« Окситания и Арпитания: модели создания “новых...

Наталья Бичурина

Окситания и Арпитания:

модели создания

«новых романских языков»

и�трансграничных общностей

В настоящее время с расширением процесса европейской ин-

теграции уменьшается роль национальных государств и увели-

чивается роль регионов; прежние границы теряют свою значи-

мость, однако им на смену приходят новые. При этом зачастую

для проведения новых границ используются языковые крите-

рии: сегодня все новые идиомы добиваются признания в качестве

самостоятельных «региональных» языков.

В частности, существенные изменения статуса идиомов про-

исходят во Франции, самом первом и самом ярком примере на-

ционального государства. Известная своей последовательной и

жесткой языковой политикой, Франция вносит в 2008 году по-

правку в Конституцию, гласящую, что «региональные языки

принадлежат культурному достоянию Франции». Спустя год

французский регион Рона-Альпы признает два идиома�— окси-

танский и франкопровансальский� — своими «региональными

языками» (Culture 2009).

В данной статье мы затронем два вопроса, связанные с совре-

менным процессом становления этих идиомов в качестве само-

стоятельных языков: вопрос о выборе имени для языка и вопрос

о связи этого имени и самого языка с представлениями об осо-

бой идентичности. Анализируется дискурс представителей двух

групп участников данного процесса: лингвистов-«экспертов» и

активистов. Основным материалом исследования послужили ин-

тервью и наблюдения, проведенные в 2009 и 2011 годах в регионе

Рона-Альпы и в зонах распространения окситанского и франко-

провансальского идиомов за его пределами, а также научная ли-

тература.

280 Наталья Бичурина

1. Имя языка и его существование

1.1. Наименование как способ разделения языкового

континуума

«Существует, наверное, мало других языков, для которых дебаты

о “настоящем” имени языка достигли таких размеров»,�— пишет

об окситанском языке Гюнтер Белинг (Behling 2009: 691–692).

Проблема выбора имени для языка оказывается особенно важной

в исследуемых контекстах, так как акт называния часто интер-

претируется информантами как перформативный�— язык будет

существовать, если его назвать, и очень важно назвать его пра-

вильно. Название идиома�оказывается больше чем просто отсыл-

кой к той или иной модели разделения языкового континуума:

называние объекта само по себе проводит эту границу.

В изучаемом регионе можно выделить две конкурирующие

модели конструирования языка и сообщества: условно мы будем

называть эти модели узкой и широкой.

Узкая модель предполагает названия идиомов по названиям

исторических провинций: провансальский, гасконский, ланге-

докский, савойский, лионский (от названия провинции Лионне),

бресский… В рамках этой модели наиболее значительны движе-

ния за признание провансальского и савойского языков. Грани-

цы языковой общности совпадают с той или иной исторической

провинцией�— например, Провансом или Савойей.

Широкая модель вводит новые названия:

Окситанский язык�— термин встречается в латинских тек-

стах с конца XIII века, но в широкий обиход вошел во второй

половине XX века благодаря движению «окситанистов», и в

особенности Института окситанских исследований (Institut

d’Estudis Occitans), созданного в 1945 году.

Франкопровансальский язык�— термин придуман в 1873 году

итальянским лингвистом Грациадио Исайя Асколи, впервые

объединившим идиомы на франко-итало-швейцарской гра-

нице в единый самостоятельный язык (Ascoli, 1878 [1873]).

Арпитанский (от «Альпы»)�— конкурирующее название того

же идиома, которое появилось в 1980-е годы в долине Аоста,

а в настоящий момент активно пропагандируется Арпитан-

ским культурным альянсом (Aliance Culturèla Arpitana),

главным образом среди молодых активистов Франции.

281

Широкая модель предполагает существование обширной

трансграничной языковой общности: Окситания включает

в� себя часть территории Франции, Италии и Испании; Арпита-

ния�— районы Франции, Италии и Швейцарии. Провансальский

при этом считается одним из диалектов окситанского языка, а�са-

войский� — диалектом франкопровансальского/арпитанского

языка.

