раскопак у Магiлеве i Быхаве". Изучение образцов изразцов с использованием поляризационного микроскопа позволило определить характер используемого сырья: температуру обжига, минеральный состав, происхождение и количество отощителей [Ляўкова, Сінчук, 1992 с. 179-189]. В работах И.В. Ганецкой «Тэхналогiя дэкаратыўнай апрацоўкi маёлiкавых вырабаў на Беларусi ў XVI - XVIII ст.» (1992), «Маёліка на Беларусі ў XI-XVIII стст.» (1995), «Беларуская маёлiка XVI-XVIII стст.» (1997) было уделено значительное внимание изразцам и их декоративной обработке [Ганецкая, 1992, с. 165-178; Ганецкая 1995; Ганецкая, 1997, с. 67-88].
В 1993 г. вышла небольшая обобщающая работа О.А Трусова «Беларускае кафлярства» [Трусаў, 1993], в которой были определены основные этапы развития изразцового производства на территории белорусских земель, показаны изменение формы и функционального назначения, наиболее употребляемые изображения, параллельно указывалось как шло изменение формы самой печи. В данной работе были использованы и материалы из Могилева и Мстиславля [Трусаў, 1993, с.15-16,18-21]. О.А.Трусов изучал антропоморфные изображения на изразцах [Tрусаў, 1992, с.102-103; Трусаў, 1991, с. 64-66; Трусаў,
79
2001, с. 134-186]. Данным исследователем совместно с Н.И. Зданович была издана монография «Беларуская паліваная кераміка XI-XVIII стст.», в которой использованы материалы из Могилева и Мстиславля [Здановіч, Трусаў, 1993, с.45,51-55, 72, 141, 152-154, 172, 180, 182]. В 2001 г. вышла публикация Н.И. Зданович «Гратэскавае люстэрка кафлярства» [Здановіч, 2001, с. 48-50].
Небольшие статьи, посвященные изразцам региона Могилевского Поднепровьяи Посожья и их изучению, опубликованы автором [Шуткова, 2014,с.38-44; Шуткова, 2012,с.93-94].
Среди наиболее важных общих работ необходимо указать «Археалогiю Беларусi» (Том 4), где в подразделах, посвященных строительной керамике (И.В. Ганецкая), изразцам и изразцовым печам (Ю.А. Заяц) были подведены итоги изучения керамических изделий с территории Беларуси за период с конца XIX в. по 90 гг. XX в. В данной работе использованы и архитектурно-строительные материалы (изразцы, кирпич и черепица) из региона Могилевского Поднепровья и Посожья [Археалогія Беларусі Т4, 2001, с. 296-348].
Обобщающие статьи, посвященные изразцам, кирпичу и черепице Беларуси, в которых использованы и материалы из региона Могилевского Поднепровья и Посожья, опубликованы в энциклопедиях “Археалогія і нумізматыка”, «Археалогія Беларусі» в 2-х Т и «Вялікае княства Літоўскае» в 3-х Т (Т3) [Археалогія і нумізматыка, 1993, с.316-317, 210-211, 637; Археалогія Беларусі Т1, с. 294-295,430-432, Т2.,с.390-391; Заяц, Пазнякоў, 2010, с. 261-266]. Ряд иллюстраций печных изразцов содержатся в разделе «Материальная культура Беларуси XIV-XVIII вв.» издания «Археологическое наследие Беларуси» [32, с. 134-186].
Изразцы, кирпич и черепица являюся неотъемлемой чатью экспозиций музеев в Кричеве, Могилеве, Мстиславле. Они используются при освещеннии истории материальной культуры XV-XVIII вв. этих городов.
Заключение В изучении архитектурно-строительной керамики (изразцы,
кирпич, черепица) городов Могилевского Поднепровья и Посожья (Кричев, Могилев, Мстиславль) условно можно выделить 3 этапа: дореволюционный, изучение архитектурно-строительной керамики в БССР и изучение архитектурно-строительной керамики в Республике Беларусь. На первом этапе существенных работ, кроме классификации
80
изразцов, предложенной Е.Р. Романовым не было. В БССР активное изучение архитектурно-строительной керамики региона разворачивается только в 70-е гг. XX в. Большинство работ посвящены изучению типологии, хронологии, декоративной обработке и производству изразцов, рассмотрены некоторые аспекты культурных влияний и семантики изображений. Появляются первые работы, посвященные изучению только черепицы и кирпича. В Республики Беларусь продолжают развитие те направления изучения архитектурно-строительной керамики, которые были заложены в период БССР. Увеличивается количество работ, посвященных изразцам, кирпичу и черепице. Значительное внимание исследователи стали уделять использованию естественнонаучных методов для данной категории артефактов.
Литература Абецедарский Л.С. Белоруссия и Россия: Очерки русско-белорусских связей
второй половины XVI—XVII вв. — Минск: Вышэйшая школа, 1978. — 255 с.
Абецедарский, Л. С. Белорусы в Москве XVII в. Из истории русско-белорусских связей . — Минск : Издательство БГУ, 1957. — 62 с.
Алексеев Л.В., Смирнова Т.М., Трусов, О.А. Зданович, Н.И. Работы в древнем Мстиславле// Археологические открытия 1983 г. – М. – 1985. - С.380-381.
Алексеев, Л.В., Трусов, О.А., Латышева, Г.П., Железнова, Е.В., Дорофеев, Ю.А. Комплексное изучение Мстиславля и его округи // Археологические открытия 1984 г. – М. – 1985. - С. 336-337.
Аляксееў, Л.В., Мяцельскі, А.А., Трусаў, А.А. Мсціслаў // Археалогія Беларусі. Энцыклапедыя ў двух тамах. Т.2 .Л-Я. Мінск, 2011. С.102-104
Археологическое наследие Беларуси / Нац. акад. Наук Беларуси, Ин-т истории; сост., авт. вступ. ст. О.Н. Левко; науч. ред. А.А. Коваленя, О.Н. Левко. – Минск 2012. – 192 с.
Археалогія Беларусі: у 4 Т. / под науч. ред. П.Ф. Лысенко. – Мінск: Беларус. навука, 2001. – Т. 4: Помнікі XIV–XVIII стст. – 597 с.
Археалогія і нумізматыка Беларусі (Трусаў А.А. Кафля) // Археалогія і нумізматыка Беларусі. Энцыклапедыя. Мінск. - 1993. - С. 316-317; Трусаў, А.А. Дахаўка // Там же С.210-211; Трусаў А.А. Цэгла // Археалогія і нумізматыка Беларусі. Энцыклапедыя. Мінск - 1993. С.637.)
Беларуская кафля [альбом-каталог] / аўтары-складальнікі – В.Е.Собаль, М.А. Ткачоў, А.А. Трусаў, У.В. Угрыновіч Мн., 1989. - 161 с.
Бессонаў, С.В. Беларускія мастацкія майстры ў Маскве XVII cтагоддзя // Весці Акадэміі навук БССР. Аддзяленне грамадскіх навук. Серыя гістарычная. Вып. 1. - 1947. - С.75-81.
Ганецкая, І.В. Тэхналогiя дэкаратыунай апрацоукi маёлiкавых вырабаў на
81
Беларусi у XVI-XVIII ст. // З глыбі вякоў. - 1992. - С.165-178. Ганецкая, І.У. Беларуская маёліка XVI-XVIII стст. // З глыбі вякоў. Наш край:
Гістарычна-культуралагічны зборнік. Вып.2. Науч.редактор: Краўцэвіч A.K. Издательство: Минск: Беларуская навука. 1997. – С. 67-88.
Ганецкая, І.У. Маёліка на Беларусі ў XI-XVIII стст. - Мн.: Навука и тэхника, 1995.- 120с.: ил.
Ганецкая, І.У. Мастацкая кераміка Мсціслава // Весці АН БССР. Сер. грамад. навук . Мн. - 1990. - №1. с.75-80.
Забелин, И. О финифтяномъ и ценинномъ производстве въ Россiи. // Записки императорскаго археологическаго общества. Томъ 6, отделение Г. Санкт Петербургъ.,1853. – С.238-338
Здановіч, Н. Гратэскавае люстэрка кафлярства // Мастацтва. -- 2001. - №2. - С. 47-50
Здановіч, Н.І., Трусаў, А.А. Беларуская паліваная кераміка XI-XVIII стст. Мн., - 1993 – 183 с.
Историко-юридические материалы, извлеченные из актовых книг губерний Витебской и Могилевской, хранящиеся в Центральном Витебском архиве. Вып. 1-27. Витебск, 1871-1898.
Ляўкова, Т., Сінчук, І. Петраглiфiчнае вывучэнне керамкi з раскопак у Магiлеве i Быхаве / Т. Ляўкова, І.Сінчук // З глыбі вякоў. Наш край. Гісторыка-культуралагічны зборнік. Мн., 1992. - С.179-189.
Марзалюк, І.А. Магілёў у XII-XVIII стст. Людзі і рэчы / І.А. Марзалюк / навук. Рэд. Я.Г. Рыер. – Магілеў –Мінск: “Веды”, 1998. – 260 с.
Марзалюк, I.A Магілёўскiя пасады / І.А. Марзалюк // Археалогiя Беларусi Энцыклапедыя ў двух тамах. Т2 Л-Я. Мн.: 2011. - С.48-49.
Мяцельскі, А.А. Старадаўні Крычаў Гісторыка- архелалагічны нарыс горада ад старажытных часоў да канца XVIII ст. – Мінск.: Бел. Навука, 2003. – 167 с.
Паничева, Л.Г. Белорусские изразцы XIV-XVII вв. Как исторический источник. / Л.Г. Паничева. Автореф. канд. дис. –Л., 1980. – 16 с.
Панiчава, Л.Р. Беларускiя цанiннiкi ў Маскве // Помнікі гісторыі і культуры Беларусі. - 1976. - №3. - С. 30-32.
Паничева Л.Г. Хронология белорусских изразцов XIV- XVII вв. // КСИА АН СССР. Вып.179. М. - 1984. - С. 70-75.
Розенфельдт, Р.Л. Белорусские изразцы // Древности Восточной Европы. – М., 1969.- С.178-184.
Сінчук, І. Магілёўская цэгла XVIII стст. (аналіз метралагічных паказчыкаў) / І. Сінчук // З глыбі вякоў / (прадмова А.Трусава). - Мінск: Крок уперад, 1992.
82
- С. 190-200 Ткачев, М.А. Работы Посожского отряда /М.А. Ткачев // Археологические
открытия 1976 года. Институт археологии Российской академии наук. – Москва: Наука. [Отв. ред. Б.А. Рыбаков]. -1977. – С.417-418
Ткачоў, М.А., Трусаў, А.А. Старажытны Мсціслаў - Мінск: Полымя, 1992. – 109 с.
Трусов, О.А. Археологическое изучение памятников монументального зодчества XI-XVII вв. на территории Блоруссии – Л., 1981. - 25 с.
Трусов, О.А. Белорусская черепица XIV—XVIII вв. // Советская археология – 1986. - №3. - С. 186-191
Трусов, О.А. “Большемерный кирпич XIII-XVIII вв. на территории Белоруссии” / О.А. Трусов // Краткие сообщения / Академия наук СССР, Институт археологии. – Москва : Наука, 1991, вып. 205, 1 – С.111-116
Трусов, О.А. Мстиславские изразцы / О.А. Трусов // Памятники культуры. Новые открытия: ежегодник, 1989. – М., 1990. – С. 334-340.
Трусов, О. А. Памятники монументального зодчества Белоруссии XI-XVII вв. Архитектурно-археологический анализ. / О.А. Трусов. - Мн.: Наука и техника, 1988. - 157 с.
Трусов, О.А. Работы архитектурно-археологической экспедиции / О.А. Трусов // Археологические открытия 1982 г. – М. – 1983. - С. 371-373.
Трусов, О.А. Работы в Лидском замке и Окольном городе древнего Мстиславля / О.А. Трусов // Археологические открытия 1985 г. – М. – 1986. - С. 469-471.
Трусов, О.А. Работы в Мстиславле / О.А. Трусов // Археологические открытия. – 1986.- С.380-381.
Трусов, О.А. Раскопки Могилевской ратуши и Заславльского замка / О.А. Трусов // Археологические открытия 1979 г. – М. – 1980. –С. 369-370
Tрусаў, А.А. Антрапаморфныя выявы на беларускай кафлі XV-XVII ст. / А.А. Трусаў // З глыбі вякоў. 1992 - С. 97-104.
Трусаў, А. Антрапаморфныя выявы на магілёўскай і мсціслаўскай кафлі / А. Трусаў // Магілёўская даўніна. Вып. 9. Магілёў. -- 2001. - С. 11-15
Трусаў, А.А. Беларускае кафлярства. / А.А. Трусаў – Мн., 1993, 55 с. Трусаў, А. Вобраз спрадвечны і вечны. Антрапаморфныя выявы на беларускай
кафлі XVII – XVIII стст. / А. Трусаў // Мастацтва Беларусі. - 1991. -№10. - С. 64-66
Трусаў, А. Графіка даўніх муроў. З гісторыі будаўнічай тэхнікі ў манументальным дойлідстве Беларусі эпохі феадалізму. / А. Трусаў // Мастацтва Беларусі. - Мінск: Полымя, 1987, №3. - С. 59-64
Трусаў, А.А. Будаўнічая кераміка Магілёва XVII - XVIII стст. / А.А. Трусаў // Гісторыя Магілёва: мінулае і сучаснасць: зборнік навуковых прац удзельнікаў Трэццяй Міжнароднай навуковай канферэнцыі «Гісторыя Магілёва: мінулае і сучаснасць» у 2 ч. Ч.I / Уклад. І.А Пушкін, В.В. Юдзін. – Магілёў, 2003. - 47-50
83
Трусаў, А.А. Кафля / А.А. Трусаў // Археалогія Беларусі. Энцыклапедыя ў двух тамах. Т.1 . А-К. Мінск. - 2009. - С. 430-432; Трусаў, А.А. Дахаўка / А.А. Трусаў // Археалогія Беларусі. Энцыклапедыя ў двух тамах. Т.1 . А-К. Мінск. - 2009. - С. 294-295; Трусаў, А.А. Цэгла / А.А. Трусаў // Археалогія Беларусі. Энцыклапедыя ў двух тамах. Т.2 . Л-Я. Мінск. - 2011. - С. 390-391.
Трусаў А.А. Магілёўская ратуша / А.А. Трусаў // Археалогія Беларусі. Энцыклапедыя ў двух тамах. Т.2 . Л-Я. Мінск, 2011. С. 46.
Трусаў, А.А. Помнікі старажытнага Мсціслава / А.А. Трусаў, Р.В. Баравы. - Мінск: Полымя, 1985. - 18 с.
Трусаў, А.А. Старонкі мураванай кнігі / А.А. Трусаў. - Мінск: Навука і тэхніка, 1990. – 190
Трусаў, А.А., Угрыновіч, У.В. Беларуская паліхромная кафля / А.А. Трусаў, У.В. Угрыновіч // Помнікі гісторыі і культуры Беларусі – 1983. - №4. - С.21-22
Трусаў, А.А., Чарняўскі, І.М., Кукуня, В.Р. Архітэктурна-археалагічныя даследаванні гістарычнага цэнтра Магілева , В.Р. Кукуня // Весці АН БССР . Сер. гуманіт навук. – 1983. - №5. – С. 67-76.
Чернявский, И.М. Исследования в Могилеве, Любче и Несвиже / И.М. Чернявский // Археологические открытия 1984 г. – М. 1985. -С.350-351
Чернявский, И.М. Архитектурно-археологические исследования в Гродно и Могилеве / И.М. Чернявский // Археологические открытия 1980 г. – М. – 1981. - С. 346-347.
Чернявский, И.М. Исследования памятников средневековой архитектуры / И.М. Чернявский // Археологические открытия 1985 г. – М. – 1987. - С. 471-472.
Угрыновіч, У.В. "Дрэва жыцця" // Мастацтва Беларусі. - 1988. - №12. - С.47-48. Угрыновіч, У.В. Кафля з выявай букета // Маставцтва Беларусі – 1986. - №5. -
С.32. Шуткова, Н.П. Изучение печных изразцов региона Могилевского Поднепровья
и Посожья (историографический аспект) // Вестник ПГУ . №1. Серия А. Гуманитарные науки. 2014. – С. 38-44
Шуткова, Н.П. Производство коробчатых изразцов на территории Могилевского Поднепровья и Посожья XVI – XVIII вв. (по данным Кричева, Могилева, Мстиславля) // Романовские чтения – IX: сб. научн. трудов междунар. науч. конф., Могилёв, 29-30 ноября 2012 г. / УО «Могилевский гос. ун-т им.А.А.Кулешова»; под ред. И.А. Марзалюка. – Могилёв: УО«МГУ им.А.А.Кулешова», 2013. – С.93-94.
Станислав Юрецкий
(Беларусь, Минск,
84
Институт истории НАН Беларуси)
К проблемам в изучении неолита Северо-Западной Беларуси
История изучения неолитических древностей Северо-Западной Беларуси насчитывает более 150 лет [Юрэцкі, 2013, с. 34]. За этот период накоплены значительные коллекции артефактов, определена их культурно-хронологическая принадлежность. Однако, развитие науки является непрерывным. Сегодня, в начале ХХI века, перед учёными накопился ряд проблем, рассмотрению которых и посвящается данная статья.
Проблема культурной идентификации На территории Северо-Западной Беларуси исследователями
выделяются следующие археологические культуры. На Белорусском Понёманье: припятско-нёманская и нёманская культуры, характеризующие местный «лесной неолит»; культуры шаровидных амфор и шнуровой керамики, объединяющие древности центральноевропейского аграрного неолита. В бассейне р. Вилии белорусские археологи определили присутствие культур «лесного неолита»: нарвской, типичной гребенчато-ямочной керамики и усвятской. На территории Белорусского Повилья присутствуют и древности северобелорусской культуры, которая характеризует период перехода от неолита к бронзовому веку [историю выделения и изучения вышеперечисленных таксонов см. Чарняўскі, 1997а; 1997б; 1997е; 2011а, с. 37-57; Юрэцкі, 2014, с. 141-150]. Рассмотрим основные проблемы, которые касаются указанных археологических культур.
Ранний неолит Северо-Западной Беларуси представляют 2 археологические культуры: припятско-нёманская в бассейне р. Нёман и нарвская в бассейне р. Вилия. При изучении припятско-нёманской культуры есть определённые проблемы. Так среди белорусских и литовских исследователей существуют расхождения в названии (припятско-нёманская согласно М. М. Чернявскому [Чарняўскі, 2001, с. 240; Чарняўскі, 2003, с. 25-33] и дубичайская по А. Гирининкасу [Girininkas, 2009, p. 134-141]. Употребление различных названий одной и той же археологической культуры при том, что оба исследователя придают ей одинаковые характеристики, приведёт к определённой путанице. Очевидной является необходимость закрепления за
85
ранненеолитическими древностями Западной Беларуси, Восточной Литвы и Северной Украины следующего названия – «припятско-нёманская культура». Исходим при этом из того, что данное определение, как и его характеристики, были сформулированы М. М. Чернявским раньше чем литовским исследователем. К тому же, формулировка названия по не эталонному для данной культуры памятнику Дубичай видится не совсем правильной.
По нарвской культуре также наблюдаются разночтения среди отечественных и литовский археологов. Согласно белорусским учёным, нарвская культура является ранненеолитической. Затем под влиянием носителей культуры типичной гребенчато-ямочной керамики она трансформируется в усвятскую [Чарняўскі, 2004, с.109-100; Чарняўскі, 2011а, с.45]. Однако, литовские исследователи доводят время существования нарвской культуры не только до среднего, но и до позднего неолита [Марцинкевичюте, 2010,с.153-154].
Недостаточно точно на сегодняшний день определено формирование нёманской культуры. По мнению М.М. Чернявского, нёманская культуры на Белорусском Понёманье является пришлой с территории Польши [Чарняўскі, 2011б, с.84-85]. Противоположную позицию занимала польский археолог Э. Кемписты, которая рассматривала нёманскую культуру как пришлую с востока [Kempisty, 1973, s. 66-67]. В начале 2000-х гг. собственную позицию по данному вопросу высказал Б. Юзвяк. Согласно ему, появление нёманской культуры происходило на территории бассейнов рек Буга, Верхнего и Среднего Нёмана и Верхней Припяти. Также исследователь предложил рассматривать данную культуру на территории Польши в рамках «классической нёманской культуры» и 4-х «лининских» горизонтов [Józwiak, 2003, s.71, 215, 218].
Большой проблемой в изучении культуры шаровидных амфор на территории Белорусского Понёманья является отсутствие выявленных и исследованных поселенческих памятников. Малочисленность материалов оставляет также открытыми вопросы точного определения ареала и хронологии этой культуры. В последние годы изучение культуры шаровидных амфор на территории Беларуси провела А. В. Зуева. Исследовательница нашла следы влияния «шаровидников» среди всех неолитических культур Беларуси [Зуева, 2011, с.17-19].
В исследовании древностей круга культур шнуровой керамики на территории Северо-Западной Беларуси является необходимым
86
дальнейший поиск материалов общеевропейского А-горизонта. Актуальность этой работы состоит в более полном изучении проникновения традиций упомянутого культурного феномена. Целесообразным является также дальнейшее исследование памятников типа Бершты-Русаково и Подгорновской группы памятников. При этом необходимо проводить корреляцию полученных данных с результатами изучения поздних древностей местного «лесного неолита». Согласно В. Л. Лакизе, также перспективным является поиск по возможности однокультурных и торфяниковых памятников [Лакіза, 2004, с.188].
Определённые сложности существуют в понимании усвятской культуры. А. М. Микляев, который выделил данную культуру, был склонен рассматривать её в качестве восточного варианта культур воронковидных кубков и шаровидных амфор. При этом исследователь отмечал влияние на усвятскую культуру и со стороны древностей шнуровой керамики [Микляев, 1992, с.30]. Согласно М.М. Чернявскому, усвятская культура является представительницей «лесного неолита» Восточной Европы. Более того, именно с проникновением в её ареал носителей культур шаровидных амфор и шнуровой керамики, а также верхнеднепровской, белорусский археолог связывал упадок усвятской культуры [Чарняўскі, 2011а, с.49].
Есть разночтения среди белорусских и российских исследователей на счёт северобелорусской культуры. Получается, что белорусские материалы, которые отечественные археологи относят к северобелорусской культуре, согласно концепции российских учёных более похожи на жижицкую культуру [Чарняўскі Макс., 2013, с. 39-40]. Проблемным является и определение места северобелорусской культуры среди синхронных общностей лесной зоны Восточной Европы. А. М. Микляев относил её к культурам шнуровой керамики [Микляев, 1992, с. 34]. К таким же выводам склонна и Р. Римантене [Римантене, 1993, с. 108]. М. М. Чернявский наоборот отмечал гибридность северобелорусской культуры, указывая на её субстрат – «лесной неолит» [Чарняўскі, 1993, с. 155].
Вопросы хронологии и периодизации До конца 1990-х гг. к неолитическим общностям Северо-
Западной Беларуси относились культуры местного «лесного неолита» и культура шаровидных амфор. Промежуточную позицию занимала северобелорусская культура, как переходная от неолита к бронзовому
87
веку. Общности же культур шнуровой керамики относились к раннему бронзовому веку [Чарняўскі, 1997а-е].
В конце 1990-х/начале 2000-х гг. В. Л. Лакиза для территории Белорусского Понёманья разработал новую хронологию позднего неолита и начала бронзового века. Учёный к позднему неолиту отнёс местные группы памятников круга культур шнуровой керамики. Фактически же начало бронзового века на данной территории, согласно археологу, начинается с появлением здесь древностей тшцинецкого культурно круга [Лакіза, 2008, с. 147-161].
В начале ХХI века М. М. Чернявский предложил новую схему периодизации каменного и бронзового веков на территории Беларуси, выделяя эпоху энеолита. Учёный указывал на то, что древности культур шаровидных амфор и шнуровой керамики смотрятся совсем нехарактерными для местного неолита (имеется в виду «лесной неолит»). Также одним из доводов было то, что носители указанных центральноевропейских культур были уже знакомы с некоторыми металлическими изделиями. Таким образом, на территории Северо-Западной Беларуси к энеолитическим, по мнению М. М. Чернявского, относятся культуры шаровидных амфор, шнуровой керамики и северобелорусская [Чарняўскі, 2004, с. 113; Чарняўскі, 2011а, с. 52]. Однако, следует упомянуть, что данный подход на счёт выделения эпохи энеолита не нашёл пока поддержки среди отечественных исследователей.
