1

ÂèòàëèéÂÎËÎÂÈÊ

2004

Избранныепроизведения

â 3-õ òîìàõ

Èçäàíèå îñóùåñòâëåíî ïðè ñîäåéñòâèèçàïîðîæñêîãî ãîðîäñêîãî ãîëîâû

Å.Ã. Êàðòàøîâà,ðåêòîðà Çàïîðîæñêîãî ãîñóäàðñòâåííîãî óíèâåðñèòåòà

Â.Â. Ñàâèíà,ðåêòîðà Çàïîðîæñêîãî îáëàñòíîãî èíñòèòóòàïîñëåäèïëîìíîãî ïåäàãîãè÷åñêîãî îáðàçîâàíèÿ

Í.À. Ôðîëîâà,ðåêòîðà ãóìàíèòàðíîãî óíèâåðñèòåòà ÇÈÃÌÓ

Â.Í. Îãàðåíêî,äèðåêòîðà Çàïîðîæñêîé äèðåêöèè ÀÏÏÁ Àâàëü

À.Ô. Áèëîóñåíêî,ïðåäñåäàòåëÿ ñîâåòà äèðåêòîðîâ

ÎÎÎ Êîìïàíèÿ «Àëåêñàíäð»Â.Ô. Êàëüöåâà

Избранныепроизведения

ТОМ 3

ÂèòàëèéÂÎËÎÂÈÊ

2004

ISBN 966�685�109�1 © Воловик В., 1995© «Премьер», оформление, 2004

УДК 883.В–3(477.64)ББК Ш6(4Укр–4Зп)6

В68

В68Воловик В.И.

Избранные произведения. В 3�х т. – Запорожье: Премьер,2004 – Т. 3. – 688 c.

ISBN 966�685�109�1

В том входят третья и четвертая книги тетралогии “Время выбирает

нас” – романы “Искатели земного рая” и “Блажен, кто верует...”УДК 883.В–3(477.64)

ББК Ш6(4Укр–4Зп)6

Благотворительный Фонд“Возрождение края”

(г. Запорожье, Украина)

Фонд “Отечество”(г. Москва, Российская Федерация)

ВРЕМЯВЫБИРАЕТ НАС

Ð Î Ì À Í Ò Å Ò Ð À Ë Î Ã È ß

·

Братьям и сестрам моимпо крови и духу посвящаю...

ÊÍÈÃÀ ÒÐÅÒÜß

ИСКАТЕЛИЗЕМНОГОРАЯ

9

×ÀÑÒÜ ÏÅÐÂÀß

1

Удивительнейшее из созданий природы – человек –существо неугомонное и самолюбивое. Порожденное ею в процессетаинственного, доселе неразгаданного творчества, оно не может су�ществовать иначе, как изменяя все вокруг, переделывая свою созда�тельницу по�своему, горделиво считая при этом, что предпринимае�мые им шаги есть правильные и нужные. Свидетельством тому явля�ется все уходящее в неведомые глубины веков и тысячелетий про�шлое человеческой деятельности во всем многообразии ее проявле�ний. То есть то, что составляет подлинную историю человечества,нашу с тобой, читатель, историю. Ей ведомы великие подъемы и ужа�сающие падения, успехи созидания и крахи, радость и горе, богат�ство, и бедность, любовь и ненависть. Она – прошлое, ушедшее на�всегда, в котором, как говорится, ничего нельзя ни прибавить, ни уба�вить. Она – то, что уже состоялось. И каждое поколение, котороеприходит в жизнь, как бы выходит из нее, вырастает на ней, как дере�вья и травы вырастают на созданном их предшественниками грунте.История – наш грунт. Мы такие есть, потому что таков грунт, из ко�торого мы появились и на котором взросли, потому что такова нашаистория. И если ты хочешь знать, кто ты и откуда, познай ее. Чего, ка�залось бы, проще. Тем более, что для этого и наука специальная суще�ствует. Одна из древнейших, между прочим. Только вот отношение кней у людей какое�то необычное, особенное, как к старой бабушке:все слушают, что она говорит, но никто не слушается, игнорируя еесоветы. Проявляется это в бытующем с незапамятных времен мне�нии, будто бы история учит тому, что ничему не учит.

Вот тебе и на! Все науки чему�то учат, дают людям опереться насодержащееся в них, добытое мыслящим человеком знание, а эта,видите ли, нет. Что же это тогда за наука? И нужна ли она вообще?

– Нужна! Нужна! – дружно скандируют легионы историков,число которых множится из поколения в поколение. При этом имвряд ли кто осмелится возразить. Ну, как же так? Без историинельзя. И это, конечно же, так. Другой вопрос, насколько писаннаяистория соответствует реальной. Насколько то, что говорят и пи�шут историки, отвечает основному требованию каждой науки –адекватно отражать объективные законы, которым подчиняется всвоем развитии объект их исследования. В данном случае речь идето законах развития либо человечества в целом, либо того или иногоиз составляющих его народов. Здесь то как раз и зарыта собака.

10

Во�первых, где они, эти самые законы? Попробуй доберись до них,когда не лежат они на поверхности, а скрыты под кто его знает ка�кой толщей лет.

– А ну вас, с вашими законами! – отчаявшись, решают некото�рые из служителей исторической науки. – Займемся�ка мы лучшеосвещением того, о чем ранее не было сказано, а там видно будет.

На страницы газет и журналов выплескивается море фактов,имен и фамилий. Поднимаются в атаки давно полегшие полки ибатальоны, которые в сражения ведут их прежние предводители,но направляемые рукой сегодняшнего исследователя. Он то знает,что нужно было делать для достижения победы. Потому и истори�ческие события, и исторические личности, описанные ими, явля�ются неискушенному читателю с сильным налетом авторскогосубъективизма.

Что же касается тех историков, которые признают, что те са�мые законы все�таки вскрыты титаническими усилиями гениев на�уки, то и им также не всегда и не во всем доверяться можно. Ведьмногие из них по�прежнему пишут свои книги, внимательно при�слушиваясь к тому, “что станет говорить княгиня Марья Алексеев�на”, как будут оценивать их творения сильные мира сего. Объявивсебя марксистами и пытаясь не упустить мерцания путеводнойнити прорывающихся сквозь толщу веков загадочных законов раз�вития рода человеческого, они не раз были вынуждены то ли с ис�кренней, то ли с поддельной горечью признавать, что корабль, ко�торый в октябре 1917 года отправился в поиски земного рая, сновасбился с курса. Демонстрируя верность не лучшей из отечествен�ных традиций, они обильно поливали грязью и самостоятельно со�шедших и сброшенных с капитанского мостика кормчих. Безжало�стно правя или напрочь перечеркивая страницы, а то и главы не�давней истории, нередко ими же самими писанной, и роняя слезыумиления по истории нашей давней, вначале робко, но потом всесмелее и смелее принимались за воспевание нового рулевого дер�жавного корабля, убеждая своих сограждан, что ему то как раз иследует верить, что он де знает, как достигнуть желанной цели.