Узкая модель Широкая модель

Рис. 2. Узкая и широкая модели

Ожесточенные споры между приверженцами окситанского и

провансальского языков, к которым апеллирует Гюнтер Белинг

в приведенной выше цитате, отражают конфликт широкой (ок-

ситанской) и узкой (провансальской) моделей. Возражения сто-

ронников узкой модели можно продемонстрировать на примере

критики отчета Серкилини, выделившего окситанский в числе

«языков Франции»1, Ассоциацией культурного наследия Гаско-

ни (Conservatoire du Patrimoine de Gascogne 2006, цит. по Costa

2010: 208):

[1] Этот политический выбор был недопустим для ассоциа-

ций, которые, в наших регионах, стремятся сохранить

исконные языки, к которым привязано население: он

1 Отчет Серкилини (Cerquilini 2003), представляющий 75 языков Франции (метрополии и заморских департаментов), был представлен в 1999 году Правительству Франции в рамках подготовки к подписанию Хартии региональных и миноритарных языков Совета Европы. Впоследствии Конституционный совет отклонил ратификацию Хартии на основании ее противоречия статье 2 Конституции.

Окситания и Арпитания: модели создания «новых романских языков»…


уничтожил бы их в пользу единой утопичной политиче-

ской «Окситании», которая говорила бы на едином «ок-

ситанском», чуждом всем естественным носителям.

В таком представлении узкая модель, соотносимая с «искон-

ными языками» и аффективными привязанностями населения,

противопоставляется широкой модели с пропагандируемым ею

искусственным, чуждым носителям, языком обширной, но уто-

пичной политической общности.

Этой критике вторит в дискурсе информантов�— привержен-

цев узкой модели повторяющийся мотив «двойной колониза-

ции»� — сначала французами, а затем и окситанистами: «Мало

того, что французы нас колонизовали, так теперь еще и окситан-

цы нас колонизуют»2.

Примечательно, что в активистской деятельности в деревне

зачастую избегаются оба термина� — как «окситанский», так и

«провансальский». При этом употребляемое самими носителями

слово патуа также не приветствуется: с одной стороны, потому,

что оно соотносится с представлением о некоем «недоязыке»,

противопоставленном Языку как таковому, с другой стороны,

потому, что это общее наименование�— «говор»�— может отно-

ситься к любому идиому во Франции, кроме французского. Аль-

тернативным вариантом выступает выражение наш язык. MC,

1955, oc3:

[2] В моей деятельности в деревне я обращаю особое внимание

на то, чтобы не использовать термины провансальский,

окситанский, патуа, потому что в Толиньяне это ни о

чем не говорит / патуа это слово которое используется

/ но я все время использую термин, с которым все

согласны (extrémement consensuel), на самом языке я

говорю la lenga nostra [наш язык]. (…) И это определение

говорящее, la lenga nostra, оно перформативно.

2 Ср. «[Для провенсалистов] окситанец�— это одновременно представитель средних классов, глобализации и чужого (l’étranger), пришедшего с юго-запада» (Costa 2010: 235).

3 Указываются условные инициалы информанта, примерный год рождения и приверженность тому или иному движению. Мы используем следующие сокра-щения: патуа�— pat., провансальский�— prov., окситанский�— oc., савойский�— sav., арпитанский�— arp., франкопровансальский�— fp.

283

Другой информант, KN, 1950, oc, приводит в пример аль-

пийские долины Пьемонта в Италии как место, где нет споров об

имени идиома и где консенсус достигается путем использования

сходного наименования: parlar la nosta moda, говорить на наш

манер.

Отказ от имени собственного и использование выражения

«наш язык», с референцией к некоему «мы», которое этот «язык»

объединяет, позволяет создать образ языковой общности, при

этом без необходимости четко определять ее границы.