Необходимо заметить, что региональная периодизация неолита находится пока ещё в стадии становления. За период развития ранненеолитических культур берётся интервал 4700–3800 ВС [Чарняўскі, 2004, с. 107]. Хронология отдельных археологических культур на современном этапе исследований выглядит следующем образом:
1. припятско-нёманская культура (середина V–середина IV тысячелетий до н.э.);
2. нёманская культура (середина IV–начало II тысячелетий до н.э.); 3. нарвская культура (конец V– середина IV тысячелетия до н.э.); 4. типичной гребенчатой ямочной керамики (вторая половина IV–начало III тысячелетий до н.э.);
5. усвятская (третья четверть IV–середина III тысячелетий до н.э.); 6. культура шаровидных амфор (середина–вторая половина III тысячелетия до н.э.);
88
7. группа памятников типа Бершты-Русаково круга культур шнуровой керамики (вторая четверть III – 1-я четверть II тысячелетий до н.э.);
8. Подгорновская группа памятников круга культур шнуровой керамики (граница III/II– середина второй четверти II тысячелетий до н.э.);
9. северобелорусская культура (середина III–середина II тысячелетий до н.э.) [Чарняўскі, 2011а, с. 39, 43-57; Лакіза, 2008, с. 150, 155]. Большой проблемой в процессе определения хронологии неолита
Северо-Западной Беларуси является недостаточное количество радиоуглеродных дат. Большинство выводов, как правило, делается на основании сравнительно-типологического метода.
Проблемы взаимодействия традиций неолитических культур До конца 1990-х гг. свидетельства взаимодействия традиций
местного и центральноевропейского неолита рассматривались фактически только на примере нёманской культуры, которая ощутила влияние культур воронковидных кубков, шаровидных амфор и шнуровой керамики [Чарняўскі, 1979, с. 55-67; 1997в, с. 145-170]. Под влиянием интенсификации исследований круга культур шнуровой керамики на Белорусском Понёманье, а также пересмотра вопросов хронологии, начало проводиться изучение не только проблем влияния пришлых традиций на местный «лесной неолит». Стали рассматриваться и вопросы противоположных процессов.
Показательной является концепция В. Л. Лакизы на счёт формирования группы памятников типа Бершты-Русаково и Подгорновской группы памятников с активным влиянием позднего этапа нёманской культуры, традиций культур шаровидных амфор и шнуровой керамики [Лакіза, 2008, с. 147-155]. Важное значение имел переход к понимаю того, что влияния одних культурных традиций на другие могли проходить не только напрямую, но и опосредованно.
Проблемным является определение степени взаимодействия древностей «лесного неолита» и центральноевропейского. Дело в том, что фиксация взаимовлияний неолитических культур на основе определённых культуроопределяющих показателей ещё достаточно проблематична. Так, например, штриховка поверхности сосудов присутствуют как на горшках позднего этапа нёманской культуры, так и на сосудах памятников типа Бершты-Русаково круга культур
89
шнуровой керамики [Лакіза, 2008, с. 149]. Таким образом, довольно тяжело точно определить первоначальное направление влияния.
Внимание на выделение культуроопределяющих показателей и путей их распространения обращала А. В. Зуева. Ей отмечены не только признаки культуры шаровидных амфор среди древностей «лесного неолита», однако и свидетельства влияния противоположного характера. Под последним археолог рассматривает находки гибридной керамики, а также некоторые типы кремневых артефактов, которые были встречены в погребениях «шаровидников» в Красносельском археологическом комплексе [Зуева, 2010, с.234-238].
Проблемы взаимодействия традиций неолитических культур на территории рассматриваемого региона изучает и ряд польских археологов [Чебрешук, Шмит, 2003; Józwiak, 2003; Kośko, Szmyt, 2004; Czebreszuk, 2004; Wawrusiewicz, 2010]. Результаты данных работ очень полезны для разработки отечественных схем фиксации влияния определённых культур.
Выводы Вопросы, которые были рассмотрены в данной статье, только в
общих чертах раскрывают всю совокупность проблем в изучении неолита Северо-Западной Беларуси. Однако, необходимо сделать определённые выводы с целью постановки задач на будущее.
Перечисленные проблемы культурной идентификации не в последнюю очередь возникают из-за недопонимания среди исследователей из разных стран. Поэтому ценно налаживать более тесные отношения между археологами через конференции и совместные полевые исследования.
Решение проблем хронологии и периодизации в первую очередь должно происходить через пополнение базы данных абсолютного датирования. Также необходимо уточнение сравнительно-типологического метода, что вызывает необходимость более внимательного изучения в первую очередь неолитической керамики. Керамика также является наиболее важным источником при изучении вопросов взаимодействия неолитических культур между собой.
Литература Зуева, А.У. Міграцыйныя працэсы на тэрыторыі Беларусі ў эпоху позняга неаліту (на прыкладзе культуры шарападобных амфар) // Гістарычна-археалагічны зборнік. – Мінск, 2010. – № 25. – С.234–238.
90
Зуева, А.У. Культура шарападобных амфар на тэрыторыі Беларусі і яе роля ў развіцці супольнасцяў ІІІ – пачатку ІІ тыс. да н.э.: аўтарэф. дыс. … канд. гіст. навук: 07.00.06. – Мінск, 2011. – 24 с.
Лакіза, В. Позні неаліт, ранні і сярэдні перыяды бронзавага веку Паўночна-Заходняй Беларусі. Стан і перспектывы даследаванняў // Wspólnota dziedzictwa kulturowego ziem Białorusi i Polski. – Warszawa: Ośrodek Ochrony Dziedzictwa Archeologicznego, 2004. с.99-119
Лакіза, В.Л. Старажатнасці позняга неаліту і ранняга перыяду бронзавага веку Беларускага Панямоння – Мінск: Беларуская навука, 2008. – 343 с.
Мартинкевичюте, Э. Нарвская культура в Южной Литве // Матэрыялы па археалогіі Беларусі. – 2010. – №18. – С. 147–160.
Микляев, А.М. Каменный-железный век в междуречье Западной Двины и Ловати: автореф. дисс. …докт. ист. наук: 07.00.06 – Л., 1992. – 69 с.
Римантене, Р. Образование жуцевской культуры // Час. Помнікі. Людзі. Тэзісы дакладаў міжнароднай канфэрэнцыі памяці рэпрэсаваных археолагаў. – Мінск, 1993. – С. 107–108.
Чарняўскі, М.М. Неаліт Беларускага Панямоння. – Мінск: “Навука і тэхніка”, 1979. – 144 с.
Чарняўскі, М.М. Эвалюцыя неалітычных культур на Беларускім Панямонні і Падзвінні // Час. Помнікі. Людзі. Тэзісы дакладаў міжнароднай канфэрэнцыі памяці рэпрэсаваных археолагаў. – Мінск, 1993. – С. 153–155.
Чарняўскі, М.М. Нарвенская культура // Археалогія Беларусі: у 4 т. – Т. 1. Каменны і бронзавы вякі. – Мінск: Беларуская навука, 1997а. – С. 190– 206.
Чарняўскі, М.М. Культура тыповай грабеньчата-ямачнай керамікі // Археалогія Беларусі: у 4 т. – Т. 1. Каменны і бронзавы вякі. – Мінск: Бела-руская навука, 1997б. – С. 206– 210.
Чарняўскі, М.М., Ісаенка, У.Ф. Нёманская культура // Археалогія Беларусі: у 4 т. – Т. 1: Каменны і бронзавы вякі. – Мінск: Беларуская навука, 1997в. – С.145-170.
Чарняўскі, М.М. Культура шарападобных амфар // Археалогія Беларусі: у 4 т. – Т. 1: Каменны і бронзавы вякі. – Мінск: Беларуская навука, 1997г. – С. 211– 219.
Чарняўскі, М.М. Помнікі са шнуравой керамікай Панямоння // Археалогія Беларусі: у 4 т. – Т. 1: Каменны і бронзавы вякі. – Мінск: Беларуская навука, 1997д. – С. 307– 311.
Чарняўскі, М.М. Паўночнабеларуская культура // Археалогія Беларусі: у 4 т. – Т.1. Каменны і бронзавы вякі. – Мінск: Беларуская навука, 1997е. – С.311- 340
Чарняўскі, М.М. Неаліт з грабеньчата-накольчатай керамікай Заходняй Беларусі. Асаблівасці эвалюцыі арняўскі // Od neolityzacji do początków epoki brązu. Przemiany kulturowe w międzyrzeczu Odry i Dniepru między VI i II
91
tys. przed Chr. / pod red. J. Czebreszuka, M. Kryvalceviča, P. Makorowicza. – Poznań: Wydawnictwo Poznańskie, 2001. – S. 231–240.
Чарняўскі, М.М. Да пытання вылучэння прыпяцка-нёманскай ранненеалітычнай культуры // Гістарычна-археалагічны зборнік. – Мінск, 2003. – №18. – С. 25–33.
Чарняўскі, М.М. Неаліт Беларусі: праблемы перыядызацыі і храналогіі / // Wspólnota dziedzictwa kulturowego ziem Białorusi i Polski. – Warszawa: Ośrodek Ochrony Dziedzictwa Archeologicznego, 2004. – 99-119.
Чарняўскі, М.М. Каменны век Беларусі: ілюстраваны канспект лекцый / М.М. Чарняўскі. – Мінск: Тэхналогія, 2011а. – 135 с.
Чарняўскі, М.М. Нёманская неалітычная культура ў Беларусі: генезіс і эвалю-цыя // Na rubiezy kultur. Badania nad okresem neolitu i wczesną epoką brązu. Pod red. U. Stankiewicz i A. Wawrusiewicza. – Białystok, 2011б. – S. 77–86.
Чарняўскі, Макс. Да праблемы розначытання матэрыялаў паўночнабеларускай культуры ў беларускай і расійскай археалагічнай літаратуры // Супольнасці каменнага і бронзавага вякоў міжрэчча Віслы і Дняпра. Тэзісы дакладаў. – Мінск: “Тэхналогія”, 2013. – С. 39–40.
Чебрешук, Я., Шмит, М. К исследованию среднеевропейских факторов куль-турных перемен в лесной зоне Восточной Европы в ІІІ тыс. до н. э. / Гістарычна-археалагічны зборнік. – 2003. – 18. – С. 34–57.
Юрэцкі, С. Неаліт Дзвінска-Нёманскага міжрэчча: гісторыя і стан даследаванняў // Супольнасці каменнага і бронзавага вякоў міжрэчча Віслы і Дняпра. Тэзісы дакладаў. – Мінск: “Тэхналогія”, 2013. – С. 34–35.
Юрэцкі, С.С. Да праблемы культурнай ідэнтыфікацыі неалітычных старажыт-насцей Беларускага Панямоння (гістарыяграфічны агляд) // Матэрыялы па археалогіі Беларусі. – 2014. – №25. С.141-150.
Girininkas, A. Akmens amzius // Lietuvos archeologia. – Vilnius, 2009. – T. 35. – S. 134–141.
Czebreszuk, J. Z zachodu na wschod i ze wschodu na zachod: kultury pucharowe i ugrupowania lesno-wschodnioeuropejskie na przelomie epok // Wspólnota dziedzictwa kulturowego ziem Białorusi i Polski. – Warszawa: Ośrodek Ochrony Dziedzictwa Archeologicznego, 2004. – S. 119–136.
Józwiak, B. Społesnosci subneolitu wschodnioeuropejskiego na Niżu Polskim w międzyrzeczu Odry i Wisły. – Poznań: Instytut Prahistorii Universytetu im. Adama Mickiewicza, 2003. – 449 s.
Kempisty, E. Kultura ceramiki grzebykowo-dolkowej na Mazowszu i Podlasiu / E. Kempisty // Wiadomości Archeologiczne. – 1973. – T. XXXVIII. –Z.1. – S.3- 76
Kosko, A., Szmyt M. Problem wschodniej rubieży kultur neolitycznych Niżu Środkowoeuropejskiego: VI–III tys. BC // Wspólnota dziedzictwa kulturowego ziem Białorusi i Polski. – Warszawa: Ośrodek Ochrony Dziedzictwa Archeologicznego, 2004. – S. 80–98.
92
Szmyt, M. Between West and East. People of the Globular Amphora Culture in Eastern Europe. 2960-2350 BC. // Baltic–Pontic Studies. – Poznan, 1999. Vol.6. – 349 p.
Wawrusiewicz, A. Taksonomiczne podstawy identyfikacji tradycji kultury pucharów lejkowatych w środowisku strefy leśnej Europy Wschodniej. Perspektywa subneolitu kontynentalnego // Матэрыялы па археалогіі Беларусі. – Мінск, 2010. – №18. – С. 131–146.
Алина Яровая (Чернигов, Украина, ЧНПУ им. Т.Г. Шевченко)
Языческие подвески Х – первой половины ХІ вв. из Шестовицкого археологического комплекса
За все годы исследований Шестовицкого археологического комплекса (с. Шетовица Черниговского р-на Черниговской обл.) подвески были найдены в курганах № 6, 18, 36, 78, 121 (по Д. И. Блифельду), в «кургане 2011 г.» и на городище. Все они датируются Х – первой половиной ХІ в. По форме их можно разделить на лунницы, монетовидные, крестообразные. По характеру декора они подразделяются на украшенные зооморфным, солярным, геометрическим и растительным орнаментами.
Лунницы были обнаружены в курганах № 6, 18, 36, 38, 121, всего – 10 подвесок. Все они принадлежат к типу широкорогих (по типологии В. В. Гольмстен [4, 7]). Семь лунниц (из курганов 6, 18, 36 1948 г.) штамповано-филигранные. Серебряная лунница из кургана № 18, раскопанного в 1925 г. П. И. Смоличевым (рис. 1), декорировна треугольниками и ободком, выполнеными зернью [3, с. 121].
В кургане № 36, так же исследованном П. И. Смоличевым в 1925 г., обнаружено шесть орнаментированных зернью серебряных лунниц, входивших в состав ожерелья [8, с. 133]. Из них особо выделяется крупная лунница, украшенная двойными зигзагообразными линиями зерни и напаянными шариками на рогах, а так же по центру [8, с. 133].
Ещё одна лунница, найденная в захоронении № 5 кургана № 38 в 1957 г., тоже входила в состав ожерелья. Она серебряная, орнаментирована треугольниками зерни (рис.2) [3, с.134]. Очень похожа на неё серебряная лунница из кургана №121 1958 г. Она позолочена и украшена аналогичным орнаментом из зерни в виде треугольников (рис. 3) [3, 181]. Такой орнамент был известен в
93
древнерусском искусстве в X–XI вв.; похожие вещи были обнаружены в Чернигове, Переяславе, Гнёздове а так же на ряде других памятников [3, 58].
Подвески-лунницы известны с древнейших времён и традиционно считаются женскими украшениями, символизирующими Луну, ассоциировавшуюся с женским началом. В то же время, Б. А. Рыбаков считал, что в орнаментах на славянских лунницах можно увидеть три позиции Солнца, косые линии дождя, зигзагообразные или капельно-точечные линии, символизировавшие два слоя небесной воды (верхний слой –«хлябы небесные», нижний слой – «прапруда», дождь) а так же символы земли, например – косые решетки [9].
Монетовидные подвески (подвески круглой формы) на территории Шестовицкого археологического комплекса известны в довольно большом количестве. Они декорированы различными орнаментами – зооморфным, растительным, солярным.
Бронзовая подвеска, украшенная солярным орнаментом, была найдена в кургане № 78 в 1958 г. (рис. 4) [3, с. 161]. Её центральная часть выпуклая, от центра расходится восемь дугообразных лучей, нанесенных прочеканенными точками, образуя «сегнерово колесо». [3, с. 245] По мнению Ф. А. Андрощука, это украшение имеет аналоги на территориях Южной и Центральной Швеции и Готланда [1, с. 53].
Ещё одна подвеска с символом сегнерового колеса обнаружена на территории Шестовицкого городища в 2003 г., в заполнении ровика для частокола конца ІХ в. Она изготовлена из бронзы, орнаментирована двумя нанесенными углубленными линиями окружностями, по центру которых изображено шестилучевое «сегнерово колесо» [10, с. 355]. Как указывает Ф. А. Андрощук, подобные филигранные подвески были распространены на территории Южной Скандинавии в Х в. [1, с. 50].
Монетовидная серебряная подвеска с солярным орнаментом происходит из кургана № 78. Она украшена изображением четырех соприкасающихся волют из филиграни и зерни, образующих ромб. В центре ромба помещён круг с точкой посередине. Точки нанесены и по углам ромба (рис. 6). Семитрично изображены четыре двойных линии, как бы расходящиеся от центра ромба. Между первой их парой (в верхней части подвески) нанесены 3 точки, между второй (в нижней части) – четыре [2, с. 245].
Растительный орнамент представлен схематическим изображением. В одном из курганов 2011 г. было найдено 4 круглые,
94
вытянутые возле ушка монетовидные подвески, которые В. Н. Зоценко отнес к типу «Söderby» (рис. 8). Орнамент образовали изображения ростков в виде трёх пар семитрично расположеных соединяющихся между собой перевернутых волют [5, с. 41].
Значительное количество подвесок монетовидной формы, обнаруженных на территории Шестовицкого археологического комплекса, обусловлено их широким распространением в различных культурах. Следует отметить, что помимо этого, здесь так же обнаружены украшения, сделанные собственно из монет – арабских дирхемов. Как монеты, так и подвески круглой формы традиционно связывают с культом Солнца, поскольку круг ассоциировался с солнечным диском. Символы на круглых подвесках («сегнерово колесо», многолучевые розетки, спирали) так же, по всей видимости, были связаны с солярным культом.
Зооморфные подвески представлены четырьмя находками Три одинаковые серебряные подвески с рельефным зооморфным орнаментом входили в состав инвентаря богатого скандинавского погребения «кургана 2011 года», исследованного В.П. Коваленко (рис. 7). Они датируются Х в. (по В.Н. Зоценко [2, с.248]) На подвесках изображены стилизованные, скорее всего – фантастические животные. По центру – зверь в согнутом положении, одна из его лап гипертрофировано увеличена, три другие хватаются за ободок. Хорошо проработаны его глаза, уши, нос. Ободок подвески образуют маски животных. Их головы, повернутые в профиль, соединены тремя лентами. [6, 41]
Рис.1
95
Рис. 2
Рис. 3
Рис.4 Рис.6
96
Рис. 5
Рис. 7
Рис.8
97
По мнениию В.Н. Зоценко, согласно типологии Я. Петерсон, это тип 159, а по Кальмеру, подвеска относится к типу «norelund», распространённому в Скандинавии [2, с.248]. В декоре подвесок пролеживаются элементы скандинавского стиля «борре», центральным образом которого служило животное – северный вариант каролингского льва, повернутого в профиль. Его морду часто изображали оскаленной, когти могли держать тело зверя или декоративный бордюр. При этом шею и туловище хищника образовывали широкие ленты [7, с.128]. Одновременно в изображении на подвесках прослеживаются элементы стиля «еллинге», распространенного в конце ІХ-ХІ вв. Центральным образом здесь так же выступал хищник. Изображение было утонченным, компоновалось из лент, часто – двойных; головы зверей передавались упрощенно, без лишних деталей. Вещи в стиле «еллинге» часто изготовлялись из драгоценных металлов. Считается, что он был рассчитан на элиту [7, с.130].
Сочетание в шестовицких подвесках стилей «борре» и «еллинге», позволило В.Н. Зоценко отнести их к переходнуму между ними стилю «скемо» [5, с. 41].
Ещё одна такая же подвеска происходит из кургана № 78, исследованного Д.И. Блифельдом [3, с. 161]. К сожалению, она утрачена и известна только по описанию автора раскопок.
Необычная крестообразная серебряная подвеска была найдена в кургане № 78 (рис. 5). На её окончания и в центре нанесены концентрические круги, выполненные штампом [2, с. 248]. Нижний и боковые концы «креста» прямые, а верхний – заострённый. Это не позволяет говорить о том, что данная находка непосредственно крестик. Подобные подвески известны в Бирке [1, с. 53]. Скорее всего, они лишь внешне напоминали христианский символ, а их крестообразная форма обуславливалась солярной символикой.
Литература 1. Анрощук Ф. О. Нормани і слов’яни у Подесенні. –К., 1999. – 141 с. 2. Андрощук Ф., Зоценко В. Каталог Скандинавских древностей Южной Руси.
– Париж, 2012. – 367 с. 3. Бліфельд Д. І. Давньоруські пам’ятки Шестовиці. – К., 1977. – 236 с. 4. Гольмстен В. В. Лунницы императорского российского исторического музея имени императора Александра ІІІ. – М.,1914. – 20 с.
98
5. Коваленко В. П., Моця О. П., Є. М. Осадчій. Новий курган у Шестовиці // Археологические исследования в Єврорегионе «Днепр» в 2011 г.: Научний еженедельник. – Чернигов, 2012. – С. 40 – 42.
6. Коршун В. Е. О символике трапецевидных подвесок // Альманах Домонгол. Вып.2, М.,2011 / URL: http://arheolog.by/viewtopic.php?f=40&t=845.
7. Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. – Ленинград, 1985 – 288 с.
9. Равдина Т. В. Погребения Х – ХІ вв. с монетами на территории Древней Руси. Каталог. – М., 1988. – 150 с.
9. Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. – М., 1978. – 793 с. 10. Скороход В. М Находки скандинавского происхождения из раскопок Шестовицкого поселения 1983 – 2009 гг. // Каталог Скандинавских древностей Южной Руси. – Париж, 2012. – С. 351–364.
Олег Ярошенко (Чернигов, Украина, ЧНПУ им. Т.Г. Шевченко)
Реконструкция черниговского Спасо-Преображенского собора в XVII–XVIII вв. в свете археологических исследований 2012–2013 гг.
Спасо-Преображенский собор XI в., по мнению многих исследователей, является древнейшим каменным храмом на территории современной Украины, сохранившимся до наших дней [1]. Однако, почти тысячелетняя история существования не прошла для него бесследно. Неоднократные разрушения, пожары, последующие ремонты и перестройки наложили свой отпечаток на современный облик постройки. Чтобы установить, каким же был первоначальный вид Спаса, необходимо определить и детально исследовать изменения, которые он пережил за время своего существования, прежде всего – в XVII–XVIII вв., когда здание подверглось нескольким реконструкциям.
На сегодняшний день Спасский собор представляет собой трёхнефный трёхапсидный пятикупольный храм с нартексом. В его плановой схеме соединены черты крестово-купольного храма и элементы базилики. Длина сооружения составляет 33,2 м, ширина – 22,1 м, высота – 29 м от современного пола, 30 м – от первичного [2].
Первые известные изображения Спасо-Преображенского собора помещены на иконе Елецкой Богоматери конца XVII в. (рис.1), а также на абрисе Черниговском 1706 г. (рис.2) [3]. В дальнейшем собор
99
изображали на всех планах города, при этом наиболее точно, с пропорционально обозначенными пристройками – на плане 1751 г. (рис.3).
Первое описание Спасского собора было составлено А.С. Милорадовичем в 1783 г; известны описания конца XVII – XIX вв.: А.Ф. Шафонского, М.Е. Маркова, Филарета (Гумилевского) и других [4]. Натурные обследования собора (обмеры, зондажи т.д.) начали проводиться со второй половины XIX – начала ХХ в. (П.А.Лошкарев, А.А.Авдеев, А.М.Павлинов, Ф.Ф.Горностаев, Д.В. Айналов и др.). Масштабные архитектурно-археологические исследования памятника осуществили в 1923 г. Н.Е. Макаренко и И.В. Моргилевский. В 1947 г. храм обследовал Ю.С. Асеев. Однако наиболее полно черниговский Спас изучался при реализации комплекса реставрационных работ в течение 1966–1982 гг. Н.В. Холостенко и М.М. Говденко [5].
Археологические раскопки в пределах памятника и на прилегающих к нему участках проводились в 1923 г. Н.Е. Макаренко, в 50-60-х гг. – Н.В.Холостенко, в 1972–1976 гг. – А.А. Карнабедом [6], в 1991 г. – В.Я.Руденком [7]. Летом 2012–2013 гг. изучение Спасского собора осуществлялись Черниговской экспедицией ЧНПУ им .Т.Г. Шевченко под руководством Е.Е. Черненко при участии сотрудников заповедника «Чернигов древний» (Т.Г.Новик) и архитектурно-археологической экспедиции Гос.Эрмитажа (О.М. Иоаннисян, П.Л.Зыков, Е.Н.Торшин, Д.Д.Елшин) [8]. Пользуясь случаем, автор статьи хотел бы выразить искреннюю благодарность Е.Е. Черненко за предоставленную возможность ознакомиться с отчетами исследований.