Сменивший великого и страшного Сталина, его верный слуга иодин из искуснейших льстецов всех времен и народов Никита Хру�щев менее, чем через два года после того, как он бережно устано�вил в Мавзолее гроб с усопшим вождем, своим докладом на ХХсъезде КПСС подал сигнал к тому, что пришла пора переписатьсталинский период истории.

– Переписывать так переписывать! – сказали привыкшие кдисциплине историки, боясь отстать от скорых на руку, не менеедисциплинированных журналистов, и вчера еще золотом писан�ные ими страницы стали окрашиваться в кроваво�красный цвет.Но на них же книга истории не может оборваться! Корабль про�должает движение, а его вахтенный журнал вновь начинает свер�

11

кать манящим цветом благородного металла: не пропадать же запа�сам краски. Земля�то наша богата. Только вот порядка в ней небыло. Ранее не было! А вот теперь… Теперь все пойдет и уже идетпо другому. Можно и главу новую в историю писать. Да что тамглаву – целую книгу! Тем более, что думающие люди уже и назва�ние подходящее придумали – “Великое десятилетие”. Чем плохо?Скромно и в то же время со вкусом.

Тут главное – не опоздать бы. Пресса каждый день фиксиру�ет, как носится по родной земле и по миру дорогой Никита Сергее�вич. Ему и возраст нипочем.

14 апреля 1964 года первые полосы газет публикуют Указ Пре�зидиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Со�ветского Союза товарищу Хрущеву Никите Сергеевичу.

“За выдающиеся заслуги перед Коммунистической партией иСоветским государством, – гласит он, – в строительстве комму�нистического общества, укреплении экономического и оборонно�го могущества Советского Союза, развитии братской дружбы на�родов СССР, в проведении ленинской миролюбивой внешней по�литики и отмечая исключительные заслуги в борьбе с гитлеровски�ми захватчиками в период Великой Отечественной войны, присво�ить товарищу Хрущеву Никите Сергеевичу в связи с семидесяти�летием его рождения звание Героя Советского Союза с вручениемему ордена Ленина и медали “Золотая Звезда”.

Председатель ПрезидиумаВерховного Совета СССР Л. БрежневСекретарь ПрезидиумаВерховного Совета СССР М. Георгадзе

И тут то ли блеск золотых звезд, то ли медовые улыбки подпи�савшего Указ, вручавшего юбиляру награду и одновременно гото�вившего против него заговор Леонида Ильича, то ли все же годыподвели дорогого Никиту Сергеевича. Ровно через полгода те жегазеты на первых страницах поместили информационное сообще�ние о Пленуме ЦК КПСС. Оно было предельно кратким:

“14 октября с.г. состоялся Пленум Центрального Комитета КПСС.Пленум ЦК КПСС удовлетворил просьбу т. Хрущева Н.С. об ос�

вобождении его от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС, чле�на Президиума ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССРв связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья.

Пленум ЦК КПСС избрал Первым секретарем ЦК КПСС т.Брежнева Л.И.”.

За этим сообщением последовали Указы Президиума Верхов�ного Совета СССР об освобождении Никиты Сергеевича от обя�занностей Председателя Совета Министров СССР и назначениина этот пост Алексея Николаевича Косыгина.

12

“Убаюкали Никиту Сергеевича в гамаке славы! – думает Диб�рова, коротая бессонную ночь на больничной койке в таинствен�ной и овеянной всякими слухами Феофании. – Убаюкали! А какойже хитрющий был. Самого барса кавказского Берию свалил. Дакак ловко! Потом и других сталинских зубров – Маленкова, Кага�новича, Молотова с примкнувшим к ним Шепиловым с носом оста�вил. С треском вылетели из ЦК. Небось, посейчас удивляются, кактакое могло случиться. Пусть спасибо скажут, что живы остались.Пусть время благодарят: оно сегодня иные часы и дни отсчитывает,иные задачи ставит и по иному судит. При Сталине не сносить быим головы. Ой, не сносить! Сейчас же живут. И правильно! Пустьживут себе на здоровье. Они хоть и ходят себе по земле, но ужеживут в прошлом, принадлежат истории. Она им свой приговорокончательный выносить будет, когда сойдут со сцены ныне живу�щие поколения. Тогда и Никиту оценят, как положено. А что те�перь говорить? Разве что обвели его вокруг пальца Брежнев с Ше�лепиным и Подгорным…”

Противная ноющая боль. Её не перехитришь, не обманешь.Она, видно, всерьез взялась за него. Решила таки свалить казака.Свалить… Обидно. А ведь он надеялся, что все обойдется. Ну обхо�дилось же раньше! Сколько раз к нему доктора подступались?

– Не жалеете вы себя, Иван Антонович! – сокрушенно кача�ли головой ведущие киевские светила. – Совсем не жалеете!

Он сначала просто от них отмахивался, как от мух надоедливых:– Некогда на перинах валяться. Дело, дело прежде всего, дорогие!Потом, когда его начинала прижимать проклятая печенка, да�

вал им пощупать, послушать себя, отправляясь в больницу на не�дельку�другую. Полежит, бывало, поколют его, попьет всяких тампорошков и таблеток и, глядишь, лучше, свежее себя чувствует. Атеперь вот что�то не получается. Почему? Старость пришла? Таквроде бы рановато. На таких, как он, “стареньких” еще, как гово�рится, воду возить можно… Можно, можно! Только вот почему�то унего не получается. Хреновый, выходит, из него водовоз. Укаталисивку крутые горки. Укатали… Когда? Да кто же это скажет! Ведьвся жизнь его сознательная под высоким напряжением проходила.Та работа, которую приходилось на шахте делать в бригаде кре�пильщиков, теперь кажется куда легче его последующей партий�ной ноши. А чего стоили последние три года? Именно они дали емупочувствовать, что такое сердечная боль. Такого раньше за собойон не знал. Кроме бешеного напряжения, конечно, дал о себе знатьразрыв с Тамарой. Он и не думал, что она так много значила длянего. Мало ли женщин встречалось ему на жизненном пути?Встречались и расходились как в море корабли, без видимого сле�да. А тут… Тут все иначе оказалось. Все иначе…

Иван Антонович даже самому себе не хочет признаться, чтоживет она в нем, эта белокурая бестия с синими как море в солнеч�

13

ную погоду глазами. Живет! По ночам часто видит её чарующуюулыбку. И днем, когда печень эту проклятую кто�то словно ножомрежет, а сердце тяжелым камнем поворачивается в груди, хочетсяИвану Антоновичу, чтобы внезапно открылась дверь и в палатувошла Тамара. Тогда, наверняка, отступились бы от него болячки ион снова ощутил бы себя молодым и сильным казаком, готовым клюбому бою, и самой жестокой драке. Дверь и вправду открывает�ся часто. Но не ею. В палате то и дело суетятся медики. Будто дру�гих больных у них нет. Есть. И сколько угодно. Но вот все почему�то к нему лезут. А как же! Сам секретарь ЦК к ним в лапы попал.Надо показать себя, продемонстрировать свое внимание и заботу.Авось когда�нибудь пригодится.