Если в окситано-провансальском контексте споры об имени

сводятся к спорам о проведении границ в языковом континууме,

то в арпитано-савойском контексте проблематика несколько сме-

щается, и вопрос встает об имени как таковом. Название «франко-

провансальский» было придумано Асколи как лингвистический

термин. Однако этот термин, устраивавший на протяжении сто-

летия лингвистов-диалектологов, оказался несостоятелен, когда

речь зашла о политических правах, которые существование на-

званного таким образом языка могло бы обеспечить�— как само-

му идиому, так и соответствующей языковой общности. Ориенти-

рованность языковых активистов на институционально-полити-

ческий контекст вызвала потребность к поиску альтернативных

названий, и таких названий оказалось несколько, среди которых

основные�— вышеупомянутые арпитанский («широкая модель»)

и савойский («узкая модель»).

На неудобство термина «франкопровансальский» указывают

и сами лингвисты-«франкопровансалисты». Один из крупней-

ших теоретиков, Гастон Тюайон отмечает:

[3] И действительно, это слово [франко прован саль ский] (…)

недостаточно солидный аргумент, чтобы дока зать, что

объект, таким образом означенный, заслуживает того,

чтобы считаться чем-то иным, нежели французским и

провансальским, собранными воедино и перемешанны-

ми» (Tuaillon, 2007: 10).

Отметим, что название языка рассматривается как аргумент

(плохой или хороший) для его признания.

В дискурсе активистов-франкопровансалистов также призна-

ется неудачность названия «франкопровансальский». KL, 1932,

fp подчеркивает его в сравнении с «окситанским»:



[4] Окситанисты это другой дух�// это что-то

сконструированное, гордое, у них есть трубадуры,

у�них есть то, у них есть сё�// а мы (…) мы что-то / что-то

вроде выродков (un peu bâtard)�// вот�// это совсем не

так, это просто слово обманчивое

При этом «савойский» язык информант соотносит с особой

идентичностью:

[5] во внутреннем использовании они говорят савойский

(…) Савойю присоединили к Франции 150 лет назад,

поэтому там дух / вроде особости

Один из самых видных активистов-савоярдистов (узкая мо-

дель), PB, 1960, sav, аргументирует выбор названия «савойский

язык» следующим образом:

[6] Мы просили [признания] для савойского, потому что

франкопровансальский слово немного кривое (un mot

un peu tordu), потому что оно создает впечатление, что

это немного французского и немного провансальского,

тогда как это исконный язык (une langue autentique)

(…) и так как слово савойский засвидетельствовано

очень давно (…) мы утвердились с этим словом, которое

всем понятно и тем более, что в то время у нас не было

запросов из Лиона, от остальных, и очень естественно

мы просили этого /

[7] в Савойе говорить, что савойцы говорят на савойском

это как-то более логично и просто, вот�//

Здесь на первый план выходит не столько апелляция к тем

или иным границам языковой общности, сколько убедительность

самого имени. Название языка «савойский», по названию региона

и его жителей, кажется «очень естественным», оно «логично и

просто», к тому же, его легитимирует то, что оно «засвидетель-

ствовано очень давно». Отметим, тем не менее, типичный для

узкой модели в целом образ «исконного языка» и референцию к

населению.

285

Активисты-арпитанисты (широкая модель) критикуют линг-

вистический термин «франкопровансальский» по тем же кри-

териям, однако, не признавая географическую ограниченность

термина «савойский», вводят альтернативный термин�— «арпи-

танский». Приведем начало интервью с NV, 1975, arp:

[8] — Итак, ты говоришь по-франкопровансальски?