В ходе работ Черниговской экспедиции были заново раскрыты остатки часовен, пристроенных к Спасскому собору, раскопанных Н.Е. Макаренко в 1923 г.
Раскоп 1 охватывал территорию древнерусской капелы, пристроенной с северо-востока к Спасскому собору. Это небольшая прямоугольная постройка с одной апсидой (9,7х6,1 м), от которой сохранились фундаменты и нижние ряды кладки стен, уцелевших на высоту до 0,65 м от уровня дневной поверхности [9].
100
Рис. 1. Икона черниговской Елецкой Богоматери (конец XVII в.)
101
Рис. 2. Фрагмент Черниговского «Абриса» 1706 г.
Рис. 3. Фрагмент плана Чернигова 1751 г.
Удалось определить, что в XVII–XVIII вв. капелла реконструировалась: желобчатым (т.н. литовским) кирпичом-пальчаткой были переложены отдельные участки древнерусской
102
кладки; в центральной части пристройки сооружена крипта – прямоугольное в плане помещение, углубленное на 3,5 м от уровня древнего пола, с аркасолием, встроенным в юго-западную стену. В яме, на дне крипты, были обнаружены незамеченные в ходе предыдущих раскопок 4 захоронения XVII–XVIII вв. [10]. С учетом анализа антропологических материалов (проводился сотрудником ИА НАН Украины Ю. Долженко) и погребального инвентаря, можно определить два женских погребения и одно захоронение молодого человека. Это дает основания утверждать, что в крипте были захоронены светские лица, возможно – члены одной семьи.
Надо отметить, что, хотя капеллы Спасского собора ранее исследовались Н. Е. Макаренко, их строительно-технологические особенности не нашли должного отражения в материалах работ 1923 г. В результате чего, в научной литературе сложилось ложное представление об их строении и времени возникновения. Исходя из этого, в научной литературе сама пристройку было принято датировать XII в., а крипту – домонгольским временем [11].
Раскоп 2 охватывал территорию капелы, пристроенной к Спасо-Преображенскому собору с юго-восточной стороны. Подобно северной, южная капелла – небольшая прямоугольная постройка (9,4 х 6,5 м) с одной апсидой, сооруженная в древнерусское время. Однако сохранилась она значительно хуже. Уцелели ее фундаменты и нижние ряды кладки стен, сложившиеся в ходе нескольких перекладокне ранее второй половины ХІ в. Нижние ряды кладки состоят из плинфы, выше стена сложена из кирпича-пальчатки, что свидетельствует о ремонте XVII ст. [12].
Раскоп в 2013 г. был разбит над восточной частью юго-западной пристройки Спасского собора, между существующими тамбуром 1818 г. и южной башней конца XVIII в. В ходе работ были исследованы остатки двух зданий древнерусского времени: двухярусной капеллы XI в. (в литературе известна как «крещальня») и пристроенной к ней южной галереи XII в. Обнаружено также свидетельство их ремонта в XVII в. – пристроенный к южной стене капелs контрфорс и участки кладки, переложенные кирпичом-пальчаткой.
Таким образом, опираясь на информацию археологических и натурных исследований черниговского Спасо-Преображенского собора XIX–XX вв. а так же последних лет, можно установить
103
следующую хронологию перестроек и реконструкций храма в XVII – XVIII вв.
Вероятно, первые работы по восстановлению пристроек Спаса проведены в XVII в. и были связаны с деятельностью униатов (1618 – 1648 гг.) или черниговского полковника Василия Дунина-Борковского (1672–1686 гг.), в эпитафии которого отмечено как факт строительных работ в Спасском соборе, так и их причины: «Церков соборна чрез брань бяше опустела, его тщанием вскоре сотворися цела» [13]. Иными словами к середине ХVІІ в. соборе были значительные разрушения, он нуждался в реконструкции. Однако, следует отметить, что о том, в чём заключалась упомянутая в эпитафии реконструкция, письменные источники умалчивают.
Судя по археологическим данным, в этот период сначала были предприняты попытки починить «крещальню», восточная стена которой раскололась ещё в древности. Для этого в основании стены был пристроен контрфорс. Вероятно, данная мера не дала желаемых результатов и вскорости «крещальня» была разобрана.
Северную и южную капеллы вместе с галереей реконструируют радикально: отстраивают заново кирпичём-пальчаткой практически с уровня фундаментов. Во время этих восстановительных работ в северной капелле устраивают крипту.
Именно такой внешний вид Спасского собора, с восстановленными пристройками, запечатлён на иконе Елецкой Божьей матери конца XVII в. При этом двухъярусная капелла («крещальня») отсутствует; возможно, на тот момент она была сильно разрушена (рис. 1). В тоже время, её изображение есть на Абрисе Черниговском 1706 г. На нём так же запечаталена галерея, проходившая вдоль южного фасада Спасского собора (рис. 2). На плане Чернигова 1751 г. пристройки собора опять зафиксированы несколько иначе: вокруг основного объема храма отмечены северная (лестничная) башня, а так же северная и южная галереи, пристроенные к капеллам в апсидной части храма. На месте же двухъярусной капеллы («крещальни») отмечены лишь зубцы-выступы: вероятно, остатки апсид, сохранившихся на тот момент над над поверхностью (рис. 3).
В таком виде собор просуществовал до конца ХVІІІ в., когда все пристройки, кроме лестничной башни, были разобраны и ликвидированы: «пределы все разобраны и уничтожены; в симметрию
104
башни, теремом называвшейся, сделана с правой стороны юго-западной другая башня, обе круглые, с конусными верхами, мраморные столбы обложены кирпичём и оштукатурены, хоры оставались только над ходом в церковь, т.е. у западной стороны, коим соединялись боковые хоры, а эти последние разобраны» [14].
Литература: 1. Черненко О. Є., Іоаннисян О. М., Новик Т. Г., Нові дослідження Спасо-Преображенського собору в Чернігові // Археологические исследования в Ев-рорегионе «Днепр» в 2012 г.: Научный ежегодник. Гомель: ГГУ им. Ф. Ско-рины, 2013. – С. 229.
2. Говденко М. М. Спас Чернігівський: дослідження // З історії української реставрації : дод. до щорічника «Архітектурна спадщина України». – К.: Українознавство, 1996. – С. 143.
3. Адруг А. К. Архітектура Чернігова другої половини XVII – початку XVIII століть. – Чернігів, 2008. – С. 98 – 100.
4. Милорадович Г. А. Описание Черниговских соборов Спасо-Преображенского и Борисо-Глебского. – Чернигов, 1899. – С. 24-26; Шафонский А.Ф. Черни-говского наместничества топографическое описание с кратким географиче-ским и историческим описанием Малороссий, из частей коей оное наместни-чество составлено. – К., 1851. – С. 270-272; Бережков М.Н. Михаила Егорови-ча Маркова разные сочинения к пояснению истории Чернигова // Труды ХІV Археологического съезда в Чернигове , 1908. – М., 1911. – Т.2. – С.271-305; Исторические сведения о храме Святого Спаса в Чернигове // Прибавление к «Черниговским губернским ведомостям»: Ч. неофиц. – 1842. – 23 янв. (№ 4). – С. 25-27; 30 янв. (№ 5). – С. 41-43; 6 февр. (№ 6). – С. 56-58; Маркевич М. Ис-торическое и статистическое описание Чернигова. – Чернигов, 1852. – С.34–41; Филарет (Гумилевский). Историко-статистическое описание Чернигов-ской епархии. – Т. 5. – Чернигов, 1873 – С.2-22.
5. Черненко О.Є., Іоаннисян О.М., Новик Т.Г. Чернігівський Спасо - Преобра-женський собор у світлі останніх археологічних досліджень // Слов’яни і Русь: археологія та історія. Збірка праць на пошану дійсного члена Національної академії наук України Петра Петровича Толочка з нагоди його 75-річчя. 0 К.: «Стародавній Світ», 2013. – С. 321.
6. Карнабед А. А. Научный отчёт об архитектурно-археологических исследова-ниях 1972 года на территории охранной зоны Черниговского государственно-го архитектурно-исторического заповедника // НА ІА НАН України. 1972/116.; Карнабед А.А. Научный отчёт об архитектурно-археологических исследованиях 1973 года на территории охранной зоны Черниговского госу-дарственного архитектурно-исторического заповедника. Там само. 1973/116; Карнабед А.А. Отчет об архитектурно-археологических исследованиях в 1974 г. на теретории охранной зоны и зоны регулирования застройки Черниговско-го гос. архитектурного исторического заповедника. Там само. 1974/111; Кар-
105
набед А.А. Отчет об архитектурно-археологических исследованиях в охран-ной зоне заповедника в городе Чернигове в 1976 г. // Там само. 1976/149.
7. Руденок В. Я., Новик Т. Г. Археологічні дослідження Чернігівського Спаса співробітниками НАІЗ «Чернігів стародавній» // Чернігівські старожитності. – Чернігів, 2012. – Вип. 1(4). – С. 120-127.
8. Черненко О. Є., Іоаннисян О. М., Новик Т. Г., Нові дослідження Спасо-Преображенського собору в Чернігові // Археологические исследования в Ев-рорегионе «Днепр» в 2012 г.: Научный ежегодник. Гомель: ГГУ им. Ф. Ско-рины, 2013.С. – 229.
9. Там же. – С. 230. 10. Там же. – С. 231. 11. Черненко О. Є., Іоаннисян О. М., Новик Т. Г. Чернігівський Спасо-
Преображенський собор у світлі останніх археологічних досліджень // Слов’яни і Русь: археологія та історія. Збірка праць на пошану дійсного члена Національної академії наук України Петра Петровича Толочка з на-годи його 75-річчя. 0 К.: «Стародавній Світ», 2013. – С. 322.
12. Черненко О. Є., Іоаннисян О. М., Новик Т. Г., Нові дослідження Спасо-Преображенського собору в Чернігові // Археологические исследования в Еврорегионе «Днепр» в 2012 г.: Научный ежегодник. Гомель: ГГУ им. Ф. Скорины, 2013.С. – 231.
13. Адруг А. К. Відбудова чернігівського Спамо-Преображенського собору в другій половині XVII–на початку XVIII століття // Чернігівські старожитності: зб. наук. пр. / Нац. архітектур.-іст. заповідник «Чернігів стародавній», Центр пам’яткознавства НАН України і Укр. Т-ва охорони пам’яток історії та культури. – Чернігів: Десна Поліграф, 2012. Вип.1(4) С.8
14. Бережков М.Н. Михаила Егоровича Маркова разные сочинения к поясне-нию истории Чернигова // Труды ХІV Археологического съезда в Черниго-ве , 1908. – М., 1911. – Т. 2. – С. 273.
106
ÝÒÍÎËÎÃÈßÝÒÍÎËÎÃÈßÝÒÍÎËÎÃÈßÝÒÍÎËÎÃÈß
Мария Воронова (Украина, Мариуполь, МГУ)
Язичницький релігійний культ у ранньосередньовічній Скандинавії
Релігійний культ – система релігійних дій, предметів і символів, апробованих у релігійній практиці впродовж певного часу та змінюваних за потребою. Пов’язаний з релігійними уявленнями віруючих і спрямований на задоволення їхніх релігійних потреб. Релігійний культ – явище конфесійно зорієнтоване. Воно передбачає певний набір культових заходів. Найбільше вони розвинені в язичництві, яке фактично складається з різноманітних культів. Скандинави були язичниками та поклонялися перш за все природі, вважаючи, що духи природи населяють моря, гори, поля, камені, дерева. В Ісландії Х століття ландфеттирам – духам землі – присвячували поля і гори.
Гора була особливим місцем поклоніння. У міфології багатьох народів Європи у центрі світу розташовується не Світове дерево, а гора, скеля або камінь. Не була виключенням і Скандинавія. Гора Хельги в Ісландії шанувалася настільки високо, що нікому не дозволялося навіть дивитися на неї, не здійснивши перед цим омовіння. У гористій Скандинавії збереглася велика кількість культових споруд із каменів, але до найбільш загадкових історики відносять кам’яні лабіринти, які символізують шлях в інший світ. Одним з найвідоміших вважається великий лабіринт в Упланді у Швеції, де «дорога мертвих» примикала безпосередньо до місця захоронення померлих. Окрім лабіринтів у горах та на пагорбах будувалися особливі пірамідки із каменів – так звані блоти. Слово «blot» буквально означає «криваве жертвопринесення». Кожна кам’яна пірамідка мала свою власну назву. Висувалися припущення, що біля таких кам’яних споруд дійсно приносили жертви богам, але наскільки криваві – невідомо [Будур, 2007, с.358].
107
Найчастіше релігійні обряди здійснювалися під відкритим небом, або для цього обиралися будь-які освячені місця. Такі, на думку багатьох, жертовні камені, ще дотепер існуючі, наприклад у Смоланді, Сконе та інших місцях Швеції. До числа таких давніх святилищ прираховують кола – rundlar – з каменів, дуже щільно та ретельно складених. Вони різної величини, від 7 до 15 метрів у діаметрі, викладені на зразок небосхилу і знаходяться на близькій відстані одне від одного. В їхньому центрі помітні явні сліди вогнища, на якому, ймовірно, запалювався вогонь як символ світла або першотворення. Зустрічаються також камені, складені у вигляді чотирикутників, кути яких розташовані по сторонах світу, інколи у вигляді трикутників, у центрі яких також встановлені камені. Найбільші зі священних кам’яних викладок, що дійшли до нас, являють собою майданчики, які повторюють форму човна вікінгів та досягають у довжину 90 метрів. Особливо часто вони зустрічаються у Швеції та Данії. Найбільша така викладка знаходиться в Елінгу в Данії [Будур, 2007, с.359].
Місця суду також були священними. Давні судді, вождь з дружиною та мудрими людьми, коли збирали тінг та вирішували справи під відкритим небом, розсаджувалися на священних місцях на пригорках, щоб народний натовп міг краще бачити та чути їх, або на високих каменях, що означало незмінність судових вироків. Поблизу таких височин зазвичай зустрічаються давні вівтарі для жертвопринесень. Тут також дуже часто знаходяться могильні кургани та інші поховання. Судові та жертовні місця були ті самі, богослужіння було тісно пов’язане з судочинством, те й інше супроводжувалося таємничими обрядами. Усе це надавало суспільним справам урочистості та святості. Священні землі були дійсно священними, тобто «чистими» просторами, які ні в якому разі неможна було зганьбити «нечистими» діями [Будур, 2007, с.360].
У капищах – язичницьких храмах – заборонялося оголяти меч і навіть заходити зі зброєю на їхню територію, адже перед обличчям бога, за віруваннями того часу, людина повинна бути беззбройною. Житла богів вважалися настільки священними, що розбійники, вбивці та нідінги не мали права знаходитися поблизу них. Той, хто образив святиню храму та порушив мир та безпеку, якими користувалися місця, присвячені богам, вважався великим лиходієм. Його називали vargr i veum, і з цим ім’ям він ніде не знаходив безпеки, ставав бездомним мандрівником, і палати Вальгалли були для нього закриті.
108
У «Сазі про Фритьофа» розповідається: «Той підлягав смертній карі, хто не поважав священне та мирним оголошене місце» [Сага о Фритьофе].
Скандинавські святилища зазнали подібних змін, що і сакральні місця в інших країнах. Спочатку це були прямокутні, овальні або трикутні майданчики, оточені каменями або огорожею з ліщини (священного дерева). Потім почали будуватися храми [Будур, 2007, с.361]. Головні храми на честь скандинавських богів знаходилися в Елінгу (Данія), Сігтуні та Упсалі (Швеція), Тронденесі, Скірінгссалі (Каупанзі) та Мере (Норвегія).
У дворах багатьох садиб були свої власні храми, де, за звичаєм предків, із дотриманням усіх необхідних обрядів, приносили жертви богам. Ці святилища часто бували дуже красиві: високі частоколи оточували їх ззовні, а всередині стіни оздоблювалися гобеленами та килимами. Вздовж стін на призьбах сиділи боги. Найбільш знатні з них сиділи на високих кріслах; усі вони були у чудових одежах, виблискували сріблом та золотом [Будур, 2007, с.361].
У 900-х роках у Скандинавії побував арабський мандрівник Ібрагім ібн Якуб ал Ісраелі ал ат-Тартуші. В описі його подорожі є наступні рядки: «Вони святкують і приносять жертви. Зібравшись за одним столом, вихваляють богів, а потім бенкетують. Вбивши жертовну тварину, господар садиби підвішує на стовп біля своїх воріт принесену жертву. Це може бути шматок м’яса або цілий баран, або козел, або свиня. Тепер кожен, хто проходив повз, знав, що у садибі було принесено жертву богам» [Роэсдаль, 2001, с.94].
Основні храми були присвячені трьом головним богам скандинавів – Одіну, Тору та Фрейру. У Адама Бременського є дуже цікаве їх описання: «… народ (у Швеції) поклоняється статуям трьох богів, … у середині триклиння сидить Тор, а Водан (Одін) та Фрікко (Фрейр) сидять по обидва боки від нього. Характерні риси кожного з них: Тор, кажуть, володарює у повітрі та править грозою та блискавкою, вітром та дощем, гарною погодою та врожаєм. Другий, Водан, що означає «лють», веде війни та наділяє людей хоробрістю перед обличчям ворогів. Третій, Фрікко, дарує смертним мир та хтивість…» [Бременский Адам].
Культові тварини Фрейра – кінь та вепр – були і символами родючості, і жертовними тваринами. Кінське м’ясо можна було їсти лише на церемоніях жертвопринесення, а на конях, присвячених
109
Фрейру, неможна було їздити. Під час весільних святкувань Фрейру приносили жертви. У весняну пору відбувалися ритуальні свята на честь нього з поклонінням культу родючості [Роэсдаль, 2001, с.93]. Всюди у Скандинавії були знайдені невеликі пластинки із зображенням чоловіка та жінки, які злилися у ніжних обіймах, що було, ймовірно, пов’язано з культом родючості та з поклонінням Фрейру та Фреї. Фрея була сестрою Фрейра, його жіночим втіленням, і вона також була культом загального поклоніння.
У походи вікінги брали із собою зображення богів – ідолів. Арабський мандрівник Ахмед Ібн Фадлан описував, як зустрінуті ним на Волзі «руси» (вікінги) підносили жертви довгій, вкопаній в землю колоді, увінчаній подобою людського обличчя. Навколо головного ідола розташовані групи ідолів поменше – сім’я бога. Якщо піднесення очільнику божественної сім’ ї не допомагало, то жертви приносилися його «сім’ ї». При переселенні на інші землі скандинави брали із собою не лише ідолів та священні різьблені стовпи, але навіть саму землю з-під храму [Ковалевский, 1956, с.132].
Храм зазвичай являв собою прямокутну будівлю, навколо якої стояли дерева священного гаю. Всередині розташовувалися священні різьблені стовпи та фігури богів. Були й особливі святилища – хофи, які являли собою звичайний довгий дім, який стіною з дверима поділявся на дві частини – святилище, де зберігалися священні предмети та ідоли, і місце для зібрань. Такі храми були величезних розмірів. Посередині святилища знаходився вівтар з дерева або з каменю, часто з великою майстерністю зроблений і зверху оббитий залізом; за вівтарем і попереду нього головні з богів стояли на підвищеннях або сиділи на високих кріслах. По обидва боки розташовувалися півколом інші боги на низьких призьбах. Найвідомішим було святилище в Уппсалі – головний храм Швеції. Сам храм був подобою Асгарду та Вальгалли. Так, поряд з капищем в Уппсалі росло величезне вічнозелене дерево, біля коріння якого було священне джерело. Це – прямий аналог Світовому Дереву Іггдрасиль, біля коріння якого є джерело Урд. Навколо храму ріс священний гай – паралель до чудесного гаю Гласір біля воріт Вальгалли – чертога бога Одіна [Бременский Адам].
Із розповідей давніх літературних пам’ятників про капища та ідоли ми бачимо, що скандинави вміли вирізати з дерева скульптури: вони не були грубої роботи, судячи з описів їхніх очей, рис обличчя та
110
усієї фігури. Ідоли могли бути величезних розмірів, зроблені з цільного дерева, а могли бути у ріст людини, з виразними обличчями та ретельно вирізаними руками. Одягнені вони були у традиційні плаття.
На вівтарі лежала священна каблучка, перед якою промовлялися клятви. Хранителем законів та клятв у скандинавській міфології був Тор. Там само, на вівтарі, стояла жертовна посудина – велика мідна чаша, у яку вливали кров принесених в жертву тварин. Поряд з чашею завжди знаходилася кропильниця – пензель на довгій палці. В жертву приносили волів, коней та кабанів. Пишно прикрашені, вони приводилися до вівтаря, присвячувалися богам та вбивалися у присутності народу. Кров збирали у чашу, в яку опускали кропильницю і потім окропляли місця сидіння богів, зовнішні та внутрішні стіни храму і, нарешті, народ. М’ясо жертв готували на великому святковому бенкеті, який був потім. Цей бенкет відбувався у передній залі храму. Там, навколо стін, стояли призьби для народу та високі крісла для королів та вождів. Перед призьбами ставили столи. На підлозі, посередині, горів вогонь, на який ставили котел з м’ясом жертовних тварин. Наповнені медом роги подавалися через вогонь. Вони та всі страви освячувалися спочатку королем або вождем, головною особою під час жертвопринесення. Потім пили на честь богів: спочатку на честь Одіна. Піднімали роги та кубки за перемоги короля та за благоденство країни; потім на честь Ньйорда та Фрейра, за добрий урожай та мир; нарешті осушували обітну чашу на честь знаменитих героїв, які загинули на війні. Пили також в пам’ять померлих родичів, які зробили великі справи під час життя. Пити на честь когось називалося minnen, що одночасно означало любов, повагу та відданість [Гербер, 2008, с.328].
Під час великих жертвопринесень, за розповідями давніх писемних джерел, в Уппсалі дотримувалися звичаю, щоб неодмінно дев’ять тварин чоловічої статі були принесені в жертву. Тільки кров’ю, думали скандинави, змиваються злочини людей, приборкуються боги та здобувається їхня милість. Від того під час великих жертвопринесень вбивали, або приносили в жертву, також людей для приборкання гнівних богів. Зазвичай обирали для цього рабів або злочинців, але при загальному лихові приносили в жертву й найбільш знатну людину [Бременский Адам]. У «Сазі про Інглінгів» розповідається про те, що шведи принесли в жертву богам свого вождя Домальді після тривалого неврожаю за один хлібний рік [Сага об
111
Инглингах]. В іншій сазі розповідається, що під час надзвичайної дорожнечі в області народ зібрався на тінг, де, за порадою мудрих людей, було постановлено принести знатного парубка в жертву богам.
Приречені на жертву вводилися до кола, або кільця, суду. В одній з ісландських саг розповідається, що на тінзі в окрузі Торснес було кільце суду, в яке вводилися призначені в жертву богам, і що там лежав камінь, на якому вбивали їх. Ймовірно, саме на таких кільцях, що часто зустрічаються біля давніх язичницьких вівтарів по усій Скандинавії, приносили жертви. Вони виготовлялися з 5, 7 або 9 великих, складених у вигляді кола, каменів. У деяких з них кожен з великих каменів лежить на семи маленьких: це священне число. Жертв або вбивали на камені перед капищем, або скидали зі стрімчака, або кидали в жертовний струмок, або вішали у лісі на деревах. У священному гаю поблизу Уппсали не було жодного дерева, не освяченого жертвою тварини чи людини: їх вішали там в дар Одіну. Ймовірно, жертви повішені присвячувалися Одіну, вбиті на камені або скинуті зі стрімчака – Тору, а втоплені – Ньйорду та іншим божествам вод [Бременский Адам].