Пригодится, пригодится... Господи, до чего же он раздражи�тельным стал. Жена и трогать его, слово сказать боится. Приходити сидит, сжавшись, как мышка. Сидит и смотрит, смотрит на негопечальными глазами. Вначале злился на нее.

– Чего тоску нагоняешь?! – ворчал, видя, как на глаза ее на�бегали слезы.

– Не буду, не буду, Ванечка! – отвечала, кусая губы. – Это ятак... Соринка, видно, попала.

Злился, конечно, напрасно. Пока понял, что жена – един�ственный человек, которому он по настоящему дорог и нужен. Всеостальные так, больше из вежливости интересуются его состояни�ем здоровья. По настоящему близких людей становится с годамивсе меньше и меньше. Вон приходил вчера к нему Прокофьев. Ещенесколько лет тому назад, будучи первым секретарем Заднепровс�кого обкома, таким орлом был Вадим Вадимович. Таким гоголемходил, с высокоподнятой головой и в Ростов уехал, куда его Хру�щев посватал. А после того как всыпали ему донские казачки загрубость и хамство, которые лихо демонстрировал Вадим, занявпост первого секретаря Ростовского обкома партии, не удержалсяон в седле. Отвернулся от него и Хрущев, несмотря на то, что ра�нее благоволил к нему. Пришлось ему, Диброве, судьбой Вадимазаниматься. К Подгорному обратился, а тот руками разводит:

– Что поделаешь? Члены бюро его отвергли.Видит Иван Антонович, что пропадает без дела Вадим Вадимович.

Земляки�заднепровцы сообщали, будто попивать стал. Такого раньшеза ним не замечалось. А тут еще с дочкой отношения не заладились.То ли она свой норов показала, то ли зятю вожжа под хвост попала.

– Не хотим жить в вашем Заднепровске под теплым крылыш�ком, – сказали.

Снялись с места и только их и видели. Молодежь теперь – онарезкая, не смотрит на то, каково после этого старикам будет. У нихсвой гонор, свое мнение. Правда, и раньше так было. Их действия�ми с братьями, наверное, родители не всегда довольны были. Но тобыло давно. Да и отношение к старшим, к отцу с матерью, все же

14

не такое было. Больше уважения, больше послушания. Так, покрайней мере, ему, Ивану Антоновичу кажется. А там, кто его зна�ет. Жизнь другою стала. Вчера на Хрущева молились, а сегодня нетего и как будто бы так и было. Только в анекдотах и поминают. А вних недостатка нет. Работает мудрость народная! Работает.

– Слыхали анекдот про Хрущева на пенсии? – играя своимихитрющими глазищами, поинтересовался заглянувший месяц на�зад к нему бывший второй секретарь Заднепровского обкомапартии, а ныне председатель комитета партгосконтроля Хуторной.

– Небось, старье какое�то? – подзадорил его он.– Что Вы, Иван Антонович, – деланно испугался Василий

Афанасьевич. – Я ведь помню, за что Каин Авеля убил.– Это за что же?– А за то, что тот рассказал ему старый анекдот.– Ох и горазд ты, Василь, на всякие шутки! – рассмеялся Диб�

рова. – Ну, давай свой новый анекдот.– Не знаю, – начал Хуторной. – Не знаю, анекдот это или

быль. Вышел Никита Сергеевич прогулять свою собаку, а навстре�чу ему Молотов с Кагановичем идут... Куда ты эту суку ведешь? –сверкнув стекляшками пенсне, спрашивает Молотов.

– Ты чего это, Вячеслав? – смеется Хрущев. – Забыл, что уменя кобель, а не сука?

– Молчи, Никита, – топнул ногой Молотов. – Я не тебя спра�шиваю!

– Н�н�да! – усмехнувшись, вздохнул Диброва. – Поговори�ли, значит, бывшие?

– Ага! Ну народ, народ так рассказывает, – не поняв, угодилили нет начальству, затарахтел Хуторной. – Ему же не запретишь.Так ведь?

– Так�то оно так, – неопределенно ответил Диброва.Теперь, когда нет у Хрущева власти, можно и посмеяться. А тог�

да, когда варилась эта каша, когда зрел заговор... Да, да! Именно за�говор. Иначе это не назовешь. Так вот тогда не до смеха было. Какойтам в черта смех, когда голову можно было потерять. Тогда многиеучастники страдали медвежьей болезнью. Поносом то есть...

Заговор против Хрущева зарождался и рос прямо на глазахИвана Антоновича. Он почувствовал его вскоре после избранияШелеста в 1963 году. Да, да. Именно тогда. Подгорный был переве�ден на работу в ЦК КПСС, а первым секретарем ЦК КомпартииУкраины стал Петр Ефимович Шелест, до этого возглавлявший Ки�евский обком партии. Многие члены Центрального Комитета виде�ли, что к этому дело шло. Дела в республике как будто бы ладились.Хрущев, не раз говоривший, что знает Украину не хуже собствен�ной квартиры, подхваливал Подгорного, ставил его в пример руко�водителям других республик. А это – верный признак того, чтоНиколая Викторовича ожидает новая высокая должность. И не где�нибудь, а в первопрестольной.

15

В самом деле. Ведь Украина – вторая по потенциалу после Рос�сийской Федерации и, если выдвигать ее руководителя, то уж, ко�нечно, не в Казахстан или Узбекистан, а только на самый верх. По�скольку же свято место пусто не бывает (тем более такое как местопервого секретаря ЦК!), то не мешает подумать над тем, кто же егозаймет, коль это самое выдвижение состоится.

Над этим вопросом ломали голову не только те, кому по долгуслужбы надлежало им заниматься, но и многие “добровольцы”, какназывал про себя Диброва любителей посудачить вокруг возмож�ных кадровых перемещений. А их в партийных комитетах всегдахватало. Знал Иван Антонович, что больше всего перемывали кос�точки его и Шелеста. И ничего удивительного в том не было. Обаони были, что называется, на виду, имели достаточный опыт рабо�ты и пользовались практически одинаковым авторитетом. Но былоу Петра Ефимовича одно неоспоримое преимущество – возраст.Но и у старшего за него на пяток лет Дибровы тоже было что поло�жить на кремлевские весы. Столько лет (и каких!) трудился в такойэкономически мощной области как Заднепровская, где и промыш�ленность союзного уровня и сельское хозяйство весомое. Там по�казал себя неплохо... Конечно, показал! Иначе разве выдвинули быего секретарем ЦК Компартии Украины? Да никогда! Что�что, а уждвижение вверх по партийной лестнице – штука серьезная. Здесьработает четкий приоритет: чтобы ты рос, чтобы выдвигали тебя,должен на прежнем месте проявить себя, должен показать, чтодело знаешь и работать умеешь. А коль нет у тебя этого, на рост мо�жешь не рассчитывать. Партии нужны крепкие кадры, надежныебойцы. Таких и он старался видеть и поддерживать.