— Да. По-арпитански (…) Франкопровансальский это

техническое название, научное, которое определяет

язык через имя его соседей / как если бы называли ка-

таланский «окситано-кастильским» / с этим именем у

языка нет собственной идентичности (…) я думаю,

что это ключевой элемент для ревитализации, чтобы

было недвусмысленное имя, которое придает языку

свою идентичность

Похожая система аргументации встречается и у АB, 1983,

arp:

[9] Я никогда не любил имя «франкопровансальский»,

я�считаю, что оно ничего не значит. Оно не только искус-

ственное, но и приводит к путанице. Незнатоки, даже

из региона, даже арпитаноговорящие, думают, что наш

язык это смесь французского и провансальского. Это тем

более катастрофично, что с этим именем осознание осо-

бой языковой идентичности замедлено, иначе говоря,

отсутствует

Имя идиома выступает, таким образом, как «ключевой эле-

мент для ревитализации». При этом существование имени

у�языка и, соответственно, самого языка тесно связано в дискурсе

активистов с определенной самоидентификацией (или ее отсутст-

вием). Во время интервью информант неоднократно возвращают-

ся к вопросу об имени:

[10] Я думаю, что в Арпитании появляется интерес, но что

осознание несколько заторможено использованием раз-

ных названий: франкопровансальский (путаница), па-

туа (это не язык), савойский (савойский патриотизм…),

лионский говор (parler lyonnais), водский патуа (patois



vaudois), валезийский (valaisan), груэрийский (gruérien)

и�т.�п.

1.2. Выбор имени как маркер легитимности говорящего

Предпочтение того или иного имени почти всегда однозначно ка-

тегоризует говорящего как приверженца того или иного движе-

ния. Отметим, тем не менее, что в арпитано-савойском контексте

для активистов характерна гибкость в использовании названий,

менее типичная для окситано-провансальского контекста. Если

франкопровансалисты часто толерантны к прочим названиям,

признавая прагматическую «невыгодность» термина «франко-

провансальский» (KL, 1932, fp: Лично я сказал бы, что можно

назвать этот язык как угодно, лишь бы он существовал [смеется],

лишь бы он смог выжить), то савоярдисты и арпитанисты могут

использовать термин «франкопровансальский» как доказатель-

ство собственной легитимности как специалистов или как «сво-

их». NV, 1975, arp:

[11] Со стариками я использую [слово] патуа, это то, что они

знают / если я говорю с учеными, это франкопрован-

сальский / с лингвистами это франкопровансальский,

с�тобой, ты социолингвист, это будет арпитанский /

Не признавая конкурирующего названия «савойский», пред-

полагающего другие границы общности, информант использует

все прочие названия идиома, которые будут понятны собесед-

никам и послужат для категоризации его самого как «своего».

Заметим, что отчасти этим же вызвано, видимо, предпочтение

выражения «наш язык» активистами-окситанистами при дея-

тельности в деревне.

1.3. Имя как способ разделения

социально-политического пространства

Как было показано выше, термин «окситанский» воспринима-

ется как идеологизированный, политизированный, в противо-

положность «естественному» провансальский. Так же термин

287

«арпитанский» противопоставляется как названию франкопро-

вансальский, так и названию савойский по критерию наличия

или отсутствия политического наполнения:

[12] Если термин «франкопровансальский» дает отсылку

к�языковому пространству, а именно к мозаике говоров,

объединенных в XIX веке Г.И. Асколи, термин «арпитан-

ский», в свою очередь, отсылает к пространству потенци-

ально политическому, Арпитании, внутри которого ар-

питанский был бы унаследованным и исчезающим язы-

ком. Таким образом, термин «арпитанский» упрощает

идентификацию между языком, территорией и народом,

в соответствии с триптихом, классическим в создании на-

циональных государств с XVIII века (Costa 2011: 6).

Схожее противопоставление обнаруживается и в дискурсе

информантов. KL, 1932, fp:

[13] [Арпитанский] это одно из имен франкопровансальского,

ну Арпитания, свободная Арпитания (Arpitanie, Arpitania

libre) и так далее, это вроде политического слогана.

Сами арпитанисты отрицают политический смысл введения

«неологизма» «арпитанский». Этот термин объясняется как «не-

двусмысленное пиар-средство» («outil de communication non

ambigu»), созданное, главным образом, в ответ на отказ Мини-

стерства образования признать франкопровансальский язык.