Існували також особливі ритуали, пов’язані зі смертю людей та їхнім похованням. Про них відомо не так вже й багато, але, не викликає сумнівів, що вони відрізнялися між собою, оскільки різні вірування передбачали різні уявлення про те, що відбувається з людиною після її смерті [Роэсдаль, 2001, с.95]. Традиції поховальних обрядів, які можна встановити за даними археологічних розкопок, були вельми різні у залежності від географічних регіонів та соціальних умов. Царством мертвих був похмурий Хель, огидна володарка якого, що мала таке саме ім’я, була сестрою змія Йормунганда та вовка Фенріра. До Хеля прибували як чоловіки, так і жінки. Чертог померлих Одіна – Вальгалла – призначався лише для обраних воїнів. Разом з тим, у залі Фреї також з’являлися воїни. Збереглися історії про продовження існування людей у царстві мертвих. Обряди поховання у багатьох районах відрізнялися від тих, які були прийняті у християн. У могилу разом з померлим клали багато речей, які могли знадобитися йому в іншому житті.
Набір та кількість предметів були різноманітними. У могилі міг знаходитися лише один ніж або, з іншого боку, багато чудових речей, що супроводжували померлих з числа знаті у Бірці або в Усипальниці Королеви в Озеберзькому кургані. У Швеції особливого значення
112
надавали предметам, необхідним для повсякденної роботи на ріллі, у майстерні, у поварні або ткацькій. Всюди у Скандинавії за речами, що наявні у похованні, можна визначити соціальний статус померлого. Разом з тим, навряд чи слід шукати прямий зв’язок між кількістю покладених у могилу предметів та соціальним статусом померлого. Далеко не всі багаті забезпечувалися великою кількістю речей при похованні. У Норвегії та Швеції тіла померлих представників вищої знаті нерідко клали у кораблі або човни. Було виявлено чоловічі могили з конями для верхової їзди, у той час як жінок з вищого суспільства розміщували у щось подібне до воза. Одночасно в могилу ставили їжу та пиття, а також предмети, необхідні в дорозі [Роэсдаль, 2001, с.96]. Це свідчить про те, що переселення в царство померлих уявлялося як подорож. Особливо неймовірним є звичай ховати померлого разом із супутником. Це могли бути чоловіки або жінки, яких вбивали для того, щоб вони слідували у царство мертвих разом з померлим. Супутники ці, скоріше за все, були з числа рабів. Серед деяких груп людей існував звичай спалювати своїх померлих та речі, що їм належали, щоб потім закопати усе, що залишилося після вогню.
У Скандинавії могили знаходилися поблизу від садиби, щоб можна було спілкуватися з пращурами. Однак у селах для поховань нерідко відводилося одне загальне місце. Це був відкритий простір неподалік від села. Могили могли бути відзначені стовпом, декількома валунами, каменями, викладеними у певній формі, наприклад, у формі човна, або курганом. Але рунічні камені, як правило, встановлювалися поза зв’язком з могилами. Пам’ятні камені з вирізаними на них рунами ставили у тих місцях, де проходило багато людей. Для померлого та для його рідні багаті поховання були питанням престижу.
Отже, в цілому культ богів був децентралізованим і знаходився у віданні місцевих хевдінгів та знатних бондів. Більшість з відомих язичницьких релігійних культів пов’язана з жертвопринесеннями на честь богів. У жертву приносили як тварин, так і людей. Значна роль у давньоскандинавському суспільстві належала ритуалам, пов’язаним зі смертю людей. Поховальний обряд також мав свої особливості в залежності від географічних регіонів та соціальних умов.
Список джерел та літератури Бременский Адам. Деяния архиепископов Гамбургской церкви [Електронний ресурс] / Адам Бременский. – Режим доступу: http://ulfdalir.ru/sources/45/ 644/1976.
113
Будур Н. В. Повседневная жизнь викингов. IX – XI века / Н. В. Будур. – М.: Молодая гвардия, 2007. – 463 с.
Гербер Х. Мифы Северной Европы / Х. Гербер; [пер. Г. Петровой]. – М.: Центр-полиграф, 2008. – 400 с.
Ковалевский А. П. Книга Ахмеда Ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921 – 922 гг.: статьи, переводы и комментарии / А. П. Ковалевский. − Харь-ков: Издательство ХГУ, 1956. − 345 с.
Роэсдаль Э. Мир викингов: викинги дома и за рубежом / Э. Роэсдаль; [пер. Ф.Золотаревской]. – СПб.: Всемирное слово, 2001. – 270 с.
Сага о Фритьофе [Електронний ресурс]. – Режим доступу: http://norse.ulver.com/poetry/ tegner/.
Сага об Инглингах [Електронний ресурс]. – Режим доступу: http://ulfdalir.ru/ sources/42/377 /379.
Евгения Касимчук (Россия, г. Брянск, БГУ
им. акад. И.Г. Петровского)
Постройка 5 многослойного поселения Курово 7: этноархеологические аналогии*
В июле-августе 2006 года Левобережным отрядом Новостроечной экспедиции Брянского гос. университета, (начальник отряда – А.А. Чу-бур, начальник экспедции – Е.А. Шинаков), во время охранных раско-пок было исследовано многослойное поселение Курово 7. Поселение находилось к югу от с. Курово в нижнем течении р. Судость на террито-рии Погарского района Брянской области. Поселение располагалось на вытянутом останце высокой поймы левобережья Судости. На площадке поселения исследовано 76 объектов (жилые и хозяйственные постройки, хозяйственные и столбовые ямы, очаги). Наш интерес вызвала необыч-ная постройка 5.
Постройка 5 представляла собой крупную хозяйственную яму подтреугольно-овальной формы, вытянутую с запада на восток, окру-женную системой концентрически расположенных столбовых ямок, впущенных с уровня материка.
* Статья выполнена при поддержке РГНФ, проект 14-11-32001а(р) «Поселенческая агломерация Курово на реке Судость: несколько тысячелетий истории в зеркале археологического микрорегиона». Автор благодарна руководителя проекта к.и.н. А.А. Чубуру за консультации и предоставленные материалы раскопок.
114
Рис.1. Курово 7. План и профиль постройки 5
Центральная яма имела воронкообразную форму – полого сни-жающиеся края и резко углубленная централная часть поперечником около метра. Материк вокруг ямы плавно снижался с отметок -57 до -67 см от условного репера. Отметки края ямы, соответственно -67-68, её дна -148, углубленной части его -154. Заполнение верха ямы и приле-гающего к ней понижения неправильно-овальной формы представляло собой однородную черную сильно гумусированную супесь с редкими вкраплениями угольков. Средняя часть ямы была заполнена темно-серой гумусированной золистой супесью с вкраплениями угольков и охристыми включениями (вероятно обожженные кусочки лимонита), насыщенной фрагментами лепной керамики (всего 274), в том числе
115
ошлакованных. Наконец придонная часть ямы была заполнена серой и серо-желтой гумусированной золистой супесью без находок.
Группа столбовых ям 38-51 формировала наземную конструкцию постройки 5, располагавшуюся вокруг центральной ямы. Заполнение их всех идентично: серая гумусированная супесь без находок.
Таблица 1. Столбовые ямки постройки 5 в Курово 7. Яма Диаметр Глубина от
уровня материка Примечание
Яма 38 22 см 13 см. Стенки вертикальные Яма 39 20 см 18 см. Стенки вертикальные Яма 40 23 см 10 см Стенки вертикальные Яма 41 25 см 17 см Стенки вертикальные Яма 42 25 см 18 см Стенки вертикальные Яма 43 25 см 14 см Стенки вертикальные Яма 44 25 см 10 см Стенки вертикальные Яма 45 27 см 25 см Стенки вертикальные Яма 46 20 см 5 см Учитывая небольшую глубину, можно
думать, что яма была упором для жерди. Яма 47 20 см 13 см Стенки вертикальные Яма 48 20 см 12 см Стенки вертикальные Яма 49 24 см 19 см Стенки вертикальные Яма 50 22 см 19 см Стенки вертикальные Яма 51 23 см 30 см Стенки вертикальные. Вероятно, тут
была установлена одна из несущих опор Яма 68 19 см 18 см Стенки вертикальные.
Как же интерпретировать постройку, представляющую собой большую яму со следами огня в окружении очень неглубоких столбо-вых ямок (а значит, опоры скорее служили для укрепления в земле не столбов, а жердей, создающих над ямой коническую конструкцию)?
Весьма вероятно, что это был овин типа «шиш» - простейшее сооружение, предназначенное для сушки снопов перед молотьбой.
Этнограф Г.Г. Громов пишет: «В умеренной зоне с повышенной влажностью воздуха осенью такое приспособление при сколь-нибудь значительных размерах зерновых урожаев было необходимостью. Для полного вымолота зерна вручную из колосьев нужно было их подсуши-вать весьма основательно. В обычной практике ведения хозяйства мо-лотьба растягивалась по срокам до октября — ноября включительно. Поэтому даже в »сухую осень снопы успевали «отволгнуть» в скирдах или одоньях, куда их складывали до молотьбы. В практике были извест-ны овины нескольких типов. Самый примитивный из них «шиш» — яма, где разводился костер, над ямой устанавливали конус из жердей,
116
который, в свою очередь, обкладывали дерном. А сверх этого дерна ук-ладывали снопы для просушки. Такие сушильни продержались в бед-няцких хозяйствах или на дальних от селения полях весь XIX в.
Рис.2. Овины. Фотография начала ХХ века.
Эффективность их была вполне дос-таточной для пол-ного вымолота зерна, но они от-нимали много внимания и сил, так как нужно бы-ло все время сле-дить за огнем и снопами, чтобы не сжечь урожай» (Громов, 1985).
Рис.3 План и продольный разрез русского «шиша», Московская губ.. По Г.Г.Громову
Конструкцию из жердей далеко не всегда обкладывали дерном, иногда снопы крепи-лись прямиком на жерди. Тут важно было внимательно сле-дить за огнем.
Традиционный овин у марийцев – яма с топкой, сло-женной из камней, над кото-рой возвышался конусообраз-ный остов из жердей. Подоб-ный овин назывался «марла авун». [Крюкова, 1956. С.109–110; Sepejev, 1993. С.17–19; Этнография марийского наро-да, 2001. С. 52–53].
Постройка 5 имеет не только этнографические, но и археологические аналогии. Так, еще более примитивные овины были исследованы на боле древнем, чем Курово 7, Мостищенском городище в
117
Рис.4. Марийский овин
Воронежской области [Синюк, Березуцкий, 2001]. Известен нам сходный простой овин и на поселении Мухино в Ли-пецкой области [Земцов, 2012, c.104-106].
Наконец, нельзя не ска-зать о связи овина с культом плодородия и верованиями предков. Вплоть до XIX в. овин был объектом религиоз-ного почитания: считалось, что в его яме живет овинник, овинный батюшка, в облике которого проглядывают черты духа огня.
Этому духу в жертву русские 4 сентября и 1 ноября резали кур, а белорусы, разводя огонь под овином, бросали в него необмолоченный сноп ржи. Кроме того, существовали праздничные дни, в которые за-прещалось разводить там огонь, и эти дни назывались именинами овина (в разных местах они справлялись 14, 24 сентября или 1 октября) [Рос-сийский… 2002]. Овинник может иметь вид: 1. Человека с очень длин-ными всклокоченными волосами дымчатого цвета. 2. Очень высокого лохматого мужика. 3 Старика. 4. Одного из членов семьи, которой при-надлежит овин. 5. Животного: барана, медведя, черной либо белой соба-ки, огромного чёрного или же белого кота, размером с дворовую собаку, с горящими глазами. 6. Покойника [Максимов, 1903].
Характер овинника в народных быличках противоречив. С одной стороны, он ревностный хозяин, охраняет овин от нечисти и способст-вует тому, чтобы намолот зерна был хороший. По ночам он тащит на ток снопы, доделывает то, что не сделано днем, даже солому по ночам стережет. Следит за скотиной, гривы любимым лошадям расчесывает, смотрит, чтобы лиса молоденьких утят и цыплят не утащила. Может ходить в гости, например, к баннику или в любое другое место двора, но в дом он войти не может, так как дом является местом обитания домово-го, который сильнее овинника. С другой стороны, овинника тяжело за-добрить. Человека он не любит и относится к нему неприязненно: при-
118
чиной такого мнения были, видимо, частые пожары на крестьянских подворьях, во время которых сгорали овины. Бывает по поверью и жен-ский овинный дух – жареница – живет в овине у печки и излучает свет и огонь. Ее можно видеть в полдень на огороде или гороховом поле. Пер-воначально этот дух был, вероятно, связан с солярным культом и лишь позднее стал восприниматься как вариация духа овинного очага.
Проглядывают в овиннике и следы культов плодородия, в которых урожай и брак были тесно переплетены. Зимой, на святки, прибегали в опустевший овин в полночь девушки, чтобы погадать о суженом. В.И. Даль приводит следующее народное поверье по этому поводу: «Девка кладет ночью руку в овинное окно: коли никто не тронет, в девках си-деть; голой рукой погладит, за бедным быть; мохнатою – за богатым».
Литература Громов Г.Г. Жилище // Очерки русской культуры XVIII века. Ч.I – М.: МГУ,
1985. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. - Спб.,
1863-1866. Земцов Г.Л. Липецкий край в III –V веках. – Тула: Гриф и Ко, 2012. Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. — СПб., 1903. Российский гуманитарный энциклопедический словарь: В 3 т. — М.: Гума-нит. изд. центр ВЛАДОС: Филол. фак. С.-Петерб. гос. ун-та, 2002
Синюк А.Т., Березуцкий В.Д. Мостищенский комплекс археологических памятников (эпоха бронзы - ранний железный век). - Воронеж, 2001.
Татьяна Лунько (Новозыбков, Россия, БГУ)
Особенности мифологических рассказов, зафиксированных на территории Климовского
района Брянской области и внедрение их в качестве регионального компонента
на уроках литературы в школе
Климовский район представляет собой уникальный регион со своеобразной историей, этническими, культурными и языковыми особенностями. Он занимает специфическое положение в общем историко-географическом (территориальная близость с Белоруссией и Украиной), этнографическом и фольклорном контексте европейской части России. Культурное пространство Климовского района, уходя
119
своими корнями в глубокое прошлое, сохраняет многочисленные реликтовые особенности общеславянской и восточнославянской культуры.
На территории пограничья зафиксированы следующие фольклорные жанры: былички, бывальщины, частушки, загадки, пословицы, поговорки, сказки, легенды, сказания и т. п. Наша же работа посвящена исследованию особенностей быличек и бывальщин.
Такой жанр несказочной прозы как мифологические рассказы (былички и бывальщины), бытующие в пограничном регионе, представляет собой большой интерес, но до сих пор остаётся малоисследованным на территории Климовского района.
Для изучения и выявления особенностей несказочной прозы на территории брянско-гомельского пограничья нами было собрано шестьдесят восемь мифологических рассказов. При анализе текстов несказочной прозы по персонажному признаку были выделены следующие мифологические рассказы: о ведьме, русалке, лешем, домовом, знахарях и т. п. На основе анализа мифологических рассказов, предоставленных жителями Климовского района, мы подробно описали, как в сознании жителей пограничного региона представлены внешний вид персонажей, место обитания или появления, охарактеризовали их поведение, действия как положительные, так и отрицательные, также выяснили, каково отношение респондентов к вышеперечисленным персонажам.
Анализируя рассказы, мы пришли к выводу, что наиболее распространены на территории Климовского района образы ведьмы и домового. О ведьме собрано двадцать шесть рассказов.
Из мифологических рассказов наших респондентов мы выяснили, что ведьма принадлежит к числу реальных, живущих в селе женщин и обладает магическим сверхзнанием, которое помогает ей иметь связь с нечистой силой. Своё сверхзнание ведьма использует во вред людям или ради собственного обогащения. Ведьма имеет способность обращаться в различные предметы (клубок, колесо, обруч) и животных (чёрная кошка, телёнок, коза). Часто удаётся ранить или убить ведьму. Предмет, в который якобы превращается ведьма, может светиться, гореть, наводя этим страх на людей. Такие предметы имеют обычно округлые формы.
По словам одной из респонденток, ведьмы неразговорчивы, задумчивы, любят наводить ужас на людей, превращаясь в кресты и
120
появляясь в таком виде перед, окнами, чему ведьмы очень радуются. Различными обрядовыми действиями ведьма может отбирать молоко у коровы. В таком обряде ведьма якобы использует палку и сучок, забитый в стену в сарае. Через различные предметы ведьма может насылать порчу на человека, его семью, домашнее хозяйство. Такими предметами могут быть смятые деньги, иглы и т. д. Это так называемые «подклады». Респонденты к ведьмам испытывают страх и стараются, по их словам, избегать с ними общения. Они считают, что ведьма приносит вред людям.
Мифологических рассказов о домовом зафиксировано на территории Климовского района восемнадцать. По мнению многих респондентов, домовой – положительный персонаж. Он охраняет дом и того, кто в нём живёт. Сообщает о своём присутствии шумом, скрипом, стуком, храпом. Этим домовой пугает людей или наоборот, сообщает об опасности. Домовые любят, когда им на ночь на столе оставляют еду. Также любят, когда с ними разговаривают. Некоторые жители указывают на то, что домовой может приносить и вред: прятать и перекладывать вещи, душить и пугать ночью хозяев, мучить домашних животных. По словам респондентов, домовой может иметь образ серого пушистого клубка, шара, может светиться ночью, может быть невидимым. Он появляется как днём, так и ночью. В основном респонденты не боятся присутствия домового в помещении.
Мифологических рассказов о лешем в Климовском районе нами было собрано значительно меньше. Леший, по мнению респондентов, является хозяином леса. У него можно попросить помощи, если заблудился в лесу. Лешего можно задобрить, оставив ему сладости. По словам респондентов, леший имеет лохматый вид, небольшой рост и может быстро бегать. Также имеет человеческую способность говорить (шептать).
Проанализировав рассказы можно сделать вывод о том, что жители данного района не боятся лешего и относятся к нему также положительно, как и к домовому.
О лешем зафиксировано меньше рассказов возможно потому, что люди не ходят в лес или забывают об опасности в лесу, поэтому и не соотносят страшные происшествия и лешего.
О русалке нами было собрано только шесть мифологических рассказов. Наши респонденты считают, что русалки обитают в реке и любит подплывать близко к купающимся людям. Важная
121
отличительная черта в её внешнем виде – растрёпанные длинные волосы, обычно на ней один и тот же наряд белого цвета. Также люди приписывают русалке способность петь.
Проанализировав рассказы можно сказать, что респонденты испытывают страх к русалке, сравнивают её с ведьмой и стараются избегать.
Русалка – это часть Троицкого обряда, а в Климовском районе на Троицкий обряд наложился обряд «Вождение стрелы на Вознесение» (дил. Ўшестье). Поэтому образ русалки не так сильно развит, как, например, в Злынковском районе, где на первом месте Троицкий обряд.
Распространена среди жителей исследуемого района и вера в знахарей. Знахари, по словам респондентов, используют своё сверхзнание в помощь людям. Они снимают порчу, сглаз, лечат нарывы, вывихи, испуг и пр. Лечение знахари проводят с помощью чтения молитв, при этом сопровождая это поглаживанием, также может шептать и дуть на больное место. У жителей Климовского района наблюдается положительное отношение к знахарям в отличие от ведьм. Респонденты считают, что знахари действуют только во благо людям.
Былички и бывальщины являются уникальным материалом, который можно использовать как региональный компонент на уроках литературы в школе. Это не только повысит интерес к предмету, но и будет воспитывать чувство уважения к малой Родине, расширит представление о её историческом и культурном наследии. С этой целью был разработан урок по литературе с применением регионального компонента на тему «Смысл духовного и нравственного в повести Н. В. Гоголя «Вий». Данный урок целесообразно проводить в 10 классе при изучении раздела «Литература первой половины XIX века». Проведение урока происходит в соответствии с рабочей программой по литературе (5-11 кл.) по ред. В.Я. Коровиной.
Конспект урока по литературе с применением регионального компонента на тему «Смысл духовного и нравственного в повести Н. В. Гоголя «Вий» Цели урока: 1) обучающая: раскрыть проблемы, затронутые Н. В. Гоголем в повести «Вий», выявить духовно-нравственный смысл произведения;
122
2) развивающая: развивать навыки анализа художественного текста, умения сравнивать материал и делать логические выводы; 3) воспитательная: воспитывать интерес к творчеству Н. В. Гоголя и любовь к своей Родине посредствам использования регионального материала. Тип урока: комбинированный. Оборудование: учебник «Литература», книги с повестью Н. В. Гоголя «Вий», отрывки из к/ф «Вий» (1967), презентация. Ход урока: I. Оргмомент. - Здравствуйте, ребята! Садитесь. II. Проверка домашнего задания. - Ребята, дома вы прочитали повесть Н. В. Гоголя «Вий». Прежде чем мы начнём анализировать произведение, предлагаю провести проверочную работу на знание текста «Правильные/неправильные утверждения». Познакомьтесь с утверждениями о повести «Вий», которые представлены на слайде и обозначьте письменно, какие из них верные, а какие нет (1 слайд): 1. Хома Брут – главный герой повести «Вий». 2. Хома учится в духовной семинарии. 3. Семинария, которую посещает Хома, находится в Москве. 4. Дочь сотника выразила желание, чтобы отходную по ней читал богослов Халява. 5. Ректор призывал Хому без всякого отлагательства ехать к сотнику, который прислал за ним возок и людей. 6. Хутор сотника находился в 50 верстах от Киева. 7. Хома первый раз встречает панночку в доме сотника. 8. В доме сотника панночку многие считали ведьмой. 9. Хома никогда не оставался в церкви наедине с панночкой. 10. После второй ночи Хома решает сбежать. 11. Хома получил от сотника тысячу червонных. 12. Панночка не хотела, чтобы Вий приходил. 13. Хома не вытерпел и посмотрел на Вия. III. Подготовка к восприятию нового материала. - Сегодня на уроке мы постараемся раскрыть и осмыслить проблемы, затронутые Н.В. Гоголем в этом произведении, выявить основной конфликт произведения и его духовный и нравственный смысл. Открывайте тетради и записывайте новую тему урока (2-й слайд). IV. Изучение нового материала. - Ребята, обратите внимание на доску и прочитайте слова Ф. М. Достоевского «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Подумайте, какой смысл вложил в эти слова великий русский писатель? (заслушиваются ответы учащихся).