Взять того же Домненко. Иван Антонович познакомился с ним,когда над совсем молодым директором совхоза Андреевского рай�она нависла беда. Написал районный банкир на него жалобу за то,что деньги не по назначению потратил.

– Хороший хлопец! – сокрушался секретарь райкома партиив тот его приезд в район. – Молодой, перспективный, а вот угораз�дило строить в совхозе мехмастерскую. Наши финансисты и на�крыли его. Придется исключать из партии.

Иван Антонович какое�то время молча смотрел на набычившего�ся чернобрового красавца с цыганскими глазами, который всем сво�им видом демонстрировал несогласие с обвинением, а потом спросил:

– Мастерская совхозу нужна?– А как же! – удивленно повел бровью “грешник”. – Как без

нее жить?– Ишь ты! – усмехнулся Диброва. – Нужна, выходит. Слы�

шишь, секретарь?– Да кто же спорит, Иван Антонович! – вздохнул секретарь

райкома. – Только ж нарушил... нарушил он, чертяка, финансовуюдисциплину. Что прикажете делать?

16

– Что? – поднимаясь со скрипнувшего дивана, переспросилДиброва: – Присылай своего чертяку в обком во вторник к 14.00.Там и решим.

А в обкоме собрал он областных банкира, начальника управле�ния сельского хозяйства и прокурора.

– Нарушения есть? – спросил, обведя строгим взглядом на�чальников.

– Конечно, есть! – закивали те, бросая сердитые взгляды наДомненко. – Если каждый...

– Но есть и дело! – хлопнул ладошкой по зеленому бархатустола Иван Антонович. – Теперь совхоз мастерские имеет. Не ло�мать же их! А раз так, то ограничимся замечанием. Строгим заме�чанием. Понял, Домненко?

– Понял, – расплылся в улыбке парень.– Ну вот. На том и порешили. – сказал и, усмехнувшись, до�

бавил: – Если, конечно, вы со мной работать собираетесь и даль�ше, дорогие товарищи.

Словом, отстоял хлопца. Вскоре Домненко председателем рай�исполкома избрали, а сейчас он уже секретарь обкома партии посельскому хозяйству.

Правда, не всегда только деловыми качествами руководство�ваться приходится. Нужно, чтобы человек не только работать умел,но и нравился тебе. Тебе лично.

Взять того же Хуторного. Разве не с его, Ивана Антоновича по�дачи стал он вторым секретарем Заднепровского обкома партии?Ведь были же и другие кандидатуры. К примеру, Пуйда. Грамот�ный, серьезный. Даже, казалось тогда, слишком серьезный. Орга�низатор хороший. Другие во всю трубят о своих успехах. Дажеесли они едва�едва только наметились. Да и трудности, с которымисталкиваются, так порой изобразят, что дальше некуда. Кажется,только за то, что они справились с ними, преодолели их, за одно этоим нужно награды давать. И не просто награды, грамоты и медали,скажем, а ордена. Александр же Филиппович совсем другой. Он,не жалуясь, молча свои проблемы решал. Какими бы сложнымиони ни были. Помнится, пыльная буря по области пронеслась.Много беды натворила. Только�только успели залатать раны, нане�сенные хозяйству области фашистами, а тут – она. Сколько стол�бов электрических повалила, сколько крыш на животноводческихфермах сорвала, не говоря уж о домах. Они же в основном соломойу людей крыты были. Носилась та солома страшными тучами, показа деревья садов и ветрозащитных посадок не цеплялась. Кое�гдемашины даже переворачивались. Они тогда в обкоме партии все наушах стояли. Звонки, звонки... Один тревожнее другого. Не быловестей только из Куйбышевского и Васильевского районов. Теле�фонная связь была стихией повреждена. Правда, едва связисты,которых он, Диброва, все время в напряжении держал, восстано�вили, Хуторной сразу же ему позвонил.

17

– Докладываю вам, Иван Антонович, что коммунисты районаведут героическую борьбу со стихией.

– Ладно тебе, борец, – усмехнувшись про себя, остановил еготогда. – Скажи лучше, справишься ли сам с последствиями?

Василий Афанасьевич, прежде чем на вопрос ответить, все�такио героизме своих земляков рассказал, а потом со вздохом обронил:

– Какой народ у нас, Иван Антонович! Какие люди! С ног ва�лятся, а дело делают. Не помочь им, не поддержать, просто грех.

Потом такую помощь у области запросил, что волосы дыбомвстали.

– Совесть имей, Василь! – шумнул на него. – Буря по всей обла�сти гуляла. Во всех районах беда, а резервы наши, сам знаешь, какие.

– Ну хоть что�нибудь? – взмолился Хуторной. – Хоть немного.Помогли ему, конечно. Металлургический комбинат, другие

промышленные предприятия мобилизовали. Ну и Москва с Кие�вом кое�что подбросили.

Пуйде он сам позвонил.– Как дела, Александр Филиппович?– Работаем, Иван Антонович. Устраняем последствия стихии.– Помощи не просишь?– Пока справляемся. Как в других районах?– Много разрушений в Куйбышевском, Михайловском, То�

мацком районах.– Понятно. Тогда помогайте им. Мы пока сами постараемся.Пуйда так и не попросил помощи. Что это было – то ли гор�

дость чрезмерная Александра Филипповича, то ли скромность, по�нимание того, что у других дела обстоят хуже и беспокоить облас�тное начальство было бы нечестно с его стороны? Он, Диброва, таки не понял. Да и некогда было разбираться в этих тонкостях: ну непросит человек помощи, и ладно. У них же в области такие возмож�ности были ограниченные. Манна небесная не сыпалась. По кро�хам те проклятые резервы делить приходилось. Давали тем, ктобольше всех в них нуждался. Ну и, конечно, ... конечно, к комудуша лежала, кто, как говорится, был сердцу мил. А Пуйда, нужнопризнаться самому себе, к таковым не принадлежал. Что тут поде�лаешь? Да... Жаль мужика. Подвела его жена, в любовной страстипозарившись на чужое. Крепко подвела!

Пуйда был тихий, не броский с виду. Не то что Хуторной: высо�кий, стройный как кипарис и весельчак, заводила. Там, где Василь,всегда шутки, смех. И работать же, чертяка, умел. Умел! Ничего нескажешь. Поэтому и предложил его вторым секретарем, когда ухо�дил в ЦК. Прокофьев стал первым, Белоуса, его, Дибровы, бывше�го заместителя, избрали председателем облисполкома, а на его ме�сто Хуторного выдвинули. И, нужно сказать, он старался. Старалсяв меру своих способностей. А они, эти самые способности, у каж�дого свои и различную меру имеют. Дашь человеку ношу тяжелее,

18

чем он может нести, и беда будет. Сам опозорится, и тебя подведет.Такого, конечно, с Хуторным не случилось. Подвести он не подвел,но те, кому положено, увидели, что ноша второго секретаря обкомапартии для него тяжеловата.