Кроме того, обе модели воспринимаются как политизирован-

ные, и в особенности окситанисты и провенсалисты противопо-

ставляются как политически левые (широкая модель) и правые

(узкая модель) силы.

Наконец, в настоящий момент отношения между арпитани-

стами (широкая модель) и савоярдистами (узкая модель) обостря-

ет растущий интерес администрации региона Рона-Альпы к тер-

мину «арпитанский». NV, 1975, arp:

[14] Активисты-регионалисты в Савойе видят появление сло-

ва «арпитанский» как угрозу и противостоят ему, т.� к.

они думают, что этот термин сможет придать легитим-

ность [региону] Роне-Альпам (…) наперекор возможно-

сти эмансипации региона Савойя.



Существование «арпитанского»� — то есть «альпийского»

языка на территории нынешнего региона Рона-Альпы потенци-

ально легитимирует существование самого региона�— что в свою

очередь препятствует проекту создания отдельного французского

региона Савойя, который объединил бы нынешние департаменты

Савойю и Верхнюю Савойю на основании их культурного един-

ства, ярким маркером которого является «савойский язык».

2. Язык и самоидентификация

Как показывают примеры выше, в дискурсе информантов язык

соотносится с особой идентичностью. В узкой модели, для про-

венсалистов и савоярдистов, идентичность определяется пре-

жде всего рождением в соответствующем регионе. При этом если

языковое единство oкcитанского как группы близкородственных

языков или франкопровансальское языковое единство не отри-

цаются, существование особой культурной специфики и особой

самоидентификации, разделяемой жителями соответствующей

территории, не признается. PB, 1960, sav:

[15] — Кажется ли вам, что есть некое единство за лингвисти-

ческим единством�— единство самоидентификации?

— Нет!� // Единство было показано лингвистами / ко-

торые устраивали у нас конференции тридцать лет,

объясняя нам почему это единство (le pourquoi du

commun).

В широкой модели более ранние теоретические работы,

в�особенности, окситанистские, доказывали, что члены языковой

общности�— представители особой этнической группы, описывая

ее развитие с доисторических времен (напр., Nouvel 1977, Jeanjean

1992). Сегодня в дискурсе активистов также утверждается

существование особой идентичности у членов окситанской или

арпитанской языковых общностей, однако она представляется как

внеэтническая. Для окситанистов значимой оказывается отсылка

к общей культуре и, в особенности, литературе (средневековые

трубадуры и фелибры XIX� века). Кроме того, часто эта особая

идентичность оказывается связанной с проживанием в той или

иной географической местности (Юг для окситанцев, горы для

289

арпитанцев), роднящей местных жителей с жителями пригранич-

ных территорий соседних государств, но отчуждающей их от со-

отечественников из других регионов. Географические и климати-

ческие особенности обуславливают определенные повседневные

практики. Так MC, 1955, oc, говорит о чувстве колонизованности,

появляющемся, например, когда приезжие с севера открывают

днем ставни, запуская в помещения солнце, тогда как на юге су-

ществует культура избегания солнца�— ставни открываются, как

правило, лишь вечером, чтобы впустить вечернюю прохладу. От-

крытие их днем воспринимается как посягательство на традици-

онный стиль жизни и на личную территорию:

[16] Необходимость в языке появилась только когда мы утра-

тили всю культурную идентичность�// потому что иден-

тичность для нас это стиль жизни, манера быть (une

façon d’être) (…) пока была идентификация с другими, не

было необходимости в языке, он нас не касался!�// даже

если мы знали, что он существовал, даже если мы знали,

что он был мертв, даже если мы знали, что он умирал (…)