123
- Несомненно, данная цитата из романа «Братья Карамазовы» как нельзя лучше отражает главную тему повести «Вий» – тему о том, что сердце человека есть поле духовной борьбы зла с добром. - Давайте запишем, что повесть «Вий» впервые была опубликована в сборнике «Миргород» в 1835 году. В основу сюжета положен украинский фольклорный материал. Некоторые моменты в произведении не сразу становятся понятными. Причиной этому явилась особая художественная манера Н. В. Гоголя. Он с юмором писал о безотрадных вещах, активно вплетая в содержание своих произведений украинский фольклор, фантастику. - Давайте обратимся к содержанию произведения. - Кто такой Хома Брут? Почему его называют философом? (Имя Хома ассоциирует нас с библейским именем апостола Фомы. Хома Брут – добродушный, веселый нравом. Его называют философом, так как он является учеником класса философии в бурсе. Но само слово «философ» в данном случае носит пародийную семантику (3 слайд). - Что такое бурса? (В словаре В. Даля бурсой называется «семинария, в значении казенного содержания учеников»). - Какая атмосфера царит в бурсе? (Часто устраивались бои в классе, в которых участвовали все, даже цензоры. За такое поведение профессор сёк розгами, но об их нравственности никто не заботился. Как семинаристы, так и бурсаки были из бедных семей. Они испытывали друг к другу неприязнь). - Что такое вакансия? («Вакансия – время с июня месяца, когда обычно бурса распускалась по домам») [1]. - С кем Хома отправился на вакансию? Подтвердите ваши слова текстом. («Это были: богослов Халява, философ Хома Брут и ритор Тиберий Горобець») [1]. - Ребята, как вы считаете, является ли Хома верующим человеком? (Хома Брут верует в Бога по-своему, но постоянно нарушает заповеди, о которых знает, при этом не испытывает никаких угрызений совести. Нравственная сторона поступков Хому не интересовала). - Какие вы можете назвать основные черты характера и поведения Хомы Брута. Подтвердите ваши слова текстом. (Хома Брут имел весёлый нрав. Любил курить люльку, если был пьян, то отплясывал тропака) (4 слайд). - Вспомните, ребята, что происходит с нашим героем дальше? Заставляет ли это его задуматься о своей жизни? (Хома Брут, Халява и Тиберий Горобець остановились переночевать в небольшом хуторке у старухи. Хозяйка разместила их в разных местах. Хоме Бруту достался овечий хлев. Ночью старуха напала на философа Хому, вскочила ему на спину и он помчался как верховой конь). - Давайте посмотрим эпизод из к/ф «Вий» (1967) «Полёт с ведьмой», (слайд 5). - Опишите чувства Хомы, которые он испытывал, когда скакал с ведьмою на спине? (Им овладел страх, томительное, неприятное, но одновременно сладкое
124
чувство охватило его. Его тело действовало против воли, и он казался беспомощным). - Итак, после случившегося Хома уже не хотел идти на хутор, а поспешил в Киев. Опишите состояние Хомы по возвращении в бурсу. Как вы думаете, как нужно было ему себя вести? (Когда Хома вернулся в бурсу, он вовсе не думал о странном происшествии. Его больше интересовал вопрос, где бы покушать и поэтому он отправился на рынок. Но, как человек верующий, Хома должен был молиться, также сходить в храм, чтобы исповедаться). - Как мы выяснили, Хома уже и не думал об этом странном происшествии. Но что происходит дальше? (Ректор приглашает к себе Хому и сообщает, что ему нужно немедленно ехать в хутор к сотнику, у которого дочь при смерти. Панночка изъявила желание, чтобы отходную по ней и молитвы читал Хома). - Опишите реакцию Хомы, когда он увидел умершую панночку в доме сотника? (Он чувствовал трепет, сердце его болезненно ныло. Он узнал в панночке ведьму, которую он убил). - Как вы думаете, почему именно Хоме пришлось читать молитвы над гробом панночки? (Это было непонятным для всех: Хома был уверен, что никогда не видел дочь сотника; сотник считал, что Хома известен богоугодными делами и святой жизнью). - Ребята, подумайте, почему именно философ Хома Брут стал жертвой злых чар панночки? (Возможно, чтобы отомстить за то, что Хома её избил до смерти или чтобы это стало для него поводом, чтобы задуматься о своей жизни). - Ребята, вспомните, почему в доме сотника многие считали панночку ведьмой? (Они считали, что панночка зналась с нечистым, могла ездить на ком-либо и т. д.). - Какие приметы, особенности, действия характерны для ведьмы, по мнению Дороша, утешителя, седого козака и других? Подтвердите текстом. («хоть все псалтыри перечитай, не узнать», «у ведьмы есть маленький хвостик», «когда стара баба, то и ведьма», «ведьма в виде скирды приехала к самым дверям хаты», «у другого украла шапку или трубку», «у многих девок на селе отрезала косу», «у других выпила по нескольку вёдер крови»), (слайд 6) [1]. - Вспомните историю, которую рассказал Спирид про псаря Микиту. Что характеризует образ ведьмы, в которую превратилась панночка, по мнению Спирида? (Под воздействием чар Микита посадил панночку на спину и скакал, как конь, по полю. Ведьма сделала так, что Микита после этого случая «иссохнул, как щепка»; вместо его на конюшне лежала только куча золы да пустое ведро») [1]. - Проанализируйте рассказ Дороша про Шепчиху. Какие особенности, приметы, характерные для ведьмы, можно в нём выделить? (Панночка превращалась в собаку, скребла дверь и выла. Панночка, такая как её знали, «была вся синяя, а глаза горели, как уголь» [1]. Панночка могла прокусить горло ребёнка и пить из него кровь; могла закусать до смерти).
125
- Ребята, как мы видим, в хуторе сотника, который находился в пятидесяти верстах от Киева, люди верили в существование ведьм и даже рассказывали истории, которые происходили с ними или с другими жителями, могли дать описание этого персонажа. - Давайте обратимся к мифологическим рассказам, которые предоставили жители Климовского района Брянской области и посмотрим, как в них представлена ведьма, какими она обладает характерными особенностями. Вы будете работать в группах по три человека. Каждая группа получит для анализа один мифологический рассказ. Нужно будет выписать отличительные признаки ведьмы: во что превращается, какие звуки издаёт, какие действия характерны и т. д. 1. «Мужики шли вечером с работы и увидели, что по улице катится колесо от повозки. Они очень удивились, что оно всё катится и не останавливается. Один из них взял топор и ударил по колесу. Кусок откололся от колеса, а колесо быстро покатилось дальше. Мужики рассказали об этом странном случае. На следующий день люди заметили, что у бабки нет руки. Люди в деревне знали о злых проделках этой бабки и поняли, что это она превращалась в колесо. Так могут превращаться только ведьмы». (Ткачёва Анна Ивановна – с. Новый Ропск Климовского района; 1933 г. р., 3 кл.). 2. «Настя как-то раз превратилась в большой обруч, какие на дежки набивали. Много было на селе молодёжи (1950 год). Шли они, и этот горящий обруч катится прямо на девчат. И было такое не раз: то стог соломы по улице плывёт, то обруч катится, то зверь незнакомый. И стали девчата просить: «Мол, баб Настя, не пугай нас». А курить, пить не будете? Сказали, нет. И больше она не пугала». (Масленая Антонина Алексеевна – с. Новый Ропск Климовского района; 1939 г. р., 5 кл.). 3. «Умирала в деревне женщина и не могла умереть. Причиной этого был её ведьминский дар, как говорили жители. Но вдруг, откуда ни возьмись, у неё в доме появился телёнок. Как говорили люди, эта ведьма передала свой дар другой ведьме, которая превратилась в телёнка. После этого телёнок исчез, и только тогда ведьма смогла умереть». (Войтешенко Александра Владимировна – с. Старый Ропск Климовского района; 1935 г. р., среднее специальное). 4. «Пелагея (ведьма) – проживала в селе Новый Ропск. Когда приходила домой из священной Пасхой, ударяла палкой по дереву возле дома и громко, громко звала всю нечисть (жучков, повучков, лягушек, жаб), приглашая их к себе на «свадьбу». Дерево то очень плодоносило ежегодно. А кто на её крик приходил, тот сильно болел. Говорят, что эти люди с чёрной силой знаются». (Масленая Антонина Алексеевна – с. Новый Ропск Климовского района; 1939 г. р., 5 кл.). 5. «В 2000 году умерла женщина (ей было 98 лет, Анна), проживавшая в Новом Ропске. Вот она дружила с женщиной (Настя), которую все в селе называли ведьмой. Анна растила 4-х детей одна, было тяжело. Настя жила с
126
мужем. Часто Анна выполняла все её прихоти. Так вот Анна рассказывала своей дочери: «Настя с мужем жила вместе, а на самом деле врознь. Настя родила ребёнка: два рога, хвост – какое-то чудовище, и Настя загадала Анне немедленно закопать ребёнка и никому не говорить». И неоднократно Анна видела Настю в бане с какими-то непонятными: не то люди, не то звери». (Масленая Антонина Алексеевна – с. Новый Ропск Климовского района; 1939 г. р., 5 кл.). 6. «На Пасху, говорят, все ведьмы во время прославления Иисуса Христа хотят взяться за замок церкви. Вот одни парни договорились охранять замок и не допускать к замку. Они видели своих односельчанок-ведьм: Пелагею, Настасью и Прасковью у замка. После этого парни встречались в одиночку со всякими чудовищами, которые по нескольку минут шли за ними. Когда парни стали бить по их тени, то они вскоре не стали появляться». (Масленая Антонина Алексеевна – с. Новый Ропск Климовского района; 1939 г. р., 5 кл.). 7. «Неподалёку от села Новый Ропск был маленький посёлок, позже он стал относиться к Украине. Так там проживал старик, селяне звали его ведьмой. Он мог на глазах жителей собрать к себе лошадей, какие есть в посёлке, мог предсказать смерть. На рядом сидевшего мог навести ужас, человек будет бояться чего-то и не понимать ничего». (Масленая Антонина Алексеевна – с. Новый Ропск Климовского района; 1939 г. р., 5 кл.). - Ребята, какой вы можете сделать вывод, проанализировав эти рассказы? (Жители также верят в существование ведьмы. В большинстве случаев ведьма также приносит вред людям и делает всё себе во благо. - Сходны ли описания ведьмы, которые дали жители Климовского района и описания ведьмы, представленные Гоголем в повести «Вий»? (Да, они имеют сходный характер). - Теперь давайте вернёмся к анализу повести «Вий». Ребята, опишите церковь, в которую принесли умершую? Почему в ней царило запустение? (Церковь находилась почти на краю села: деревянная, с тремя куполами, почерневшая. Запустение церкви, вероятно, связано с запустением души человека, с отсутствием духовной связи с Богом). - Каково поведение Хомы в храме? Что он ещё читает помимо церковных молитв? Чем заканчивается каждая из ночей, проведённых Хомой в церкви? (Хома зевал, потягивался, ему было страшно. Вместо молитв он читал заклинания и мечтал о том, чтобы быстрее выкурить люльку). - Давайте посмотрим эпизод «Первая ночь Хомы в храме» из к/ф «Вий» (1967), (слайд 7). - Подумайте, мог ли бы Хома, который учился в духовной семинарии, победить воздействие ведьмы? Как нужно было бы ему себя вести? (Нужно было бы начать молиться. В это время был пост, а Хома занимался обжорством, плясками, курением люльки). - Ребята, давайте выясним, кто такой Вий? Найдите описание его в тексте. («Вий – есть колоссальное создание простонародного воображения. Таким
127
именем называется у малороссиян начальник гномов, у которого веки на глазах идут до самой земли») [1]. - Как вы понимаете смысл внутреннего голоса Хомы не глядеть на Вия? От чего он должен отказаться? (Вий представлен в повести как символ зла, и поэтому внутренний голос призывает Хому отказаться от этого зла. Но Хома не вытерпел, не поборол самого себя и посмотрел на Вия. Это был переломный этап, когда нужно было выстоять и не поддаться своим слабостям. Но произошло непоправимое. Хома сам открыл доступ для зла в свою душу) (слайд 8). V. Обобщение и систематизация полученных знаний. - Таким образом, в чём проявляется безнравственность, неверие Хомы Брута, хотя он себя считал верующим? (Хома, который считал себя верующим, продолжал приходить нетрезвым в храм, зевал, потягивался, вместо церковных молитв читал заклинания. Чтение молитв Хомой всегда было всегда обусловлено страхом, а не душевным порывом. Молитва его была пуста духовного смысла, она не придавала ему силы и поэтому его душа легко оказалась доступна для Вия). - Ребята, как вы думаете, почему Н. В. Гоголь, который был писателем высокой религиозности, изобразил такое множество нечистой силы в повести? (Заслушиваются ответы учащихся). - В чём заключается духовно-нравственный смысл повести «Вий»? О чём она заставляет задуматься?
Итак, ребята, давайте подведём итог нашего урока. В подтексте повести «Вий» поднимается вопрос о том, кто же действительно страшен: Вий с огромными веками или несчастный Хома Брут. В душе Хомы нет Бога, поэтому и молитва его не имеет силы в борьбе со злом. Также «беспомощным» его делает безнравственное поведение, о котором мы уже говорили выше. Знание заклятий, которое характерно для Хомы Брута, объединяет его с панночкой, т. е. ведьмой, что свидетельствует о бездуховности. Церковь, наполненная нечистой силой, оказывается в финале повести заброшенной. Это говорит о падении нравственных устоев жителей хутора (слайд 9). Н.В. Гоголь, используя особую художественную манеру, показывает тесное взаимодействие зла мира фантастического и мира реального. VI. Домашнее задание. Написать эссе на тему «За что был наказан Хома Брут» (слайд 10). VII. Выставление оценок.
Литература 1. Гоголь Н.В. Вечера на хуторе близ Диканьки. Миргород. //
URL: http://public-library.ru/Gogol.Nikolai/viy.html (дата обр.: 10.11.2013) 2. Даль В. И. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа. // URL:
http://www.rodon.org/dvi/opsiprn.htm (дата обращения: 11.10.2013) 3. Зуева Т.В., Кирдан Б.П. Русский фольклор: Учебник для высших учебных заведений. М.: Азбука, 2009. 140 с.
128
4. Криничная Н.А. Русская мифология: Миф образов фольклора. М.: Гаудеамус, 2002. 1008 с.
5. Лазарев Ю.В. О релиазации национально-регионального компонента в системе школа – ВУЗ – школа // URL: http://cyberleninka.ru/article/n/o-realizatsii-natsionalno-regionalnogo-komponenta-v-sisteme-shkola-vuz-shkola-predmetnaya-oblast-literatury (дата обращения: 15.01.2014)
6. Мамонтова Л. В. Методы и приёмы работы по литературному краеведению в школе. // URL: http://122.72.0.6www.openclass.ru/node/147218 (дата обращения: 5.01.2014)
7. Померанцева Э. В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М.: Наука, 1975. 194 с.
Мария Рахманина
(Брянск, Россия, БГУ им. акад. И.Г.Петровского)
Популярные молодежные субкультуры конца XX – начала XXI вв.
Субкультура (лат. sub — под и cultura — культура; подкультура) в социологии и культурологии - часть культуры общества, отличающаяся от преобладающего большинства. Субкультура может отличаться от доминирующей культуры собственной системой ценностей, языком, манерой поведения, одеждой и другими аспектами. Различают субкультуры, формирующиеся на национальной, демографической, профессиональной, географической и других базах. Изучение субкуль-тур – перспективное направление современной этнологии.
Как ни парадоксально, люмпенскую субкультуру "бритоголовых" (скинхэдс) было принято считать изначально расистской, "фашистской". Скинхеды взяли от черных сверстников не только музыку рэггей, но и стиль, и жаргон. Интересно, что для "скинхэдс", аналог наших "люберов" и "гопников", именно почитавшийся "хиппи" "Восток", олицетворенный выходцами из Южной Азии ("паки"), наделялся всеми мыслимыми и немыслимыми пороками. Кстати, и в Англии, где "паки" были основной жертвой расизма, и в Германии, где это турки, и во Франции, где это североафриканские берберы и арабы, черные иммигранты быстро перенимают стиль жизни коренного населения и не вызывают такого раздражения, как упорно держащиеся своих обычаев мусульмане.
Слово хиппи произошло от слов "хип", "хипстер", употребляемого битниками для описания кого-либо, являющегося частью их сцены.
129
Буквально это значит знать, так "хип" – это тот, кто "понял", "осознал", кто мудр. Хиппи сами себя никогда так не называли. предпочитая зваться "прекрасные люди". Однако СМИ обыграли термин "хиппи" и использовали его повсюду, чтобы описать массы молодых людей, отращивающих длинные волосы, слушающих рок, употребляющих наркотики, практикующих свободную любовь, съезжающихся на различные фестивали и концерты, устраивающих демонстрации и отвергающих массовую культуру начала 60’х. Слово «битники» произошло от “beat” (“разбитый”). Это предшественники хиппи. Сюда входили писатели Аллен Гинзберг, Джек Керуак, Уильям С. Берроуз и другие, кто верил, что смысл жизни следовать своим желаниям и попробовать все, что предлагает жизнь. Музыкальная сцена битников включает джаз, фолк и зарождающуюся рок-музыку. Битники экспериментировали с необычным устройством жизни, наркотиками и новшествами в искусстве.
Красные скинхеды (Red skines). Движение редскинов родилось в начале 1980-х гг.. как противовес разрастанию влияния скинхедов неонацистов. Первой музыкальной группой "Red skins" была OI группа из Англии, связанная с крайне левой троцкистской партией. Данная музыкальная группа призывала к антифашистскому сопротивлению нацистам, которые, как они считали, предали многорасовую культуру "первых" скинхедов - пролетариев. В середине 1980-х гг.г. движение редскинов начинает набирать силу, группы "красных бритоголовых" возникают во многих европейских странах. Особенно движение распространилось в Италии (где еще живы воспоминания о Красных Бригадах). Красные бритоголовые сотрудничают с панками и леворадикалами. Красные скины называют себя коммунистами. В действительности, несмотря на использование "серпасто-молоткастой" советской символики, мало кто из них связан с какой-либо партией. Они предпочитают известного террориста-революционера Че Гевару Ленину, а компанию друзей - партийным товарищам. Присоединяясь к автономным группировкам, либо создавая свои, красные скины жестоко преследуют скинов-нацистов. Для этой цели они часто объединяются со своими вчерашними врагами панками, особенно если те – анархисты [Ромуальд, 1989] . Подобно скинам-нацистам, редскины призывают к насилию как способу действия, но отрицают, по их собственным словам, "философию насилия". Они заявляют о своих антирасистских и, естественно, антикапиталистических взглядах, но их объединяет прежде всего антифашизм. Внешний вид красных бритоголовых такой же, как и
130
у скинхедов во всем мире. Однако Red skins отличаются от скинов - неонацистов своей символикой и красными шнурками на ботинках. Очень часто в рядах красных бритоголовых присутствуют люди с небелым цветом кожи [Беликов, 2002, с.176].
Фашизм институционализируется, намереваясь набраться необходимой респектабельности (в той или иной степени порывая с пронацистскими элементами среди скинхедов) и, собираясь в большие партии, выводит вопрос в более крупные масштабы. Кроме того, 1989 г. характеризуется распадом некоторых грандов альтернативной сцены. Часть редскинов покидают движение и возвращаются к истокам бритоголового движения, таких как регги, рокстеди, ска и культуры Англии 1960-х. г. В то же время можно говорить и о появлении SHARPов. Редскины, которые чувствовали близость к этой культуре становились "красными скинхедами" или, другими словами, традиционными в музыкальном понимании, и, напротив, левыми во всём, что касается политических убеждений. Они нашли общий язык с аполитичными скинами, но утратили свою изначальную оригинальность. Была утрачена возможность развернуться в настоящую молодёжную культуру, которая была бы политически активной и одновременно подходящей для объединения с молодыми иммигрантами из наибеднейших районов. Недостаток, который несла культура 1960-х гг.г. (соул, регги, ска) и конца семидесятых (уличный панк и Oi!) в моём понимании заключался в том, что редскиновское движение постепенно переходило в категорию сберегающих старые традиции, подобно рокабилам, модам и уличным панкам, и одновременно изолировалось от современных контркультурных проявлений: рэпа, джангла, хардкора [Ромуальд , 1989].
Бритоголовые антифашисты Движение S.H.A.R.P.’s (Skinheads Against Racial Prejudices) - "Скинхеды против расовых предрассудков" возникло в Америке в конце 1980-х гг.. В 1988 г. в группах американских скинов, по большей части аполитичных, произошло резкое идеологическое расслоение на скинхедов-неонацистов и всех остальных, как следствие этого произошел резкий раскол. Некоторые скины примкнули к Ку-клукс-клану и различным нацистским группировкам. Часть скинов, наоборот, решила противодействовать росту фашизма, расизма и неонацизма на американском континенте. В 1989 г. Нью-Йорке ими была создана первая организация SHARP. В 1990-е г. это движение, помимо Америки, набирает популярность и в Европе. Организация SHARP единым фронтом выступает вместе с
131
красными скинами против скинхедов-нацистов, отрицая их принадлежность к скинкультуре.
Участники движений "Red skins" и SHARP называют скинхедов-нацистов не "скинхедами" (skinhead’s) - "кожаными головами" а "бонхедами" (bonehead’s) - "голова - бильярдный шар". Впрочем последних это не обижает, наоборот большая часть "правых скинов" сама предпочитает проводить четкую грань между просто бритоголовыми и бритоголовыми неонацистами, называя себя именно "бонхедами" - бильярдными шарами. Однако движение SHARP отказывается от левых взглядов красных скинов и в качестве политического "символа веры" принимает антифашизм и антирасизм. В "декларации принципов SHARP" записано: что "организация борется за искоренение фашизма и расизма из скиндвижения и всего общества [Беликов, 2002].
Как и бритоголовые Запада, члены российского движения бритоголовых вызывают осуждение со стороны общества и тревогу у правоохранительных органов не только своим внешним видом и манерой поведения, зачастую крайне эпатажными, не только обычными для агрессивного неформального движения правонарушениями, но и тем, что они являются более политизированными и более настроенными на активные экстремистские действия. чем все иные разновидности молодежных группировок. Как следствие этого, они совершают не одни лишь мелкие стычки на концертах или хулиганские действия средней тяжести, а также избиения, грабежи, убийства.
Ну и, естественно, их осуждают просто, как и любое другое движение неформалов, участники которого всем своим внешним видом, манерой поведения постоянно и непрерывно шокируют общество, вызывают у него чувство раздражения и дискомфорта. И это заставляет многих членов общества относиться к движению бритоголовых крайне отрицательно. Такое негативное отношение общества к бритоголовым во многом усиливает у них стремление к противопоставлению себя обществу, неприятию многих его социальных институтов. В конечном счете, многие подростки и несовершеннолетние начинают рассматривать скин-движение, как одно из главных средств гарантии своей защиты от "тирании" со стороны более взрослых членов общества.
OI Стиль OI сформировался в Великобритании на рубеже 1970-х и 1980-х гг... В музыкальном плане это нарочито упрощенный уличный rock-n-roll (во многом напоминающий панк-рок), с сырым бескомпромиссным гитарным звучанием, обильным использованием
132
хоровых припевов (часто напоминающих "заряды" - совместные выкрики футбольных фанатов). Пионерами стиля OI стала "Skrewdriwer" (на первом альбоме игравшие в стиле панк, но после перешедшие к Patriotic OI и потом уже сформировавшие стиль RAC), "Sham-69", "Cockner Regeets", "Brutal Attack". Лирика OI групп скорее не ультраправая, а патриотическая (как с правым, так и с левым уклоном). Песни OI стиля отличает ненависть к среднему классу, зачастую резкий антиобщественный настрой и незначительная политизированность текстов. Исторически много OI групп в Англии, Америке, в некоторых европейских странах, таких как Испания. (См: приложение №6)
Музыка, предпочитаемая скинхэдами, была вариантом панк-рока под названием Oi!. Это был в своей сущности "возвращающийся к корням" стиль рок-н-ролла, состоявший из тяжелой, быстрой и "немелодичной" музыки с мощно спетой лирикой, в основном с рабочими акцентами. Основные темы музыки Oi! включают гнев и недовольство рабочих по отношению к правительству и прессе, и особенно насилие, связанное с "войнами между бандами". Следующая песня британской группы The Last Resort типична для музыки Oi! [Кер-ви, 1996]: "Идя по дороге с дюжиной друзей / Мы ищем драк, чтобы провести время / Мы встретили тупого хиппи, который попытался убежать / Я разбил ему нос, просто чтобы провести остаток дня / Большие ботинки, длинные шнурки / Джинсы на алых подтяжках / Убирайся с дороги или получишь под зад / У нас на уме насилие/ У нас на уме, у нас на уме насилие"
Несмотря на концентрацию на темах насилия и враждебности, группы, игравшие раннюю музыку Oi!, не были неонацистскими и не были связаны с различными правоэкстремистскими организациями, на самом деле, многие из музыкантов даже не были скинхэдами. Но об их слушателях то же сказать нельзя. Под растущим давлением музыкальной индустрии и для того, чтобы обезопасить подписание контрактов и концертные трассы, многие Oi! группы стали все более отдаляться от возросшей армии своих поклонников – скинхэдов, особенно тех, которые были связаны с оживившимся Национальным Фронтом и, до определенной степени, Британским Движением, и которые способствовали постоянными проблемам и беспорядкам во время и после концертов Oi! Групп [Коттер, 1999].
Следом за французским Oi! панком и некоторыми ответвлениями ска и регги молодые редскины чувствуют определённое возрождение. Значительно более активные и организованные чем на раннем этапе,
133
они часто ограничиваются панковской сценой, тогда как должны обращать своё внимание на связь с иммигранской молодёжью через хип-хоп либо регги. Однако развитие идет быстро и сегодняшнее поколение более открыто, чем предыдущее [Ромуальд, 1989].