Когда стали его перемещать со второго секретарем – предсе�дателем партгосконтроля (должность вдруг такую придумали!), Ва�силий Афанасьевич к нему, Диброве, пришел. Нет, он не жаловал�ся, не просил защиты прямо, но всячески подчеркивал, что надеет�ся на его, Дибровы, выдвижение на пост первого секретаря ЦК КПУкраины. По привычке своей анекдот ему рассказал:

– Слышали, Иван Антонович, какой вопрос недавно задалоармянское радио?

– Ну, ну, – усмехнулся, ожидая очередной шутки от извест�ного балагура.

– О! Спрашивают, что будет, если пропустить Хрущева черезкукурузу? – понизив голос и заглядывая собеседнику в глаза, про�изнес Хуторной. Произнес и замер, играя бровями, словно пригла�шая: “Ну, давай! Давай, Иван Антонович! Отвечай. Ты же знаешь”.А он, Диброва, и в самом деле знал. Знал, потому что слышал этотанекдот, уже гулявший по Киеву. Тогда чудачества Никиты Серге�евича, его нахрапистое внедрение кукурузы, всем уже основатель�но поднадоели. Не всем было по душе и подыгрывание Шелеста,тогдашнего первого секретаря Киевского обкома партии “главно�му кукурузнику страны”, что, видимо, и стимулировало народноетворчество. Знать�то знал, но виду не подал, и Хуторной сам вы�нужден был давать ответ.

– Будет... Шелест! – выдохнул он из себя. Ожидал, конечно,что засмеется он или хотя бы улыбнется. А тут – ни того, ни друго�го. Собеседник сидит с каменным лицом и глаза опустил. В головемысли всякие тревожные пронеслись: “Что, мол, такое? Почемутак ведет себя Иван Антонович? Неужели...” Словом, тревога. Рас�терялся Василий Афанасьевич. Стушевался, лицо красным вдругстало. Но все же пытается держать марку. Покашляв для видимос�ти, за платочком в карман полез.

– Да�а�а, Василь! – поднял, наконец, глаза Диброва. – Так зачто, говоришь, Каин Авеля убил?

Спросил и, не выдержав, усмехнулся. Хуторной, так и не успевподнести к губам свой платок, на какое�то время замер с открытымртом. Смятение и страх, только что метавшиеся в его глазах, мед�ленно уползая куда�то вглубь, постепенно уступали место обычнойвеселости.

– По... попался, дурак! – выдавил он из себя. – Первый разпопался! Думал, не успел еще дойти до вас анекдот.

– Уж что другое – недостаток какой, аварию, срыв плана –это не торопятся сообщить наши товарищи, а анекдоты – тут каж�дый друг перед другом спешит. Вам, периферийщикам, за столич�ными не угнаться.

19

– Где уж нам! – уже успокоившись, смеясь, согласился Ху�торной. – Столица есть столица.

– Так�то оно так, – согласился с ним Диброва. – Только незабывай, что не сегодня, так завтра Шелест первым секретарем ЦККомпартии Украины станет. А Петр Ефимович анекдотчиков неочень жалует.

– Таки он?! – с явным огорчением переспросил Хуторной. –А мы думали вы.

– Мало что вы там думали! – отмахнулся Диброва. – Стар яуже для такой должности.

– Это вы�то стары?! – даже привстал со своего места Хутор�ной, готовый опровергнуть слова Дибровы.

– Ладно, ладно тебе, Василь, – махнув рукой, остановил егоИван Антонович. – Сам знаю, что староват уже для такого дела...

– Да как же так?! – горячился Хуторной, хотя уже и менееуверенно.

– Староват, староват. Я и в Москве про то сказал.И это была правда. Тогда в Центральном Комитете как раз эта

самая кадровая кухня работала. Ну и его на пробу позвали. Шеле�пин долго с ним беседовал. Прощупывал, все выспрашивал, как впромышленности дела, как кадры секретарей обкомов партии.Иван Антонович старался отвечать как можно более спокойно иобстоятельно, а сам�то главного вопроса ждал. Что ж он, не пони�мал, зачем его пригласил секретарь ЦК партии, ведающий кадра�ми? Хорошо понимал! И, чего греха таить, знал, что и его кандида�тура московскими поварами рассматривается. Знал его давненькоНикита Сергеевич. С Подгорным не один год вместе проработали.Да и с Шелепиным не раз доводилось встречаться. А вдруг он сей�час возьмет и скажет: “Есть мнение рекомендовать вас, товарищДиброва, первым секретарем Центрального Комитета республи�канской парторганизации. Как на это смотрите?” Как? А как онможет смотреть? Это ведь, по сути дела, поручение, задание тебе,коммунисту Диброве, солдату партии. Ну а у солдата один ответкомандиру: “Есть!”

Только Шелепин поступил иначе. Он, против обычного, какбудто бы никуда не спешил. Вроде и дел у него, кроме этой беседы,больше никаких не было. Внимательно слушал ответы Ивана Анто�новича, изредка кивая своею красивою головой, и слегка прищу�ренными глазами сверлил. Будто в самую середину, в душу собе�седнику заглянуть старался. Видно, проверить ему хотелось, чтотам происходит, что эта самая душа говорит. Диброва и сам хорошознал, что не всегда душа с языком одинаково говорят. Язык ведьбез костей. Голова дает команду работать, прятать грехи, которыедуша на себя взяла, он и рад стараться. Почище всякого веника сле�ды заметает. Правда, и мусора туда, в душу намести может. Не зряже говорят: “Язык мой – враг мой”. Тут у нормального человекаголова, его главный контролер, работать должна. Скажешь не то,что нужно начальству, себе навредишь. Ну и делу, конечно.

20

Эти или подобные им мысли проносились в голове Дибровы,когда вдруг он услышал:

– Николай Викторович Подгорный в гору пошел. Кому женашу славную Украину доверим, Иван Антонович?

“Вот оно! – мелькнула мысль. – То самое, ради чего менясюда позвали”. Его мнение спрашивают. А коль так, то сам же себяне назовешь. Выходит, другая кандидатура у московских поваровна примете. Другая... Не он. Легкая обида кольнула в грудь. Но онсправился. Быстро взял себя в руки и, не отводя глаз от цепкоговзгляда Шелепина, неторопливо проговорил:

– Кому? Да людей у нас на Украине хороших достаточно. Естьони и в Центральном Комитете, и среди первых секретарей обко�мов партии.

– Из первых обкомов? – оживился Шелепин. – И кто же, повашему мнению?

Диброве хотелось назвать Щербицкого, но он знал, что днеп�ропетровца терпеть не может Хрущев, ответил:

– Кто? Ну, прежде всего, Шелест.– Вы думаете, что Петр Ефимович справится? – спросил Ше�

лепин, а потом поправился, – Думаете, справился бы?– Конечно! Первый секретарь столичной области, член бюро

ЦК Компартии Украины, опыт большой и авторитет соответствую�щий. Думаю, Петр Ефимович сможет справиться с этой работой.