это была наша идентичность, я не ставлю сюда прилага-

тельное, это была не французская идентичность, не окси-

танская идентичность, это были мы / это были мы�//

Так же информант NV, 1975, arp, утверждает, что арпитан-

ское единство скорее не культурное или языковое�— так как ар-

питанские говоры сильно различаются между собой,�— а геогра-

фическое, связанное с жизнью в горах (информант упоминает

выражение «Гора кует человека»�— «C’est la montagne qui forge

l’homme»). При этом марокканцы, приезжающие заниматься

сельскохозяйственными работами на горных лугах� — такие же

арпитанцы: «Здесь не нужно прикладывать никаких усилий, все

ассимилируются очень быстро�// Горы всё делают». С жизнью

в горах связываются и психологические особенности, по кото-

рым, по словам информантов, можно узнать арпитанца: гордость

и высокомерие (те же особенности приписывают себе савойцы),

а� также коллективный дух (общее ведение хозяйства) и любовь

к�знанию ради знания в отличие от буржуазной идеи образования

ради подъема по социальной лестнице (что объясняется тем, что

долгими зимами в горах крестьяне традиционно учились читать,

писать и считать).



Заключение

В обоих исследуемых контекстах среди целого ряда прочих во-

просов особенно остро встает вопрос о выборе имени для идиома.

Предпочитаемое имя четко соотносится с определенным пред-

ставлением об этом идиоме и границах территории его исполь-

зования. При этом информанты сходятся на мысли, что выбор

«правильного» имени способен обеспечить идиому существова-

ние, тогда как отсутствие у идиома полноценного названия яв-

ляется важным препятствие на пути к его признанию в качестве

самостоятельного языка и ставит его существование под угрозу.

Акт называния идиома служит для разделения языкового,

географического и административно-политического простран-

ства. С другой стороны, предпочтение того или иного названия

служит маркером принадлежности говорящего к «своим» или

«чужим».

Существование названного определенным образом языка

всегда соотносится в дискурсе с особой самоидентификацией го-

ворящих; тем не менее, как правило, эта самоидентификация на-

ходится в представлении информантов вне этнической категори-

зации.

Литература

Ascoli, G. I. Schizzi franco-provenzali. AGI 3, 1878 (1873). P.�61–120.

Pierre, B. Manuel pratique d’occitan moderne. Paris: Picard, 1973 (Coll. Con-

naissance des langues).

Behling, G. «Images de l’Occitanie». Quelques reflexions sur les représenta-

tions de la culture occitane�// Guy Latry, dir., La voix occitane. Actes du

VIIIe Congrès de l’Association Internationale d’Etudes Occitanes (Bor-

deaux 12–17 octobre 2005). Bordeaux: Presses universitaires de Bor-

deaux, 2009. Tom�1. P.�691–701.

Cerquilini, B. Les langues de France. Paris: PUF, 2003.

Costa, J. Revitalisations linguistiques: discours, mythes et idéologies. Руко-

пись диссертации. Université Stendhal Grenoble III, 2010.

Costa, J. Patois, gaga, savoyard, arpitan… Quel nom pour une langue ?� //

Langues et cité. Bulletin de l’observatoire des pratiques linguistiques.

Janvier 2011. N 18 «Le francoprovencal». P.�6.

Rapport n 09.11.450, Culture: «Reconnaître, valoriser, promouvoir l’occitan

et le francoprovençal, langues régionales de Rhône-Alpes». Lyon,

291

2009 (http://www.rhonealpes.fr/485-langues-regionales-rhone-alpes.

htm#par16931; 29.11.2011 ).

Jeanjean, H. De l’utopie au pragmatisme� ? (Le mouvement occitan 1976–

1990). Perpinyà: Llibres del Trabucaire, Colleccio «Cap al Sud», 1992.

Nouvel, A. L’occitan langue de civilisation européenne, in: Alain Nouvel et

André Dupuy, dir. Collection «Connaissance de l’Occitanie».�Montpel-

lier, 1977.

Tuaillon, G. Le francoprovençal, tome premier Définition et délimitation.

Phénomènes remarquables. Vallée d’Aoste: Musuleci éditeur, 2007.


Date post:	22-Jan-2023
Category:	Documents
Upload:	unil
View:	1 times
Download:	0 times

« Окситания и Арпитания: модели создания “новых...

Documents