Хиппи битники. Впервые в печати слово "хиппи" появилось 5 сентября 1965 г. Майкл Фаллон, писатель из Сан-Франциско, использо-вал термин "хиппи" в статье, посвященной контркультуре Сан-Франциско, где описывал кофейню Синий Единорог, в которой собира-лись Общество борьбы за легализацию марихуаны (LEMAR – Legalize Marijuana) и Лига сексуальной свободы. Также Фаллон употреблял этот термин, описывая дома, в которых жили хиппи. Во время Лета Любви 1967 г. СМИ, обозревая события, происходящие в Сан-Франциско, ис-пользовали термин "хиппи", описывая людей, собравшихся здесь. По мере развития событий СМИ стали показывать отрицательные стороны жизни хиппи – бедность, жизнь на улице, передозировка наркотиками, подростковая беременность и антивоенное движение, которое раскалы-вает страну. Хиппи превратились негативное явление для подавляюще-го большинства американцев. Сегодня термин "хиппи" все еще вызыва-ет во многих гнев, страх, враждебность и негодование. К сожалению, это предубежденность передалась и молодому поколению. Многое мо-лодые хиппи сегодня нарекаются этим термином и пытаются вернуть ему положительное значение. И потом, что плохого в Мире, Любви и Свободе? Каждому, кто чувствует в этом угрозу, стоит взглянуть на свою жизнь и найти источник этих страхов. Настало время уйти от сло-жившегося стереотипа и понять, что существует общая система убежде-ний, которая определяет хиппи. Подтверждением этому может служить цитата Керви [1996]: "В этой книге я использую термин "хиппи" для опи-сания тех, кто участвовал в контркультуре 60’х и начала 70’х, а также тех, кто придерживается философии этого движения. Сюда входят старые хиппи, новые хиппи и все, кто жил и выступал за эти же ценности где бы и когда бы то ни было".
Движение хиппи зародилось в Америке в середине 60’х и распро-странилось по всему миру. В 80’х и 90’х движение хиппи было относи-тельно бездействующим, чтобы снова пробудиться и ожить в новом тысячелетии. "Понимание феномена хиппи – это ключ к основанию нового движения. По мере того, как мы будем рассматривать различные аспекты движения хиппи, всегда помните, что влияние этих аспектов на жизнь общества продолжается. Как после камня, брошенного в пруд, за большим всплеском распространяются волны, все еще проходящие
134
сквозь общество. Мое мнение, что влияние хиппи было столь велико, что сейчас, спустя почти два поколения, мы все еще сохраняем его в нашем коллективном бессознательном.
Воздействие хиппи так сильно и глубоко, что его сила будет про-являться, вероятно, еще десятилетия если не века. Это схоже с христи-анством, где первые приверженцы были вынуждены скрываться, после того, как реакционные силы пытались подорвать и уничтожить это дви-жение, чтобы затем опять появиться в землях, где терпимость больше, чем просто мечта. Как и христиане, хиппи будут восставать снова и сно-ва, до тех пор, пока структуры, подавляющие свободу не падут, и люди не научатся жить в гармонии друг с другом и природой. Это то, к чему мы стремимся и достижению чего посвящаем наши жизни. Дети, вы-росшие в Америке 50’х и начала 60’х годов, были подвержены целому ряду смешанных сигналов относительно секса и любви. Любовь была романтизирована радио и телевидением и представлялась, как нечто, что происходит с тобой сразу (любовь с первого взгляда) или, как чувство, которое вырастает со временем, по мере того, как пара лучше узнает друг друга. Секс был чем то, что обсуждалось крайне редко, а когда о нем заходил разговор, взрослые предостерегали нас от таких ужасов, как мастурбация или секс до брака. Этот недостаток общения между роди-телями и детьми помог создать разрыв между поколениями" [Керви, 1996, С.130] .
Концепция Свободной любви, согласно убеждениям хиппи, зна-чит, что ты свободен любить кого угодно, где угодно, когда угодно. Это способствует спонтанной сексуальной деятельности и экспериментам. Групповой секс, секс на публике, секс с несовершеннолетними – все табу были отброшены. Это не значит, что обычный секс между двумя взрослыми или моногамия отсутствовали совершенно, совсем наоборот. Тем не менее, открытое отношение стало неотъемлемой частью образа жизни хиппи. Это значит, что можно иметь отношения в основном с одним человеком, но если другой привлекает тебя, ты можешь развить эти отношения без злобы и ревности. Отношения между хиппи были таковы, что то, чем двое (или больше) людей занимаются в согласии – их личное дело. Вероятно, много наивных подростков было соблазнено более взрослыми и опытными хиппи. Многие дети, которые убегали из дому и присоединялись к движению хиппи и были совращены (что и в наши дни наблюдается среди беспризорников). Субкультура хиппи от-вергала превалирующую мораль, обличая лицемерие взрослых. Средст-
135
вами подросткового бунта были и остаются секс, наркотики и рок-н-ролл.
В 1960’х хиппи, в массе своей, предприняли самый большой бес-контрольный эксперимент употребления наркотиков, который когда-либо знало человечество. В те дни не было чем-то необычным принять таблетку с одной только мыслью: "Ты проглотишь ее, и станет клево". Ты доверял своему другу, такому же хиппи, и хотел улететь, и пережить новый опыт. Это была свобода. Это был бунт. Это было круто. Мы от-крыли, что ящик Пандоры полон наркотиков! В 1950’х битники облю-бовали марихуану и много писали и пели о ней, как правило, завуалиро-вано. Нелегальная с 30’х, марихуана была атрибутом андеграунда, и редко кто из знаменитостей покуривал. Битники были большими люби-телями алкоголя, как и большинство людей. А алкоголь – это прямая дорога к наркотикам, если таковая, вообще, есть. Битники знали об эф-фекте от марихуаны – увеличении чувствительности и творческой силы. Художники, поэты, писатели, музыканты – все чувствовали вдохнове-ние под ее воздействием. Она была обычной основой вечеринок на пару с алкоголем (обычно вином), она помогала снизить запреты и заставить вечеринку двигаться. Это была тусовка, где непосвященные могли по-пробовать свой первый джоинт. У хиппи “тусовка” была очень важна и имела большое влияние. Когда ты видел, что все твои друзья участвуют в чем-то нелегальном, и не только не имеют отрицательных последст-вий, но и массу положительных, как можно устоять? Это было своеоб-разное давление со стороны сверстников в наиболее эффективном виде.
Хиппи были намеренны иметь среди себя таких людей, которых можно назвать психоделическими шаманами. Эти шаманы следовали своим путем, во-первых, экспериментируя сами, а затем сообщая свои результаты и продвигая их осуществление в различных средствах массовой информации. Приведенные ниже краткие портреты отражают психоделический шаманизм хиппиленда.
Олдос Хаксли широко известен своими опытами с психоделиками, включая мескалин и ЛСД. Умирая, он попросил и принял свои последние две дозы кислоты. Одна из его великих работ "Дивный новый мир" посвящена детям из пробирки, потребительству и Соме, наркотику выбора. Я все еще мечтаю пережить "праздник Сомы". Произведение Хаксли "Двери восприятия рая и ада" – классика психоделической литературы. Оно написано на основе его собственных экспериментов с мескалином и показывает как "открыть двери" разума.
136
Тимоти Лири высший жрец ЛСД и определенно король шаманов. После того, как он открыл для себя мощное понимание доступное через психоделики, его роль профессора Гарвардского университета, быстро приобрела для него наименьшее значение. Не в состоянии удерживать энтузиазм Лири, его уволили из Гарварда, тем самым, предоставив полную свободу в экспериментах с психоделиками. Необремененный клиническими ограничениями Лири определил, какие факторы приводят и усиливают "хороший трип". Он заключил, что ЛСД-трип – это "религиозный опыт", который меняет человека на всю оставшуюся жизнь. Он призывал духовенство, ученых, творческих людей и многих других экспериментировать с ЛСД и записывал их описания. Его легендарные сеансы в Миллбруке, штат Нью-Йорк, дали много информации, но, что еще важнее, послужили первым личным и межличностным психоделическим опытом, который никогда раньше не проводился. Лири оказался в центре общественных споров об употреблении наркотиков, приведших к объявлению вне закона ЛСД и прочих психоделиков. Сам Лири стал мишенью правительственных репрессий. Ричард Никсон, президент США, назвал его "самым опасным человеком в Америке". Заключенный в тюрьму, бежавший, вернувшийся из ссылки Лири остался верен своим убеждениям и продолжал продвигать психоделический шаманский опыт. Его многочисленные книги настоятельно призывают читателя открыть для себя расширяющий сознание потенциал психоделиков.
Джон Леннон считал себя, прежде всего певцом и человеком творческим. Он отвечает всем признакам шамана современного общества. Благодаря своей харизме и своему таланту он оказывал огромное влияние на молодежь. Эксперименты с психоделиками, в частности с ЛСД, изменили его восприятие мира и способ самовыражения через музыку. Он не только стал более опытным и изобретательным, но и тексты его песен приобрели потустороннюю природу. Его песни вдохновили тысячи на то, чтобы раскрыть разум и экспериментировать с психоделиками. Некоторые из его мелодий были написаны и записаны в звукозаписи под воздействием ЛСД. Леннон неутомимо продвигал хиппейское/шаманское послание мира, любви и понимания. Его послание достигло даже самых отдаленных уголков планеты.
Джим Моррисон – вокалист и лидер группы Дорз, настоящий бунтарь. Поэт и философ, он чувствовал необходимость нести его идеи обществу, до тех пор, пока общество не обретет свободу. Он знал, что наркотики – это "двери" (англ. "Doors") в другие миры, проникнуть,
137
куда осмеливаются лишь немногие. Его музыка, его песни, его страсть уносили нас в темные области нашего индивидуального и коллективного бессознательного. Как и у любого хорошего шамана, настоящий талант Моррисона заключался в том, что, увлекая нас в свое путешествие в эти запретные зоны, он раскрывал наш разум для живого и яркого восприятия.
Карлос Кастанеда, познавший шаманские традиции индейцев Мексики, поведал о посвящении, раскрытии, силе и запредельном мире в серии своих книг. Это шедевры, где Кастанеда повествует о встрече и обучении у индейского шамана Дона Хуана. Несмотря на бесконечные споры о том, правда ли это или вымысел, учение, лежащее в основе этих книг, имеет глубокий смысл. Книги Кастанеды придают смысл существованию и указывают путь, путь воина, для тех достаточно смелых душ, способных восстать против своих слабостей и изменить себя.
Теренс Маккенна – он, как и Гордон Вассон, изучал их шаманизм. Вместе со своим братом Деннисом, они многое привнесли в этноботанику, в том числе исконное употребление психоделичесих растений. Книга Маккены "Пища богов" была ориентиром в этой области. Теренс Маккена известен своими опытами с айяуаской и ДМТ, а также лекциями по этой и другим темам.
Александр и Анна Шульгины – супруги, оба биохимики, исследовали огромный спектр психоделических наркотиков, включая те, которые пробовали лишь немногие, если вообще кто-то пробовал. Известны как родители Экстези. Их книги "Tihkal" и "Pihkal" описывают их собственные психоделические эксперименты и опыты, в них же приводится информация, как самому сделать психоделики.
Кен Кизи – В противоположность экспериментальному подходу к психоделикам Тимоти Лири, Кизи изучал их опытным путем. Вместе с Прикольщиками Кизи считал, что психоделики – это новый способ почувствовать мир. Приглашая самых разных друзей от Аллена Гинзберга до Ангелов Ада в свое местечко в Ла Хонде, он был способен изменить людей через совместное кислотное путешествие. После "включения" разума нескольких сотен он решил устроить собственное шоу на колесах. Кен Кизи и Прикольщики совершили психоделический трип по всей стране, чем вдохновили многих, включая Битлз (Тур магической мистерии), проделать тоже самое. Знаменитые вечеринки кислотных тестов, устраиваемые Прикольщиками, где раздача ЛСД, сопровождаемая музыкой (таких монстров, как Grateful Dead) и
138
световым шоу, были слиянием современных дней с шаманскими ритуалами прошлого [Керви, 1996, с.155].
В 60-х хиппи без всякого предупреждения перевернули моду с ног на голову и вывернули наизнанку. Они принесли тайфун новых стилей и красок в моду, которых никогда раньше не было. От Хайт-Эшбери до Лондона и Катманду.
Правилом моды 60-х было: нет никаких правил. Все уходило как можно дальше от бесцветных, консервативных стилей начала 60’х. Модельеры, которые смогли удержаться на плаву, употребляли наркотики. Причина того всплеска в том, что мода хиппи позаимствовала многое из традиционных стилей Индии, Непала, Центральной Америки, Бали и Марокко. Помимо этих культур модельеры обращались за вдохновением к эпохе ренессанса. Много нового в области моды разошлось из Сан-Франциско, Нью-Йорка, Лондона до самых отдаленных уголков. Лидеры мод были иконами тех дней. Звезды рок-н-ролла, как Джими Хендрикс и Битлз, появлялись на публике и на обложках своих альбомов в цветастых костюмах всех сортов. Конечно, большинство хиппи не могли себе позволить покупать тоже, что и рок звезды. Наши магазины походили скорее на склады Армии Спасения. Но, тем не менее, мы могли составить неплохой гардероб, нужно было просто взять старые джинсы с дырами и прочим и просто нашить на дыры яркие заплаты. Если джинсы слишком узкие, можно было их распороть по шву, вшить треугольные куски ткани и получить в результате отличные джинсы-клеш. Недорогая бандана, старая куртка, немного феничек и ты был на пике моды. “Помните же, как взвивались флаги наших длинных волос! Длинные мужские волосы символизировали наше пренебрежительное отношение к общепринятому” [Керви,1996, с.160]. Большинство хиппи просто отпускали волосам, крайне редко подравнивая их. Мужчины отращивали бакенбарды, усы и бороды. Женщины прекратили брить ноги и подмышки. Бюстгальтеры превратились в символ притеснения и рассматривались, как симптом того, что структуры власти ищут контроля над женской сексуальностью любой свободной девушки-хиппи. На запахи тоже была мода. Благовония наполняли воздух, где бы ни собирались хиппи. Дети цветов должны и пахнуть соответственно: лавандой, розой, гарденией и другими цветочными ароматами. Патчули был вероятно самым распространенным, поскольку скрывал запах марихуаны. Сандал и маск были популярными ароматами для мужчин.
139
Существенным атрибутом дома хиппи была стереосистема. Хиппи покупали самые лучшие музыкальные центры, какие только могли себе позволить. В начале шестидесятых музыка перешла от моно к стерео, что уже само по себе имело психоделический эффект, который мог оценить каждый. Затем появился квадрофонический звук (4 канала). Системы, достигающие таких высот, как квинтафонический звук (5 отдельных каналов) были популярны в кинотеатрах. “Помню, как я смотрел премьеру рок–оперы "Томми" группы Who, в театре, демонстрирующем уровень технического развития квинтофонической стереосистемы, это было действительно круто” [Керви, 1996, с.170]. Воздействие было сродни воздействию сегодняшних Dolby и DBX систем. Типичной машиной хиппи был микроавтобус или автобус Фольксваген. Небольшие туристические машины и даже школьные автобусы превращались в жилище от одного до дюжины хиппи. Обычно машины раскрашивали (зачастую они просто нуждались в покраске) в яркие цвета и психоделические узоры, чаще всего включающие цветы, символы мира, мистические символы или просто ландшафт.
Хиппи всегда беспокоились об экологии. Они были первыми, кто продвигал продукты, отходы от которых могут разлагаться биологическим способом. Хиппи призывали использовать натуральные ингредиенты во всем от тканей до шампуня. “Мы добились, чтобы каждый продукт имел этикетку с указанием всех его ингредиентов. Мы бойкотировали те компании, чье производство или продукты загрязняли окружающую среду, испытывались на животных, были провоенными или очень реакционными, а также компании, производящие опасные химические вещества и оружие” [Керви, 1996, с.171].
Движение хиппи названо контркультурой, поскольку оно отверга-ет преобладающие общественные нормы. Оно достигло успеха как культурная революция, а не политическая. Хиппи не перевернули структуру власти (что, собственно, и не являлось целью). Пытаясь про-двинуть кандидата в президенты Джорджа МакГаверна, они осознали бесполезность действий внутри системы и игры по ее правилам. В куль-турном смысле, они отмели общественную мораль предыдущих поко-лений. Эксперименты с различными образами жизни, руководствуясь нашим внутренним указателем Любви, Мира и Понимания, освещаю-щим путь. Все, что вступало в конфликт с этими убеждениями, отверга-лось. Свобода любви от стандартных стереотипов и открытие их более глубокий смысл, как путь к единению с космической энергией. Хиппи
140
обратили внимание каждого на вопрос об окружающей среде, указывая на плату, которую придется заплатить за чрезмерное расточительство природных ресурсов. Хиппи переопределили значение мира на индиви-дуальной и коллективной основе. Показали, как мир внутри каждого связан с миром вокруг нас. Хиппи открыли что то, что в нашем сердце влияет на состояние дел вокруг нас.
Хиппи выступали против войны во Вьетнаме, против равнодушия и лицемерия нашей системы. Хиппи восстали против какого бы то ни было подавления, вербального, физического, эмоционального. Многие рисковали своим будущим, чтобы предотвратить необходимость идти другим на войну. Хиппи указывали на злоупотребления правительства, на корпоративную жадность и проблемы, существующие в системе, что привело к созданию многих правил, защищающих экологию и индиви-дуальные права каждого. Они создали моду на здоровье, анализируя наш образ жизни и нездоровые шаблоны потребления. Были пионерами здорового образа жизни, предпочитая жизнь в гармонии с природой вместо ее уничтожения.
Отличительная символика и аттибутика существует в любой молодёжной субкультуре. Она играет важную роль, это правило не обошло стороной и скинхедов, что вполне закономерно. В символике "правых" бритоголовых основное место занимает "кельтский крест" (крест в круге), у нас его иногда называют "новгородским". Можно выделить и косой "конфедератский" крест, то есть флаг южных рабовладельческих штатов Америки времён гражданской войны 1861 г. Иногда используется классическая 4-лучевая Свастика-левоверт, бывшая 12 лет главным символом гитлеровской Германии, или 3-лучевая (символ расистов ЮАР). Нередко можно встретить и совмещённую левую и правую Свастики (четыре буквы "Т", сходящиеся в одной точке). Более редкие символы - это череп и кости ("мёртвая голова"), нашивки с буквами WP ("White Power" - "Власть – Белым!"), B&H (Blood & Honor - "Кровь и Честь"). Есть и специфичные слова, например, RaHoWa. Посторонний наблюдатель никогда в жизни не отгадает, что это - сокращение от "Racial Holy War" ("Священная Расовая Война"). Или, например, не менее специфическая аббревиатура ACAB: All Cops Are Bastards (Все полицейские - незаконнорожденные).
Можно отметить изображение белого кулака, бульдога в шипастом ошейнике, бейсбольной биты, изображения самих скинов в разных позах: то оттягивающих свои подтяжки, то скрестивших руки на груди, то держащих флаг своей страны, то ещё чего-нибудь делающих.
141
Распространены рунические символы - сдвоенная руна "зиг" (две молнии, как SS), руна "отал" (ромб с ножками) и другие руны, включая разнообразные рунические комбинации, в которые могут входить и многочисленные разновидности Свастики, обычно левосторонние [Suncharion]. Не без влияния субкультуры футбольных болельщиков, во многом родственной скинам, получили распространение нарукавные нашивки с изображением государственного "трёхцветника" России. Куда реже - романовский чёрно-злато-белый флаг-штандарт, это уже "шик". Нередко используются нашивки с зашифрованными лозунгами. К ним относятся, к примеру, "88!" ("Heil Hitler!", H - 8-ая буква латинского алфавита); "18!" ("Adolf Hitler"");"Oi!" (" Эй!" - англоязычное приветствие-оклик у выходцев из низов общества); "14" - это не буквенный шифр, а своеобразный "символ веры", девиз Белой Борьбы, 14 слов, сформулированных одним из идеологов движения скинхедов Дэвидом Лейном, который пожизненно сидит в закрытой американской тюрьме: "we must secure the existence of our people and a future for white children" ("мы должны защищать настоящее наших людей и будущее наших белых детей"). Нередко пишется, например, "14/88!", и смысл данного послания интуитивно понятен. Сленг скинхедов - так же весьма специфический.
Что касается татуировок - они, на какую бы агрессивную тему не были, действительно красивы и нанесены со знанием дела. Наносят татуировки довольно часто. Особенно много татуировок имеют ветераны движения, у некоторых оригиналов ими покрыто почти всё тело, превращая обладателя в ходячую галерею. Тематика татуировок может быть самая разнообразная: расистская/нацистская, национал-патриотическая, языческие сюжеты, кельтские орнаменты и другие. Также нередки изображения распятого на кресте скинхеда (к христианству никакого отношения это не имеет, этот символ трактуется как "распят капитализмом"), просто бритоголовых в разных позах, бульдога, ботинок и так далее. Могут быть и надписи типа "Skinhead", "White Power", "Working class", "National Front" и им подобные, доходя до весьма специфичных (вроде "Ultima Thule", т.е. "Место возвращения" - мистическая организация, породившая нацистскую партию Германии).
Есть неплохие группы в Польше, в Чехии, в Австрии и так далее. Словом, скинхедовская подпольная сцена существует почти в любой европейской стране. Существуют такие группы: "Front 18" (Словакия), "Providenje", "Razor88" (Сербия), "Landser", "Velt", "DST", "Stahigewitter", "Haputkampflinie" (Германия) "Parabellum" (Чехия), "NS"
142
(Хорватия), "Max Resist", "Intimidation One" (США), "Verszerzodes" (Венгрия), "Brigade M" (Голландия), "Omerta" (Испания), "Storm" (Шве-ция), "Eye of Odin" (Англия), "Honor", "Konkwista 88", "Salut", "Defensor 14" (Польша) и так далее до безконечности. А количество аудио-сборников и видео-журналов с участием муз-групп бритоголовых ис-числяется сотнями. Надо сказать, что основная масса скинхедов интере-суется язычеством, и это весьма зримо отражается в их музыке.
Международное сотрудничество. Французское движение "редскинс" (первое из заявивших о себе на международном уровне) появилось из уникальных условий, сложившиихся во Франции в период 1984-1986 гг.. С одной стороны это чрезвычайно жёсткая экономическая и политическая ситуация с характерными для неё массовой безработицей, началом неолиберальной политики и, как это было во Франции, появлением широкого ультраправого движения под названием "Национальный Фронт". С другой стороны появляется альтернативное культурное движение, которой совмещает французский панк, политический протест и мультикультурализм.
В кон. 80-х под знаменем североамериканского "Антирасистского действия" редскины проникают в Соединённые Штаты. То же самое появляется в Испании (благодаря деятельности "Кортату"), Италии, Германии, Мексике, Колумбии и Канаде. Появляется R.A.S.H. - "красные и анархистские скинхеды". Это даёт новый поштовх к жизни, популяризирует и структурирует в определённых отношениях, разбавляет стереотипы. Одновременно с этим появляется разница между редскинами разных стран. В Испании и Латинской Америке (и в определённой мере в США) рэды приближаются к первоначальным французским скинхедам (что касается мультикультуральности), они открыты как в музыке, так и в политике.В Германии редскины выступают в качестве неотъемлемой части скиновской сцены, ориентированной преимущественно на ска и Oi! и дивной немецкой традиции независимого сталинизма. Ниже приведены партии, с которыми сотрудничают скинхеды [Ромуальд, 1989].
Бельгия Влааме Блок
Чехия Республиканская Партия
Франция Французская и Европейская Националистическая Партия
Германия Свободная Немецкая Партия Рабочих
Италия Итальянское Социальное Движение
Венгрия Партия Венгерских Интересов
143
Голландия Демократическая Партия Центра
Польша Польская Национальная Партия
Испания Juntas Espanolas
Швеция Шведские Демократы
США Народная Партия
Количество бритоголовых - не что-то постоянное и застывшее. Субкультура - явление динамичное, и в разные периоды времени (иногда в очень короткие) количество её приверженцев и последователей может сильно меняться.
Количество бритоголовых в разных странах мира: Германия 5000 Канада 600
Чехия 4000 Франция 500
Венгрия 4000 Голландия 350
США 3500 Австралия 450
Польша 2000 Словакия 250
Испания 2000 Швейцария 250
Бразилия 1500 Новая Зеландия 200
Англия 1500 Австрия 175
Италия 1250 Норвегия 125
Швеция 1000 Финляндия 100
Скинхеды представляют собой дикую вольницу, практически анархию. Они в силу своего буйного характера не склонны подчиняться кому-либо. Большинство политических партий и движений могут лишь привлечь скинхедов для проведения каких-то разовых мероприятий (шествие, митинг) и, разумеется, не за "спасибо". И всё же стоит отметить, что бритоголовые положительно отзываются о тех партиях, которые на страницах своих печатных изданий хорошо отзываются о самих скинах. Связи с крайне "правыми" характерны для скинов всего мира. В одних странах они открыто симпатизируют друг другу, в других же предпочитают оказывать друг другу скрытую поддержку. Современное английское издательство "Blood & Honor" уже много лет ведёт тесное сотрудничество с "правыми" партиями, такими как Британский Национальный Фронт (БНФ). В Германии немецкое отделение "B&H" сотрудничает с НДП, скинхедовская группа "Vandalen" из Берлина в своё время имела тесные связи с "Викинг Югенд". После запрещения этой партии немецкие бритоголовые начали
144
сотрудничать с теми же НДП, как и с другими скинхедовскими группировками [Свин, 1999].