– Думаете? – усмехнулся довольно Шелепин и, будто спохва�тившись, спросил: – Ну а вы? Вы сами, Иван Антонович, справи�лись бы с обязанностями первого секретаря ЦК республиканскойпарторганизации?

– Я? – сдвинул плечами Диброва.– Ну да! Вы бы справились? У вас же опыт и авторитет в рес�

публике, да и во всей партии. Ведь не первый раз избираетесь чле�ном ЦК.

– Не первый, – кивнул головой Диброва и тут же похвалилсебя за то, что разгадал уже, видимо, заранее принятое в Кремлекадровое решение. – Не первый. Только для того, чтобы тащитьреспубликанский воз, нужен человек помоложе.

– Вы так считаете? – спросил Шелепин и глаза его потеплели.Теперь уже никакого сомнения в том, что он вел себя правильно, уДибровы не было. Решение на самом верху уже состоялось.

– Считаю, что так будет правильно, – твердо ответил Диброва.– Ну что ж, – Шелепин откинулся на спинку кресла, – благо�

дарю за беседу. О нашем разговоре я доложу Никите Сергеевичу исекретариату. Мы вас, Иван Антонович, ценим и с вашим мнениемсчитаемся. Спасибо.

Шелепин встал со своего кресла и протянул поднявшемусявслед за ним Диброве руку.

– Всего вам хорошего, Иван Антонович.– До свидания.

21

– До скорого свидания, – расплылся в улыбке Шелепин. – Ивот еще что, Иван Антонович. Врачи обижаются на вас.

– Врачи? – нахмурился Диброва.– Да, да. Не жалеете вы себя. Лечиться не желаете. В этом году

наверняка опять в отпуске не были. Так ведь?– Так, – кивнул головой Диброва.– Ну вот! А ваше здоровье – это ведь тоже достояние партии.

Надо его беречь, Иван Антонович.После избрания Шелеста он таки уехал в отпуск и впервые за

долгие годы отгулял его полностью.Московские повара, как про себя он называл партийное руко�

водство, республику не забывали. Бывал в Киеве Хрущев, да и Под�горный с Брежневым сюда наведывались. Подгорный так тот вооб�ще с тоской вспоминал свою прежнюю работу и однажды дажепризнался ему в беседе:

– Эх, Иван Антонович, Иван Антонович! Счастливые вы людиздесь в Киеве.

– Ну, Николай Викторович! – рассмеялся Диброва. – Кто из нассчастливее, еще нужно посмотреть. Вы же в Москве ближе к солнцу.

– Думаешь? – прикрыл глаза Подгорный и, вздохнув, тихообронил: – Жарковато там, Ваня.

– Да и у нас вроде не холодно. Сколько работы, Николай Вик�торович.

Но Подгорный тогда продолжать разговор не стал и, согласив�шись на то, что ждет его Шелест, покинул кабинет Дибровы. Под�горный с Иваном Алексеевичем во время совместной работы в ЦККомпартии Украины всегда был откровенен и держался просто.Поэтому поведение Николая Викторовича в тот его приезд вызвалоу Дибровы недоумение.

“Что это с ним происходит? – думал не раз. – Может быть,слишком высоко взлетел и теперь дает понять, что прежних отно�шений уже быть не может? Барьер между нами возводит. Но за�чем? Я ведь и сам понимаю, что сейчас он второй человек в партиии, кажись, держу себя в рамках. Не панибратствую. Да и НиколайВикторович тоже не бурбон какой�нибудь. Нет. Здесь определенночто�то не то. Не то!”

Разгадка наступила после их доверительного разговора с Ше�лестом. К нему Петр Ефимович готовился долго, подбираясь осто�рожно и с опаской, будто кот к беспечному воробышку. А ИванАнтонович сам себе такую роль воробьиную придумал. И не толькопридумал, но и сыграл. Тоже ведь не лыком шит. Видел, что неспро�ста зачастили на Украину московские гости. Ой, неспроста! Не�ужели Хрущев ничего не чувствовал?

Иван Антонович последний раз перед снятием Хрущева виделНикиту Сергеевича, когда тот сопровождал Фиделя Кастро в егопоездке в Киев. Он тепло с ним поздоровался и даже, подмигнувДиброве, то ли в шутку, то ли всерьез бросил:

22

– Не пора ли и тебе, Иван Антонович, вслед за Подгорным вМоскву перебираться?

– Что вы, дорогой Никита Сергеевич! – рассмеялся Диброва. –Я без Украины не смогу.

– Ну, ну, – неопределенно буркнул Хрущев, сразу же поте�ряв к нему интерес.

А через несколько месяцев того же 1964 года состоялся расши�ренный Пленум ЦК КПУ, на котором с докладом “О борьбе КПССза сплочение международного коммунистического движения” вы�ступал Подгорный. После его отъезда стал Иван Антонович заме�чать, что с Шелестом что�то происходит. Был он задумчив и, какпоказалось, насторожен. В чем дело, спросить не решался. Нельзя,не положено. Мало ли как Петр Ефимович отреагирует на его лю�бопытство. Если уж есть, что ему сказать, поделиться какими�тосомнениями, то пусть уж сделает это сам, когда придет время.

И время пришло. Шелест как раз из Москвы возвратился, кудаездил поздравлять Хрущева с семидесятилетием. Поздно вечеромехали они вместе с Петром Ефимовичем на загородные дачи.

– Давай пройдемся немного, Иван, – предложил Шелест.– С удовольствием, – согласился Диброва. – За день так на�

сиделись, что все кости болят.– На�си�де�лись, – по слогам произнес Шелест и на какое�то

время замолчал. Диброва неторопливо шагал, вдыхая свежий ве�сенний воздух и стараясь держаться рядом с явно уступающим емув росте Шелестом.

– Привет тебе от Николая Викторовича, – нарушил молчаниеШелест.

– Спасибо, – оживился Иван Антонович. – Как он там?– Как? – переспросил Шелест и, пристально глядя на собе�

седника снизу вверх, произнес: – Тоскует твой Николай Викторо�вич. Говорит, что, была бы возможность, с радостью возвратилсябы в Киев.

– Вот как!– Ага, – опустил голову Шелест. – Я ему говорю: “Возвра�

щайся, я место уступлю, а сам на завод с удовольствием пойду ра�ботать”. Думал, он шутит, блажь какая нашла. Так нет же! Всерьезсобирается обратно... Даже квартиру попросил на всякий случайзабронировать.

– Ого! Серьезная, видать, причина.– А ты как думал?! Не сладко ему у трона... Да и не только ему.Какое�то время шли молча. Иван Антонович, боясь нарушить

состояние откровенности Шелеста, а тот, – видимо, все еще не ре�шаясь сказать ему все до конца.

– В последнее время старик чудит много, – тихо обронил Ше�лест, зябко поеживаясь. – С товарищами в Президиуме ЦК не счи�тается. Все сам норовит делать. На секретарей ЦК как на мальчишекпокрикивает. Одним словом, поганая там обстановка. Поганая!