Российские ультранационалисты за последние годы наладили тесное сотрудничество со своими "коллегами" на Западе. Так, Д. Демушкин смог заключить новый договор на обслуживание своего сайта с американским провайдером с помощью "белых братьев со всего мира". Лишенная регистрации Минюстом Национально-державная партия России в последнее время пошла на открытый союз с неонацистскими партиями из Германии. Гости из Германии, представлявшие неонацистские организации, присутствовали на съезде НДПР, прошедшем 1-2 октября 2004 в Москве [Степанищев, Черный].
Государство в какой-то мере учитывает важность контроля и противодействия деятельности молодёжных ультраправых объединений. Правоохранительными органами проводятся достаточно жёсткие действия в отношении неорганизованных групп бритоголовых и иных неформальных групп, по духу и субкультуре близких скин-движению. Увы, недостаточно активизирована профилактическая работа с праворадикальной молодёжью, связанная с идейной переориентацией. Естественно, что жёсткие силовые меры приводят к весьма существенному уменьшению численности скин-движения, а также ряда молодёжных объединений праворадикальной и экстремистской направленности. Одновременно эти действия дают и иные эффекты. В связи с усилением идеологического и прямого силового давления скин-движение и вообще среда молодых ультраправых радикалов должны существенно измениться, что, собственно, сегодня и происходит. Несомненно, что определённая часть ультраправых радикалов будет вынуждена отказаться от осуществления или участия в осуществлении экстремистской деятельности. Часть из них перейдёт в будущем в более или менее официальные политические объединения патриотического и умеренно-националистического толка – партию "Народный союз", партию защиты российской конституции "Русь", Союз русского народа и. т. д. Часть радикалов просто откажется от любых видов активной политической деятельности.
Однако значительная часть ультраправых, наоборот, будет радикализована ещё больше и превратится в разрозненные группки сектантского типа, состоящие из расистов-фанатиков. При этом группы такого толка приобретут новые, весьма отличные от первоначальных политических объединений тенденции: они полностью или почти полностью будут очищены от "человеческого мусора" в понимании
145
ультраправых экстремистов – лиц, в целом разделяющих постулаты праворадикальной и правоэкстремистской идеологии, но в силу ряда личностных особенностей не готовых или просто не способных к полноценной праворадикальной и правоэкстремистской деятельности. Из группы уйдут или будут исключены трусы, болтуны и просто "несерьёзные" люди – склонные к алкоголизму, излишней внешней агрессии. Останутся только "проверенные" и наиболее фанатично настроенные люди. Они будут намного серьёзнее относиться как к соблюдению принципов своей идеологии, так и к способам и методам реализации своих действий.
В связи с этим противоправные акции проводятся гораздо профессиональнее. Вместо убийств с применением холодного оружия, поджогов используются взрывные устройства и огнестрельное оружие. Участники группы стремятся улучшить свою физическую и боевую подготовку. Оставшиеся в группе участники более серьёзно относиться к требованиям конспирации и внутренней безопасности группы.
Идеологический, интеллектуальный и образовательный уровень участников БТО будет возрастать. При этом определённая часть внешне "благополучной молодёжи" (полная семья, материальный достаток, учёба в вузе или престижная работа) будет тесно взаимодействовать с представителями экстремистских маргинальных групп – бритоголовыми, радикально настроенными участниками ультраправых объединений.
В связи с этим можно отметить, что общий социальный состав террористических организаций и их лидеров далеко не так маргинально однороден, как об этом сообщают средства массовой информации и как считается в обществе. Многие активные участники террористических актов (в первую очередь исламские радикалы) получили хорошее образование и могли бы претендовать на роль интеллектуалов, далеко не все из них относятся к социальным низам. Применительно к России можно отметить, что большинство участников наиболее активной в конце XIX века террористической организации "Народная воля" являлись не рабочими и крестьянами, а выходцами из образованных, имущественно обеспеченных социальных слоёв. Представители этого слоя восприняли идеологию "бомбового терроризма", исходя не из личных экономических интересов, а из идейных соображений.
Кроме того, участники данных группировок всё больше замыкаются "на себя" и уходят в политическое подполье. Какие-либо контакты осуществляются только с членами своей группы.
146
Существенно возрастает и радикализм проводимых акций. Противоправные акции групп ультраправых радикалов станут носить всё более жестокий и всё более демонстративный характер, что уже отмечается рядом исследователей. Участники группы стремятся ко всё большей результативности и профессиональности своих действий.
Есть множество фильмов в котором есть сюжеты про бритоголовых. Наряду с фильмами выпускается не только книги про субкультуры в целом и скинхедов в отдельности, но и периодическая литература. В 1987 г. в Берлине появился Antifaschistisches Info-Blatt ("Антифашистский информационный листок"): несколько человек из турецкой и немецкой антифашистских групп собрались вместе и решили начать собственное издание. Пона-чалу AIB представлял собой тоненький бюллетень, издававшийся на немецком и турецком языках. Однако это совместное издание просуществовало недолго и распалось.
Опыт противостояния новой волне расизма и ксенофобии, отмеченной погромами и нападениями на общежития беженцев в Ростоке, Любеке и некоторых других городах Германии в начале 1990-х гг.. показал, какую роль может играть печатный орган в германском антифашистском движении, и постепенно информационный листок вырос в профессиональный журнал, который перешагнул границы Берлина. AIB стали читать по всей Германии и за ее пределами. Корреспонденты из разных областей страны посылают в него свои статьи и материалы. О популярности AIB можно судить по тому факту, что, в отличие от большинства антифашистских изданий, существующих с помощью спонсоров, берлинский журнал окупает себя за счет продажи тиража. При этом вся техническая и журналистская работа делается бесплатно [Норвежские…].
У немецкого антифашистского движения появился собственный печатный орган для обнародования информации о преступлениях неофашистов и обсуждения тактики и стратегии антифашистского лагеря. Сегодня издатели AIB ставят перед собой задачу сбора и предания гласности информации о фашистских и неонацистских организациях и их акциях в Германии и других странах. Они также уделяют значительное внимание деятельности различных антифашистских групп. Журнал играет роль своеобразного дискуссионного клуба антифашистов, в котором говорится и о проблемах в антифашистском движении в целом, и об особенностях антифашистских групп в разных странах. Обсуждаются также теоретические вопросы современного мирового порядка, международной политики, несовершенство капитализма, возможные
147
альтернативные формы общественного развития. Помимо журналистской работы коллектив AIB постоянно участвует в уличных акциях, в организации антифашистских рок-концертов, в дискуссионных клубах и проч [Свин, 1999].
Литература Беликов С. Бритоголовые: все о скинхедах. Эксклюзивные материалы. М, 2002 Керви А. Молодежные Субкультуры США и Великобритании с конца 40-х по
наши дни: Лондон – М., 1996 http://a-protest.org/anarhochtivo/136----------40-- Коттер Джон М.. Музыка ненависти: White Power рок-н-ролл и субкультура
нацистских скинхедов. — Terrorism and Political Violence, Vol.11, No.2 (Summer 1999), pp.111-140
Ромуальд, (Les Partisans) История "Красных Скинхедов" во Франции: Уникальность ситуации. 1989: возвращение к корням, конец альтернативы: http://www.redskins.ru/modules.php?name=redskins_in_France
Свин П. Обзор антифашистских журналов, издаваемых в Европе. // ТумБалалайка №12, 1999
Степанищев С., Черный С. О проявлениях неонацизма в стране, победившей фашизм/ Обзорный доклад Московского бюро по правам человека: новые данные мониторинга по развитию российских радикальных организаций и СМИ, пропагандирующих идеологию неонацизма: http://www.jourssa.ru/
Норвежские антифашисты о себе // Antifascistisk Aksjon (N16), http://www.antifa.dk/
Этнографическая интерпретация археологических материалов позднеримского времени с верхнедонского поселения Лощина-1
Работу с памятниками позднеримского времени (конец III- начало IV в.) на территории Липецкого края вести непросто. Находок этого периода крайне мало, они концентрируются лишь в строительных объектах. Один специалист назвал поселения этого времени «памятниками славянской скаредности». Поселения этого времени существовали недолго и впоследствии все они были сожжены [Обломский, 2001, с.122-141].
148
В науке поселения конца III – начала IV в. получили название памятники типа Каширки-Седелок [Обломский, 1999, с. 127-131]. К настоящему моменту значительными площадями изучено около 10 поселений этого периода. В их материальной культуре переплелись три элемента. Наиболее массовый материал представлен находками киевской археологической культуры (лепная посуда, бытовые предметы), черняховской культуры (традиции домостроительства, гончарная посуда, топография расположения поселения) и позднескифскими северопричерноморскими элементами (некоторые виды посуды, отдельные традиции домостроительства). Подобный синкретизм наших памятников вызвал определенную дискуссию по исторической интерпретации материалов. В целом, эти памятники следует отнести к одной из раннеславянских групп населения.
Наш доклад посвящен рассмотрению яркого комплекса, обнаруженному в 2001 г. на поселении Лощина-1 в Краснинском районе Липецкой области [Земцов, 2002, с.142]. Поселение состояло из нескольких усадеб, включавших в себя наземные жилые глинобитные постройки. Общая площадь памятника составляет 400х60 м, он вытянут вдоль обводненного безымянного ручья.
В ходе строительных работ, рабочие газокомпрессорной станции, на территории которой расположено поселение, обнаружили хозяйственную яму с многочисленными сосудами, перевернутыми вверх дном. В поисках золота некоторым сосудам рабочие отбили днища. После сообщения начальника станции, комплекс был изучен экспедицией ЛГПУ раскопом площадью 16 кв.м. [Земцов, 2002, с.142].
Яма с сосудами имела овальную в плане форму размерами 1,9 х 1,6 м и примерную глубину около 0,4 м от уровня материка (почва в районе раскопа была срезана в ходе строительных работ). В юго-западной части ямы находилась треугольная ступенька.
На глинистом дне котлована обнаружено 12 плотно стоящих друг к другу сосудов, обломки еще 3-х найдены в переотложенном состоянии возле ямы. В древности все сосуды были поставлены вверх дном, некоторые из них, по всей видимости, завалились впоследствии на бок и были завалены толщей земли.
Керамический комплекс ямы 1 состоит из гончарных и лепных горшков трех общностей: лепные горшки и корчаги киевской культуры; гончарные горшки и миска черняховской культуры; пифос-
149
зерновик и сосуд с достаточно узкими дном и венчиком, находящие аналогии на северопричерноморских памятниках позднескифского времени. Таким образом, этот комплекс является ярким примером верхнедонского симбиоза древних племен в позднеримское время. [Земцов,2002,с.142]
Трактовка подобного комплекса неоднозначна, аналогии ему в ближайших по времени и территории древностях отсутствуют. Некоторые исследователи посчитали, что это яма для сушки сосудов. Но опускать крупные сосуды (особенно тяжелый пифос) в достаточно глубокую яму с этой целью более чем не логично. На наш взгляд, следует рассмотреть обрядовую сторону этого явления и обратиться к данным этнографии.
Перевернутые предметы у восточных славян издревле связывались с погребальным обрядом. Во многих славянских регионах до сих пор бытуют суеверия, связанные с запретом на переворачивание некоторых предметов. Наиболее распространенный пример старинных требований – запрет класть хлеб верхней коркой вниз, «а то покойник в доме будет». Или еще: запрещалось переворачивать после еды миску или класть ложку тыльной стороной кверху, если это не поминальная трапеза, когда подобные действия предписывались ритуалом. В этих случаях они оценивались как защищающие от воздействия нечистой силы и смерти [Земцов, 2012 с.70].
Считалось, что магическое воздействие оказывает именно вращение предметов по вертикали или по горизонтали, а также выворачивание наизнанку (обычно одежды). Под всем этим и понималось переворачивание. Переворачивали все. Так, например, во время агонии часто переворачивали умирающего так, что его голова оказывалась на месте ног.
Колдуны носили особый статус людей, породнившихся с нечистой силой. Поэтому у них, как у родичей чертей, перевернутость имелась, но была невидимой. При погребении колдуна его выносили из избы не ногами, а головой вперед и у первой реки переворачивали тело в гробу навзничь, подрезали пятки и подколенные жилы (Вологодский край). Переворачивание нечистого, заложенного покойника, в могиле было распространенным приемом, позволявшим избавиться от его «хождения»: тела ведьм, колдунов, упырей переворачивали в могилах со спины лицом вниз и забивали в могилу
150
осиновый кол или кол из боярышника (у южных славян).[Толстой, 1990, с.123]
Переворачивание лавок, табуреток или стульев, на которых стоял гроб, известно в разных славянских традициях. В России, в новгородских деревнях и селах до недавнего времени, когда выносили из избы покойника, крестили дверь и «валили», переворачивали табуретки, на которых стоял гроб. То же делали на севере Польши: переворачивали лавки, «чтобы на них не сел покойник». Черногорцы снимали с петель входную дверь и переворачивали ее, если в семье скончался молодой мужчина. [Толстой, 1990, с.123]
Во многих местах было принято переворачивать сани или телегу, на которой гроб везли на кладбище. На юге Польши телегу переворачивали и оставляли так до следующего дня, потому что иначе «на телеге будет тяжело ездить». В Вологодской губернии сани оставляли опрокинутыми полозьями вверх и с обернутыми назад оглоблями недалеко от дома до сорокового дня, веря, что покойник, стремящийся вернуться домой, увидев перевернутые оглобли, возвратится в свою могилу. Сербы умерших младенцев относили на кладбище в колыбели, а после погребения колыбель переворачивали и оставляли на могиле.
Хотелось бы привести сербскую быличку, в которой главными героями являются еще не похороненный покойник и ходячий покойник: «Жили дед и баба в большом согласии и большой любви. При жизни они обещали друг другу, что если кто-то из них умрет, то оставшийся в живых будет часто ходить на могилу умершего. Первым умер дед. Но баба не сдержала слова и ни разу не навестила могилу деда. Однажды ночью дед приехал домой верхом на коне и повез бабу на кладбище. Когда они прискакали к могильной яме, баба попросила деда, чтобы он спустился в нее первым, а она пошла бы за ним следом. Как только дед спустился, баба быстро засыпала его землей и еще быстрее побежала к себе домой. Пока бежала по дороге в кромешной тьме, наткнулась на какой-то дом, в котором горел свет. Войдя в дом и заперев за собой дверь, она увидела, что на столе лежит мертвец. Тут вновь прискакал на коне дед и стал стучаться в дверь и просить покойника встать и впустить его. Покойник не мог встать, потому что баба все в доме перевернула вверх дном. Но все же какую-то вещь она
151
перевернуть забыла. Покойник встал, открыл дверь, и дед увел бабу в свой вечный дом». [Толстой, 1990, с.124]
В славянском погребальном обряде также известно переворачивание посуды. Это было связано с представлением о том, что человек умирает от капли смерти, падающей с косы, которую держит в руках смерть. Душа человека после смерти полощется в воде, находящейся в доме и тем самым оскверняет ее. Человек, выпивший этой воды, скоро умирает, вследствие чего перед смертью больного домашние выливают воду на двор и переворачивают вверх дном сосуды.
Так, полесские крестьяне при приближении кончины домочадца, выливали всю имевшуюся в доме воду во двор, а сосуды переворачивали вверх дном. Переворачивали и оставляли на могиле также горшки или миски, в которых за гробом несли горячие угли. На Русском Севере (Олонецкий край) на кладбищах, по свидетельству Г.И. Куликовского, «на каждой могиле лежит лопата и стоит кверху дном обыкновенный печной горшок». У сербов было принято перед наступлением смерти зажигать свечу и одновременно переворачивать все зеркала, корыта, ведра и ими не пользоваться до конца похорон.
Однако переворачивание сосудов могло иметь и другую мотивацию. В материалах П.В. Шейна на Пинщице в Радчицкой волости соблюдался обычай, по которому за гробом несут в горшке святую воду, которой батюшка окропляет могилу, а что остается, то ее там же и выливают, а сам горшок, повернув вверх дном оставят в головах покойника сверху могилы. Это, говорят, для того, чтобы ему на том свете было чем пить воду» [Топорков, 1990, с.90]
Кое-где в наше время еще сохранился обычай выворачивать одежду в знак траура. Например, в районах Боснии и Поморавья. На Балканах в знак траура женщины часто носили вывернутую наизнанку верхнюю одежду, а мужчины – вывернутые шапки. Выворачивание одежды применялось также для отгона приставшего в пути животного (собаки, лошади, овцы): на него махали одеждой, а затем надевали вывороченное платье и продолжали путь. Сербы, если им нужно было куда-нибудь отправиться ночью, переворачивали шапку, кафтан или иную одежду, чтобы защитить себя от нечистой силы. Помогал этот прием и в случае, когда человек не мог выбраться из леса, где его «водил леший (надо было надеть обувь с правой ноги на левую и
152
наоборот). Использовался он и при лечении: белорусы больному ребенку надевали вывернутую наизнанку рубашку или клали его в колыбели «наоборот»: ножками «в головашки».
На этих довольно многочисленных примерах можно заметить, что переворачивание соотносилось с представлением о потустороннем («перевернутом») и демоническом мире, поэтому вне связи с этими мирами оценивалось негативно. Но при проведении обрядов или просто в суеверных бытовых привычках оно защищало живых людей. Однако переворачивание вне ритуала, как и переворачивание хлеба, может привести к беде. Так, например, если ребенок после еды переворачивает миску или кладет ее на голову или под ноги, этот ребенок будет несчастными или его действия предсказывают нищету.
Иное дело переворачивание в поминальные дни, когда за стол приглашались родители - «покойники». Так, в Полесье, чтобы угостить покойников, садились на лавках на некотором расстоянии друг от друга, чтобы могли «сесть» и «родители» и клали ложку тыльной частью к верху. Считалось, что в это время «деды» едят. Если же положишь ложку как обычно – умрешь (с. Спорово, Березовского р-на, Брестской области). В Полесье в селе Чудель Ровенской области во время ужина с «дедами» переворачивали не только посуду, но и пироги и скатерть. Видимо, в этот день переворачивание пирога было ритуально и потому уместно. [Топорков,1990, с.92]
Нетрудно заметить, что описанные выше ритуалы вызывают целый ряд обратных действий. В качестве еще одного обратного действия можно привести зажигание свечи на обидчика. Это действие-ритуал зафиксировано у русских и украинцев. Так, в Ярославском крае, «свеча за обидящего ставилась чаще всего перед царскими вратами, т.е. перед иконой Тайной вечери во время службы и притом вверх пятой, а торчащим фитилем в подсвечник». В Саратовской области такая свеча называлась «забидящей» и ставилась она «забидящему Богу» во время молебна верхом вниз, чтобы оградить молящегося в напастях и тяжбах и чтобы враги молящегося поклонились ему и не смогли сделать ему зла. На Харьковщине, в Купянском уезде, был обычай служить молебен св. Иоанну Воину, чтобы отыскать «уворованную» вещь или хотя бы отомстить вору. При этом перед иконой этого святого ставилась свеча нижним концом вверх и зажигалась с этого конца. Считалось, что пока горит свеча, вор
153
должен испытывать страшные мучения и возвратить украденную вещь, если она у него. [Толстой,1990, с.125]
Естественно, что приведенными примерами переворачивание предметов, бытующее в славянских традициях, не ограничивается. Известны примеры переворачивания в родинном (чтобы больше не рождались девочки) и свадебном обрядах (чтобы обезвредить колдуна) и т.д.
Переворачивание предмета с чисто внешней, ритуальной стороны, впрочем, как и с внутренней смысловой, тесно связано с большим кругом обрядовых актов, известных под названием ritesdepassage (переходный обряд). Переворачивание предметов в этом ряду имеет особое значение и особенно делается интересным, потому что каждый предмет конкретен и материален и имеет каждый в отдельности, свои бытовое и мифологическое применение независимо от своих функций и семантики переворачивания и помимо нее. Переворачивание предмета можно рассматривать как простейший случай символизации предмета и конкретного его единственного, физического действия, равно как и простейший вид «преобразования» предмета посредством его перехода в другое физическое положение и тем самым в иное состояние, т.е. переворачивание. [Толстой,1990, с.126]
Отдельно следует сказать о посуде, ведь именно ее касается наша статья. Сосуды - наиболее ритуализированные предметы домашней утвари. Они связаны с символикой печи и земли, и осмысляются как вместилище души и духов. Наиболее активно использовались горшки в обрядах, связанных с культом предков, в частности, в похоронных обрядах.
Так, архаические черты имеет использование горшка в качестве урны в похоронных обрядах, для которых характерны переворачивание и битье посуды. Согласно «Повести временных лет», радимичи, вятичи и северяне сжигали мертвецов «и посемьсобравше кости вложаху в судину малу, и поставляху на столпе на путех».
Горшки принято делить на горшки, несущие в себе женское начало, и горшки с заложенной в них мужской сущностью. Так, в южных губерниях России хозяйка, покупая горшок, старалась определить его родо-половую принадлежность: является он горшком или горшицей. Горшок постукивали и прислушивались к звуку. Если
154
звук глухой, то это горшок — борщ в нем не будет удаваться. Если же звук тонкий, звонкий,- горщица, все сваренное в нем будет вкусно. Считалось, что в горшице сваренная еда будет более вкусной, чем в горшке. В поверьях народа горшок осмыслялся как живое антропоморфное существо, у которого есть горло, ручка, носик, черепок (череп). Интересно, что в народном сознании четко проводится параллель между судьбой горшка и судьбой человека. Это находит свое выражение в загадках, где рассказывается о рождении горшка, его жизни и смерти, а также в таких параллелях, как «ломаный горшок - брошенная жена», «девки - посуда аховая: и не увидишь, как разобьется» и т. п. .[Берегова, 2011, с.173]
Как уже было замечено выше, горшок нашел себе довольно широкое применение в погребальной обрядности. Так, на большей части славянской территории был распространен обычай разбивать горшки при выносе из дома покойников. Этот обычай воспринимался как констатация ухода человека из жизни, дома, деревни. Кроме того, покойника через два часа после смерти обмывали водой, взятой из нового горшка. После употребления его уносили подальше от дома и закапывали в землю или бросали в воду. Считалось, что в горшке с водой сосредотачивается последняя жизненная сила человека, которую сливают во время обмывания покойника. Если такой горшок оставить в доме, то покойник будет возвращаться с того света и путать живущих в избе людей. [Топорков, 1990, с.90]
В поверьях русского народа горшок часто выступал как оберег, предмет колдовских ритуалов. В Вятской губернии, например, чтобы предохранить кур от ястребов и ворон, на забор вешали вверх дном старый горшок.
Сосуды широко использовались в народной медицине, в магических обрядах и гаданиях. У белорусов, украинцев, поляков сажали летучую мышь в просверленный новый горшок и закапывали его в муравейник, косточки от ее скелета впоследствии использовали для приворотов. Согласно украинскому сборнику суеверий 1776 г., если посадить в горшок или кувшин жабу и поставить в муравейник, то среди ее костей можно найти камешек, способный исцелить укушенное насекомыми место. Болгары клали в новый горшок вещи и
волосы человека, который находится далеко от дома и пекли горшок в
155
печи, чтобы человек затосковал и вернулся обратно [Берегова, 2011, с.168].
Из этого следует, что горшки, сосуды, кувшины и все подобные предметы были не просто предметом быта, но и несли в себе определенный смысл, имеющий не последнее значение в жизни наших предков.
Основываясь на этнографических параллелях, мы делаем вывод, что яма с поселения Лощина-1 могла быть связана с погребальным обрядом. Тем более, что погребений III-IV веков нашей эры на территории Верхнего Подонья не обнаружено. Отсутствие сохранившихся захоронений свидетельствует о своеобразной погребальной обрядности, после которой не остается костей человека. [Земцов, 2012, с.70]
Отметим, что вплоть до начала ХХ в. у русских существовала традиция хоронить пьяниц, грабителей и других подобных людей не закапывая в землю, а заваливая сучьями в лесу. Чтобы их души не мстили, по ним проводили массовые поминки. Не исключено, что яма с поселения Лощина-1 – археологическое свидетельство этого древнего обряда.
Литература Берегова О.А., Символы славян, Санкт – Петербург, 2011. Земцов Г.Л. Поселение позднеримского времени Лощина -1 на Верхнем Дону// Антична археологiя. Одесса.2002.
Земцов Г.Л. Липецкий край в III-V веках. Тула.2012. Обломский А.М., О ритмах развития лесостепного Поднепровья и Подонья в позднеримское и гуннское время // Археология Центрального Черноземья и сопредельных территорий. Липецк. 1999.
Обломский А.М. О памятниках лесостепного Подонья позднеримского времени//Верхнедонской археологический сборник Вып.2. Липецк. 2001
Толстой Н.И. Переворачивание предметов в славянском погребальном обряде// Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Погребальный обряд. М., 1990.
Топорков А.Л. Домашняя утварь в поверьях и обрядах Полесья// Этнокультурные традиции русского сельского населения XIX – начала XXв. М., 1990, Вып. 2.
156
Валентина Ястребова (Якунина) (Россия, г. Липецк, ЛГПУ)
К проблеме этногенеза лангобардской племенной общности
Эпоха Великого переселения народов (II – VII вв.), отмеченная взаимодействием варварского мира и различных цивилизаций, представляла фазу их наиболее интенсивного развития. В этот период протекает формирование новых народностей, образуются контуры политической и этнической карты Европы, которая продолжает существовать с некоторыми изменениями до сих пор. Как справедливо замечает В. П. Буданова, «этнополитических метаморфоз, подобных Великому переселению I тыс. н. э., в истории Европы больше не было» [Буданова, 2011, с. 5]. Немалую роль в нем сыграли германцы, племена индоевропейской языковой группы, занимавшие в I в. н. э. территории между Северным и Балтийскими морями, Рейном, Дунаем, Вислой и Южной Скандинавией и подразделявшиеся на три группы – северогерманскую, западногерманскую и восточногерманскую. Лангобарды, о которых пойдет речь, относились к одной из трех ветвей западногерманской группы – культовому союзу гермионов, в который помимо них входили свевы, маркоманны, квады, семноны и гермундуры [Буданова, 2011, с. 19; Монгайт, 1974, с. 339].
Как известно, у древних германцев не было своей историографии, и все, что мы о них знаем, почерпнуто из трудов греко-римских историков, которые не всегда могли верно передать характер германского общественного развития. Самые ранние упоминания о лангобардах встречаются у Страбона, Веллея Патеркула и Тацита [Страбон, кн. 7, 291; ВеллейПатеркул 2, CVI; Тацит. Германия, 40. Анналы, кн. 2, 45; кн. 11, 17]. Большим значением обладают также сведения, предоставленные историками раннего Средневековья Дионом Кассием и Прокопием Кесарийским [Дион Кассий, LXXI, 3; Прокопий Кесарийский, Кн. VI (Книга II войны с готами): 14. 9, 12, 13, 17, 18, 21; 15. 1; 21; 22. 11, 12;Кн. VII (книга III войны с готами): 33. 10 – 12, 34. 3, 4, 6, 21, 24, 25, 26, 28, 31, 33, 37, 39, 40, 44, 45; 35. 12–15, 17, 19, 20; 39. 20; Кн.VIII ( книга IV войны с готами): 18. 1, 3, 4, 9, 11, 13, 14; 25. 7, 10, 12 – 15;26. 12, 19; 27; 1, 3, 8, 19, 20, 21, 22, 25, 28; 30. 18; 31. 5; 33. 2, 3].
157
До начала VII в. упоминания о лангобардах исчезают из источников, однаков работах VII – IX вв. можно встретить много известий о них, в том числе и о раннем этапе их истории. В этой связи следует упомянуть анонимную хронику «Происхождение рода лангобардов» («Origogentis Langobardorum») второй половины VII в., в которой воспроизведен период вплоть до правления короля Альбоина, а также лангобардский «Codex Gothanus», продолживший историю лангобардов до времен Карла Великого и написанный, вероятно, при его сыне Пипине (807-810). Автор, яростный приверженец христианской веры, дал необыкновенное, исполненное чудес повествование о странствованиях и жизни лангобардов. Основным же источником по истории лангобардов является труд Павла Диакона «История лангобардов» (HistoriaLangobardorum), которая включает в себя не сохранившийся анонимный труд Секунда Тридентского и работы многих других античных историков VI-IX вв. (Беды, Аврелия Виктора, Иордана, Венанция Фортуната, Плиния Старшего, Григория Турского, Оригена, Исидора Севильского, Григория Великого), а также устную традицию [Кузнецова, 1970, с. 243]. Данные полученные из письменных источников, дополняются результатами археологических исследований.
Условно эпоху Великого переселения принято разделять на три этапа: германский (II-IV вв.) – от Маркоманнских войн до сражения при Адианополе 378 г.; гуннский (IV-V вв.) от Адрианопольского сражения до битвы на Каталаунских полях 451 г.; славянский (VI-VII вв.), связанный с передвижением славянских племен в Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европе. К началу Переселения племена германцев представляли собой серьезную и мобильную силу, которая была способна совершать не только эпизодические проникновения на римскую территорию, но и массовую миграцию на новые территории с целью захвата земель [Буданова, 2011, с. 18]. «Лангобардов красит их незначительное число. Окруженные многочисленными и могущественными народами, они ищут спасения не в подчинении, а в мужественной борьбе и смелой предприимчивости» [Тацит, Германия, 40], – так характеризует Тацит лангобардский народ.
По данным письменных источников и археологических раскопок, в последние десятилетия I в. до н. э. лангобарды расселились по берегам нижней Эльбы [Корсунский, 1984, с. 191], которые были основными районами их обитания вплоть до V в. Нарративные
158
источники раннего Средневековья сообщают, что родиной лангобардов была Скандинавия [Павел Дьякон, История лангобардов, кн.I; 1, 7, 14.], однако, поскольку археологический материал это не подтверждает [Корсунский, 1984, с. 191], вопрос об их происхождении остается спорным [Wolfram, 2007, s. 13].
Как бы то ни было, древнейшие из известных в настоящее время поселений лангобардов находились на левом берегу Эльбы. На северо-западе соседями лангобардов были хавки (из культового союза ингевонов), а на западе – ангриварии. Территория лангобардов отделялась от соседей широкой полосой пустынной лесной местности. В нижнеэльбских некрополях I—II вв., которые считают лангобардскими, найдены захоронения с большим количеством оружия (мечи с одним и двумя лезвиями, копья, щиты с железной сердцевиной и наконечники стрел). Предполагается, что в начале нашей эры в результате похода императора Тиберия, на время подчинившего хавков и лангобардов с левого берега Эльбы, часть лангобардов была переселена на правый берег Нижней Эльбы [Монгайт, 1974, с. 324 – 325; Корсунский, 1984, с. 191].
Погребальными памятниками лангобардов являются грунтовые могильники с трупоположением. Наиболее характерными являются широкогорлые чашевидные сосуды с бороздчатой орнаментацией и миски с резким изломом профиля. В погребениях обычны мечи, шайбообразные и так называемые S-образные фибулы, фибулы с полукрестообразными головками [Aberg N, 1993].
Во время Маркоманнских войн (166-180 н.э.) лангобарды выступали на стороне херусков [Тацит, Анналы, Кн. 2, 35]. В первые годы войны лангобарды и союзники общей численностью в 6 тыс. человекатаковали римскую границу в Верхней Паннонии и вторглись в область между Бригетио (Сени) и Аррабона (Дьер), однако, были отброшены римлянами и вернулись на родину [Дион Кассий, LXXI, 3].
Дальнейший путь лангобардов довольно сложно истолковать, что обусловлено спецификой источников, но, вероятно, они ушли со своей родины Мауринги, области на Нижней Эльбе, во второй половине IV в. У Павла Диакона по поводу их ухода мы читаем следующее: «Выйдя из Мауринги, лангобарды двинулись к Голанду, где пребывали долгое время и затем как будто владели Антайбом, Бантайбом и таким же образом – Бургундайбом, что мы можем рассматривать как имена областей и каких-нибудь мест» [Павел Дьякон, История лангобардов, Кн. I, 13.]. О месте локализации
159
Голанды среди историков нет единого мнения, однако предположение о том, что ее нужно искать в области Люнебургской степи, где впоследствии находился Барденгау [Корсунский, 1984, с. 192; Шервуд, 1992, с. 3], кажется нам наиболее подходящим.
Вероятно, лангобарды шли вверх по Эльбе или между Эльбой и Одером на юго-восток, пересекли область Бранденбурга и Лаузиц. Бантайб, как можно предположить, лежит в Богемии, где археологами обнаружены остатки материальной культуры конца V в., которую продолжала культура лангобардов в Паннонии, датируемая VI в. [Корсунский, 1984, с. 192].
В своих странствиях лангобарды в середине V в. сталкивались с гуннами и вели с ними войны с переменным успехом. В 487-488 гг. германское племя ругиев было полностью разбито Одоакром [Павел Дьякон, История лангобардов, Кн. I, 19]. На территории Rugorumpatria на левом берегу Дуная, где когда-то обитали ругии, в 488-489 гг. лангобарды появились во главе со своим пятым королем Гудеоком (Годеохом) [Павел Дьякон, История лангобардов, Кн. I, 19; Wolfram, 2007, s. 104]. Примерно в это время лангобарды приняли христианство арианского толка, вероятно, под влиянием герулов и остготов [Буданова, 2011, с. 39], хотя многие из них, несомненно, остались верны язычеству; часть народа перешла в католичество. Во всяком случае, в 458 г. лангобардские послы при византийском дворе аргументировали необходимость совместных действий против ариан-гепидов тем, что лангобарды, как и византийцы, исповедуют католическую веру [Прокопий Кесарийский, Кн. VII (книга III войны с готами), 34: 25].
Когда на трон взошел седьмой король лангобардов Тато, то племя покинуло страну ругиев и жило на просторных равнинах, которые они называли «Фельд» (т.е. «поле», возможна аналогия с древнерусским обозначением Дикой Степи). Здесь лангобарды оставались три года, а после чего началась их война с герулами. Согласно преданиям их союз был разрушен из-за дочери короля герулов Руметруды, убившей брата короля лангобардов Родульфа [Павел Дьякон, История лангобардов, Кн. I, 20], однако, если даже если этот факт и имел место, он явился поводом, а не причиной войны, начавшейся в 512 г., которую вызвало угнетение со стороны герулов [Павел Дьякон, История лангобардов, Кн. I, 20;Буданова, 2011, с. 39]. С этого момента лангобарды становятся агрессорами, а их войско пополняется различными народами, над которыми они одержали победу.
160
Вскоре после победы над герулами и убийства Тато новым королем лангобардов стал Вахо, его племянник [Эдикт Ротари, пролог; Wolfram, 2007, s. 105]. Он правил до 540 г., и при нем возникло Лангобардское королевство, начальная стадия существования которого относится к пребыванию лангобардов на земле ругиев [Корсунский, 1984, с. 193].
После освобождения лангобардов от господства герулов к ним стала проявлять интерес Византия, стремившаяся при случае использовать их как военную силу в противостоянии гепидам и остготам. Когда в начале войны Византии с остготами армия Юстиниана захватила Сирмию, Византия обрела союзников в лице лангобардов [Прокопий Кесарийский, Кн. VI (книга II войны с готами), 22].
Постепенно усиливались разногласия между гепидами и лангобардами, т. к. первые стояли на пути вторых в Италию и к Дунаю [Павел Дьякон, История лангобардов, Кн. I, 21, 23]. Когда к власти пришел король Аудоин (правил с 543(6) года) – десятый король, то лангобарды двинулись в Паннонию, что привело к ряду войн с гепидами. В результате на поле Асфельд в решающем сражении лангобардские войска разгромили гепидов и убили их военного предводителя, сына короля Туризинда Турисмонда [Павел Дьякон, История лангобардов, Кн. I, 23]. Между племенами было заключено перемирие, но не надолго – после смерти гепидского короля Туризинда его сын Кунимунд возобновляет войну. Лангобарды же, заключившие вечный союз с аварами, «так свирепствовали против гепидов, что почти совершенно истребили их» [Павел Дьякон, История лангобардов, Кн. I, 27; Прокопий Кесарийский, Кн. VII (книга III войны с готами), 25: 14]. Византийцы воспользовались благоприятными обстоятельствами и в том же году заняли город гепидов Сирмий. Остатки войска гепидов перешли к византийцам, захватившим и королевскую казну.
Лангобардское общество находилось в первой половине VI в. на стадии переходного периода. Переселения и захваты вместе с ростом социальной дифференциации способствовали разложению родоплеменного общественного устройства. Ознакомившись с организацией византийского войска, лангобарды реорганизовали и свое военное устройство по византийскому образцу [Корсунский, 1984, с. 196]. Fara, обозначение рода, означало и владение рода, которое постепенно превратилось во владение семьи [Шервуд, 1992, с.
161
266 – 267; Wolfram, 2007, s. 71]. Народное собрание, gairethinx (слово означает собрание войска), еще обладало значительным влиянием. Но подлинная политическая власть принадлежала королю (kuning) и родовой знати, (adalingi) – это были, вероятно, представители высшего слоя знатных и богатых родов.
Свободные, принимающие участие в собрании войска, назывались ариманнами (arimanni). Наряду с ними были также полусвободные альдии (aldidi или aldiones), похожие на франкских литов, и несвободные (skalki), которых на латинском языке называли servi, ancillae или mancipii. Однако последние не играли почти никакой роли. Вражда (faida) и связанная с ней кровная месть имели все еще большое значение в судопроизводстве.
Так же, время пребывания лангобардов в Паннонии связано с их непосредственными контактами со славянами. Об этом рассказывает Прокопий Кесарийский [Прокопий Кесарийский, кн. VI (книга II «Войн с готами»), 35]. Сообщается, что Ильдигис, сын законного наследника правителя лангобардов, спасаясь от преследования узурпатора Авдуина, вынужден был бежать к славянам. Когда началась война между лангобардами и гепидами, Ильдигис с большим отрядом, в составе которого были и славяне, пришел на помощь последним. Первоначально гепиды намеревались возвести его на лангобардский престол. Однако вскоре с лангобардами был заключен мирный договор, и Авдуин стал требовать выдачи Ильдигиса, который со своим отрядом ушёл обратно к славянам. Эти события имели место в 549 г.
Интересная картина контакта лангобардов и славян реконструируется в результате раскопок поселения Бржезно, находящегося на террасе р. Огрже в районе Лоуни (Чехия). На разных участках, разделенных небольшим оврагом, открыты различающиеся по конструкциям и инвентарям жилища лангобардов и славян, существовавшие синхронно. Германское население строило вытянуто-прямоугольные жилища столбовой конструкции с очагами, расположенными посередине их. Славяне воздвигали подуквадратные полуземлянки с находящимися в углу печами-каменками или очагами, оконтуренными камнями. Керамика лангобардской части поселения представлена биконическими горшками и низкими широкими мисками, которые орнаментировались врезными или штамповыми узорами. На славянском участке встречена преимущественно лепная посуда пражско-корчакского облика. Первопоселенцами здесь были
162
лангобарды, их постройки датируются от первой половины VI в. В середине этого столетия к ним подселились славяне, которые проживали на поселении и тогда, когда лангобарды ушли из Подунавья, вплоть до рубежа IX–X вв. [Седов, 2005, с. 315 – 316].
Так же, в это время они были в союзе с римлянами. Так, в 550 г. Альбоин посылает на помощь римлянам в борьбе против готов «отборное войско» [Павел Дьякон, История лангобардов, Кн. II, I]. Однако, оружие и украшения, найденные в Паннонии, неотличимы от тех, что обнаруживаются в ранних захоронениях лангобардов в Италии. Характерной особенностью захоронений лангобардов являются кресты из листового золота. Эти кресты вырезаны из золотой фольги и нашиты на покрывала, которыми оборачивали голову покойника. Кресты являются подтверждением обращения в католичество прежних язычников и ариан, которое началось при королеве-католичке Тоеделинде (589-626), что в итоге создало условия для ассимиляции лангобардов местными народами.
После гибели государства гепидов лангобарды стали испытывать растущее давление со стороны аваров, славян и византийцев. Противостоять возможной коалиции этих трех групп лангобарды не могли бы. Альбоину было прежде всего ясно, что он со своим войском не может надеяться на победу над сильной и испытанной в боях аварской конницей, защищенной панцирями и вооруженной луками. Лангобарды и аланы заключили «вечный» союз, по которому к аланам отошла Паннония.
2 апреля 568 г. весь лангобардский народ ушел из своих поселений в Паннонии и отправился, поддерживаемый саксами (саксы, как утверждается, послали 20 тыс. воинов с семьями) [Павел Дьякон, История лангобардов, Кн. II, 26], гепидами, сарматами, свебами и, даже, местными римлянами, в Италию[Wolfram, 2007, 105]. В верхней и центральной Италии было создано Лангобардское королевство со столицей Павией. Наряду с ними существовали лангобардские герцогства Сполето и Беневент.
Таким образом, до прибытия в Италию лангобардская племенная общность претерпела существенные изменения. Первые точные сведения о лангобардах появляются в самом начале I тыс. нашей эры – самые древние известные в настоящее времяих поселения находились на левом берегу Эльбы. В это время они были окружены только германскими племенами, и если и испытывали влияние кельтов и римлян [Монгайт, 1974, с. 334], то не прямое, а косвенное, через
163
другие германские племена. И хотя в Маркоманнской войне лангобарды играли значительную роль, если не решающую [Wolfram, 2007, s. 52], но их контакты с римлянами сводились только к военным столкновениям.
Во второй половине IV в. лангобарды покидают свою родину Маурингию и продвигаются, вероятно, вверх по Эльбе. Во время своих странствий они сталкиваются с гуннами – кочевыми племенами, контакт с которыми, как можем мы предположить, повлиял на распространение и укрепление у лангобардов культа лошади. К концу V в. лангобарды под предводительством Гудеока занимают земли ругиев и, вероятно, под влиянием герулов и остготов принимают христианство арианского толка. До 512 г. лангобарды находились в подчинении герулов.
После освобождения лангобардов от господства герулов к ним стала проявлять интерес Византия, стремившаяся при случае использовать их как военную силу в противостоянии гепидам и остготам. А к середине VI в. лангобарды двинулись в Паннонию, где имели непосредственные контакты со славянами, аланами и византийцами. Естественно, что все эти взаимодействия изменяли и формировали лангобардскую племенную общность.
Список литературы и источников: Aberg.N. Goten und langobarden in Italien. Uppsala.: Almqvist&Wiksells
этнополитические и социальные аспекты. СПб.: Алетейя, 2011. – 336 с. Буданова В. П. Варварский мир эпохи Великого переселения народов. М.: Нау-
ка, 2000. –544 с. Кассий ДионКоккейан. Римская история. Книги LXIV – LXXX / пер. с древне-
греч. под ред. А.В. Махлюка. СПб.: Нестор-История, 2011. – 456 с. Корсунский А. Р., Гюнтер Р. Упадок и гибель Западной Римской империи и
возникновение германских королевств (до середины IV в.). М.: изд-во МГУ, 1984. – 256 с.
Кузнецова Т. И. Павел Диакон // Памятники средневековой латинской литера-туры IV – IX веков. М.: Наука, 1970. – 445 с.
Малые римские историки. Веллей Патеркул. Римская история. Анней Флор. Две книги Римских войн. Луций Ампелий. Памятная книжица / изд. подг. А. Немировским. М.: Ладомир, 1995. – 387 с.
Монгайт А.Л. Археология западной Европы. Бронзовый и железный века. М.: Наука, 1974. – 408 с.
Памятники средневековой латинской литературы IV – IX веков. М.: Наука, 1970. – 445 с.
164
Прокопий из Кесарии. Война с готами / отв. ред. Е. А. Косминский. М.: изд-во Академии наук СССР, 1950. – 517 с.
Седов В.В. Славяне. Историко-археологическое исследование. М.: Языки сла-вянской культуры, 2005. – 624 с.
Страбон. География в 17 книгах / под общ.ред. С. Л. Утченко. Л.: Наука. Ленин-градское отделение, 1964. – 955 с.
Тацит К. Анналы. Малые произведения / отв. ред. С. Л. Утченко.Л.: Наука. Ле-нинградское отделение, 1969. – 446 с.
Тацит К. История / отв. ред. С. Л. Утченко. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1969. – 373 с.
Шервуд Е.А. Законы лангобардов. Обычное право древнегерманского племени (к раннему этногенезу лангобардов). М.: Наука, 1992. – 286 с.
Wolfram H. Die Germanen.München.:Verlag C. H. Beck, 2007. – 128 c.
Список сокращений
ДГВЕ – Древнейшие государства Восточной Европы КСИА – Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Инсти-тута археологии КСИИМК – Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Ин-ститута истории материальной культуры МИА – Материалы и исследования по археологии СССР СА – Советская археология САИ – Свод археологических источников. РА – Российская археология
165
СОДЕРЖАНИЕ От палеолита до нового времени, от лангобардов до хиппи…
3
АРХЕОЛОГИЯ. Авласович А. (Могилёв, Беларусь) Височные кольца из курганных некрополей Могилёвского Поднепровья и Посожья, как элемент женского погребального костюма
5
Арещенко А. (Брянск, Россия) Керамика из раскопок 1988 года в Ста-родубе
16
Бакуменко Я. (Чернигов, Украина) Клейма на кирпичах Рыхловского монастыря (по результатам археологических исследований)
19
Балашов А. (Курск, Россия) К вопросу о славяно-хазарском каганате 22 Белобровик Д. (Могилёв, Беларусь) Довоенный этап в историографии изучения свидера на территории Верхнего Поднепровья
30
Бовда Ю. (Чернигов, Украина) Печать Черниговского епархиального училища из раскопок Спасо-Преображенского собора в 2013 г.
33
Волосянкина Я. (Нежин, Украина) Пряслица с Древнерусского де-тинца по материалам раскопок Новгород-Северской экспедиции 2013 г.
36
Заворотная А. (Макеевка, Украина) Ремісничий комплекс господар-ства племен зрубної культурно-історичної спільноти Дніпро-Донецького межиріччя
38
Кононович А. (Санкт-Петербург, Россия) Древнерусские подвески с изображением архангелов – спорные вопросы атрибуции
44
Кононович Е. (Санкт-Петербург, Россия) Некоторые особенности пушкаревской кремневой индустрии
48
Курлович-Белявская П. (Минск, Беларусь) Стеклянные изделия XVI-XIX вв. как исторический источник
53
Панина Н. (Воронеж, Россия) Сравнительная неотектоника Брянско-го и Костенковского палеолитических районов
60
Трутченкова (Султанова) О. (Брянск, Россия) Кремневая скульптура каменного века Подесенья
63
Шуткова Е. (Минск, Беларусь) Украшения из стекла из Могилевского Поднепровья и Посожья в дореволюционной историографии.
66
Шуткова Н. (Могилёв, Беларусь) Изучение архитектурно-строительной керамики XVI-XVIII вв. городов Могилевского Поднеп-ровья и Посожья (историографический аспект)
73
Юрецкий С. (Минск, Беларусь) К проблемам в изучении неолита Се-веро-Западной Беларуси
84
Яровая А. (Чернигов, Украина) Языческие подвески Х – первой поло-вина ЧШ веков из Шестовицкого археологического комплекса
92
166
Ярошенко О. (Чернигов, Украина) Реконструкция черниговского Спасо-Преображенского собора в XVII – XVIII вв. в свете археологи-ческих исследований 2012-2013 гг.
98
84 ЭТНОЛОГИЯ Воронова М. (Мариуполь, Украина) Язичницький релігійний культ у ранньосередньовічній Скандинавії Особенности Стародубской ста-рообрядческой иконописи
106
Касимчук Е. (Брянск, Россия) Постройка 5 многослойного поселения Курово 7: этноархеологически аналогии
113
Лунько Т. (Новозыбков, Россия) Особенности мифологических рас-сказов, зафиксированных на территории Климовского района Брян-ской области
118
Рахманина М. (Брянск, Россия) Популярные молодежные субкульту-ры конца ХХ – начала XXI веков
128
Чебукина Т. (Липецк, Россия) Этнографическая интерпретация ар-хеологических материалов позднеримского времени с верхнедонского поселения Лощина-1
147
Ястребова (Якунина) В. (Липецк, Россия) К проблеме этногенеза лангобардской племенной общности