23

– Возраст, конечно, сказывается, – вздохнул Диброва.– Во�во! 70 лет все же. Почти уже старик. Пора и на отдых...Выпалив все это, Шелест остановился и, медленно подняв голо�

ву, внимательно окинул взглядом Диброву.– Все верно, – выдержав его взгляд, отозвался Диброва.– Нет, – поправил шляпу и поднял воротник плаща Шелест. –

Мнение это не мое. Ты же сам видишь, как Никита Сергеевич отно�сился к нам, к Украине и ко мне лично. Да и дела у нас, по�моему, не�плохо идут. Тут и наш, и твой, Иван, вклад есть. Есть, и немалый.

– Зачем считаться?– Вот именно! Один воз везем. Общее дело делаем. И хотелось

бы, чтобы правилось оно лучше, сильнее. А для этого молодые силынужны, молодые головы и молодые руки. Как думаешь?

– Все правильно.– Ну вот! Не знаю, что будет дальше, но не исключаю пере�

мен. Каких? Когда? Этого сказать не могу. Но к ним мы – ты, я даи другие члены ЦК КПСС – наши украинцы должны быть готовы.Согласен?

Диброва понял, что его вовлекают в заговор. Как быть? Ска�зать, что все это нечестно, грязно? Но когда политика была чистойи честной? Отказаться? Уклониться от прямого ответа? Так кто жеему позволит? Ведь коль с ним столь откровенен Шелест, то навер�няка маховик заговора уже запущен и его не остановить. И тех,кто, зная о нем, попытаются остаться в сторонке, ждет незавиднаясудьба. Тогда что же ему остается?

– Согласен, – ответил он.– Вот и хорошо! – оживился Шелест. – Пока о нашем разго�

воре ни слова. Надеюсь, ты понимаешь?– Понимаю.– Ага! Кашу эту варят московские повара, а нам остается по�

могать, как попросят и есть, когда пригласят к столу...После этого Шелест еще не раз встречался и с Брежневым, и с

Подгорным в Киеве, а также во время отдыха в Крыму, вел частыетелефонные переговоры. О чем шла речь, Иван Антонович не знал,но постоянно чувствовал на себе внимательный и колючий взглядПетра Ефимовича.

“Чего это он? – недоумевал Диброва. – Не доверяет? Боится,что предам? Тогда зачем со мной говорил? Зачем открылся? И, вид�но, не мне одному. Да, так и есть! Не зря же у секретарей и еще коеу кого лица каменные. А оно и не удивительно: откроется эта хре�новина Никите и тот враз захлопнет мышеловку. Никто и пискнутьне успеет...”.

Но Хрущев так ничего и не узнал. А, может быть, узнал, но неповерил? Шелест же ему прямо в рот заглядывал, каждое желаниеспешил угадать и выполнить. На задних лапках ходил. И разве онодин? А Подгорный, Брежнев, Шелепин, другие “соратнички”? Та�кие песни пели “дорогому Никите Сергеевичу”, что дальше некуда.

24

Лестью глаза ему замазали и уши залепили. Уж что�что, а льститьмы научились. В этом искусстве, пожалуй, и китайцев с японцамипереплюнули.

Когда “дело” завертелось, к пленуму пошло, Шелест и его, Диб�рову, в работу включил. На полную катушку. Пришлось по его пору�чению с членами ЦК КПСС беседовать, на “путь истинный” направ�лять. Гуртом, как говорится, и батька легче бить. Никто из их укра�инцев не посмел слово сказать в защиту Никиты. Одна их Иващен�ко, секретарь ЦК КПУ, прозванная актвистами вареничницей, по�пыталась поквохтать недовольно и крыльями помахать как та полох�ливая курица, но Шелест ее быстро утихомирил. Словом, как друж�но славили Никиту, так дружно и оплевали, отправив на пенсию.

Дело как будто бы сделано. Победили субъективизм и волюн�таризм. Работай себе спокойно. Только покоя этого самого как рази нет. И Шелест, которого Диброва поддержал, поставив на картусудьбу свою (да что судьбу? Жизнь свою наверняка!), не только нестал ему ближе, а, наоборот, отдалился. Сколько раз Иван Антоно�вич видел как слушая его Петр Ефимович: то кривится, то сердитонадувает губы. Почему? Что ему не нравится, не говорит. А ведь ненравится же, не нравится ему что�то или кто�то? Да, скорее всеготак. И этот кто�то – он, Диброва. Не нравится, потому что был сви�детелем участия Шелеста в грязном деле. Именно в грязном! Сни�мали то Никиту подленько, гаденько подкрадываясь. Готовясь про�изнести свою речь, которая бомбой взорвала уверенность Хруще�ва тогда, Петр Ефимович перед Никитой не раз на брюшке ползал.Ползал! Ползал! И он, Диброва, это видел. Теперь вот “мужествен�ный” Петр Ефимович и мается думкой, как быть. Неудобен длянего Диброва. Совесть его тревожит. А раз так, то...

Дверь неслышно отворилась и в палату вошли начальник чет�вертого управления Минздрава Украины с ведущим хирургом.

– Как себя чувствуете, Иван Антонович? – устроившись вкресле, с дежурной улыбкой спросил минздравовец.

– Как себя чувствуют люди моего возраста? – нахмурилсяДиброва. – Не хуже, чем было, но и не лучше, чем будет.

– Ну зачем вы так, дорогой Иван Антонович?!– А у вас есть другое мнение?– Конечно! Подлечили вас немного. Вот только... только пе�

чень ваша нас беспокоит. Надо бы прооперироваться. Это, как ут�верждает Владимир Маркович, совсем не опасно...

– Ну вот что, хлопцы! – оборвал минздравовца Диброва. –Агитировать меня не надо. Я сам кого хочешь сагитирую. С такой,как у меня, печенью жить можно?

– Иван Антонович!– Нет, ты скажи: можно или нельзя?– Да сколько угодно людей, у которых такие же, как у вас, случаи.– О! Их вы не трогаете? Нет. Вот и меня пока на стол не тащите.

25

– Так мы же, чтобы вовремя, чтобы не опоздать...– Не опоздаете! Вы хлопцы быстрые и ловкие. Успеете. Под�

лечили меня и хватит пока. Нечего казенную постель мять. Пора наработу. Так что выписывайте.

– Ну... как скажете...– Вот так и скажу.

26

2

Восстановительный процесс, который развернулся впартии после смещения Хрущева, не обошел и Заднепровскую об�ласть. Как и предполагали аппаратчики, объединенный обком партии,разместившийся в здании промышленного обкома, возглавил егобывший первый секретарь Алексей Алексеевич Троненко. А совсемнемного пробывший на посту первого секретаря сельского обкомапартии Федор Яковлевич Белоус был избран председателем облис�полкома. Произошли перемены и в комсомольском руководстве.

– Не прыйшлось нам з Белоусом покеруваты, – с явным со�жалением вздыхал маленький с румяным и нежным как у девушкилицом Пастушенко. – Я ж и не успел звыкнуть до того кресла пер�вого секретаря сельского обкому комсомола. И не обтер ще какследует его.

– Ничего, Витя! – успокаивал его новый вожак комсомолииобласти Григорий Марченко. – Ты теперь в своем управлениисельского хозяйства такой класс покажешь. Пусть дрожат колорад�ские жуки, будяки и другая нечисть. Первый заместитель началь�ника – это же что�то да значит.

– Та воно так, Гриша, – кривился Пастушенко. – Токо жкомсомола жалко.

– Согласен, – пряча улыбку, отозвался Марченко, обнимая заплечи Пастушенко, который был ему по грудь. – Согласен, Вик�тор. Но куда деваться? Возраст есть возраст. Тебе же уже за трид�цать. Вот у нас из состава промышленников Гришу Долю выдерну�ли: секретарем Шевченковского райкома партии избран.

– Знаю! – махнул рукой Пастушенко, освобождаясь от объя�тий и недовольно морща нос. – Уси колысь�то пидем.

– Вот�вот! Вчера Юру Мащенко Корнев грозился забрать.Пока с трудом уговорил оставить его заведующим отделом комсо�мольских организаций. Для себя, для своего орготдела кадры гото�вит. А то, что нам в нашем отделе пропаганды никого не осталось,ему плевать. Володька Петров хороший парень, но ведь он не про�пагандист. Я же понимаю, что он под меня подсадка. А мне ведь сосвоим “лихим” чубом..., – Марченко любовно погладил лысую какколено голову. – О! Видал, как сверкает? Мне ведь тоже долго неудержаться в молодых.

– Отож! Отож, Гриша!– Но что поделать? Комсомол же резерв партии. Нам говорят:

“Надо!” Мы отвечаем: “Есть!”И это была сущая правда. Молодость – товар скоропортящий�

ся. Человек не замечает, когда она начинается и когда кончается.Еще, кажется, вчера Юрий Мащенко со своими однокашникамибыли беззаботными холостяками, а теперь – женатые люди. Мар�ченко после работы спешит к своей крохотной копии Иришке,

27

Грише Доле Вита подарила забавного бутуза Пашку. Да и у них соСветой агукает маленькая Маришка.

Юрий хорошо помнит, как привез их со Светой из родильногодома в старенькую времянку, которая досталась им по наследствуот Бориса Козленко с его Нинель, получивших вскоре после же�нитьбы собственную комнату.

– Ты же, Юра, не забудь, – похохатывая инструктировал егоБорис, – собачку зовут Дозор, а хозяйку – Варварой Исааковной.

– Ладно, ладно тебе!– Не ладно, ля�ля�ро! – настаивал Борис. – Назовешь ее Вар�

варой Исааковной и она может обидеться.– Кто? Собачка?– Ну да! Хозяйка не обижается. Она только квартплату увели�

чить может.– Понятно.В старенькой времянке, затерявшейся среди одноэтажных до�

миков Крутого Яра, начиналась жизнь молодой семьи. Место ти�хое, воздух чистый и цена терпимая. Прямо рай для влюбленных.Правда, не прошло и двух месяцев, как над крутояровским “Эде�мом” прокатились первые раскаты семейного грома.

– Картошка сырая, – буркнул торопившийся на работу Юрий.– Не выдумывай, – фыркнула Светлана.– Говорю тебе – сырая! – обжигаясь подрумяненным кружоч�

ком, скорчил недовольную мину Юрий. – Что за мода возражать?!– Ах так! – вспыхнула Светлана и, выхватив из�под носа

Юрия сковородку, выскочила во двор.Юрий, чертыхнувшись про себя, стал молча собираться.“Бабье зловредное! – кипел он. – Видит же, что не права.

Сама видит. Потому и пошла дожаривать. Все равно поспоритьнадо. Теперь пусть сама и ест. В другой раз будет знать”.

Но Светлана и не собиралась исправлять свою ошибку. Воз�вратившись с пустой и уже помытой сковородкой, она молча по�ставила ее в тумбочку.

– Выбросила? – не выдержав, спросил Юрий. – Выбросилакартошку?

– Зачем выбрасывать? – повела плечами Евина дочка. – От�дала Дозору.

– До�зо�ру?!– Ага! Между прочим облизывался и хвостиком махал. Благо�

дарил. Значит, понравилась собачке картошечка.– Ну и спасибо тебе! – сквозь зубы буркнул Юрий.– На здоровье.То была их первая ссора. Встретившись после работы вечером,

они вспоминали о ней с юмором.– А что? – уминая яичницу с колбасой, похохатывал Юрий. –

Собака – друг человека. Ей тоже есть нужно.– Может быть, поделишься? – улыбнулась Светлана, кивнув

на сковородку.

28

– Но, но! – шутливо погрозил пальцем Юрий. – Хорошегопонемножку. Дозорчику переедать вредно.

Готовясь к зиме, Юрий завез полторы тонны угля и дровишек.Думал, как�нибудь перебудут они со Светланой зиму. А там, гля�дишь, и квартиру Марченко обещал в новом доме обкома партии,отделка которого уже завершалась. Вдвоем они, может быть, и одо�лели бы лютую стужу, которая разыгралась той зимой. Но как раз всередине февраля у них родилась Маришка. Девочку нужно былокупать, пеленать, а времянка она и есть времянка. Как ни затыкай,ни завешивай прохудавшие стены, а ветер сквозь них нет�нет да ипрорвется. Словом, “Эдем” пришлось оставить. Правда, не без вме�шательства бабушки малышки.

– Вы что? Глупые совсем! – осмотрев “Эдем”, возмутиласьКлавдия Николаевна. – Ребенка застудить хотите? Давайте к нам.

Пришлось перебираться в Никополь. Юрий со Светланой по�том часто вспоминали, как в день их приезда дедушка робко загля�дывал в отведенную им комнату.

– Ну что же вы, дедушка! – окликнула его Светлана. – Захо�дите. Посмотрите на правнучку.

– А можна? – покашливая, мялся Николай Ефимович. –Вона ж зовсим малесенька.

– Заходите, заходите.Потоптавшись у порога, старик наконец приблизился к ма�

лышке. Прикрыл сухонькой рукой рот и долго смотрел на ребенка,чему�то улыбаясь в усы.

– Ось вам, понимаете, чудо!– Ну какое же чудо, дедушка?! – засмеялся Юрий. – Ребе�

нок как ребенок.– Э�э�э не, Юрок! – покачал головой старик. – Чудо, кажу тебе.– Это ж почему?– А ты скажи мени, онучек, хто твий дид и батько?– Как хто? Мащенко и...– Не, не! – замотал белой головой Николай Ефимович. –

Якои мы национальности, пытаю?– Ну ты и папа же из Потавщины. Украинцы, значит.– О! А бабуся твоя?– Так белоруска же она. Из�под Слонима.– Ага! А в Светочки батько тож белорус, а мама – полька. Так

я кажу?– Правильно, дедушка, – взяв на руки малышку, подтвердила

Светлана.– Выходит наша манюня то донька вас, двох батькив и трех

народив. От як! Чи не чудо �